Легендарный протест против репрессий и трое его инициаторов

4 сентября 1965 года в киевском кинотеатре «Украина» во время премьеры фильма «Тени забытых предков» состоялся едва ли не первый публичный протест против политики уничтожения украинской интеллигенции. Инициаторами акции были Иван Дзюба, Василий Стус и Вячеслав Чорновил.

4 сентября 1965 девятый на вершину американского хит-парада поднялась группа The Beatles с песней «Help!». Это событие рассказывали в выпусках новостей радиостанций и телестудий мира, ее живо обсуждали интеллектуальные круги (что это за очередная трансформация музыкальных предпочтений?), Ее активно замалчивали на территории Советского Союза, хотя и сюда она прорывалась благодаря различным «враждебным голосам". И в тот же день в Киеве произошло нечто, по тем временам, невероятное: едва ли не первый публичный протест против политических репрессий, против политики уничтожения украинской интеллигенции.

Сегодня вокруг того действительно невероятного для тогдашнего Киева действа накручено немало различных вымыслов, поэтому предоставлю слово участнику событий и одновременно профессиональном литературоведу и историку культуры Роману Корогодскому: «1965 год. Кинотеатр "Украина". Премьера фильма "Тени забытых предков". Иван Дзюба сообщает об арестах украинской творческой интеллигенции. Что поднялось в зале! А на эстраде! Гэбешники кричат: "Провокация!" Включили громкоговорители, чтобы заглушить Дзюбу. И здесь в двух проходах появляются Василий Стус и Славко Чорновил и призывают зрителей в знак протеста встать. Встала кучка людей. Я оглянулся - может, 50-60 человек стояли. Зал был набит - 800 мест ... Но факт открытого протеста состоялся». (Лідер. — Сучасність, №4, 2003.)

Событие это стало закономерным следствием и продолжением того, что происходило в предыдущее десятилетие в СССР и УССР в частности.

После 1956-го, особенно в первой половине 1960-х, когда в СССР состоялась хотя бы частичная десталинизация, культура в советской Украине стала на путь возрождения. Опять-таки, частичного, ограниченного идеологическими маркерами, но все же из лагерей и ссылки возвращаются уцелевшие интеллигенты, репрессированные с 1929-го по 1953-й, Союз писателей УССР в 1959 году возглавляет Олесь Гончар, чьи взгляды резонировали с идеями национал-коммунизма 20-х. И впервые ЦК КПУ начинают возглавлять этнические украинцы; часть из них - чья юность пришлась на времена Расстрелянного Возрождения, - имеет определенный сантимент к украинской культуре. Прежде всего речь идет о Петре Шелесте, который в 1957 году возглавляет Киевский обком КПУ, а в 1963 году становится первым секретарем ЦК КПУ, о Федоре Овчаренко (секретаре ЦК КПУ), о Петре Тронько (заместителе председателя Совета Министров УССР) и некоторых других партийных деятелях.

Десталинизация эта была вынужденной: сталинский режим загнал советскую империю в тупик предельной неэффективностью во всех областях, включая те, что касались военно-промышленного комплекса (не случайно же ядерный и ракетный проекты возглавлял Лаврентий Берия, а без похищения западных атомных секретов и применения трофейных немецких ракетных технологий догнать передовые государства СССР никогда бы не смог). Тем более, что в мире началась бурная научно-техническая революция; а научное, как и любое иное творчество, требует хотя бы ограниченной определенными рамками, но свободы.

Верхушка партийной номенклатуры пыталась найти хоть какой-то выход из новой ситуации, и вынуждена была пойти на определенную либерализацию режима. Так открылась часть правды о сталинизме, стало возможным хоть бы частичное, теоретическое осмысление новых явлений общественной жизни, были реабилитированы некоторые деятели эпохи «украинизации», погибшие в лагерях ГУЛАГа. Советский Союз стал открытым внешнему миру. Новая образованная генерация (миллионы и миллионы!) научно-технических работников закономерно тянулась к «высокой» культуре, став благодарной аудиторией мастеров искусства.

Вместе с тем культурные процессы происходили противоречиво, особенно в так называемых национальных республиках. Как писал уже в 1990-е активный участник тех процессов Евгений Сверстюк, «за критические слова против "старшего брата» в Украине и в Литве, в Молдавии и Бурятии хватали людей, наказывали и судили как за выступление против власти, в то время как "армяшек» или "хохлов» - критикуй! Можно было отказаться от любого языка, но отказ от русского - криминал. В конце концов, можно было в республиках заняться творчеством Пушкина - и вами не будет заниматься КГБ. Если же вы помогаете открывать русские детсады и школы - ваша идейность патентованная».

Поэтому любая культурная деятельность, если она пыталась действительно дойти до реальных корней украинского бытия, обратиться к реальным фигурам элиты нации, непременно приобретала характер «политики» (слово это в советском лексиконе имело непременно негативный оттенок, если речь не шла о «мудрой политике партии»). И те, кто последовательно занимался культурологической работой, логикой жизни ставились перед дилеммой: либо попытаться ограничить свои действия пределами лояльности, либо идти на конфронтацию с властью.

А вдобавок принципиально новым явлением начала 1960-х стали общественные организации. Номинально такие организации действовали и в сталинскую эпоху, но они были полностью подчинены власти. Когда ослабело давление на общество со стороны госбезопасности, когда хрущевская оттепель привела к оживлению культурной жизни, когда молодежь стала одним из главных орудий борьбы между определенными группами в руководстве КПСС (скажем, энтузиазм комсомольцев при освоении целины или строительстве гигантов индустрии в Сибири использовал Хрущев, чтобы побороть позиции своих оппонентов в партруководстве), то внутри целого ряда общественных организаций начались процессы идейного размежевания и брожения.

В первой половине 1960-х годов роль средоточия украиноцентричных настроений в столице УССР играл Клуб творческой молодежи (КТМ), который собрал немалые силы молодой интеллигенции, далеко не только этнических украинцев по происхождению. Аналогичный клуб - «Пролісок» - существовал во Львове. Немалые силы интеллектуально-культурной оппозиции к официальным идеологемам и чиновному рвению концентрировались в творческих союзах.

В октябре 1964-го Хрущев был снят со всех постов. Новое руководство СССР во главе с Леонидом Брежневым взялось «наводить порядок» в стране. В августе и сентябре 1965 года была совершена серия арестов среди украинской интеллигенции, в основном молодой. Среди арестованных были литературный критик Иван Светличный, психолог Михаил Горынь, преподаватели Михаил Осадчий и Михаил Косив, Валентин Мороз и Дмитрий Иващенко, архивист Мирослава Зваричевская, модельер Ярослава Менкуш, студент Ярослав Геврич и другие. Список арестованных казался случайным; однако реально в него попадали те из интеллигентов, кто демонстрировал духовную оппозицию если не режиму в целом, то некоторым наиболее одиозным его сторонам.

Но репрессивная кампания, вопреки намерениям власти, не испугала интеллигенцию, наоборот, она стала импульсом развития освободительного и правозащитного движений в УССР, вызвав, в том числе, и акцию протеста на премьере фильма Сергея Параджанова и Юрия Ильенко «Тени забытых предков».

Иван Дзюба к тому времени уже получил себе достаточно весомое имя как литературный критик, публицист и редактор; несколько лет он заведовал отделом критики журнала «Вітчизна», откуда был уволен «за идеологические ошибки», а на момент акции протеста работал редактором в издательстве «Молодь». Василий Стус был аспирантом Института литературы, перед этим два года проработав литературным редактором русскоязычного варианта газеты «Соціалістичний Донбас», и автором ряда литературно-критических статей и поданного в издательство первый сборника стихов «Круговерть».

Вячеслав Чорновил на момент акции протеста работал в газете «Молода гвардія»; он - единственный среди этой тройки - имел журналистское образование, закончив с отличием соответствующий факультет Киевского университета. Три года Чорновил проработал во Львове редактором городского телевидения, тогда же начал выступать как литературный критик и историк литературы. Затем он вернулся в Киев, надеясь на обучение в аспирантуре и научную работу, но в аспирантуру и до защиты почти готовой диссертации его не допустили, несмотря на сданные на «отлично» кандидатские экзамены.

Иначе говоря, все трое инициаторов акции протеста имели прямое отношение к журналистике в разных ее ипостасях, и это не случайно: во времена хрущевской «оттепели» советские газеты и журналы, хотя и далеко не все, стало можно читать нормальному человеку; в них, кроме пропаганды, появились «живые» тексты разного сорта. Завоевала себе место не только спущенная «сверху», но и инициированная самими журналистами критика, пусть и «отдельных недостатков», мещанства, бюрократизма.

