Воланд против Щелкунчика
---
Гофман и Булгаков: странные сближения
Булгакова часто сопоставляют с Гофманом — обычно отмечают, что Бегемот похож на кота Мурра, но до сих пор остается незамеченным сходство «Мастера и Маргариты» с «Щелкунчиком». Вот о поразительной близости этих двух текстов.
1. В обоих произведениях центральным сюжетом является спасающая женская любовь. И там и там возлюбленный героини — жертва столкновения с государственной властью: мастер оказывается низведен до роли сумасшедшего, Щелкунчик — шута (что, по существу, одно и то же). В обоих случаях эта любовь вырывает героиню из благополучного бюргерского быта и сталкивает ее с демоническими сверхъестественными силами.
2. И у Гофмана, и у Булгакова действие приурочено к одному из главных праздников христианского календаря — Рождеству и Пасхе соответственно. Различие естественно объясняется аудиторией текста: Рождество — праздник «детский» и центральный для западноевропейской культуры, Пасха — «взрослый» и центральный для культуры дореволюционной России.
3. Повествование «разрезано» вставным сюжетом о малодушном поступке некоего персонажа в прошлом: у Булгакова — романом мастера о Понтии Пилате, у Гофмана — рассказом Дроссельмейера о принцессе Пирлипат.
4. У героини появляется кривоглазый магический помощник. Крестный Дроссельмейер — «с большим черным пластырем вместо правого глаза». Булгаков кривоглазие утроил: у Воланда разный цвет глаз, причем правый «пуст, черен и мертв» (словно отсутствует), у Азазелло на одном глазу бельмо, а у Коровьева разбито стекло очков.
5. Героиня попадает в параллельный мир, где принимает участие в масштабном празднестве. Порталом туда служит обыкновенная городская квартира (для Мари — собственная, для Маргариты — чужая). В обоих случаях путешествие «туда» изображено как физическое, пространственное, а возвращение в свой мир — как пробуждение от сна: Маргарита очнулась, хлебнув магического вина из черепа Берлиоза; Мари же так и не успела попробовать угощения в ином мире — она задремала над ступкой с карамелью, чтобы проснуться уже в своей реальности.
6. Участники торжественного приема, на который попадает героиня, не вполне живые: у Булгакова — это мертвецы, у Гофмана — куклы. Сходство мертвеца и куклы затрагивал сам Гофман в «Песочном человеке».
7. Чудеса параллельного мира, которые наблюдает героиня.
Булгаков: «Уносимая под руку Коровьевым, Маргарита увидела себя в тропическом лесу».
Гофман: «Она очутилась в небольшом лесочке, который был, пожалуй, еще прекраснее, чем Рождественский лес, так все тут сияло и искрилось; особенно замечательны были редкостные плоды, висевшие на деревьях, редкостные не только по окраске, но и по дивному благоуханию».
Булгаков: «В следующем зале не было колонн, вместо них стояли стены красных, розовых, молочно-белых роз с одной стороны, а с другой — стена японских махровых камелий».
Гофман: «Там и сям по стенам были рассыпаны роскошные букеты фиалок, нарциссов, тюльпанов, левкоев, которые оттеняли ослепительную, отливающую алым светом белизну фона».
Булгаков: «На эстраде за тюльпанами, где играл оркестр короля вальсов, теперь бесновался обезьяний джаз. Громадная, в лохматых бакенбардах горилла с трубой в руке, тяжело приплясывая, дирижировала…»
Гофман: «На боковой галерее этих ворот, по-видимому сделанной из ячменного сахара, шесть обезьянок в красных куртках составили замечательный военный оркестр…»
Булгаков: «Потом Маргарита оказалась в чудовищном по размерам бассейне, окаймленном колоннадой. Гигантский черный Нептун выбрасывал из пасти широкую розовую струю. Одуряющий запах шампанского подымался из бассейна» (затем Бегемот пускает в бассейн коньяк).
Мир Гофмана безалкогольный, ибо все же детский, зато по размаху Булгакову до него далеко:
«— Это Апельсинный ручей, — ответил Щелкунчик на расспросы Мари, — но, если не считать его прекрасного аромата, он не может сравниться ни по величине, ни по красоте с Лимонадной рекой, которая, подобно ему, вливается в озеро Миндального молока» (далее подробно описываются реки и озера из всевозможных напитков).
Фонтан, впрочем, тоже имеется: «а вокруг из четырех искусно сделанных фонтанов били вверх струи лимонада, оршада и других вкусных прохладительных напитков. Бассейн был полон сбитых сливок, которые так и хотелось зачерпнуть ложкой».
8. Потустороннее празднество сопровождается массовой давкой гостей, причем у Гофмана она принимает гораздо более апокалиптический характер, чем у Булгакова: сталкиваются Великий Могол, сопровождаемый «девяноста тремя вельможами и семьюстами невольниками», пятьсот рыбаков и три тысячи турецких янычар. В давке даже отрывают голову некоему брамину, которую, впрочем, благополучно приделывают обратно (еще бы, он же кукла). У Булгакова отрывание головы перенесено в другое место повествования — в сцену выступления Воланда в Варьете. Однако легкость, с которой Жоржу Бенгальскому то отрывают голову, то вновь приставляют, напоминает о кукольном мире Гофмана (да и «индийская» фамилия персонажа навевает ассоциации с брамином).
9. Героиня получает намек на свое королевское происхождение.
Коровьев — Маргарите: «Да и притом вы сами — королевской крови».
Дроссельмейер — Мари: «Ах, милая Мари, тебе дано больше, чем мне и всем нам. Ты, как и Пирлипат, — прирожденная принцесса: ты правишь прекрасным, светлым царством».
10. Магический помощник увлекается макетами: у Воланда имеются оживающие шахматы и невероятно реалистичная модель земного шара, на которой можно наблюдать даже воюющих людей; Дроссельмейер мастерит игрушечные замки с марширующими солдатиками и танцующими парами.
11. Расколдованный возлюбленный забирает героиню в потустороннее царство. Заметим, что булгаковский мастер в ходе своей финальной трансформации неожиданным образом получает прическу XVIII века: «Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она летела по ветру». У Щелкунчика в финале «волосы были тщательно завиты и напудрены, а вдоль спины спускалась превосходная коса» (что для эпохи Гофмана неудивительно). Коса Щелкунчика — его настойчиво подчеркиваемый атрибут — в буквальном смысле торчит из булгаковского текста.
12. Сторонние наблюдатели пытаются найти всем чудесам рациональное объяснение. Впрочем, у Гофмана это встречается не только в «Щелкунчике», и такое сходство поэтики Гофмана и Булгакова уже отмечалось критиками раньше.
И все же Булгаков пишет не гофмановскую историю, а свою собственную — не детскую, а взрослую, более умудренную опытом и печальную. Это в детстве хочется золотую карету, полцарства и чтобы «на свадьбе плясали двадцать две тысячи нарядных кукол»; в зрелости же хочется покоя, уединения в домике, увитом плющом, и чтобы все наконец отстали. В детстве мир ясно делится на героев и злодеев, и кажется, что для победы добра над злом достаточно снести семь голов Мышиному королю; взрослый же понимает, что зло банально и чаще принимает облик не семиглавого чудища, а обычных людей, испорченных квартирным вопросом. Да и мастер как будто бы не становится королем новообретенного потустороннего царства… или все же становится? Похоже, что повелевает там все-таки он: ведь только он наделен полномочиями снять проклятие с Понтия Пилата — как с героя собственного романа. Воланд сообщает: «за него [Пилата] уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать». Перед кем же ходатайствовал Иешуа? Как следует из дальнейшего, перед… мастером. Потусторонний мир вечности, в который попадает герой, оказывается миром его собственного воображения, где он наделен неограниченной властью. Но поскольку он чрезвычайно устал, детали этого мира приходится досочинить на ходу Маргарите:
«Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит».
Обратим внимание: Булгаков не упоминает о том, что герои сначала увидели всё это. Такое впечатление, что реальность нового мира творится буквально на наших глазах, и Маргарита становится соавтором творчества, разделяя с мастером власть над этим миром. Конечно же, память жанра сказки диктует свои законы: героиня должна стать королевой. И всё же если герои Булгакова и могут быть названы королевской четой, это королевская чета на покое, удалившаяся от мирской суеты. Пышный город с садами, придуманный мастером ранее, оставлен Понтию Пилату, великодушно прощенному автором (снова зрелость: ребенок про принцессу Пирлипат забудет и не поинтересуется, что с ней было дальше). Герои создают новый мир под себя — утопию частной жизни, которая напоминает уже не о сказке Гофмана, а о философской повести Вольтера: «возделывать свой сад».
Автор Мария Елифeрова
Источник - gorky.media
Взято: vakin.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]