Немного истории моей семьи.
---
Если уж в нашем сообществе пошли такие "вечера воспоминаний" о том, кто и как оказался в нашем закрытом городе, то и я вставлю словечко. Ещё воспоминания читайте здесь и здесь. Разные люди попадали в наш город по-разному. Но основных путей попадания в него два. Первый - это когда человека в город присылало государство. И второй - когда он сам переезжал сюда за лучшей жизнью. Мои родители, конечно же переехали сами.
Свердловск-44, начало 80-х. Фото с Чёрного мыса.
Мой отец Гурин Вячеслав Кузьмич родился в посёлке с финским названием Ханнила на Карельском перешейке. Сейчас эта территория относится к Ленинградской области, а тогда принадлежала Карело-Финской ССР, шестнадцатой республике Советского Союза. У отца были светлые волосы и ему часто говорили.
-Ты ведь белобрысый и жил в Карелии, ты наверное финн.
На самом же деле, никакой он был не финн, просто его отца, а моего деда Кузьму Кондратьевича направили в Карелию, чтобы осваивать оставленные финнами после Зимней войны 1939-го года районы. Дед мой работал парторгом в леспромхозе.
В Карелии в мае 1941-го года и родился мой отец. Он был самым младшим из пятерых детей деда и бабушки Таисии Смарагдовны. Когда началась война, их семью эвакуировали в Кировскую область в посёлок Стахановский. Это довольно глухой лесной угол к северу от Кирова. А дед остался в Карелии защищать свой дом. На войне его ранили, у него открылся туберкулёз и деда, совсем больного, увёз к себе брат Ефим Кондратьевич, который жил в Кировграде и был энергетиком на заводе. А вот на каком именно - этого я не помню. В Кировграде мой дед и умер.
После войны семья часто переезжала с места на место, искала , где жизнь получше, да так и не нашла ничего. Пришлось вернуться опять в вятские леса. Там отец закончил школу и оттуда ушёл в армию.
Мой отец в посёлке Стахановском.
Отец (справа) в армии среди сослуживцев. 1961-й или 62-й год, город Плунге Литва.
Раньше ведь люди тоже искали, где лучше. Отец в армии немного повидал "мир", побывал в Забайкалье, в Капустином Яре, в Литве, чуть было не поехал на Кубу во время Карибского кризиса. И подумал он, что вряд ли стоит жить всю жизнь в маленьком посёлке, затерянном в лесах. Он поехал сначала к сестре в Москву, попытался устроиться на службу в милицию. Но в милицию его не взяли, потому что у него за время службы испортилось зрение. Он служил в ракетных войсках командиром расчёта наводки и имел дело с оптическими приборами.
И тогда он решил поехать к дяде в Кировград. Так и произошло переселение моего отца на Урал. Отец некоторое время работал электриком, а потом взял, да и пошёл в педагоги. Стал учителем физкультуры в школе. Что это его так торкнуло - я не знаю. Или вдруг призвание к педагогике почувствовал? Педагогов кировградских школ направляли на лето в пионерский лагерь под горой Ежовой. Вожатыми. Отец был сначала просто вожатым, потом старшим.
В лагере частенько устраивали какие-нибудь "дни по-военному" или День Нептуна.
Вот отец принимает рапорт от вожатого.
А тут он изображает бывалого моряка с трубкой. В центре -Нептун, правда почему-то без трезубца. А слева - что там за Стенька Разин?
Наверное, всё-таки не обошлось без призвания, потому что заниматься с детьми без желания и без любви к ним очень трудно. Те, у кого нет склонности, долго в педагогике не выдерживают.
Весь "штаб" пионерского лагеря в самодельных погонах.
Отцу нравилась его работа. Ведь вожатому нужно быть ещё и немного артистом. Вот он играет старуху с клюкой в каком-то представлении.
Теперь о матери. Моя мама Елена Борисовна родилась в Нейво-Рудянке. Там она училась в школе.
Седьмой класс Нейво-Рудянской школы фотографируется у памятника Ленину. Девушка в верхнем ряду, в центре, которая наклонила голову - это и есть моя мама.
Когда мама закончила школу, то суровые родственники отправили её работать на Лесохимический завод. Мыть донышки для бочек. Фото этого технического процесса у меня в блоге уже было. Мама не стала долго работать "на донышках", тоже пошла туда, где лучше. Поступила на курсы учителей английского языка в том же Кировграде. Помню, как мама рассказывала, как по вечерам она, сидя в вагончике узкоколейного поезда-кукушки, который ехал в Кировград из Рудянки, всё отрабатывала правильные английские интонации. Почему-то на слове skating rink(каток). Вероятно, дело было зимой и английские тексты давали учить по сезону. Так и сидела возле окошечка, повторяя негрмко:
-Скейтин ринк, скейтин ринк.
Потом, когда я учился в школе, меня спрашивали, кем работала моя мама. Я с гордостью говорил, что учительницей английского языка. И с моих слов в журнале записали, что у неё высшее образование, хотя на самом деле его не было, только курсы. Так и получилось, что оба моих родителя в юности были педагогами. Наследственность, однако.
Двоюродная сестра моей мамы, тётя Надя(на нижнем фото она слева)тоже решила пойти в педагогику и закончила институт. Но работать с детьми не смогла. А мама вполне успешно преподавала английский язык в рудянской школе.
Моя мама(справа) и её двоюродные сёстры.
Молоденькую учительницу английского языка летом тоже направили в пионерский лагерь у горы Ежовой. Там они с отцом и познакомились. На нижней фотке уже совместное театральное творчество моих родителей. Отец всё в том же костюме старухи, а мама в тельняшке.
Летом 1966-го года они поженились. Свадебные фотки к сожалению ужасно плохие. Я нашёл самую лучшую из всех. А в "свадебном" пиджаке отца я потом долгие годы ходил на рыбалку. Пиджак был невероятно помятый, но "с искрой". Как папа рассказывал, после свадьбы у него из своего имущества был только упомянутый пиджак.
В верхнем ряду вторая слева моя бабушка Егорова Зоя Васильевна, дальше мама, дед Егоров Борис Павлович и отец.
Жилья у них в Кировграде не было, и родители вернулись в Рудянку. Там, чтобы не жить с бабушкой, стали снимать комнату. Отец тогда навсегда распрощался с педагогикой и пошёл работать на Лесохимический завод машинистом рубильной машины. Рубильная машина перемалывала в щепки сосновые пни и корни, из которых потом вываривали нужные химические вещества. И в одну страшно морозную ночь на рудянской земле появился я. Разглядеть меня сквозь покрытое льдом окошечко больницы родственники смогли не сразу. Потом разглядели конечно. Так и начал я свою жизнь в съёмной комнате.
Там же в Рудянке пошёл в детский садик. Наверняка я был "гедонистом" уже тогда. И просто не мог смириться, если окружающие люди и обстановка мне не нравились, не приносили удовольствия. А в садике мне почему-то не нравилось.
-Если Саша в садик идти не хочет, то выбросит на улице шапку-говорила бабушка.
На морозе без шапки долго не походишь, поэтому родителям приходилось возвращать меня домой.
Мама и я.
И тут мы непосредственно подходим к моменту переселения нашей семьи в закрытый город Новоуральск, тогда Свердловск-44. Это был 1970-й год. В городе в то время уже существовал Уральский завод Автозапчастей УЗАЗ(будущий УАМЗ, АМУР, ныне грандиозная заброшка). Но местные товарищи не спешили наниматься на автомобильное производство. Тогда по всем ближним и дальним посёлкам стали ездить вербовщики. Обещали золотые горы и квартиру через год. Отец естественно согласился. На Лесохимическом заводе с жильём было туго. Массовое жилищное строительство началось в Рудянке позже.
И что странно, фотографий периода "первоначально поселения" в нашей семье нет совсем. Поэтому вставлю чужую фотку.
Устроился отец работать грузчиком в отдел сбыта. Потом стал мастером, потом сменным инженером. Жил он по-прежнему в Рудянке. И если задержится на работе, то приходилось ходить домой по шпалам. Как там в песне пелось:
Опять от меня сбежала,
Последняя электричка,
А я по шпалам, опять по шпалам.
Иду домой по привычке.
Правда случалось и так, что за папой посылали служебную машину кого-то из начальства. Начальство отца ценило, но иногда пыталось слегка обмануть. Упомянутую в договоре квартиру вышесидящие товарищи давать не слишком хотели.
-Может согласишься на семейное общежитие? Всё ж лучше, чем из Рудянки пешком ходить.
-Нет. Раз в договоре написано, что квартира, значит вынь да положь.
Потом квартиру всё же дали. Ту самую, в которой живём теперь мы. В доме, на котором долго красовались буквы "Слава строителям!" А многие наши друзья ещё долго жили в домах "коридорного типа".
На покупку мебели в новую квартиру папу снаряжали всей семьёй. Деньги на мебель, около тысячи брежневских рублей, его уговорили завернуть в платочек и положить в трусы, а то украдут, ну обязательно украдут. Уговаривали естественно со слезами. Отец обещал "подальше положить, чтоб поближе взять", но как только вышел за порог дома, переложил деньги в карман рубашки. Вместе с мебелью в новую квартиру поселили маму и меня. Так мы все трое стали жителями Свердловска-44. От той мебели остался у нас последний стул, остальное пошло либо на деревянные ручки для туесков, либо на свалку.
Мама на новом месте уже не пошла в педагогику. Вероятно, здесь в "элитном" городе требования к педагогам был построже, и без высшего образования её не принимали, несмотря даже на опыт работы в школе. И маме пришлось идти на тот же завод автозапчастей, контролёром ОТК. Как она вспоминала, было жутко неудобно и стыдно ходить в спецовке, в штанах, ведь в деревне женщины тогда в брюках не ходили. Но потом мама освоилась и проработала на заводе до самой пенсии.
Так вот мы и стали новоуральцами. Под конец выложу ещё немного фоток, относящихся к тому периоду, когда мы в городе уже обжились.
Какое-то застолье, и может быть, даже у нас в квартире. Слева папа, справа- мама, посредине мамины подружки.
А кто этот молодой человек - вы конечно уже узнали. Кстати на стене вместо обоев был нанесён накат поверх побелки. Резиновый валик с рельефным рисунком мазали краской и прокатывали по стенам. Таким накатом были украшены все стены нашей квартиры, да, наверно, и не только нашей. Стены, украшенные подобным образом, сейчас можно увидеть разве что в заброшенном бомбоубежище.
Мама и я на демонстрации. Я тогда носил очки, но почему-то такие страшные.
Это я в пионерском возрасте.
А это чуть постарше, уже с комсомольским значком.
Ну и последняя фотка - рисующий мальчик в колхозе, в деревне Елани. Это уже когда я ходил в художественную школу. Чего я тогда мог нарисовать в этом колхозе? Там же сплошные поля. Плоская земля и лес где-то на горизонте.
Свердловск-44, начало 80-х. Фото с Чёрного мыса.
Мой отец Гурин Вячеслав Кузьмич родился в посёлке с финским названием Ханнила на Карельском перешейке. Сейчас эта территория относится к Ленинградской области, а тогда принадлежала Карело-Финской ССР, шестнадцатой республике Советского Союза. У отца были светлые волосы и ему часто говорили.
-Ты ведь белобрысый и жил в Карелии, ты наверное финн.
На самом же деле, никакой он был не финн, просто его отца, а моего деда Кузьму Кондратьевича направили в Карелию, чтобы осваивать оставленные финнами после Зимней войны 1939-го года районы. Дед мой работал парторгом в леспромхозе.
В Карелии в мае 1941-го года и родился мой отец. Он был самым младшим из пятерых детей деда и бабушки Таисии Смарагдовны. Когда началась война, их семью эвакуировали в Кировскую область в посёлок Стахановский. Это довольно глухой лесной угол к северу от Кирова. А дед остался в Карелии защищать свой дом. На войне его ранили, у него открылся туберкулёз и деда, совсем больного, увёз к себе брат Ефим Кондратьевич, который жил в Кировграде и был энергетиком на заводе. А вот на каком именно - этого я не помню. В Кировграде мой дед и умер.
После войны семья часто переезжала с места на место, искала , где жизнь получше, да так и не нашла ничего. Пришлось вернуться опять в вятские леса. Там отец закончил школу и оттуда ушёл в армию.
Мой отец в посёлке Стахановском.
Отец (справа) в армии среди сослуживцев. 1961-й или 62-й год, город Плунге Литва.
Раньше ведь люди тоже искали, где лучше. Отец в армии немного повидал "мир", побывал в Забайкалье, в Капустином Яре, в Литве, чуть было не поехал на Кубу во время Карибского кризиса. И подумал он, что вряд ли стоит жить всю жизнь в маленьком посёлке, затерянном в лесах. Он поехал сначала к сестре в Москву, попытался устроиться на службу в милицию. Но в милицию его не взяли, потому что у него за время службы испортилось зрение. Он служил в ракетных войсках командиром расчёта наводки и имел дело с оптическими приборами.
И тогда он решил поехать к дяде в Кировград. Так и произошло переселение моего отца на Урал. Отец некоторое время работал электриком, а потом взял, да и пошёл в педагоги. Стал учителем физкультуры в школе. Что это его так торкнуло - я не знаю. Или вдруг призвание к педагогике почувствовал? Педагогов кировградских школ направляли на лето в пионерский лагерь под горой Ежовой. Вожатыми. Отец был сначала просто вожатым, потом старшим.
В лагере частенько устраивали какие-нибудь "дни по-военному" или День Нептуна.
Вот отец принимает рапорт от вожатого.
А тут он изображает бывалого моряка с трубкой. В центре -Нептун, правда почему-то без трезубца. А слева - что там за Стенька Разин?
Наверное, всё-таки не обошлось без призвания, потому что заниматься с детьми без желания и без любви к ним очень трудно. Те, у кого нет склонности, долго в педагогике не выдерживают.
Весь "штаб" пионерского лагеря в самодельных погонах.
Отцу нравилась его работа. Ведь вожатому нужно быть ещё и немного артистом. Вот он играет старуху с клюкой в каком-то представлении.
Теперь о матери. Моя мама Елена Борисовна родилась в Нейво-Рудянке. Там она училась в школе.
Седьмой класс Нейво-Рудянской школы фотографируется у памятника Ленину. Девушка в верхнем ряду, в центре, которая наклонила голову - это и есть моя мама.
Когда мама закончила школу, то суровые родственники отправили её работать на Лесохимический завод. Мыть донышки для бочек. Фото этого технического процесса у меня в блоге уже было. Мама не стала долго работать "на донышках", тоже пошла туда, где лучше. Поступила на курсы учителей английского языка в том же Кировграде. Помню, как мама рассказывала, как по вечерам она, сидя в вагончике узкоколейного поезда-кукушки, который ехал в Кировград из Рудянки, всё отрабатывала правильные английские интонации. Почему-то на слове skating rink(каток). Вероятно, дело было зимой и английские тексты давали учить по сезону. Так и сидела возле окошечка, повторяя негрмко:
-Скейтин ринк, скейтин ринк.
Потом, когда я учился в школе, меня спрашивали, кем работала моя мама. Я с гордостью говорил, что учительницей английского языка. И с моих слов в журнале записали, что у неё высшее образование, хотя на самом деле его не было, только курсы. Так и получилось, что оба моих родителя в юности были педагогами. Наследственность, однако.
Двоюродная сестра моей мамы, тётя Надя(на нижнем фото она слева)тоже решила пойти в педагогику и закончила институт. Но работать с детьми не смогла. А мама вполне успешно преподавала английский язык в рудянской школе.
Моя мама(справа) и её двоюродные сёстры.
Молоденькую учительницу английского языка летом тоже направили в пионерский лагерь у горы Ежовой. Там они с отцом и познакомились. На нижней фотке уже совместное театральное творчество моих родителей. Отец всё в том же костюме старухи, а мама в тельняшке.
Летом 1966-го года они поженились. Свадебные фотки к сожалению ужасно плохие. Я нашёл самую лучшую из всех. А в "свадебном" пиджаке отца я потом долгие годы ходил на рыбалку. Пиджак был невероятно помятый, но "с искрой". Как папа рассказывал, после свадьбы у него из своего имущества был только упомянутый пиджак.
В верхнем ряду вторая слева моя бабушка Егорова Зоя Васильевна, дальше мама, дед Егоров Борис Павлович и отец.
Жилья у них в Кировграде не было, и родители вернулись в Рудянку. Там, чтобы не жить с бабушкой, стали снимать комнату. Отец тогда навсегда распрощался с педагогикой и пошёл работать на Лесохимический завод машинистом рубильной машины. Рубильная машина перемалывала в щепки сосновые пни и корни, из которых потом вываривали нужные химические вещества. И в одну страшно морозную ночь на рудянской земле появился я. Разглядеть меня сквозь покрытое льдом окошечко больницы родственники смогли не сразу. Потом разглядели конечно. Так и начал я свою жизнь в съёмной комнате.
Там же в Рудянке пошёл в детский садик. Наверняка я был "гедонистом" уже тогда. И просто не мог смириться, если окружающие люди и обстановка мне не нравились, не приносили удовольствия. А в садике мне почему-то не нравилось.
-Если Саша в садик идти не хочет, то выбросит на улице шапку-говорила бабушка.
На морозе без шапки долго не походишь, поэтому родителям приходилось возвращать меня домой.
Мама и я.
И тут мы непосредственно подходим к моменту переселения нашей семьи в закрытый город Новоуральск, тогда Свердловск-44. Это был 1970-й год. В городе в то время уже существовал Уральский завод Автозапчастей УЗАЗ(будущий УАМЗ, АМУР, ныне грандиозная заброшка). Но местные товарищи не спешили наниматься на автомобильное производство. Тогда по всем ближним и дальним посёлкам стали ездить вербовщики. Обещали золотые горы и квартиру через год. Отец естественно согласился. На Лесохимическом заводе с жильём было туго. Массовое жилищное строительство началось в Рудянке позже.
И что странно, фотографий периода "первоначально поселения" в нашей семье нет совсем. Поэтому вставлю чужую фотку.
Устроился отец работать грузчиком в отдел сбыта. Потом стал мастером, потом сменным инженером. Жил он по-прежнему в Рудянке. И если задержится на работе, то приходилось ходить домой по шпалам. Как там в песне пелось:
Опять от меня сбежала,
Последняя электричка,
А я по шпалам, опять по шпалам.
Иду домой по привычке.
Правда случалось и так, что за папой посылали служебную машину кого-то из начальства. Начальство отца ценило, но иногда пыталось слегка обмануть. Упомянутую в договоре квартиру вышесидящие товарищи давать не слишком хотели.
-Может согласишься на семейное общежитие? Всё ж лучше, чем из Рудянки пешком ходить.
-Нет. Раз в договоре написано, что квартира, значит вынь да положь.
Потом квартиру всё же дали. Ту самую, в которой живём теперь мы. В доме, на котором долго красовались буквы "Слава строителям!" А многие наши друзья ещё долго жили в домах "коридорного типа".
На покупку мебели в новую квартиру папу снаряжали всей семьёй. Деньги на мебель, около тысячи брежневских рублей, его уговорили завернуть в платочек и положить в трусы, а то украдут, ну обязательно украдут. Уговаривали естественно со слезами. Отец обещал "подальше положить, чтоб поближе взять", но как только вышел за порог дома, переложил деньги в карман рубашки. Вместе с мебелью в новую квартиру поселили маму и меня. Так мы все трое стали жителями Свердловска-44. От той мебели остался у нас последний стул, остальное пошло либо на деревянные ручки для туесков, либо на свалку.
Мама на новом месте уже не пошла в педагогику. Вероятно, здесь в "элитном" городе требования к педагогам был построже, и без высшего образования её не принимали, несмотря даже на опыт работы в школе. И маме пришлось идти на тот же завод автозапчастей, контролёром ОТК. Как она вспоминала, было жутко неудобно и стыдно ходить в спецовке, в штанах, ведь в деревне женщины тогда в брюках не ходили. Но потом мама освоилась и проработала на заводе до самой пенсии.
Так вот мы и стали новоуральцами. Под конец выложу ещё немного фоток, относящихся к тому периоду, когда мы в городе уже обжились.
Какое-то застолье, и может быть, даже у нас в квартире. Слева папа, справа- мама, посредине мамины подружки.
А кто этот молодой человек - вы конечно уже узнали. Кстати на стене вместо обоев был нанесён накат поверх побелки. Резиновый валик с рельефным рисунком мазали краской и прокатывали по стенам. Таким накатом были украшены все стены нашей квартиры, да, наверно, и не только нашей. Стены, украшенные подобным образом, сейчас можно увидеть разве что в заброшенном бомбоубежище.
Мама и я на демонстрации. Я тогда носил очки, но почему-то такие страшные.
Это я в пионерском возрасте.
А это чуть постарше, уже с комсомольским значком.
Ну и последняя фотка - рисующий мальчик в колхозе, в деревне Елани. Это уже когда я ходил в художественную школу. Чего я тогда мог нарисовать в этом колхозе? Там же сплошные поля. Плоская земля и лес где-то на горизонте.
Взято: guriny.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]