правильная скорбь

Похороны Иосифа Сталина в Москве. Фото: РИА Новости

66 лет назад, в марте 1953 года, когда вождь народов уже лежал остывший в Колонном зале, прошла последняя волна сталинских репрессий. Люди ехали в места не столь отдаленные по обвинениям, которые кажутся нелепыми даже для советского периода: «бросался огурцами в портрет вождя», «громко разговаривал на траурной линейке» или «не захотел плакать». Эти обвинения выросли из кампании за правильный траур по товарищу Сталину.

Министерство ⁠госбезопасности (МГБ) бросило все свои силы, чтобы проконтролировать, как проходит ⁠траур. С каждой фабрики, города или ⁠поселка ежедневно шли подробные отчеты (так называемые «спецсообщения») о допустимых или ⁠недопустимых ⁠формах выражения горя у советских граждан. Допустимым ⁠считалось публичное выражение эмоций, причем отдельно подчеркивалась степень «заразности» плача. Составители сводки описывали сцены горя крайне подробно, с налетом некоего драматического психологизма. Так, например, из сводки по Киеву за 6 марта мы узнаем, что учителя женской школы № 8 рыдали в учительской, лежа на диване и на стульях вокруг. Рука учительницы Рыхлиной безжизненно свесилась. Школьницы, узнав от учителей о происходящем, тоже начали плакать. Им вызывали скорую. Один из учителей нашел в себе силы встать и напомнить, что они должны учить и учиться и в этом их долг перед товарищем Сталиным.

Сводки МГБ пестрят сообщениями про отказ советских жителей от еды и питья: в Виннице один рабочий говорил, что после передачи по радио он «не может кушать». Если одни отказывались есть, то другие запасали продовольствие впрок, потому что, как сказала сексоту домохозяйка Ефросинья Фроловна, «отец наш родной вчера умер. Кто теперь может его заменить, теперь может начаться война».

В Харькове один рабочий, один заместитель секретаря парторганизации и врач больницы, «будучи нервно потрясены сообщением о смерти товарища Сталина», умерли прямо на месте, во время траурного митинга.

Советские граждане не только теряли аппетит и боялись наступления войны. Боялись они и того, что их накажут за неправильное выражение горя. 6 марта бдительные граждане обратили внимание, что курсант Одесской мореходки Федоров во время траурного митинга читал книгу. После «проработки» курсант, крикнув, что он «не безучастный и не враг», выбежал на улицу и бросился под трамвай.

Ученики одной московской школы под впечатлением слухов о том, что Сталина убили американские агенты, пришли к посольству США и долго молча стояли напротив него, «выражая таким образом презрение к убийцам».

Учащиеся Одесской школы милиции несмотря на военные звания и членство в партии, в ночь траура собрались на квартире, принесли выпивку, пригласили девушек и устроили разнузданную вечеринку. Это своеобразные антипоминки по Сталину. Еще в первые дни марта во время болезни Сталина тайно и незаметно (в отличие от одесских курсантов) праздновали семьи, пострадавшие от репрессий: во время ночного застолья поднимался бокал с едва слышным шёпотом «чтоб он сдох!» и ироничным тостом «за Чейна и Стокса!».

Некоторые советские граждане вели себя как клуб самоубийц: срывали советский флаг (который позже находили «со следами глумления»), топтали портреты отца народов, выкалывали глаза бумажному вождю (несколько десятков дел заведено только по этому обвинению), обращались к бюстам и статуям с неприличными речами и, конечно, делились вслух антисоветскими мыслями с коллегами и друзьями.

В те дни советские люди часто задавали друг другу вопрос: «А ты плакал 6 марта?». Нежелание плакать во время траура могло стать основой для обвинения в антисоветской агитации. В городе Николаеве гражданка Терехова поинтересовалась у своего соседа, рабочего Алексея Беренко, плакал ли он. «Да, я плакал, – иронично ответил Алексей, – потому что он [Сталин] раньше не умер». На беду остроумного рабочего, его соседка работала на органы и ее вопрос был хорошо продуманной провокацией. После этой реплики он был арестован.

via

Взято: mi3ch.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle