
«Одна заря спешит сменить другую»: как белые ночи стали символом Петербурга
---
Каждое лето десятки тысяч туристов приезжают в Петербург, чтобы увидеть знаменитые белые ночи — время, когда, по словам Пушкина, «одна заря сменяет другую, давая ночи лишь полчаса». Этот удивительный природный феномен стал визитной карточкой города, хотя наблюдать его можно и в других северных регионах. Но именно петербургские белые ночи окутаны особой романтикой.
Интересно, что сам Пушкин, воспевая это явление в «Медном всаднике», еще не знал термина «белые ночи». Его ввел Достоевский, назвав так свою повесть в 1848 году. Хотя в тексте это словосочетание встречается лишь однажды, оно навсегда стало символом Петербурга.
Еще раньше, в 1844 году, писатель Аполлон Григорьев в «Заметках Петербургского зеваки» называл эти ночи «северными» и писал, что их красоту невозможно передать словами — как и аромат розы.
Изначально выражение «белая ночь» означало просто «бессонная» — калька с французского nuit blanche. Астрономы же называют это явление «гражданскими сумерками» — время, когда на улице так светло, что можно читать без лампы.
Поэты Серебряного века видели в белых ночах что-то мистическое. Николай Агнивцев писал, что именно тогда «Петербург вспоминает о прошлом». Сергей Городецкий в стихах описывал, как памятники оживают в призрачном свете. Художник Александр Бенуа считал, что Петр I, основавший город в мае, мог вдохновиться именно белой ночью.
В начале XX века Петербург в это время казался иным — тихим, загадочным. Вместо дневного шума слышался лишь плеск воды о гранит и бой курантов. Золотой шпиль Петропавловского собора светился, «как меч, устремленный в небо».
Путеводители тех лет предупреждали: белые ночи действуют на нервы. Они восхищают мечтателей, но могут вызывать тревогу. Блок писал, что они «вырывают человека из обыденности», а Куприн называл их «славой и мукой Петербурга» — временем, когда город словно открывает портал в другой мир.
Лично я за полтора месяца белых ночей успеваю соскучиться… по настоящей темноте. А вы?
Источник: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Интересно, что сам Пушкин, воспевая это явление в «Медном всаднике», еще не знал термина «белые ночи». Его ввел Достоевский, назвав так свою повесть в 1848 году. Хотя в тексте это словосочетание встречается лишь однажды, оно навсегда стало символом Петербурга.
Еще раньше, в 1844 году, писатель Аполлон Григорьев в «Заметках Петербургского зеваки» называл эти ночи «северными» и писал, что их красоту невозможно передать словами — как и аромат розы.
Изначально выражение «белая ночь» означало просто «бессонная» — калька с французского nuit blanche. Астрономы же называют это явление «гражданскими сумерками» — время, когда на улице так светло, что можно читать без лампы.
Поэты Серебряного века видели в белых ночах что-то мистическое. Николай Агнивцев писал, что именно тогда «Петербург вспоминает о прошлом». Сергей Городецкий в стихах описывал, как памятники оживают в призрачном свете. Художник Александр Бенуа считал, что Петр I, основавший город в мае, мог вдохновиться именно белой ночью.
В начале XX века Петербург в это время казался иным — тихим, загадочным. Вместо дневного шума слышался лишь плеск воды о гранит и бой курантов. Золотой шпиль Петропавловского собора светился, «как меч, устремленный в небо».
Путеводители тех лет предупреждали: белые ночи действуют на нервы. Они восхищают мечтателей, но могут вызывать тревогу. Блок писал, что они «вырывают человека из обыденности», а Куприн называл их «славой и мукой Петербурга» — временем, когда город словно открывает портал в другой мир.
Лично я за полтора месяца белых ночей успеваю соскучиться… по настоящей темноте. А вы?
Источник: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]