Благовещение: смирение и надежда
---
Благовещение… Один из самых светлых и радостных праздников, само название его говорит об этом. Еще не пришествие в мир Христа, еще не воплощение, еще не спасение, но весть о том, что оно — совсем близко. Весть удивительная, невероятная: да, есть пророчества, есть обетования, есть ожидание, но как же это трудно — поверить в реальность того, что все предсказанное не просто сбудется, а уже сбывается!
Игумен Нектарий (Морозов)
И слышит эту весть Дева, и узнает, что Матерью воплотившегося Бога Слова станет Она, и не может не спросить Архангела:
— Как будет это, когда Я мужа не знаю?
Праведный Захария за полгода перед этим поражается немотой — как бы в наказание за то, что усомнился: жена его в преклонном возрасте своем способна ли родить? Но Священная история, которую он должен хорошо знать, содержит примеры, подтверждающие такую возможность. А здесь… Здесь речь идет о том, чего никогда не происходило прежде и никогда не произойдет вновь.
И несмотря на это после объяснения от Ангела — как, каким образом это будет, — дает Пречистая Свой ответ:
— Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему.
Ответ, поражающий своим величием и простотой, ответ, почти столь же потрясающий, сколь та весть, которая прозвучала мгновением раньше.
Сколько тысячелетий прошло с того момента, как наши праотцы, изгоняемые из Эдема, услышали обещание, что семя жены сотрет главу змея? Сколько времени пророки, каждый по-своему — так, как открыл им Бог и как они смогли это изложить — пророчествовали о том, как именно это случится?
И сколько крови и горьких слез пролито было на земле из-за того, что люди стали более похожи на хищных зверей, не уступая им в жестокости и кровожадности, но многократно превосходя в коварстве и мстительности? Почему так долго страдали они, почему раньше не смилостивился Господь? Это трудно постигнуть умом — ограниченным и слишком в земное погруженным, но все же… Все же, кажется, должно было человечество дойти до некой крайней точки, чтобы возможным стало возвращение назад, как блудному сыну необходимо было пресытиться пищей свиней, чтобы вновь всем сердцем захотелось ему оказаться в доме любящего отца.
Но и этого было бы недостаточно. Если бы… Если бы не появилась наконец на земле Дева, не только чистейшая и святейшая, не только всем существом Своим преданная Богу, но и способная на самое необычайное изволение Божие о Себе сказать эти слова:
— Се, Раба Господня…
С того момента, как праотцы пали, история превратилась в какую-то страшную, абсурдную хронику сопротивления. В арену, на которой человек изо всех своих ограниченных сил борется со спасающим его Богом. И единственное препятствие спасению и есть — сопротивление это. Даже пророки — практически каждый из них — так или иначе спорили с Богом. Иона не хочет идти в Ниневию и бежит в Фарсис. Иеремия в ответ на призвание к служению отвечает: «Я не умею говорить, ибо я еще молод», Моисей ссылается на косноязычие и гугнивость.
И лишь Дева впервые за долгие тысячелетия просто преклоняет главу, принимая с этим преклонением смиренно и безропотно все — и величайшую славу Сына Своего, и беспримерное Его уничижение.
Преподобный Силуан Афонский задался когда-то вопросом: неужели Божия Матерь никогда и ничем не согрешила в жизни Своей? И тотчас услышал в сердце своем голос: «Божия Матерь никогда не согрешила даже мыслью». Были же у Нее, по слову старца, лишь «безгрешные ошибки несовершенства». Но никогда и ничего не обреталось в Ней хотя бы немного противящегося Богу, ни помысла своевольного, ни движения воли непокорного. Но только бесконечная любовь и всецелое доверие.
И именно поэтому стала Матерь Божия и Матерью для всех спасающихся: Она указала этот путь возвращения к Отцу — через послушание, не вынужденное, а естественное, через смирение, не усилием достигнутое, но ставшее природным. Я думаю об этом тогда, когда слышу на службе возглас: «Яко свят еси, Боже наш, и во святых почиваеши…» То есть — обретаешь в сердцах их место покоя, в отличие от иных сердец, тех, в которых покоя нет, а есть нескончаемая брань, непрестанное возмущение. И Она — первая из тех, в Ком нашел для Себя Господь место покоя…
Да, Благовещение действительно один из самых светлых и радостных праздников. И я каждый раз жду его с нетерпением — как и все, наверное. Он, словно теплый и ласковый солнечный луч, входит в пространство великопостного периода и дарит пусть краткое, но такое необходимое отдохновение на этом наполненном трудом и искушениями пути. И душа согревается и сама становится теплее и светлее.
Но Благовещение в этом году… Оно первое такое в моей и не только в моей, разумеется, жизни.
С миром происходит что-то до крайности странное, все сместилось, все смешалось в нем, кажется, неизвестно откуда взявшийся вирус овладел им и диктует сегодня нам новые законы жизни, новые нормы поведения.
Он или кто-то другой… И попробуй не послушать его, читая день за днем сводки, сколько человек заразилось и сколько умерло за минувшие сутки.
И в саму Церковь вторгся этот невидимый гость, и она оказалась не свободна от этих законов и норм. И вот кто-то затворился дома и смотрит трансляцию богослужений или учится исповедоваться по скайпу, а кто-то приходит в храм, страшась заразиться или быть оштрафованным по дороге, или же — заразиться в храме. А кто-то — ничего не боясь, но рискуя там же, в храме, услышать, что не должен был приходить, что следовало «затвора» не оставлять.
И надо ли говорить, как непросто от этого на душе? Особенно непросто оттого, что есть такое чувство — словно въезжаешь в длинный и темный туннель, и неизвестно, когда закончится он, сколько времени ты проведешь в этой темноте. И другое неизвестно — что увидишь ты, когда наконец вынырнешь из него. И ищет потому душа успокоения, ищет утешения, ищет ответа: как относиться к происходящему и как справиться со всем тем трудным и непонятным, что обрушивается на нас сейчас?
Я вижу ответ этот в смиренном наклоне головы Богородицы на иконе Благовещения, наклоне, в котором скрывается готовность ко всему — и к радости стать Матерью Спасителя мира, и к скорби лицезрения Его на Кресте. Эта тайна, тайна смирения и всецелой покорности… Смирения и покорности не перед людьми, не перед их планами, намерениями, изощренностью и злоухищрениями. Не перед безумием, носящим маску мудрости. Не перед равнодушием, притворяющимся заботой. А перед Тем, Кто попускает нам это испытание. Смирение и покорность перед Ним открывают путь к любви, той, благодаря которой все, происходящее с нами, даже самое трудное и мучительное, становится, по слову апостольскому, благом.
Любви, откровением которой и является этот прекрасный и долгожданный праздник.
Игумен Нектарий (Морозов)
И слышит эту весть Дева, и узнает, что Матерью воплотившегося Бога Слова станет Она, и не может не спросить Архангела:
— Как будет это, когда Я мужа не знаю?
Праведный Захария за полгода перед этим поражается немотой — как бы в наказание за то, что усомнился: жена его в преклонном возрасте своем способна ли родить? Но Священная история, которую он должен хорошо знать, содержит примеры, подтверждающие такую возможность. А здесь… Здесь речь идет о том, чего никогда не происходило прежде и никогда не произойдет вновь.
И несмотря на это после объяснения от Ангела — как, каким образом это будет, — дает Пречистая Свой ответ:
— Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему.
Ответ, поражающий своим величием и простотой, ответ, почти столь же потрясающий, сколь та весть, которая прозвучала мгновением раньше.
Сколько тысячелетий прошло с того момента, как наши праотцы, изгоняемые из Эдема, услышали обещание, что семя жены сотрет главу змея? Сколько времени пророки, каждый по-своему — так, как открыл им Бог и как они смогли это изложить — пророчествовали о том, как именно это случится?
И сколько крови и горьких слез пролито было на земле из-за того, что люди стали более похожи на хищных зверей, не уступая им в жестокости и кровожадности, но многократно превосходя в коварстве и мстительности? Почему так долго страдали они, почему раньше не смилостивился Господь? Это трудно постигнуть умом — ограниченным и слишком в земное погруженным, но все же… Все же, кажется, должно было человечество дойти до некой крайней точки, чтобы возможным стало возвращение назад, как блудному сыну необходимо было пресытиться пищей свиней, чтобы вновь всем сердцем захотелось ему оказаться в доме любящего отца.
Но и этого было бы недостаточно. Если бы… Если бы не появилась наконец на земле Дева, не только чистейшая и святейшая, не только всем существом Своим преданная Богу, но и способная на самое необычайное изволение Божие о Себе сказать эти слова:
— Се, Раба Господня…
С того момента, как праотцы пали, история превратилась в какую-то страшную, абсурдную хронику сопротивления. В арену, на которой человек изо всех своих ограниченных сил борется со спасающим его Богом. И единственное препятствие спасению и есть — сопротивление это. Даже пророки — практически каждый из них — так или иначе спорили с Богом. Иона не хочет идти в Ниневию и бежит в Фарсис. Иеремия в ответ на призвание к служению отвечает: «Я не умею говорить, ибо я еще молод», Моисей ссылается на косноязычие и гугнивость.
И лишь Дева впервые за долгие тысячелетия просто преклоняет главу, принимая с этим преклонением смиренно и безропотно все — и величайшую славу Сына Своего, и беспримерное Его уничижение.
Преподобный Силуан Афонский задался когда-то вопросом: неужели Божия Матерь никогда и ничем не согрешила в жизни Своей? И тотчас услышал в сердце своем голос: «Божия Матерь никогда не согрешила даже мыслью». Были же у Нее, по слову старца, лишь «безгрешные ошибки несовершенства». Но никогда и ничего не обреталось в Ней хотя бы немного противящегося Богу, ни помысла своевольного, ни движения воли непокорного. Но только бесконечная любовь и всецелое доверие.
И именно поэтому стала Матерь Божия и Матерью для всех спасающихся: Она указала этот путь возвращения к Отцу — через послушание, не вынужденное, а естественное, через смирение, не усилием достигнутое, но ставшее природным. Я думаю об этом тогда, когда слышу на службе возглас: «Яко свят еси, Боже наш, и во святых почиваеши…» То есть — обретаешь в сердцах их место покоя, в отличие от иных сердец, тех, в которых покоя нет, а есть нескончаемая брань, непрестанное возмущение. И Она — первая из тех, в Ком нашел для Себя Господь место покоя…
Да, Благовещение действительно один из самых светлых и радостных праздников. И я каждый раз жду его с нетерпением — как и все, наверное. Он, словно теплый и ласковый солнечный луч, входит в пространство великопостного периода и дарит пусть краткое, но такое необходимое отдохновение на этом наполненном трудом и искушениями пути. И душа согревается и сама становится теплее и светлее.
Но Благовещение в этом году… Оно первое такое в моей и не только в моей, разумеется, жизни.
С миром происходит что-то до крайности странное, все сместилось, все смешалось в нем, кажется, неизвестно откуда взявшийся вирус овладел им и диктует сегодня нам новые законы жизни, новые нормы поведения.
Он или кто-то другой… И попробуй не послушать его, читая день за днем сводки, сколько человек заразилось и сколько умерло за минувшие сутки.
И в саму Церковь вторгся этот невидимый гость, и она оказалась не свободна от этих законов и норм. И вот кто-то затворился дома и смотрит трансляцию богослужений или учится исповедоваться по скайпу, а кто-то приходит в храм, страшась заразиться или быть оштрафованным по дороге, или же — заразиться в храме. А кто-то — ничего не боясь, но рискуя там же, в храме, услышать, что не должен был приходить, что следовало «затвора» не оставлять.
И надо ли говорить, как непросто от этого на душе? Особенно непросто оттого, что есть такое чувство — словно въезжаешь в длинный и темный туннель, и неизвестно, когда закончится он, сколько времени ты проведешь в этой темноте. И другое неизвестно — что увидишь ты, когда наконец вынырнешь из него. И ищет потому душа успокоения, ищет утешения, ищет ответа: как относиться к происходящему и как справиться со всем тем трудным и непонятным, что обрушивается на нас сейчас?
Я вижу ответ этот в смиренном наклоне головы Богородицы на иконе Благовещения, наклоне, в котором скрывается готовность ко всему — и к радости стать Матерью Спасителя мира, и к скорби лицезрения Его на Кресте. Эта тайна, тайна смирения и всецелой покорности… Смирения и покорности не перед людьми, не перед их планами, намерениями, изощренностью и злоухищрениями. Не перед безумием, носящим маску мудрости. Не перед равнодушием, притворяющимся заботой. А перед Тем, Кто попускает нам это испытание. Смирение и покорность перед Ним открывают путь к любви, той, благодаря которой все, происходящее с нами, даже самое трудное и мучительное, становится, по слову апостольскому, благом.
Любви, откровением которой и является этот прекрасный и долгожданный праздник.
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]