Рядом с Фаиной
---
05.04.1962
"Киш мир ин тухес!" – вот что сегодня сказала сестре. Сама не ожидала от себя такой грубости. "Тухес" – это любимое слово сестры, а не мое. Но она сама виновата. Не следовало проезжаться по моим кавалерам. С тех пор минуло уже полвека, многих из них нет в живых, у меня остались только воспоминания, и незачем их пачкать. Как будто какая-то струна оборвалась в моей груди. Я много чего еще сказала, я кричала, и я хлопнула дверью так, что та чуть было не слетела с петель. Долго не могла успокоиться. Успокоившись, поняла, что переусердствовала в своем (пусть и справедливом) гневе. Мне стало стыдно, и я собралась идти просить прощения, но в тот момент, как я встала, открылась дверь и сестра сказала: "Беллочка, давай выпьем мировую. Я нарезала ветчину, лимон и соленый огурчик, как ты любишь". От этого "как ты любишь" у меня сжалось сердце, а на глазах выступили слезы. Милая сестра, она с самого детства любила меня так, что ревновала ко всем моим кавалерам. И должна признать, положа руку на сердце, что она права в своих оценках. Яша Искубовский действительно был глуповат, манеры Шмулика Фридмана оставляли желать лучшего, Абраша Закс был настоящий шлимазл, а Леву Немировского и впрямь интересовала не столько я, сколько мое приданое. Но какая сейчас разница? По мне, так совершенно никакой.
21.05.1962
В гостях у верхних соседей познакомилась с супружеской парой. "А это Михаил Иванович, наш ключарь, – представила сестра. – Он отпирает своим ключом дверь за границу". Я решила, что Михаил Иванович начальник gardes-frontières, но оказалось, что он секретарь комитета по защите мира (всегда была уверена, что мир защищают военные, а не какие-то гражданские комитеты). Михаил Иванович решает, кто поедет за границу защищать мир, то есть участвовать в каких-то мероприятиях, потому сестра и зовет его "ключарем". Лицо у М.И. простоватое, крестьянское, но держится он с большим достоинством. По выражению его лица было заметно, что фамильярность сестры ему не по душе. Когда мы вернулись домой, я сказала ей об этом. "Плевать! – ответила сестра. – Я могу говорить все, что захочу, ведь меня никуда не выпускают. Один раз только в Чехословакию на съемки отпустили, вскоре после войны, но тогда еще не было Израиля…" "Ты хотела бы уехать туда?" – удивилась я, потому что сестра никогда не говорила о желании эмигрировать. "Они думают, что я хочу, поэтому и не выпускают, поэтому самая дальняя заграница для меня это Таллин, – сказала сестра. – А хотелось бы съездить во Францию, в Швейцарию, побывать в тех местах, где мы бывали всей семьей". Я не стала заострять внимание на том, что до революции мы ездили на фешенебельные курорты, останавливались в лучших гостиницах, ели в лучших ресторанах. Все это и тогда стоило дорого, а о том, сколько стоит сейчас, и подумать страшно. Даже если сестру и выпустили бы сейчас за границу, то она смогла бы только посмотреть издалека на милые сердцу места. Да и прошлого не вернуть, это только кажется, что его можно вернуть. Обманчивая, болезненная иллюзия.
28.05.1962
Ниночка принесла новость о повышении цен. Якобы с 1-го июня все продукты подорожают чуть ли не вдвое. В магазинах очереди длиннее обычного, люди стараются накупить продуктов впрок. "На всю жизнь не напасешься", – сказала сестра, и мы не пошли по магазинам. Сестра права – лето, жара, то, что не уместится в холодильнике, неминуемо испортится. Можно было бы запастись сахаром, но после того, как я трижды, забывшись, покупала сахар, запас на три-четыре месяца у нас есть.
01.06.1962
Цены действительно повысились, но всего на треть. Газеты пишут, что это сделано по просьбе людей, для того, чтобы нельзя было передавать продукты из государственных магазинов на рынок. Я попыталась понять суть этой аферы с передачей продуктов, но так и не смогла этого сделать. Если выгодно брать продукты из магазинов и продавать на рынках дороже, то повышение цен ничего не изменит. Все останется прежним, только подорожают и продукты на рынках. Если бы закрыли рынки, тогда другое дело. Поделилась своими соображениями (точнее – недоумениями) с сестрой. Она посоветовала мне не забивать голову всякой ерундой и заявила, что рынки не закроют никогда, иначе все, и горожане, и крестьяне, "сдохнут с голоду".
05.06.1962
Слухи о забастовке рабочих где-то под Ростовом. Забастовка была такой, что ее пришлось разгонять солдатам. Погибли люди. Совсем как в старое время. Изменилось все, но ничего, в сущности, не изменилось. Сестра готовится к отъезду. Беспокоится, что на Урале тоже могут быть народные волнения. "Видела бы ты этот Свердловск, – говорит она. – В магазинах пустые полки, если выбрасывают кости, загримированные под суповые наборы, то за ними сразу же выстраиваются очереди". Я беспокоюсь и советую взять с собой побольше консервов. Она наотрез отказывается – неподъемная тяжесть, говорит, что как-нибудь прокормится, ведь актерам столичного театра не дадут умереть с голоду. "В крайнем случае, поступим так, как когда-то в Крыму – начнем менять билеты на продукты, – горько шутит сестра. – Это гораздо веселее, чем продавать за деньги, потому что никогда не знаешь, что тебе сегодня принесут". Я говорю, что могу передавать ей посылки с проводниками (здесь это распространенная практика). Сестра снова отказывается. Я посоветовалась с Ниной, она успокоила меня, сказав, что я делаю из мухи слона.
"Киш мир ин тухес!" – вот что сегодня сказала сестре. Сама не ожидала от себя такой грубости. "Тухес" – это любимое слово сестры, а не мое. Но она сама виновата. Не следовало проезжаться по моим кавалерам. С тех пор минуло уже полвека, многих из них нет в живых, у меня остались только воспоминания, и незачем их пачкать. Как будто какая-то струна оборвалась в моей груди. Я много чего еще сказала, я кричала, и я хлопнула дверью так, что та чуть было не слетела с петель. Долго не могла успокоиться. Успокоившись, поняла, что переусердствовала в своем (пусть и справедливом) гневе. Мне стало стыдно, и я собралась идти просить прощения, но в тот момент, как я встала, открылась дверь и сестра сказала: "Беллочка, давай выпьем мировую. Я нарезала ветчину, лимон и соленый огурчик, как ты любишь". От этого "как ты любишь" у меня сжалось сердце, а на глазах выступили слезы. Милая сестра, она с самого детства любила меня так, что ревновала ко всем моим кавалерам. И должна признать, положа руку на сердце, что она права в своих оценках. Яша Искубовский действительно был глуповат, манеры Шмулика Фридмана оставляли желать лучшего, Абраша Закс был настоящий шлимазл, а Леву Немировского и впрямь интересовала не столько я, сколько мое приданое. Но какая сейчас разница? По мне, так совершенно никакой.
21.05.1962
В гостях у верхних соседей познакомилась с супружеской парой. "А это Михаил Иванович, наш ключарь, – представила сестра. – Он отпирает своим ключом дверь за границу". Я решила, что Михаил Иванович начальник gardes-frontières, но оказалось, что он секретарь комитета по защите мира (всегда была уверена, что мир защищают военные, а не какие-то гражданские комитеты). Михаил Иванович решает, кто поедет за границу защищать мир, то есть участвовать в каких-то мероприятиях, потому сестра и зовет его "ключарем". Лицо у М.И. простоватое, крестьянское, но держится он с большим достоинством. По выражению его лица было заметно, что фамильярность сестры ему не по душе. Когда мы вернулись домой, я сказала ей об этом. "Плевать! – ответила сестра. – Я могу говорить все, что захочу, ведь меня никуда не выпускают. Один раз только в Чехословакию на съемки отпустили, вскоре после войны, но тогда еще не было Израиля…" "Ты хотела бы уехать туда?" – удивилась я, потому что сестра никогда не говорила о желании эмигрировать. "Они думают, что я хочу, поэтому и не выпускают, поэтому самая дальняя заграница для меня это Таллин, – сказала сестра. – А хотелось бы съездить во Францию, в Швейцарию, побывать в тех местах, где мы бывали всей семьей". Я не стала заострять внимание на том, что до революции мы ездили на фешенебельные курорты, останавливались в лучших гостиницах, ели в лучших ресторанах. Все это и тогда стоило дорого, а о том, сколько стоит сейчас, и подумать страшно. Даже если сестру и выпустили бы сейчас за границу, то она смогла бы только посмотреть издалека на милые сердцу места. Да и прошлого не вернуть, это только кажется, что его можно вернуть. Обманчивая, болезненная иллюзия.
28.05.1962
Ниночка принесла новость о повышении цен. Якобы с 1-го июня все продукты подорожают чуть ли не вдвое. В магазинах очереди длиннее обычного, люди стараются накупить продуктов впрок. "На всю жизнь не напасешься", – сказала сестра, и мы не пошли по магазинам. Сестра права – лето, жара, то, что не уместится в холодильнике, неминуемо испортится. Можно было бы запастись сахаром, но после того, как я трижды, забывшись, покупала сахар, запас на три-четыре месяца у нас есть.
01.06.1962
Цены действительно повысились, но всего на треть. Газеты пишут, что это сделано по просьбе людей, для того, чтобы нельзя было передавать продукты из государственных магазинов на рынок. Я попыталась понять суть этой аферы с передачей продуктов, но так и не смогла этого сделать. Если выгодно брать продукты из магазинов и продавать на рынках дороже, то повышение цен ничего не изменит. Все останется прежним, только подорожают и продукты на рынках. Если бы закрыли рынки, тогда другое дело. Поделилась своими соображениями (точнее – недоумениями) с сестрой. Она посоветовала мне не забивать голову всякой ерундой и заявила, что рынки не закроют никогда, иначе все, и горожане, и крестьяне, "сдохнут с голоду".
05.06.1962
Слухи о забастовке рабочих где-то под Ростовом. Забастовка была такой, что ее пришлось разгонять солдатам. Погибли люди. Совсем как в старое время. Изменилось все, но ничего, в сущности, не изменилось. Сестра готовится к отъезду. Беспокоится, что на Урале тоже могут быть народные волнения. "Видела бы ты этот Свердловск, – говорит она. – В магазинах пустые полки, если выбрасывают кости, загримированные под суповые наборы, то за ними сразу же выстраиваются очереди". Я беспокоюсь и советую взять с собой побольше консервов. Она наотрез отказывается – неподъемная тяжесть, говорит, что как-нибудь прокормится, ведь актерам столичного театра не дадут умереть с голоду. "В крайнем случае, поступим так, как когда-то в Крыму – начнем менять билеты на продукты, – горько шутит сестра. – Это гораздо веселее, чем продавать за деньги, потому что никогда не знаешь, что тебе сегодня принесут". Я говорю, что могу передавать ей посылки с проводниками (здесь это распространенная практика). Сестра снова отказывается. Я посоветовалась с Ниной, она успокоила меня, сказав, что я делаю из мухи слона.
Взято: skif-tag.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]