"Офицеры гнали их вперед, но они и сами были очень храбры". 1941 г.
---
Личные воспоминания оберста (полковника) Эбербаха.
20 июля. Это и вправду была безумная война. На флангах нас тревожили целый день. Мы с нашими танками не могли пройти через леса и болота. Пехота также предпочитала обходить места, где мы уже произвели небольшую зачистку.
В результате в лесах оставались целые батальоны русских солдат, и, поскольку ближайшая дивизия ушла от нас вперед на север на 10 или даже 20 километров, в промежутке находились целые дивизии неприятеля. На южном фланге немецких войск не было вплоть до Киева; на их месте находилась русская общевойсковая армия.
Не приходилось надеяться на то, что русские будут просто стоять и наблюдать с противоположного берега реки Сож, как наши колонны снабжения идут по дороге всего в нескольких километрах от них. Особенно потому, что были голодны.
В результате возник кризис, но не слишком великий. Один из наших ремонтных взводов сильно потрепали, что стало для полка трагедией. Русские атаковали Пропойск силами артиллерии и авиации. А в полуденное время они провели успешное наступление с двух сторон и заняли восточную оконечность моста.
К северу от нас было полно русских; точно так же и к югу. Плацдарм, который в Кричеве удерживал 33-й пехотный полк, в течение ночи атаковали дважды.
Разумеется, все чудовищно преувеличивалось. В 18:00 поступила радиограмма: "Мост в Пропойске частично взорван, частично занят врагом". Всю дивизию оттянули назад. Но мы не могли отойти; в этом случае нам пришлось бы взорвать все наши небоеспособные танки. Мы подготовились к бою. Я издал приказы по батальонам.
Еще одно срочное сообщение из дивизии: "Когда будет готов 1-й батальон?" Как человек осмотрительный, я сказал, что через час. Его направляли - по обыкновению как можно скорее - прорываться к 12-му пехотному полку и вместе с ним вернуть мосты в Пропойске. И это уже во второй раз, только теперь в противоположном направлении!
Я посоветовал, чтобы 1-й батальон отправился туда немедленно и восстановил порядок; я предложил продолжить движение вперед. Мое предложение отклонили. Через полчаса Мейни (Мейнард фон Лаухерт) с 33 танками бодро направился к мосту. Ему пришлось пройти 55 километров. Через пару часов он взял мост, абсолютно целый и невредимый. Затем он вместе с пехотой произвел зачистку района.
Вопрос об отходе всей дивизии даже не ставился. Я полагал, что сначала необходимо было наступать на север, чтобы зачистить район, а затем, объединив усилия с киевской войсковой группировкой, замкнуть в котел и уничтожить русских к югу от нас. К сожалению, пехоте требовалось много времени для того, чтобы догнать нас и взять на себя наши задачи.
21 июля. Бои разгораются впереди и позади нас в течение всего дня. Наш фронт растянулся на 50 километров. Русским стоило только нанести нам удар с обеих сторон, и нам конец. Но атаковали мы. Именно это нас и спасало, но также вело к значительным потерям.
Мы не могли стать вездесущими. Где бы мы ни появлялись - везде были русские, и сражались отчаянно. Кроме того, они пытались вырваться из котла. В 120 километрах позади нас русские танки разгромили наш ремонтный взвод. Только в одном Черикове в дивизии было ранено 250 человек и было много стычек вдоль дороги. Нам пришлось оставить раненых там, поскольку мы были отрезаны.
22 июля. Вчера был тяжелый день. Общие потери полка после месяца войны в России составили 54 убитых и 87 раненых. Больше, чем в Польше и Франции, вместе взятых. Окончание войны не приблизилось ни на йоту.
В ночь с 20 на 21 июля меня подняли по тревоге: задача - охрана части основного пути подвоза силами стрелкового полка другой дивизии. Я попросил у командиров приданных нам подразделений показать место назначения. Прежде чем выехать, я спросил у командира пехотного батальона в том районе, безопасно ли на дороге.
Затем сел в свою штабную машину, за которой последовал командирский танк. На месте встречи стояло несколько боевых машин. Я послал туда Герре, чтобы выяснить, что происходит. Он вернулся и сказал, что здесь было жарко. Соответственно, я забрался в свой командирский танк.
Рядом с разбитыми машинами брошенные пехотные орудия и минометы. Затем - внезапный удар - снаряд противотанкового орудия в командирский танк. Я крикнул своему водителю, Мелингу: - Газу! Вперед!
Второй снаряд тоже попал в цель. Затем я понял, что бьют спереди. Мы дали задний ход - в кювет! Потом третье попадание. После этого мы задним ходом попятились в лес. Прежде чем мы до него добрались, нас нашел четвертый снаряд.
Гусеница стала издавать странные дребезжащие звуки. Мы очень аккуратно развернулись. Снова вспышка. Но в нас не попали. Наконец в состоянии потрясения мы оказались на пшеничном поле. Ведущее колесо и гусеница были повреждены. Починить их на месте было невозможно. Мы потащились к другому участку дороги.
Пехотинцы захотели прокатиться на броне. Я вылез из танка и сказал им, что нам надо вернуться назад. Пока экипаж ремонтировал танк, я разыскал командиров пехотинцев и артиллерии. Они спали. Можно сказать, я их разбудил! Они были совершенно измучены и полагали, что находятся там в полной безопасности.
Затем появился командир батальона - похожий на привидение - и доложил, что русские подожгли два полковых танка и прорвали позиции его батальона. Оставшиеся бойцы отступили к этому населенному пункту. Я немедленно приказал артиллерии и всем тяжелым орудиям открыть огонь по наступающему противнику, а отошедшим пехотинцам сосредоточиться.
Русские при поддержке танков были в стремительной контратаке отброшены назад. Но вскоре они снова пошли в наступление. Ситуация сложилась весьма сложная. Неприятель лесом подошел к нам на дальность броска ручной гранаты и атаковал с криком "ура!".
Задействовав 10 танков, мне едва удалось сдержать вражеское наступление. Но обстановка продолжала оставаться очень напряженной на протяжении нескольких последующих часов.
Я носился вперед и назад, между выдвинутыми в авангард танками и пехотой, подкреплениями и штабом дивизии, мимо подбитых танков, мимо горящих танков, мимо 25 пехотинцев, заколотых штыками русских в рукопашном бою, мимо большого числа убитых русских солдат и мертвых лошадей, мимо одного из моих убитых танкистов.
В сражении был убит унтер-офицер Вайс из полкового штаба. С танка Герре сорвало передний броневой лист. Все мы выглядели немного "пробитыми".
Русские также постоянно атаковали в других местах. Они не боялись смерти и спокойно шли по телам своих павших товарищей. Офицеры гнали их вперед, но они и сами были очень храбры.
Несмотря на это, мы держались. Наконец стало тише. Позавчера мы потеряли 5 танков; вчера - 3. Мы отступили к двум "плацдармам". Это только на словах кажется просто, но не в том случае, если у вас есть поврежденные танки, раненые, убитые и обозы. Топливо, боеприпасы, продовольствие - в первую очередь хлеб - подходили к концу."
20 июля. Это и вправду была безумная война. На флангах нас тревожили целый день. Мы с нашими танками не могли пройти через леса и болота. Пехота также предпочитала обходить места, где мы уже произвели небольшую зачистку.
В результате в лесах оставались целые батальоны русских солдат, и, поскольку ближайшая дивизия ушла от нас вперед на север на 10 или даже 20 километров, в промежутке находились целые дивизии неприятеля. На южном фланге немецких войск не было вплоть до Киева; на их месте находилась русская общевойсковая армия.
Не приходилось надеяться на то, что русские будут просто стоять и наблюдать с противоположного берега реки Сож, как наши колонны снабжения идут по дороге всего в нескольких километрах от них. Особенно потому, что были голодны.
В результате возник кризис, но не слишком великий. Один из наших ремонтных взводов сильно потрепали, что стало для полка трагедией. Русские атаковали Пропойск силами артиллерии и авиации. А в полуденное время они провели успешное наступление с двух сторон и заняли восточную оконечность моста.
К северу от нас было полно русских; точно так же и к югу. Плацдарм, который в Кричеве удерживал 33-й пехотный полк, в течение ночи атаковали дважды.
Разумеется, все чудовищно преувеличивалось. В 18:00 поступила радиограмма: "Мост в Пропойске частично взорван, частично занят врагом". Всю дивизию оттянули назад. Но мы не могли отойти; в этом случае нам пришлось бы взорвать все наши небоеспособные танки. Мы подготовились к бою. Я издал приказы по батальонам.
Еще одно срочное сообщение из дивизии: "Когда будет готов 1-й батальон?" Как человек осмотрительный, я сказал, что через час. Его направляли - по обыкновению как можно скорее - прорываться к 12-му пехотному полку и вместе с ним вернуть мосты в Пропойске. И это уже во второй раз, только теперь в противоположном направлении!
Я посоветовал, чтобы 1-й батальон отправился туда немедленно и восстановил порядок; я предложил продолжить движение вперед. Мое предложение отклонили. Через полчаса Мейни (Мейнард фон Лаухерт) с 33 танками бодро направился к мосту. Ему пришлось пройти 55 километров. Через пару часов он взял мост, абсолютно целый и невредимый. Затем он вместе с пехотой произвел зачистку района.
Вопрос об отходе всей дивизии даже не ставился. Я полагал, что сначала необходимо было наступать на север, чтобы зачистить район, а затем, объединив усилия с киевской войсковой группировкой, замкнуть в котел и уничтожить русских к югу от нас. К сожалению, пехоте требовалось много времени для того, чтобы догнать нас и взять на себя наши задачи.
21 июля. Бои разгораются впереди и позади нас в течение всего дня. Наш фронт растянулся на 50 километров. Русским стоило только нанести нам удар с обеих сторон, и нам конец. Но атаковали мы. Именно это нас и спасало, но также вело к значительным потерям.
Мы не могли стать вездесущими. Где бы мы ни появлялись - везде были русские, и сражались отчаянно. Кроме того, они пытались вырваться из котла. В 120 километрах позади нас русские танки разгромили наш ремонтный взвод. Только в одном Черикове в дивизии было ранено 250 человек и было много стычек вдоль дороги. Нам пришлось оставить раненых там, поскольку мы были отрезаны.
22 июля. Вчера был тяжелый день. Общие потери полка после месяца войны в России составили 54 убитых и 87 раненых. Больше, чем в Польше и Франции, вместе взятых. Окончание войны не приблизилось ни на йоту.
В ночь с 20 на 21 июля меня подняли по тревоге: задача - охрана части основного пути подвоза силами стрелкового полка другой дивизии. Я попросил у командиров приданных нам подразделений показать место назначения. Прежде чем выехать, я спросил у командира пехотного батальона в том районе, безопасно ли на дороге.
Затем сел в свою штабную машину, за которой последовал командирский танк. На месте встречи стояло несколько боевых машин. Я послал туда Герре, чтобы выяснить, что происходит. Он вернулся и сказал, что здесь было жарко. Соответственно, я забрался в свой командирский танк.
Рядом с разбитыми машинами брошенные пехотные орудия и минометы. Затем - внезапный удар - снаряд противотанкового орудия в командирский танк. Я крикнул своему водителю, Мелингу: - Газу! Вперед!
Второй снаряд тоже попал в цель. Затем я понял, что бьют спереди. Мы дали задний ход - в кювет! Потом третье попадание. После этого мы задним ходом попятились в лес. Прежде чем мы до него добрались, нас нашел четвертый снаряд.
Гусеница стала издавать странные дребезжащие звуки. Мы очень аккуратно развернулись. Снова вспышка. Но в нас не попали. Наконец в состоянии потрясения мы оказались на пшеничном поле. Ведущее колесо и гусеница были повреждены. Починить их на месте было невозможно. Мы потащились к другому участку дороги.
Пехотинцы захотели прокатиться на броне. Я вылез из танка и сказал им, что нам надо вернуться назад. Пока экипаж ремонтировал танк, я разыскал командиров пехотинцев и артиллерии. Они спали. Можно сказать, я их разбудил! Они были совершенно измучены и полагали, что находятся там в полной безопасности.
Затем появился командир батальона - похожий на привидение - и доложил, что русские подожгли два полковых танка и прорвали позиции его батальона. Оставшиеся бойцы отступили к этому населенному пункту. Я немедленно приказал артиллерии и всем тяжелым орудиям открыть огонь по наступающему противнику, а отошедшим пехотинцам сосредоточиться.
Русские при поддержке танков были в стремительной контратаке отброшены назад. Но вскоре они снова пошли в наступление. Ситуация сложилась весьма сложная. Неприятель лесом подошел к нам на дальность броска ручной гранаты и атаковал с криком "ура!".
Задействовав 10 танков, мне едва удалось сдержать вражеское наступление. Но обстановка продолжала оставаться очень напряженной на протяжении нескольких последующих часов.
Я носился вперед и назад, между выдвинутыми в авангард танками и пехотой, подкреплениями и штабом дивизии, мимо подбитых танков, мимо горящих танков, мимо 25 пехотинцев, заколотых штыками русских в рукопашном бою, мимо большого числа убитых русских солдат и мертвых лошадей, мимо одного из моих убитых танкистов.
В сражении был убит унтер-офицер Вайс из полкового штаба. С танка Герре сорвало передний броневой лист. Все мы выглядели немного "пробитыми".
Русские также постоянно атаковали в других местах. Они не боялись смерти и спокойно шли по телам своих павших товарищей. Офицеры гнали их вперед, но они и сами были очень храбры.
Несмотря на это, мы держались. Наконец стало тише. Позавчера мы потеряли 5 танков; вчера - 3. Мы отступили к двум "плацдармам". Это только на словах кажется просто, но не в том случае, если у вас есть поврежденные танки, раненые, убитые и обозы. Топливо, боеприпасы, продовольствие - в первую очередь хлеб - подходили к концу."
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]