Пошли цепью разоблачения Берии, затем «антипартийной группы» Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним» Шепилова, потом еще некоторых партийных боссов, и, конечно, самого Сталина. Ну а вновь возникшее телевидение вынужденно (не было соответствующей качественной аппаратуры, пригодный для записи программ видеомагнитофон появился на Западе только в 1956 году, а в СССР гораздо позже) вообще выпускало свои программы в эфир «вживую» - конечно, под строгим контролем, но творческая импровизация в пределах разрешенного стала непременной составляющей многих телепрограмм…

И в то же время не случайно все трое имели так же непосредственное отношение к литературе, к изящной словесности. Дело в том, что литература в СССР по своему естеству была относительно свободной от, скажем, философии, сведенной к роли «служанки идеологии». А в период оттепели литература получила возможность ставить острые социальные и мировоззренческие вопросы, хотя и делалось это в вынужденно завуалированных формах.

Скажем, в написанном в первой половине 1960-х романе русского писателя-фронтовика Александра Крона «Дом и корабль» действие происходит в блокадном Ленинграде; в разгар страшного голода главной героине офицер-интендант, который ухаживает за ней, приносит свежий торт. В рукописи это был не интендант, а политрук, хотя и тыловой - Крона заставили исправить «идеологическую ошибку», но главное осталось: в блокадном городе для определенной публики работал кондитерский цех. Он действительно работал, и партайгеноссе Жданов (тот самый, что после войны громил Ахматову и Зощенко) настолько разжирел, что с «большой земли» самолетом ему доставили специального тренера по лечебной физкультуре...

Понятное дело, ни в историческом исследовании, ни в публицистическом тексте об этом кондитерском цехе рассказать было невозможно; а вот в романе на это удалось намекнуть. В эти же годы вышел роман Олеся Гончара «Людина і зброя» («Человек и оружие» - русск. - А), главный герой которого - студент, а затем боец студенческого батальона Богдан Колосовский - противостоит в летние дни 1941 года не только нацистской военщине, но и (потому что сын «врага народа»!) сталинскому режиму. Роман имеет отчетливо антивоенную тональность, осуждая войну как таковую, что откровенно противоречило советской идеологии и действиям режима Хрущева (вторжение в Венгрию в 1956 году и Карибский кризис в 1962 году, который поставил мир на грань ядерной войны).

Поэтому акция протеста 4 сентября 1965 года на самом деле не была случайностью. Не были случайными и последующие акции. Как писал в посвященном политическим репрессиям и распространяемом самиздатом журналистском расследовании «Горе от ума» Вячеслав Чорновил, «в высокие инстанции пошли запросы, подписанные авторитетными людьми. Молодежь всеми способами демонстрировала свою солидарность с арестованными.

Во время судебных процессов в Киеве и Львове возникали стихийные манифестации, протесты». Среди прочих публично выражал свою солидарность с арестованными авиаконструктор Олег Антонов, кинорежиссер Сергей Параджанов, писатель Олесь Гончар. А Иван Дзюба в ответ на репрессии за несколько месяцев написал свое знаменитое научно-публицистическое исследование «Интернационализм или русификация?», которая была даже опубликована в УССР, правда, под грифом «Для служебного пользования» и тиражом в несколько сотен экземпляров. Историк Юрий Шаповал отмечает, что это исследование и акции протеста в известной степени затормозили процессы репрессий и русификации - вплоть до 1972 года, когда прошла новая волна арестов среди интеллигенции, а Петр Шелест потерял должность за «идеологические ошибки».

Впрочем, инициаторы акции протеста попали под репрессии сразу же: Иван Дзюба был уволен из издательства «Молодь», Вячеслав Чорновил потерял работу в газете «Молода гвардія», Василия Стуса отчислили из аспирантуры Института литературы. Времена-то, несмотря на первую волну арестов интеллигенции, были еще достаточно «вегетарианские». За решеткой Чорновил окажется в 1967 году, Дзюба и Стус - в 1972 году.

Василий Стус умер или был убит в заключения 4 октября (случайное или не случайное совпадение дат?) 1985 года, Вячеслав Чорновил при невыясненных обстоятельствах погиб в автокатастрофе 25 марта 1999 года, Иван Дзюба, несмотря на возраст и состояние здоровья, продолжает научную и публицистическую деятельность: так, весной этого года увидела свет его книга «Донецька рана України. Історико-культурні есеї». Самые высокие награды за свою журналистскую деятельность получил Вячеслав Чорновил, который стал лауреатом Международной журналистской премии имени Николаса Томалина (1975) и Государственной премии Украины имени Шевченко в разделе «публицистика» (1996).

Итак, не стала ли проведенная полвека назад акция протеста ответом - помимо прочего - и на вопрос: «Всегда ли журналист должен быть только наблюдателем событий?»

Автор Сергей Грабовский, кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института философии имени Григория Сковороды Национальной академии наук Украины; опубликовано в издании Mediasapiens
Перевод - Аргумент

Взято: vakin.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle