Командировка в Тунис на научное мероприятие
Всем привет! Меня зовут Аня, мне тридцать лет, и я опишу для вас свой вчерашний день, 27 января. Для меня это был рабочий день, я была в командировке, в Тунисе. Около года назад я закончила аспирантуру по информатике, и теперь работаю в университете (postdoc).
Город: Тунис (страна Тунис), 27 января 2018 года.
В посте 41 фотография и много текста.
Два месяца назад мне по мейлу пришло приглашение из Туниса. В подписи стояло – Национальный технический университет Туниса (École National des Ingénieurs de Tunis), а в мейле было написано, что тунисцы приглашают меня к себе прочитать лекцию для их студентов в магистратуре. Я работаю на факультете информатики, обучаю компьютеры слушать музыку и разбираться в ней. Прочитать гостевую лекцию – обычная просьба, когда по какой-то теме не хватает своих людей, но обычно приглашают знакомых по конференциям. А я никого не знала в Тунисе! Я даже никогда не слышала, что они там занимаются чем-то хоть близко относящимся к моей теме. Поэтому я решила, что это академический спам.
Ужасы академического спама
Каждому, кто опубликовал хоть одну научную статью, до скончания дней почтового адреса в графе corresponding author будет приходить академический спам. Гугловская сортировка спама с ним не справляется, почему-то. Такой спам бывает двух видов – в одном вас будут приглашать на липовые научные конференции на Бали, Мальте, на худой конец во Флориде, а в другом предлагать опубликовать статью в липовом журнале. Обе эти услуги платные. У легитимных научных конференций и научных журналов эти услуги тоже платные и очень дорогие. Хорошая большая конференция в моей области стоит около тысячи евро, плюс-минус. Open access публикация в научном журнале стоит тысячу-две. Научные журналы – это вообще, по-моему, узаконенная мафия. Вы не только добровольно и бесплатно отдаёте им свою статью, но ещё и приплачиваете. В “благодарность” они потом ещё будут присылать вам статьи на рецензию. Рецензируют учёные бесплатно, это такая общественная нагрузка. Можно опубликовать и не платить, но тогда платить придётся тем, кто хочет прочитать статью. Если у университета нет подписки на этот журнал, скорее всего платить никто не будет, статью не прочитают и вам не достанется бессмертной славы (или хотя бы надежды на неё).
Я подумала, что конференция в Тунисе – это очередной принц из Нигерии, с наследством, юридическими разборками, “вышли денег срочно”. По второму размышлению, решила осторожно ответить. “Принца из Нигерии” звали Анас. Он прислал мне программу мероприятия, и сказал, что гостевых лектора будет три, считая меня. Ещё приедут Сольви из Марселя и Пабло из Парижа. Ни эту Сольви, ни этого Пабло я в глаза не видела тоже, но зато я их знала через одно рукопожатие – через коллег в их университетах во Франции. Это обстоятельство в корне меняло дело. Если я пропаду, то в хорошей компании! Я сказала хорошо, раз у вас и Сольви, и Пабло, тогда я тоже приеду. И мне купили билеты и заказали гостиницу! Только тогда я выдохнула. “Это был не академический спам!”, – подумала я, – “Максимум – работорговцы. Специализируются на высококвалифицированном труде”.
7:00
Сегодня 27 января, и я в Тунисе. Сейчас семь утра и я только проснулась. Я здесь уже второй день, и уже поняла, что тунисцы живут по ненормальному графику. Все магазины, музеи, лавки открываются очень рано утром и закрываются часа в четыре. Кроме супермаркетов Carrefour, которые открыты до десяти вечера, но там не продаётся ничего такого, чего нельзя купить во Франции. За всем местным колоритом (специи, сладости, фрукты, ну и ещё изделия из кожи, ковры, кованые лампы и украшения) нужно идти на рынок, а он рано закрывается. Торговцев рыбой, мясом, фруктами я ещё понимаю – они не могут целый день стоять на жаре. Но магазин шляп, например? Он работает с семи до четырех. Шляпы в семь утра? Так вот, конференция (моя командировка не совсем конференция, а скорее более расплывчатое научно-учебное мероприятие, но “конференция” короче и понятнее) начнётся в девять утра (в 8:30 регистрация), и закончится в два часа дня.
Меня поселили в гостинице Dar Ben Gacem в медине. В странах Магриба (они примерно соответствуют северной Африке), мединой называется старая часть города с узкими улочками и восточным базаром (он называется сук), обычно она окружена стеной. Wikitravel считает, что эта гостиница – одна из лучших в Тунисе. Хозяйка этой гостиницы выкупила это старое здание 17 века, реставрировала его, и два года назад открыла здесь гостиницу. Здание – традиционный арабский дом 17 века, где сохранились все важные элементы – патио, терраса на крыше, комнаты с очень высокими потолками, альковные кровати. В отеле всего только семь комнат. Все я не видела, но от своей я в восторге.
3. Когда я захожу в свою комнату, мне хочется лечь на спину на пестрый персидский ковёр, смотреть вверх на ажурные детали на потолке, и переехать в Тунис, чтобы делать так каждый день.
Когда я выхожу на улицу из своей гостиницы, желание переехать в Тунис тут же проходит. Я думаю, так эта архитектура и задумывалась.
4. Традиционные арабские дома построены именно так – внутри прохладный рай, прекрасные девушки и их уже вышедшие замуж матери и сёстры кушают апельсины и ткут ковры, а снаружи этот дом похож на элеватор для зерна – гладкие глухие стены с массивной запертой дверью и маленькими окошками на уровне третьего этажа.
Большие окна выходят в колодец внутри дома – патио.
Я открываю дверь и выхожу в патио. Дверь и окна моей комнаты (и всех других тоже) открываются прямо в патио. Я не удивлюсь, если эта дверь так и осталась тут с 17 века. Она узкая и низенькая. У комнат нет номеров, ключи от комнат различаются только цветом брелков-верблюдов. На моем ключе висит голубой верблюд в зелёный цветочек. Я уже отказалась от попыток закрыть этим ключом с верблюдом дверь в комнату. Дерево рассохлось, и составить створки сложно, я боюсь повредить этот музейный раритет. Или себя, если я вдруг резко дёрну, а дверь развалится и упадёт мне на голову. Я пока не решила, что мне больше жалко – дверь или себя. В номере есть сейф, но я им не пользуюсь, потому что у меня очень мало пожитков и я всё равно ношу их с собой. Электрической зубной щеткой я согласна рискнуть.
5. Вот она, эта дверь.
6. Я поднимаюсь наверх по узкой лесенке. Это коридор второго этажа.
7. На крыше есть терасса, с которой вот такой вид на крыши медины. Соседнее здание с нашим ремонтируется. Оно принадлежит государству, и там будут офисы благотворительных организаций. После революции количество таких организаций в Тунисе увеличилось от нуля до двадцати восьми, что ли тысяч (~28 000). Я не запомнила точную цифру, только запомнила что их было намного больше чем политических партий (~200). Видимо, чтобы назваться благотворительной организацией, достаточно сделать вебсайт и просить денег в интернете, а чтобы политической партией - нужно что-то более сложное. И деньги, наверное, менее охотно дают.
8. Также на крыше есть комната для отдыха, а в ней такое вот зеркало. На конференцию я так и пойду в кроссовках (у информатиков очень неформальный дресскод, джинсы и футболка). Только капри сменю на брюки. На солнце жарко, а в помещении или в тени — нет.
8:00
Я иду на запах кофе из кухни. На кухне сидят тунисец лет сорока Анас и норвежка лет пятидесяти Сольви (живет в Марселе), и очень бодро болтают по-французски. Я их узнала по фотографиям в буклете. Анас – музыковед из Туниса, который нас всех пригласил. Мероприятие организует и оплачивает инженерный факультет обработки сигналов. У инженерного факультета денег всегда больше, чем у музыковедов. Анас участвует в организации в рамках сотрудничества между факультетами, но очень активно. Сотрудничество между факультетами – это такой “бег трусцой по утрам” в академической среде. Когда пишут заявку на грант, часто обещают, что будет такое сотрудничество, когда встречаются на конференциях, тоже с большим энтузиазмом собираются это делать, пишут статьи, о том как это важно, хорошо и полезно. Но в реальной жизни почти никто не бегает трусцой по утрам, и факультет математики не сотрудничает с факультетом испанской литературы. Анас – из тех редких людей, у которых получилось.
Когда к нам присоединился Пабло, мы поехали в университет. Анас отвезёт нас на машине. Мы вышли из нашей гостинцы, и идём по пыльным улицам Туниса. Ездить на машине тут очень страшно. На задних сидениях нельзя пристегнуться. Каждая третья машина имеет следы аварий. Такси очень много, их легко распознать, потому что они жёлтые. В Тунисе ездят трамваи, которые почему-то называются метро. Это их метро очень сильно перегружено, а сзади ещё дети или подростки зайцем едут. Такси дешёвые. Поездка минут на 20 — 5 динаров. На метро — полдинара. На некоторых такси есть LED лампочки-индикаторы. Если лампочки горят зелёным, это значит что такси занято, а если красным — что свободно. Sic.
9. Это вход в гостиницу. Он очень неброский. Вывеска маленькая, дверь всегда закрыта, нужно звонить в звонок.
Пабло лет 28, он родом из Колумбии, живет в Париже. Пабло, Анас и Сольви очень хорошо говорят по-французски, без акцента, он для них почти родной. Сольви мало того, что живет в Марселе, у неё муж француз и две дочки француженки. Пабло давно живёт в Париже, да и родной испанский тоже очень помогает. Анас вырос в Тунисе, который 75 лет был французской колонией, и там до сих пор малый филиал Франции. Мой французский плох, и мне сложно их понимать и ещё сложнее говорить. Я жалуюсь, но Пабло, Анас и Сольви все втроём наперебой хвалят мой французский. Им не хочется переходить на английский из-за меня. У Пабло и Сольви английский тоже очень хороший, а у Анаса нет. Поэтому в машине я большую часть времени молчу. Я успеваю понимать, но встроиться в разговор с той же скоростью и беглостью не могу.
10. Мы приехали в университет. Он мне очень напоминает советскую среднюю школу – здание из панельных блоков, двор покрыт крупной неровно положенной плиткой, поясняющие таблички металлические и покрашены краской, внутри мебель из дсп, штукатуреные стены.
В университете все надписи на французском и английском, почти не видно надписей на арабском. Местный вариант арабского – это помесь берберского, арабского, французского и итальянского. По произношению он напоминает мне иврит.
11. Организаторы большие молодцы, каждого встретили в аэропорту, составили подробное расписание всех перемещений и придерживались его, напечатали флайеры и постеры, организовали еду, технику.
8:30
12. Нужно настроить всё для презентаций. Анас (в пиджаке, как музыковед) и Пабло (в джинсах и футболке, как информатик) возятся со звуком и картинкой, Сольви уже настроила всё и отдыхает на диване. Я тоже уже всё настроила и гуляю. В зале собрались какие-то ранние студенты. Они в верхней одежде, шапках, но они прибедняются, на самом деле не так уж и холодно.
9:15
13. Конференция начинается с выступления Анаса. Он вызывает на сцену добровольца, и выходит Пабло. Анас написал программу для PureData (это софт для синтеза звука), которая берёт на вход разные волны с EEG, а на выходе получается звук (и очень странный). Анас присоединяет к голове Пабло измерительный прибор, и мы видим его альфа, бета и тета сигнал. Для программы Анаса нужно, чтобы у участника изменялся уровень стресса, а Пабло как раз успокоился как слон. Тогда Анас в самый неожиданный момент щиплет его за щёку. Демонстрация спасена. "Как хорошо, что я не пошла добровольцем", — думаю я.
14. Следующая презентация моя - про то, как научить компьютер распознавать эмоции в музыке с помощью нейросетей. Я начинаю с музыкального примера, с песни "Highway to Hell". Почти никто в аудитории не знает эту песню. Я расстроилась. Но потом Сольви сказала мне, что очень хороший выбор песни всё равно, потому что я миниатюрная девушка и произвожу впечатление такой пай-девочки, поэтому тяжёлый рок — это отличный выход, как всех разбудить.
Моя презентация на английском (все остальные на французском), и я волновалась, что никто ничего не поймёт, но после презентации мне задавали очень много вопросов. Какой-то преподаватель хотел обсудить культурную глобализацию. Создание таких моделей, как у меня, и те данные, на которых эти модели создаются, косвенно при использовании усредняют восприятие эмоций в музыке у пользователей. У меня в лекции было ещё о эмоциях в звуковых сигналах, которые издают животные. Он предложил переключиться на животных и оставить людей в покое с этим вопросом. Это очень смешная идея. :) Считается, что у животных даже нет синхронизации с ритмом.
15. После моей презентации была презентация Сольви. Она рассказывала о синтезе звуков. Очень базовых коротких звуков. Например, падение металлического шарика на деревянную, стеклянную, каменную поверхность.
16. В её лаборатории, которая называется PRISM, сделали такой софт, в котором можно задать параметры и синтезировать такие звуки. Можно использовать для озвучивания видеоигр.
17. Производитель автомобилей заказал им исследование звука захлопывания автомобильной двери. Они выясняли, почему некоторые двери звучат "дорого", а некоторые звучат некачественно. Смотрели на форму сигнала, спектр. Выяснили, что дорого звучат тяжелые двери, у них центр тяжести спектрального распределения в районе низких частот. И ещё "дорогие" двери при захлопывании издают три коротких клика, по которым люди определяют, что дверь наверняка захлопнулась.
18. Последним выступает Пабло. Он показывает слайды на английском, а говорит на французском. Наверное, Сольви обидно, она всё перевела, хотя намного проще копировать картинки и таблицы со статей, которые, конечно, на английском. Я рада, у меня уже голова болит от этого французского. Пабло работает в IRCAM, это очень известный в узких кругах институт. У них несколько проектов со смешными акронимами. Акронимы они подгоняли как попало. Я думаю, это у них оттого, что они французы. В их языке слова пишутся настолько случайным образом, что приходишь в отчаяние и перестаёшь вообще надеяться на какую-либо логику. Итак, акронимы двух их проектов расшифровываются так: DAVID (Da Amazing Voice Inflection Device) и CREAM (Cracking the emotional code of music). С проектом CREAM вообще смешно получилось. Они выиграли грант ERC, это очень крупный грант, все себе такой хотят. Меня сейчас тоже финансирует грант ERC, они обычно позволяют нанять людей на несколько лет. Они начали с того, что решили для начала сузить проблему до эмоций в пении. Потом решили сузить до эмоций в речи (для речи много данных, а для пения не очень, особенно a capella). В общем, проект уже скоро заканчивается, а до музыки они так и не дошли. На самом деле, это часто так получается с грантами. Пабло рассказывает о технике, в которой к матрице изображения прибавляется много случайных матриц, и ищуются такие изменения, которые изменят исходное изображение в нужную сторону. Например, если мы хотим из нейтрального лица получить грустное. Потом они то же самое делали со спектрограммами голоса.
13:30
19. Пабло наконец-то закончил презентацию. Некоторые вообще вслух жаловались, что кушать очень уж хочется, и хотели перенести Пабло. На самом деле, мы должны были закончить больше часа назад, но все презентации заняли больше времени. Для того, чтобы выступающие не слишком наглели, на конференциях существует session chair. На одной конференции, где я была, session chair выдали очень длинную палку. Все выступающие на этой конференции были очень пунктуальными. Но на этой конференции мы заранее знали, что session chair не будет. И у меня, и у Сольви было слайдов на 20 больше, чем в принципе могло влезть в наше время. Пабло выступал последним, а последний выступающий всегда расчитывает, что все увлекутся дискуссией, и он займет время, отведенное на перерыв. Я очень голодная, потому что утром мне не хотелось есть. Не люблю рано вставать. Я смогла уговорить себя только съесть маленькое, но ароматное яблочко. Обед был невкусный, потому что на собрании факультета было решено, что мы, как иностранцы, всё равно не оценим вкусную еду. Сначала хотели на обед сделать лаблаби. Я, можно сказать, в Тунис ехала с надеждой попробовать лаблаби! После обеда на стол поставили большое блюдо с апельсинами. "И как мы будем это есть?" , - подумала я. Тут ассистентка Имен схватила апельсин и быстро почистила его как картошку, срезая шкурку спиралью. Апельсины были невероятно вкусные. На фотографии слева направо — я, Пабло, Сольви, Фатима и Анас. Никто из преподавательниц не носит хиджаб, а среди студенток - больше половины. Абайю не носит никто. У меня сложилось впечатление, что женщины постарше чувствуют себя больше француженками, чем арабками, а женщины помоложе — больше арабками, чем француженками.
20. Я совсем устала от французского и пошла исследовать территорию. На входе растут фикусы, прямо как у нас, только в Тунисе они растут под открытым небом, и они гигантские.
21. Я, анфас, на фоне фикуса в аксонометрии. Хотя может это неполиткорректно и фикус тоже анфас?
22. Я нашла табличку арабской вязью и женский туалет. На двери было синим фломастером неровно написано "femmes". Туалетной бумаги там не было. Одна из преподавательниц увидела меня, и сказала, что она сейчас принесёт ключ от отдельной кабинки, которая только для преподавателей. Принесла. В отдельной кабинке тоже не было туалетной бумаги. Мыла в этом туалете тоже не было. Оно было на территории уборщицы, куда преподаватели имеют доступ.
23. Я вернулась в аудиоторию, все уже закончили обедать. Ко мне подошёл студент, который пишет дипломку по кластерингу ритмов. Он долго не мог объяснить, чего он хочет. Я поиграла в угадайку и выяснила, что он подумал, что мелспектрограмма с моих слайдов — это self similarity matrix. Я рассказала ему, что делаю с мелспектрограммами, и что в его случае ему это скорее всего не подойдет. К Пабло тоже подошли какие-то студенты.
24. В аудитории уже опять собрались студенты и Пабло показывает, как использовать Da amazing voice inflection device.
25. Фатима предложила Сольви съездить в лавку за арабскими сладостями. Сольви пригласила меня. Фатима - берберка, поэтому у неё светлые волосы и голубые глаза. Это очень необычно для Туниса, берберы здесь давно смешались с арабами и почти у всех местных темные глаза и волосы, а кожа бывает разных оттенков. Фатима говорит, что её часто спрашивают, не русская она. Она носит узкие джинсы и десятисантиметровые каблуки и водит серый пежо. В Тунисе вообще очень много французских машин — рено, пежо. В лавке Фатимы сладости раз в десять дороже, чем на рынке. Но зато без глистов, наверное. Сольви набирает большую коробку, и у неё почти не остаётся денег. Туниские динары не конвертируются, за пределами страны их нельзя будет поменять обратно. Я хитрая и оставляю себе на такси на утро 20 динаров и заказываю коробку поменьше. До аэропорта можно доехать за 5 динаров. Моя хитрость мне не помогла,такси мне вызывал портье в гостинице, и оказалось что гостиница сотрудничает с таксистами и обещает таксистам, что доверчивый турист поедет не по метру, а заплатит фиксированную цену в шесть раз больше — 30 динаров. За эти деньги таксист готов запомнить время и приехать куда надо к тому времени, когда надо. Иначе ловить такси придётся на удачу, видимо.
26. Над прилавком висит ёлочная игрушка, а на двери написано happy new year. Такая коробка, как наверху на прилавке, стоит 95 динаров, и весит два килограмма. Самые дорогие конфеты посередине — ёжики из кедровых орешков.
27. Мы вернулись посмотреть, не закончил ли Пабло со своим Da amazing devicе, но он не закончил. Нас заметила ассистентка факультета и стала сгонять всех, чтобы сделать общую фотографию. Все сгрудились на сцене, а ассистентка стояла в зале. Она наставила фотоаппарат на ту точку, где предполагала иметь центр своей фотографии, и гоняла всю толпу с помощью жество и побудительных возгласов plus gauche или plus droite, пока мы не встали так, чтобы быть посередине её точки. наверное, многие думали, чтобы было бы удобнее, если бы ассистентка сдвигалась относительно нас, но почему-то никто об этом не сказал.
15:30
Мероприятие должно было закончиться где-то час назад, но Пабло всё показывал студентам, какие возможность у da amazing device и было похоже, что в ближайшие два часа они не закончат. Но мы-то с Сольви свою работу сделали и рассудили, что совершенно не обязательно страдать вместе с Пабло, можно посочувствовать ему на расстоянии. Поэтому мы поехали с Фатимой в город. Фатима — это лучшее, что могло с нами случится в этот момент. Она так много, интересно и заразительно говорила, что у меня в мозгу что-то перещёлкнуло и я вдруг стала понимать всё по-французски. Больше всего было интересно про политику. В 2011 году тунисцы выгнали диктатора, который правил страной 20 лет. С этого началась волна других революций. Из них революция в Тунисе была самой удачной и привела к какой-то худо-бедно демократии. Но сейчас страна в хрупком равновесии. После 20 лет диктатуры, когда в стране была одна газета, один разрешенный взгляд на вещи, одна партия, и можно было попасть в тюрьму за наклеивание объявления на подъезде, теперь в Тунисе 200 партий, газеты печатаются на каждом углу, а люди почему-то считают, что демократия — это значит что будет так, как я хочу, а не как в Швейцарии, где люди способны голосовать за поднятие налогов, если это нужно для общества в целом. В Тунисе же каждый удавится за свой кусок. Работники будут бастовать за поднятие зарплаты, пока фирма не разорится и их всех уволят. Безработица среди молодёжи 25 процентов.
28. Мы поехали в мечеть. Она со всех сторон окружена базаром, поэтому найти её сложно, нужно найти нужную дырку в стене.
29. Я не подготовилась и мне пришлось повязать на голову свой кардиган-пиджак.
30.
31.
32. В мечети шла молитва и часть для женщин была огорожена забором. Перед забором сидело несколько женщин. Та, что помоложе, листала что-то в мобильном телефоне.
33. Точно так же, как Фатима нашла правильный проём в стене, за которым оказалсь мечеть, она зашла в какой-то другой проём, и мы оказались в ресторане, где играла живая музыка. Две девушки пели, а четверо мужчин им аккомпанровали.
34. В этом ресторане ещё было несколько небольших выставок и лавочек.
35. Одежду богато украшают серебряными пайетками, иногда с золотым напылением. Ткань изнашивается раньше, чем металл. Тогда ткань сжигают, а металл переплавляют. Мне кажется, что проще распороть, но за что купила, за то продаю, Фатима говорит — сжигают, пепел фильтруют, металл переплавляют.
36. Мы зашли в ещё один ресторан.
37. С терассы на крыше было видно, как выглядит крыша рынка. Такими улицами окружена мечеть, и поэтому на неё невозможно посмотреть снаружи, у неё нет фасада. Только минареты возвышаются над крышами.
38. Под защитой Фатимы мы расхрабрились и даже купили какую-то мелочевку.
39. Вот так выглядит сук (рынок). Нигде и ни на чем нет цен. И если вы спросите, вам сразу не скажут, сначала будут просить попробовать, потрогать, надеть, рассказывать как сложно сделать эту вещь. Потом назовут цену. Нужно торговаться. Начальная цена завышена в несколько раз, если вид у вас доверчивый и сговорчивый, как у меня, то и в 10.
40. Много таких лотков "всё для арабской свадьбы". На таких лотках продаются искусственные цветы в огромных букетах. Цветы из сделаны из атласа или из какой-то синтетики, похожей на атлас.
Мы возвращаемся в гостиницу. Я сажусь писать этот пост, а потом мы ужинаем вместе со всеми преподавателями с факультета, хозяйка гостиницы тоже садится с нами. Она очень хорошо говорит по-английски и плохо по-французски, как я. Для женщины, родившейся в Тунисе, это очень необычно, но она выросла не здесь. Жила в США, в Германии, а потом вернулась в Тунис. Обычно за ужином после конференции говорят о работе. Но мы совсем немного обсуждали презентации, и перешли к другим темам — политика, музыка, академические байки ещё до десерта. На десерт опять апельсины.
41.
Взято: odin-moy-den.livejournal.com