Почему пандемия коронавируса сопоставима со Второй Мировой, занижают ли в России смертность от вируса и при чем тут либералы?
---
Владимир Тимаков, депутат Тульской городской думы, биолог и демограф рассказал «Русской Весне» о том, как обстоит ситуация с коронавирусом в России и в мире, за что либеральная пресса опять критикует «путинский режим» и почему в 1990 — 2000 годах в Дагестане умирали дети. Но обо всём по порядку.
Для начала мы попросили Владимира Викторовича поделиться своим экспертным мнением относительно коронавирусной ситуации в Дагестане. Ранее сообщалось, что от инфекции в республике умерло более 40 врачей, о чём говорил глава республиканского минздрава Джамалудин Гаджиибрагимов.
РВ: Владимир Викторович, что заслуживает внимания наших читателей на фронте борьбы с коронавирусом? Что нового произошло?
В. Т.: На днях состоялось экстренное совещание по Дагестану. Президент пригласил не только руководителей республики, но и муфтия, который сам болеет. С точки зрения формальной — поводов для такого экстренного совещания никаких не было. Потому что в Дагестане заболевших на миллион населения если считать, то в два раза меньше, чем в среднем по России.
А умерших — всего 29 от COVID-19. И вдруг — такое экстренное совещание! Причина эта в СМИ уже описана, потому что в Дагестане за период с начала эпидемии — более 650 случаев смерти от пневмонии. Если мы посмотрим на статистику пневмонии в Дагестане, там обычно такое количество людей от пневмонии умирает за год, а здесь — за 1,5 месяца умерло.
Очевидно, что большая часть этих смертей, с очень большой вероятностью — не выявленный COVID-19, не выявленная коронавирусная инфекция. И это говорит о том, что выявляется очень небольшая часть случаев и в республике действительно создалась критическая ситуация.
РВ: В адрес российских властей в последнее время сыплются критические замечания со стороны либеральной прессы: мол, скрывают подлинный размах трагедии. Что вы по этому поводу можете сказать, есть ли для таких обвинений реальные основания?
В. Т.: На первый взгляд есть. Кроме скрытой смертности в Дагестане показательна ситуация в Москве, где апрельская смертность превысила обычную для этого месяца 1800 человек. А COVID-19 вызваны только 650 случаев из них. Похоже, значительная часть остальных вполне возможно связана с невыявленным COVID-19. Это дало повод для жёсткой критики нашей власти, которая якобы «скрывает» масштабы эпидемии и «не справляется» с ней.
Но надо сказать, что такая ситуация характерна не только для России. Скрытые, не выявленные факты смерти от коронавирусной инфекции характерны практически для всего мира. Мы помним, что китайцы поправились примерно через месяц после всех этих событий в Ухане. И, уточнив число умерших, они прибавили где-то тысячу человек. То есть у них было 3,5 тысяч, а стало более четырёх с половиной. И западная пресса в результате обрушилась на КНР, что вся китайская статистика «лживая», что успех и победы Китая над коронавирусом просто основаны на «лживой» статистике.
Но как выяснилось, на Западе масштабы скрытой смертности от коронавируса ещё больше, чем в Китае и в России. Например, в одной только Великобритании — 16,7 тысяч человек за один месяц. То есть, сверхсмертность у них — более 43 тыс. 27 тыс. — это выявленные случаи COVID-19, а остальные 16 с лишним тысяч — это просто непонятно откуда.
Большинство специалистов склоняется к тому, что это просто необнаруженные смерти от COVID-19. А в целом по миру New York Times насчитывает только за апрель — 63 тысячи невыявленных случаев по очень, кстати, ограниченной группе стран. Российский «перебор» здесь только 1,4 тысячи. Так что оснований выделять Россию как особо неудачливую страну в борьбе с инфекцией нет.
РВ: Большинство невыявленных случаев в развитых странах или в странах «третьего мира»?
В. Т. В развитых. А по третьему миру статистики вообще мало. Если мы посмотрим на формальную статистику, то увидим, что в странах «третьего мира» ситуация намного лучше, чем в развитых странах. Заражённых, умерших гораздо меньше. Но это видимое преимущество развивающихся стран объясняется почти исключительно слабым диагностированием. Сравним, допустим, Бразилию и Россию. В России — 6,5 млн тестов поставлено. Это данные на 15 мая. По ним выявлено: менее 300 тыс. больных и менее 3 тыс. смертей. А в Бразилии за этот же срок поставлено всего 750 тыс. тестов, но больных выявлено не намного меньше, чем у нас — около 200 тыс. И смертей намного больше, чем в России — 14 с лишним тысяч.
А представьте теперь, что в Бразилии не 700 тысяч тестов бы сделали, а 7 миллионов? Насколько больше нашли бы инфицированных и умерших от COVID-19? Мы бы увидели, возможно, там цифры уже превышающие европейскую статистику, превзошли бы Англию, Испанию и, возможно, Бразилия уже второе место могла занять после США, если бы там много тестировалось. 14 тыс. обнаруженных бразильцами смертей при таком ограниченном диагностировании говорит, что там эпидемия намного глубже зашла, чем у нас. У нас даже с дагестанскими и с московскими поправками — а это два самых тяжёлых региона, если так серьёзно разбираться. Москва, Московская область и, пожалуй, Дагестан, даже с поправкой на вероятную неучтённую смертность намного меньше умерших от коронавируса, чем в Бразилии.
Это крайне ограниченное видение эпидемической картины из-за дефицита тестов не только к Бразилии относится. Я думаю, аналогичная ситуация во всех странах менее развитых и менее богатых. Поэтому, когда мы говорим, что к середине мая в мире от COVID-19 умерло 350 тыс. человек, то это только верхушка айсберга. Фактически погибших, конечно, намного больше.
РВ: Не может такого быть, что люди умирают от экономического кризиса? От закрытия бизнеса, увольнений, потери работы, доходов?
В. Т.: Безусловно, будет возрастание смертности от экономического кризиса, вызванного COVID-19. Но не бывает так, чтобы экономические сложности сразу проявились в смертности. Сразу может проявиться только один момент: бросились лечить COVID-19, все силы туда мобилизованы и не хватает сил на лечение других болезней. Потому откладываются неотложные операции. Может просто даже не хватать коек, не оказываться своевременно помощь. «Скорая помощь» может не приезжать, потому что загружена коронавирусными больными. Из-за этого может возрастать суммарная смертность. А от экономических неурядиц, от падения социально-экономического уровня негативный эффект возникает обычно полгода или год спустя, ведь есть запас инерции, запас здоровья, запас каких-то накоплений материальных.
Эти последствия ещё предстоит расхлёбывать.
РВ: Можно ли сказать, что первые месяцы эпидемии полностью опровергли тех, кто утверждал, что проблема раздута прессой? Что всё это манипуляция испуганными людьми?
В. Т.: Факты подтверждают, что распространение коронавируса — действительно серьёзная трагедия, которая далека от надуманного пиара. Я уже проводил параллель с Мировой войной: это и по жертвам, и по последствиям вполне сравнимое явление. Если взять ту же Великобританию, то во Второй мировой войне в среднем каждый месяц уносил примерно 5,5 тыс. британских жизней. А один месяц COVID-19 унёс уже более 40 тыс! То есть, за время эпидемии в Великобритании от коронавируса погибло (и это надёжно зарегистрированные случаи) фактически в 5 раз больше, чем за месяц войны. И плюс в 3 раза больше, чем за месяц войны, умерло от таких непонятных случаев, которые, скорее всего, они не определить смогли охватить в силу несовершенства здравоохранения и вообще социальной системы.
И такие невыявленные, скрытые смерти многочисленны и в Англии, и в Дагестане. В любом государстве, атакованном инфекцией.
Каждое государство сейчас, как на войне, проверяется как бы на свою прочность и у всех открываются свои слабые, уязвимые места.
РВ: Владимир Викторович, российские либералы на «Эхе Москвы» сравнили смертность в Дагестане от COVID-19 и от пневмонии и утверждают, что власти занизили подлинную смертность от коронавируса в 21 раз. При этом обвиняют «гнилое государство» и «путинский режим» в уничтожении медицины. Как вы можете это прокомментировать?
В. Т.: Вообще я слышал такое обвинение от Алексея Мельникова. Он говорил, что в огромной смертности от коронавируса «виноват путинский режим», который «все деньги бросил на военные авантюры», «на накачивание военной мощи», «на войны» на Донбассе, Сирии, Ливии и где угодно и «на противостояние с Америкой, а мог бы…». Но мы видим, что в европейских странах смертность ещё выше. И разрыв между официальной статистикой жертв COVID-19 и фактическим ростом смертности под стать дагестанскому. Тут нет никакой связи ни с Донбассом, ни с перевооружением российской армии. Когда в той же Швейцарии, богатейшей, которая не входит ни в какой военный блок, здравоохранение в общем-то провалилось при первом ударе коронавируса… Там, в маленькой стране, количество умерших сопоставимо с количеством умерших в огромной России. После этого кажется просто нелепостью — говорить о провале борьбы с эпидемией из-за того, что мы помогаем Донбассу или Сирии.
Я по-другому бы поставил вопрос. Я бы задал вопрос российским либералам: а они не чувствуют своей вины за то, что произошло в Дагестане?
Все знают, что начало здравоохранения в советском Дагестане держалось на русских врачах. То есть, русские специалисты, приезжавшие из центральной России по направлению, в значительной степени поддерживали уровень здравоохранения. Они делились с кавказскими коллегами опытом своим, готовили учеников и так далее. И когда после 1991 года на окраинах начались гонения на русских, началось вытеснение, этнодискриминация открытая и скрытая, то русские в этой ситуации оказались просто брошенными. В это время защищать русских политически было просто запрещено.
Правящие либералы тогда главную угрозу видели не в русофобии, процветавшей везде, а в русском национальном самосознании. И называли это «фашизмом»!
РВ: То есть, политика либералов привела к исходу русских, из Дагестана в частности?
В. Т.: Конечно, если на государственном уровне было запрещено защищать русских… Тогда из Дагестана уехало более трёх четвертей там проживавшего русского населения, в том числе и специалисты. Вот вам и дефицит медицинских кадров, и развал здравоохранения. Это первый момент.
А второй момент — ни для кого не секрет, что в Дагестане особенно сильна коррупция. И процветать она там стала не из-за воссоединения с Крымом и не из-за конфликта с США, а гораздо раньше. Там огромное количество купленных дипломов и врачей, которые просто не соответствуют своей квалификации.
Когда мы ездили к товарищам в Дагестан 15 лет назад, то встречались там с разными семьями. Это наши ровесники, у которых было, как правило, от двух до четырёх детей живых и практически в каждой семье был хотя бы один умерший ребёнок. Меня это просто поразило — такое низкое качество здравоохранения в 1990-начале 2000 годов, которое было в Дагестане. Детская смертность там, по моим оценкам, была такой, что 20–25 процентов детей просто не выживали…
От чего это произошло? От того, что сильно коррумпированное здравоохранение! Должности в поликлиниках и больницах занимали люди с несоответствующими дипломами. В чём причина такой продажности? Конечно, не конкретно в Ельцине или в Путине, а в том, что изменилась система мировоззрения и на смену коммунистическим идеям пришла квазирелигия денег. То есть, культ денег. Появилось убеждение, что за деньги можно купить диплом врача, можно вообще всё, что угодно… Либералы принесли этот культ в нашу страну.
Коммунизм всё-таки, при всех своих плюсах и минусах, этот культ не допускал и уровень коррупции при коммунизме был несравненно ниже. И контроль был жёстче, и люди честнее. Либералы, западники безжалостно разрушили это общество. Они обещали, что приведут нас всех к светлому будущему, а привели к продаже медицинских дипломов…
Культ денег привёл к тому, что в Дагестане и в других местах за деньги можно неучу устроиться врачом…
Я не хочу обвинять врачей республики, там самые разные люди, как и везде. Очень достойные есть люди, очень хорошие специалисты среди дагестанцев. Но они все страдают от этого либерального культа денег, и ещё сильнее, чем в центральной России или в Европе.
Хотя в той же Швейцарии, которая считается передовой и чуть ли не идеальной страной западного мира, кардиохирург Пауль Фогт заявил, что у них, несмотря на второе место в мире по финансированию здравоохранения на единицу населения, медицина в столкновении с коронавирусом потерпела полный провал…
РВ: В чём это выразилось? И с чем это связано?
В. Т.: У швейцарцев второе место по финансированию медицины и второе — по количеству жертв инфекции на душу населения. То есть, не в коня корм, деньги не помогли. Как выясняется, их попросту распиливали из года в год! Фогт открыто обвинил швейцарское здравоохранение, что оно направлено не на обслуживание людей, а на обогащение отдельных фирм, предлагающих не лечение, а разнообразные дутые программы: цифровизации и т. д. Таков мир, который строят либералы — мир чистогана! С какой бы он там не был светлой и яркой витриной…
А в маленьком и довольно бедном Вьетнаме, несмотря на ограниченные средства, смогли с минимумом потерь победить и эпидемию SARS в 2003 году, и эпидемию COVID-19 сейчас. Потому что ценности другие.
Вот поэтому российским либералам следовало бы поискать причины дагестанской трагедии в своей собственной идеологии, а не обрушиваться с обвинениями на российскую армию.
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]