Творческая гомоинтиллигенция СССР.
---
В старые добрые времена гомосексуализм сам по себе был наказуем, и в действовавшем тогда Уголовном кодексе РСФСР (редакция 1926 года с изменениями 1934 года) ему была посвящена статья № 154-а, по которой можно было получить от 3 до 8 лет лишения свободы.
"Антигейская" статья появилась не случайно, причем фактически ее ввели еще в конце 1933 года. Январский 1933 года пленум ЦК ВКП(б) принял решение о проведении партийных чисток, в результате которых из партии было исключено несколько сотен тысяч коммунистов.
До конца 1933 года гомосексуализм уголовным преступлением не считался и был явлением довольно распространенным, особенно в среде советской творческой интеллигенции, а также в некоторых наркоматах (например, Наркомате иностранных дел). Но осенью 1933 года по инициативе Генриха Ягоды и первого заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского в Москве и Ленинграде была проведена спецоперация по выявлению лиц, которых подозревали в гомосексуализме.
Формальным поводом была оперативная разработка связей некоторых людей, арестованных в 1933 году по обвинению в шпионаже и подготовке диверсий. Ягода в ноябре того же года докладывал Сталину об аресте 130 человек из "актива педерастов", который занимался "созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки".
Вождь народов дал поручение "примерно наказать мерзавцев", и 3 декабря 1933 года Ягода предложил "издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию". В те времена никаких "первых-вторых чтений" не существовало и такие вопросы решались стремительно.
Через несколько дней Политбюро одобрило "конструктивное предложение", и 17 декабря было опубликовано постановление ВЦИК, руководствуясь которым ОГПУ получило право привлекать гомосексуалистов к уголовной ответственности еще до введения соответствующей 121-й статьи в УК РСФСР (ее ввели 7 марта, а в кодекс включили 1 апреля 1934 года, отменили же ее только в 1993 году).
Массовых репрессий среди гомосексуалистов не было, но при каждом удобном случае в приговоры представителям партийно-государственной номенклатуры включалась и статья 154-а.
В пристрастии к однополой любви обвиняли и наркома внутренних дел Николая Ежова, и заведующего протокольной частью Наркомата иностранных дел Флоринского, и ряд старых большевиков.
Представителям творческой интеллигенции эта статья тоже добавлялась к основной. Например, известный крестьянский поэт Николай Клюев был арестован в конце 1934 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных 58-й статьей, а 154-ю ему "добавили" в 1937 году, после чего и расстреляли.
Первым из представителей Московской консерватории по 154-й был привлечен к уголовной ответственности музыковед Болеслав Пшибышевский, который в 1929-1931 годах был ее директором. В конце 1933 года его исключили из ВКП(б), а в январе 1934-го приговорили (в соответствии с упомянутым постановлением ВЦИК) к трем годам лишения свободы и отправили на Беломорско-Балтийский канал.
Земляными работами он, правда, не занимался, а был заведующим музыкальной частью Центрального театра Беломорско-Балтийского комбината. Судьба его печальна: в январе 1937 года он вернулся в Москву, но 1 марта его снова арестовали (уже по обвинению в шпионаже и подготовке теракта) и в августе расстреляли…
1955 год.
Если в сталинские времена статья 154, как правило, была своего рода "довеском", то уже в конце пятидесятых обвинения в распространении гомосексуализма часто становились пусковым механизмом для начала мероприятий по "оздоровлению" различных учреждений и организаций, в том числе и имеющих непосредственное отношение к развитию музыкальной культуры.
Проблемы с "моральным обликом" в Московской консерватории и школе при ней были всегда, равно как и в других музыкальных, художественных и хореографических учебных заведениях.
И в сороковые годы, и в середине пятидесятых ЦК приходилось принимать различные меры и выпускать соответствующие постановления. 8 марта 1955 года заведующий Отделом науки и культуры ЦК КПСС Алексей Румянцев вместе с заместителем заведующего отделом Тарасовым и заведующим сектором отдела Лебедевым отправил руководству ЦК обширное письмо "О фактах проникновения в среду студенчества московских художественных вузов идейно чуждых влияний".
"В Литературном институте им. Горького при ССП (Союз советских писателей) СССР среди студентов наблюдаются случаи пьянства, разврата и другие аморальные поступки, о которых известно руководителям ССП СССР и МГК КПСС… В театральном училище имени Щукина некоторые студентки, в том числе комсомолки, оказались жертвами преступника (…)… Факты аморального поведения имеются также в Музыкально-педагогическом ин-те им. Гнесиных, Московской консерватории и институте им. Сурикова…
Студент ин-та им. Гнесиных (…) развратил несколько молодых девушек-студенток училища при этом институте, учинил пьяные дебоши в студенческом общежитии. Дирекция, партийные и общественные организации института ограничились лишь исключением (…) из института…
Систематически пьянствует ряд студентов Московской консерватории. За аморальные поступки (распространение порнографических открыток и др.) был исключен из консерватории зам. секретаря комсомольской организации национального отделения (…), а также студентка (…), развратное поведение которой стало известно большинству слушателей консерватории…
Совсем недавно (1 января с.г.) студент 1-го курса института им. Сурикова (…) в общежитии нанес несколько ран товарищу по общежитию из института им. Гнесиных (предполагают, что на почве ревности). Студент (…) арестован, находится под следствием, пострадавший лежит в больнице"
Что же происходило в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского? Сигналы о "моральном разложении" профессорско-преподавательского состава консерватории поступали с весны 1958 года, но практические действия МВД СССР начались только после того, как директор Московской государственной консерватории Свешников и секретарь парторганизации Федоровцев послали министру внутренних дел СССР Николаю Дудорову письмо, в котором сообщали, что "в консерватории имеются педагоги, из них один даже профессор, которые подозреваются в мужеложстве".
В этом документе, датированном июнем 1958 года, директор и парторг просили МВД "принять меры". Расследование было поручено Главному управлению милиции МВД СССР и продолжалось почти восемь месяцев, а его активная фаза (с внедрением агентуры, установлением наружного наблюдения и опросом свидетелей) началась зимой 1959 года.
31 марта 1959 года на бланке МВД СССР под грифом "Совершенно секретно" в ЦК КПСС ушел документ за номером 188/л за подписью министра внутренних дел СССР Николая Дудорова. В нем в частности говорилось:
"В результате проведенных Главным управлением милиции МВД СССР мероприятий установлено следующее: (…), (…) года рождения, являвшийся преподавателем Московской государственной консерватории и заведующим (…) отделением Центральной музыкальной школы при этой консерватории, используя свое служебное положение, в течение продолжительного времени занимался мужеложством и развращением несовершеннолетних учащихся (мальчиков) Центральной музыкальной школы и студентов консерватории".
Выявленному гею-педофилу грозила вторая часть статьи 154-а, которая за "использование служебного положения" предусматривала строк от 5 до 8 лет лишения свободы. Преподаватель изобличался показаниями многочисленных свидетелей, в том числе и тех, кого он вовлекал в сообщество граждан нетрадиционной ориентации.
Информация о склонностях преподавателя довольно долго придерживалась, поскольку милиционеры хотели выявить и "доцентов", которые упоминались в письме директора и парторга. Но те почувствовали неладное, один (весьма известный пианист и педагог) срочно женился, а другой даже уволился.
Но в марте 1959 года милиционеры сумели застать одного из выпускников консерватории, уже перешедшего на самостоятельную работу, "в тот самый момент".
Министр внутренних дел не без гордости отмечал в письме, направленном высшим партийным инстанциям: "Бывший студент той же консерватории, ныне пианист Московской государственной филармонии (…), (…) года рождения, тоже длительное время занимался мужеложством.
24 марта с.г. (…), находясь в концертной поездке в г. (…), был застигнут с поличным при совершении полового сношения с артистом (…) оперы и балета (…) года рождения".
Естественно, и преподавателя, и выпускника, и артиста немедленно арестовали. А в отношении остальных граждан, которые были упомянуты в письме директора консерватории и парторга, стали проводиться уже открытые следственные действия:
"В настоящее время, - говорилось в письме министра, - Главное управление милиции МВД СССР совместно с прокуратурой г. Москвы проводит дальнейшие мероприятия по разоблачению других лиц, подозреваемых в мужеложстве и развращении учащихся музыкальных учебных заведений".
1 апреля с посланием министра ознакомился заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов, а через три дня бумага легла на стол секретаря и члена Президиума ЦК КПСС Екатерины Фурцевой.
По воспоминаниям современников, гневу ее не было предела, а "разбираться" с консерваторией было поручено министру культуры Николаю Михайлову, профессиональному аппаратчику, которого в 1955 году с должности посла в Польше "бросили" на культуру.
Министр Михайлов был человеком опытным. Он и на заводе "Серп и молот" поработал, и освобожденным комсоргом побыл, и даже после разгрома редакции "Комсомолки" в 1937 году и расстрела главного редактора Владимира Бубекина занял его место. А потом был назначен первым секретарем ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК КПСС, послом и, наконец, министром.
Как-то раз он пожаловался Дмитрию Шостаковичу: "Да, с культуркой у нас плоховато…", за что получил прозвище "министр культурки".К заданию, полученному от президиума ЦК, он подошел основательно и уже 8 июня 1959 года отправил туда письмо "О морально-политической обстановке в Московской консерватории". И для начала сообщил, что вопрос обсуждался на коллегии министерства, в результате чего "была вскрыта крайняя запущенность работы с профессорско-преподавательским составом консерватории и неудовлетворительное состояние идейно-политического воспитания студентов".
В иные годы после такой характеристики директор немедленно отправлялся в отставку. Но только не Александр Свешников. Он продолжал оставаться директором (ректором) консерватории еще 16 лет и успел получить за это время три ордена Ленина и звание Героя Социалистического Труда. Вот что значит вовремя дать сигнал и признать ошибки.
Начавшиеся в марте аресты выявленных в Московской консерватории гомосексуалистов и педофилов, по словам министра культуры, продолжились и в апреле 1959 года.
Назвав их фамилии, Михайлов отметил: "Эти и другие педагоги на протяжении многих лет развращали мальчиков - учащихся Центральной музыкальной школы и юношей - студентов консерватории".
По оценкам МВД, за 1948-1959 годы в разряд "развращенных" попало до ста детей и молодых людей. Но список претензий к преподавателям главного музыкального вуза страны на этом не заканчивался. Министр писал в ЦК:
"Педагог Эпштейн нетерпимо ведет себя со студентками, нарушая принятые нормы морали. Педагог Флиер (имеется в виду пианист и профессор консерватории Яков Флиер, в будущем - народный артист СССР) не сдержан в своих отношениях к женщинам и, несмотря на свой возраст, уже в четвертый раз женится".
Но ладно там Флиер, ведь "профессоры Пейко и Голубев", как следует из документа, вообще "устраивали у себя на дому прослушивание эстетских произведений" и "вели со студентами разговоры о праве на "творческие искания" (абстрактные)". Что на этом фоне "несдержанность в отношении к женщинам"!
Студентов приглашал к себе домой и профессор Нейгауз (Генрих Нейгауз, народный артист РСФСР), "который часто появлялся в консерватории в нетрезвом виде". У студентов, по словам министра культуры, развивались такие качества, как стяжательство, зазнайство, "своеобразный нигилизм и критиканство".
А еще они неохотно исполняли произведения отечественных композиторов, предпочитая им зарубежную классику и даже авангард. И, что самое главное, на фортепианном факультете из 176 студентов было всего 6 рабочих и 1 колхозник. Среди аспирантов колхозников вообще не был.
Профессоров Николая Пейко (довольно известного композитора, заслуженного деятеля искусств РСФСР, лауреата госпремии и орденоносца) и Евгения Голубева (в будущем - народного артиста РСФСР) уволили.
Преподаватели Динор и Эпштейн были отстранены от работы. "Почистили" и кафедры, поменяв заведующих, "усилили" преподавательский состав. А группу педагогов консерватории решили отправить в различные районы страны на поиски талантливых рабочих и крестьян, которые изъявляли желание поучиться в консерватории.
Студентам летние каникулы заменили работой на целине и новостройках. А еще запретили принимать на теоретико-композиторский факультет абитуриентов без производственного стажа.
Итого, по разным данным, от 4 до 6 профессоров, преподавателей и выпускников Московской консерватории отправились отбывать сроки по статье 154-а - от 2 до 6 лет, 6 человек были уволены, а за студентами был установлен "строгий партийный и комсомольский контроль".
Среди попавших под "раздачу" был и выдающийся советский пианист и педагог Наум Штаркман, который в 1958 году стал лауреатом Первого международного конкурса имени П.И. Чайковского. А уже в 1959 году его арестовали по обвинению в мужеложстве и осудили.
Вышел он довольно быстро, отсидев чуть больше года, но потом фактически получил "запрет на профессию". Ему не разрешали выступать с открытыми концертами и преподавать.
Только в 1969 году он почти частным образом получил нескольких учеников в Гнесинском институте, а профессором Московской консерватории он стал только в 1987 году. Тогда же началась и его международная концертная деятельность…
Что показательно, в 1959 году никаких выступлений зарубежной гей-общественности, звезд эстрады и отечественных борцов с гомофобией в связи с описанными событиями отмечено не было…
"Антигейская" статья появилась не случайно, причем фактически ее ввели еще в конце 1933 года. Январский 1933 года пленум ЦК ВКП(б) принял решение о проведении партийных чисток, в результате которых из партии было исключено несколько сотен тысяч коммунистов.
До конца 1933 года гомосексуализм уголовным преступлением не считался и был явлением довольно распространенным, особенно в среде советской творческой интеллигенции, а также в некоторых наркоматах (например, Наркомате иностранных дел). Но осенью 1933 года по инициативе Генриха Ягоды и первого заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского в Москве и Ленинграде была проведена спецоперация по выявлению лиц, которых подозревали в гомосексуализме.
Формальным поводом была оперативная разработка связей некоторых людей, арестованных в 1933 году по обвинению в шпионаже и подготовке диверсий. Ягода в ноябре того же года докладывал Сталину об аресте 130 человек из "актива педерастов", который занимался "созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки".
Вождь народов дал поручение "примерно наказать мерзавцев", и 3 декабря 1933 года Ягода предложил "издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию". В те времена никаких "первых-вторых чтений" не существовало и такие вопросы решались стремительно.
Через несколько дней Политбюро одобрило "конструктивное предложение", и 17 декабря было опубликовано постановление ВЦИК, руководствуясь которым ОГПУ получило право привлекать гомосексуалистов к уголовной ответственности еще до введения соответствующей 121-й статьи в УК РСФСР (ее ввели 7 марта, а в кодекс включили 1 апреля 1934 года, отменили же ее только в 1993 году).
Массовых репрессий среди гомосексуалистов не было, но при каждом удобном случае в приговоры представителям партийно-государственной номенклатуры включалась и статья 154-а.
В пристрастии к однополой любви обвиняли и наркома внутренних дел Николая Ежова, и заведующего протокольной частью Наркомата иностранных дел Флоринского, и ряд старых большевиков.
Представителям творческой интеллигенции эта статья тоже добавлялась к основной. Например, известный крестьянский поэт Николай Клюев был арестован в конце 1934 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных 58-й статьей, а 154-ю ему "добавили" в 1937 году, после чего и расстреляли.
Первым из представителей Московской консерватории по 154-й был привлечен к уголовной ответственности музыковед Болеслав Пшибышевский, который в 1929-1931 годах был ее директором. В конце 1933 года его исключили из ВКП(б), а в январе 1934-го приговорили (в соответствии с упомянутым постановлением ВЦИК) к трем годам лишения свободы и отправили на Беломорско-Балтийский канал.
Земляными работами он, правда, не занимался, а был заведующим музыкальной частью Центрального театра Беломорско-Балтийского комбината. Судьба его печальна: в январе 1937 года он вернулся в Москву, но 1 марта его снова арестовали (уже по обвинению в шпионаже и подготовке теракта) и в августе расстреляли…
1955 год.
Если в сталинские времена статья 154, как правило, была своего рода "довеском", то уже в конце пятидесятых обвинения в распространении гомосексуализма часто становились пусковым механизмом для начала мероприятий по "оздоровлению" различных учреждений и организаций, в том числе и имеющих непосредственное отношение к развитию музыкальной культуры.
Проблемы с "моральным обликом" в Московской консерватории и школе при ней были всегда, равно как и в других музыкальных, художественных и хореографических учебных заведениях.
И в сороковые годы, и в середине пятидесятых ЦК приходилось принимать различные меры и выпускать соответствующие постановления. 8 марта 1955 года заведующий Отделом науки и культуры ЦК КПСС Алексей Румянцев вместе с заместителем заведующего отделом Тарасовым и заведующим сектором отдела Лебедевым отправил руководству ЦК обширное письмо "О фактах проникновения в среду студенчества московских художественных вузов идейно чуждых влияний".
"В Литературном институте им. Горького при ССП (Союз советских писателей) СССР среди студентов наблюдаются случаи пьянства, разврата и другие аморальные поступки, о которых известно руководителям ССП СССР и МГК КПСС… В театральном училище имени Щукина некоторые студентки, в том числе комсомолки, оказались жертвами преступника (…)… Факты аморального поведения имеются также в Музыкально-педагогическом ин-те им. Гнесиных, Московской консерватории и институте им. Сурикова…
Студент ин-та им. Гнесиных (…) развратил несколько молодых девушек-студенток училища при этом институте, учинил пьяные дебоши в студенческом общежитии. Дирекция, партийные и общественные организации института ограничились лишь исключением (…) из института…
Систематически пьянствует ряд студентов Московской консерватории. За аморальные поступки (распространение порнографических открыток и др.) был исключен из консерватории зам. секретаря комсомольской организации национального отделения (…), а также студентка (…), развратное поведение которой стало известно большинству слушателей консерватории…
Совсем недавно (1 января с.г.) студент 1-го курса института им. Сурикова (…) в общежитии нанес несколько ран товарищу по общежитию из института им. Гнесиных (предполагают, что на почве ревности). Студент (…) арестован, находится под следствием, пострадавший лежит в больнице"
Что же происходило в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского? Сигналы о "моральном разложении" профессорско-преподавательского состава консерватории поступали с весны 1958 года, но практические действия МВД СССР начались только после того, как директор Московской государственной консерватории Свешников и секретарь парторганизации Федоровцев послали министру внутренних дел СССР Николаю Дудорову письмо, в котором сообщали, что "в консерватории имеются педагоги, из них один даже профессор, которые подозреваются в мужеложстве".
В этом документе, датированном июнем 1958 года, директор и парторг просили МВД "принять меры". Расследование было поручено Главному управлению милиции МВД СССР и продолжалось почти восемь месяцев, а его активная фаза (с внедрением агентуры, установлением наружного наблюдения и опросом свидетелей) началась зимой 1959 года.
31 марта 1959 года на бланке МВД СССР под грифом "Совершенно секретно" в ЦК КПСС ушел документ за номером 188/л за подписью министра внутренних дел СССР Николая Дудорова. В нем в частности говорилось:
"В результате проведенных Главным управлением милиции МВД СССР мероприятий установлено следующее: (…), (…) года рождения, являвшийся преподавателем Московской государственной консерватории и заведующим (…) отделением Центральной музыкальной школы при этой консерватории, используя свое служебное положение, в течение продолжительного времени занимался мужеложством и развращением несовершеннолетних учащихся (мальчиков) Центральной музыкальной школы и студентов консерватории".
Выявленному гею-педофилу грозила вторая часть статьи 154-а, которая за "использование служебного положения" предусматривала строк от 5 до 8 лет лишения свободы. Преподаватель изобличался показаниями многочисленных свидетелей, в том числе и тех, кого он вовлекал в сообщество граждан нетрадиционной ориентации.
Информация о склонностях преподавателя довольно долго придерживалась, поскольку милиционеры хотели выявить и "доцентов", которые упоминались в письме директора и парторга. Но те почувствовали неладное, один (весьма известный пианист и педагог) срочно женился, а другой даже уволился.
Но в марте 1959 года милиционеры сумели застать одного из выпускников консерватории, уже перешедшего на самостоятельную работу, "в тот самый момент".
Министр внутренних дел не без гордости отмечал в письме, направленном высшим партийным инстанциям: "Бывший студент той же консерватории, ныне пианист Московской государственной филармонии (…), (…) года рождения, тоже длительное время занимался мужеложством.
24 марта с.г. (…), находясь в концертной поездке в г. (…), был застигнут с поличным при совершении полового сношения с артистом (…) оперы и балета (…) года рождения".
Естественно, и преподавателя, и выпускника, и артиста немедленно арестовали. А в отношении остальных граждан, которые были упомянуты в письме директора консерватории и парторга, стали проводиться уже открытые следственные действия:
"В настоящее время, - говорилось в письме министра, - Главное управление милиции МВД СССР совместно с прокуратурой г. Москвы проводит дальнейшие мероприятия по разоблачению других лиц, подозреваемых в мужеложстве и развращении учащихся музыкальных учебных заведений".
1 апреля с посланием министра ознакомился заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов, а через три дня бумага легла на стол секретаря и члена Президиума ЦК КПСС Екатерины Фурцевой.
По воспоминаниям современников, гневу ее не было предела, а "разбираться" с консерваторией было поручено министру культуры Николаю Михайлову, профессиональному аппаратчику, которого в 1955 году с должности посла в Польше "бросили" на культуру.
Министр Михайлов был человеком опытным. Он и на заводе "Серп и молот" поработал, и освобожденным комсоргом побыл, и даже после разгрома редакции "Комсомолки" в 1937 году и расстрела главного редактора Владимира Бубекина занял его место. А потом был назначен первым секретарем ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК КПСС, послом и, наконец, министром.
Как-то раз он пожаловался Дмитрию Шостаковичу: "Да, с культуркой у нас плоховато…", за что получил прозвище "министр культурки".К заданию, полученному от президиума ЦК, он подошел основательно и уже 8 июня 1959 года отправил туда письмо "О морально-политической обстановке в Московской консерватории". И для начала сообщил, что вопрос обсуждался на коллегии министерства, в результате чего "была вскрыта крайняя запущенность работы с профессорско-преподавательским составом консерватории и неудовлетворительное состояние идейно-политического воспитания студентов".
В иные годы после такой характеристики директор немедленно отправлялся в отставку. Но только не Александр Свешников. Он продолжал оставаться директором (ректором) консерватории еще 16 лет и успел получить за это время три ордена Ленина и звание Героя Социалистического Труда. Вот что значит вовремя дать сигнал и признать ошибки.
Начавшиеся в марте аресты выявленных в Московской консерватории гомосексуалистов и педофилов, по словам министра культуры, продолжились и в апреле 1959 года.
Назвав их фамилии, Михайлов отметил: "Эти и другие педагоги на протяжении многих лет развращали мальчиков - учащихся Центральной музыкальной школы и юношей - студентов консерватории".
По оценкам МВД, за 1948-1959 годы в разряд "развращенных" попало до ста детей и молодых людей. Но список претензий к преподавателям главного музыкального вуза страны на этом не заканчивался. Министр писал в ЦК:
"Педагог Эпштейн нетерпимо ведет себя со студентками, нарушая принятые нормы морали. Педагог Флиер (имеется в виду пианист и профессор консерватории Яков Флиер, в будущем - народный артист СССР) не сдержан в своих отношениях к женщинам и, несмотря на свой возраст, уже в четвертый раз женится".
Но ладно там Флиер, ведь "профессоры Пейко и Голубев", как следует из документа, вообще "устраивали у себя на дому прослушивание эстетских произведений" и "вели со студентами разговоры о праве на "творческие искания" (абстрактные)". Что на этом фоне "несдержанность в отношении к женщинам"!
Студентов приглашал к себе домой и профессор Нейгауз (Генрих Нейгауз, народный артист РСФСР), "который часто появлялся в консерватории в нетрезвом виде". У студентов, по словам министра культуры, развивались такие качества, как стяжательство, зазнайство, "своеобразный нигилизм и критиканство".
А еще они неохотно исполняли произведения отечественных композиторов, предпочитая им зарубежную классику и даже авангард. И, что самое главное, на фортепианном факультете из 176 студентов было всего 6 рабочих и 1 колхозник. Среди аспирантов колхозников вообще не был.
Профессоров Николая Пейко (довольно известного композитора, заслуженного деятеля искусств РСФСР, лауреата госпремии и орденоносца) и Евгения Голубева (в будущем - народного артиста РСФСР) уволили.
Преподаватели Динор и Эпштейн были отстранены от работы. "Почистили" и кафедры, поменяв заведующих, "усилили" преподавательский состав. А группу педагогов консерватории решили отправить в различные районы страны на поиски талантливых рабочих и крестьян, которые изъявляли желание поучиться в консерватории.
Студентам летние каникулы заменили работой на целине и новостройках. А еще запретили принимать на теоретико-композиторский факультет абитуриентов без производственного стажа.
Итого, по разным данным, от 4 до 6 профессоров, преподавателей и выпускников Московской консерватории отправились отбывать сроки по статье 154-а - от 2 до 6 лет, 6 человек были уволены, а за студентами был установлен "строгий партийный и комсомольский контроль".
Среди попавших под "раздачу" был и выдающийся советский пианист и педагог Наум Штаркман, который в 1958 году стал лауреатом Первого международного конкурса имени П.И. Чайковского. А уже в 1959 году его арестовали по обвинению в мужеложстве и осудили.
Вышел он довольно быстро, отсидев чуть больше года, но потом фактически получил "запрет на профессию". Ему не разрешали выступать с открытыми концертами и преподавать.
Только в 1969 году он почти частным образом получил нескольких учеников в Гнесинском институте, а профессором Московской консерватории он стал только в 1987 году. Тогда же началась и его международная концертная деятельность…
Что показательно, в 1959 году никаких выступлений зарубежной гей-общественности, звезд эстрады и отечественных борцов с гомофобией в связи с описанными событиями отмечено не было…
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]