Учат в школе, ….

Вас, наверно, тоже веселили школьные ошибки, нелепые и остроумные одновременно. Можно подумать, что они просто результат интернет – творчества, работа взрослых людей с развитым чувством юмора.

Но вот Остров Заточенный Карандаш, тонированный язык, подножие могущественной кильки и другие шедевры русскоязычного мистического реализма.
Они из рассказа председателя экспертной комиссии «Тотального диктанта» в Петербурге Светланы Друговейко-Должанской. Она опубликовала на своей странице в фейсбуке пост, составленный из самых смешных ошибок участников диктанта.

В нем есть такие словосочетания, как «остров Заточенный Карандаш» (вместо «остро заточенный карандаш»),

«де Олег» (вместо «диалект»),
«тонированный язык» (вместо «тренированный язык»),
«подножие могущественной кильки» (вместо «подножие величественной кирхи») и так далее.

Текст был написан от лица вымышленного персонажа Евы Даласкиной: она появилась после того, как один из участников диктанта написал так имя автора Евгения Водолазкина.
Акция «Тотальный диктант» прошла 14 апреля по всему миру. В этом году в ней поучаствовало более 200 тысяч человек. По сообщению агентства «Интерфакс», на отлично диктант написали менее 6 тысяч человек.



С тех пор все нелепицы, которые обнаруживают проверяющие ТД, приписываются этой авторессе.

Ева Даласкина, будем честны, несколько глуховата. Поэтому, например, вместо «горнолыжный» она может услышать «порнолыжный», а вместо «бурятский» – «дурацкий».

К тому же она подслеповата – поэтому фамилию «Пепеляев» может прочесть и как «Бибиляев», и как «Юбиляев», и как (впишите свой вариант)…
Ее образование грешит значительными пробелами не только в области правописания.

Ничего не знает она, например, об эвенках или эллинах – поэтому прилагательное «эвенкийский» способна записать как «иванкийский», «авентинский», «элегийский» etc, а эллинов поименовать «эльвинами» и как угодно еще.

Топонимы типа «Байкал» или «Бурятия» ей также неведомы. Но самое любопытное – та парадоксальная картина мира, которую являют произведения Евы Даласкиной.

В этом мире обряженные в традиционные синие халаты бараны могут самостоятельно приехать из глубин Кибурятии, чтобы поторговать в Нарынке.
В этом мире можно вдруг жениться на внучке собственного сына. В этом мире бесшеее туловище может представлять собою голову…
Ев Даласкина уже знакома нашим постоянным читателям как автор бестселлеров «Укованные решеткой», «Порнолыжные трассы» и «Из глубин Кибуряты». Вот ее новое произведение.)



[…Бах спускался с крыльца школы и оказывался на площади, у подножия величественной кирхи с просторным молельным залом в кружеве стрельчатых окон и громадной колокольней, напоминающей остро заточенный карандаш.]
…Бах!.. Я спускался с креста школы и оказывался на лошади у подножия могущественной кильки с прискорбным малиновым салом в кружеве стрейчевых окон и игроманной колокольней, напоминающей остров Заточенный Карандаш.

[Шёл мимо аккуратных деревянных домиков с небесно-синими, ягодно-красными и кукурузно-жёлтыми наличниками; мимо струганых заборов; мимо перевёрнутых в ожидании паводка лодок; мимо палисадников с рябиновыми кустами.]
Шёл мимо окуренных деревянных домиков с неуместно синими, годно красными и грустно жёлтыми наличками, мимо надписей на заборах, мило перевёрнутых в ожидании Павлика лохов, мимо пылерассадников с любимыми устами.

[Шёл так стремительно, громко хрустя валенками по снегу или хлюпая башмаками по весенней грязи, что можно было подумать, будто у него десяток безотлагательных дел, которые непременно следует уладить сегодня…]
Шёл так стремительно, громко, грустя валиками по снегу и шлюпая башмаками по весеннему празднику, что можно было придумать, будто у него десяток безосновательных дев, которых неприметно следует отвадить сегодня…

[Встречные, замечая семенящую фигурку учителя, иногда окликали его и заговаривали о школьных успехах своих отпрысков.] «Встреченный!» – замечали осеменяющую фигурку учителя, иногда отвлекали его и заговаривались о школьных успехах своих отбросков.
[Однако тот, запыхавшийся от быстрой ходьбы, отвечал неохотно, короткими фразами: времени было в обрез.] Однако кот, задыхавшийся от быстрой судьбы, отвечал неохотно короткими фразами: «Времени было – отрез».

[В подтверждение доставал из кармана часы, бросал на них сокрушённый взгляд и, качая головой, бежал дальше.]
Подтверждением доставал из Крыма на часы, бросал в них сокрушительный взгляд и качал головой без жал дальше.

[Куда он бежал, Бах и сам не смог бы объяснить.]
«Куда убежал?!» – Бог и сам не смог бы объяснить.

[Надо сказать, была ещё одна причина его торопливости: беседуя с людьми, Якоб Иванович заикался.]
Надо сказать! Была ещё одна причина его торопливости: беседуя с детьми, якобы Иваныч заикался, а я – нет!

[Его тренированный язык, мерно и безотказно работавший во время уроков и без единой запинки произносивший многосоставные слова литературного немецкого, легко выдавал такие сложноподчинённые коленца, что иной ученик и начало забудет, пока до конца дослушает.]
Его тонированный язык, нервно и безопасно работавший во время уроков и без единой записки произносивший многодоставные слова нелитературного ненецкого, легко выдавал такие слонопочинённые комменсы, что виной ученик: и мочало забудет, пока до конца дослушает.

[Тот же самый язык вдруг начинал отказывать хозяину, когда Бах переходил на диалект в разговорах с односельчанами.] Тот же самый язык вдруг начинал указывать хозяину, когда Бах переходил на «де Олег» в разговорах с односетчанами.

[Читать наизусть отрывки из «Фауста», к примеру, язык желал; сказать же соседке: «А балбес-то ваш нынче опять шалопайничал!» ‒ не желал никак, прилипал к нёбу и мешался меж зубов, как чересчур большая и плохо проваренная клёцка.]
Читая на язусть обрывки из «Пауз» (к примеру!), язык жевал; но сказал же соседке: «Оболдеста наш опять шелупал мячом, не желал никак, прилипал к нёбу и мышался меж зубов, как Черезчюр ‒ большая и плохо переваренная селедка».

[Баху казалось, что с годами заикание усиливается, но проверить это было затруднительно: беседовал с людьми он всё реже и реже…] Я бы сказал, что с годами зашкаливание иссиливается, но поверить в это было унизительно: без Седова с людьми он всё резже, и резже, и резже…

[Так текла жизнь, в которой было всё, кроме самой жизни, ‒ спокойная, полная грошовых радостей и мизерных тревог, некоторым образом даже счастливая.]
Таки текла жизнь, в которой было всё, кроме самой жизни с покойниками, полной граненых гадостей и низменных грибов, некоторым способом даже счастливой.

сайт

Взято: tanjand.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle