Кошка Белка
---
И тут до Лины что-то стало доходить. Третьи сутки кошка орет в мокрой траве примерно на одном месте – так, наверное, она вовсе не радуется жизни и не призывает самца, а что-то с ней случилось!
Лина возвращалась домой после прогулки с Олегом. Она сошла с электрички в прекрасном настроении и двинулась к своему микрорайону Лесные Поляны по тропинке через заросший высокой травой луг, покрытый вечерней росой.
Краснокирпичные коттеджи надвигались, половину луга уже застроили. Но другую половину жителям пока удалось отстоять, и это тоже радовало Лину.
Она шла быстро, вдыхая запах влажной зелени, влюбленная, с неясными, но приятными надеждами, и душа ее пела. Даже писк комаров слышался ей аккомпанементом песни ее души, и тем более истошное мяуканье кошки в траве показалось ей песнью торжествующей любви...
Однако счастье продлилось недолго. На следующий же день во дворе университета Олег, сначала радостно бросившийся навстречу Лине, вдруг изменился в лице и, резко развернувшись, подрулил к девушке, которая с сердитым видом протянула ему ключи, очевидно, от квартиры, очевидно, им забытые, и, сверкая глазами, сделала Олегу какой-то выговор.
Лина с широко раскрытыми удивленными глазами приблизилась. Олег засуетился:
– Знакомься, Линочка, это моя жена, Лидуша, – обнял сердитую за талию и нежно поцеловал.
Она отвернулась при этом, подставив под поцелуй ухо, многозначительно с головы до ног оглядела Лину, процедила:
– Третий год женаты, – и удалилась, видимо, спеша на работу или на учебу, досадуя, что пришлось сделать крюк ради этого растяпы мужа, и в очередной раз убедиться в его легкомыслии.
Лина сказала Олегу все, что о нем думает, и посмеялась над ним с подругами, но на сердце было тяжело: Олег оказался кем-то не тем, кого она себе вообразила. Опять. Опять те же грабли, только в профиль...
Снова вечером Лина возвращалась через росистый луг. Комары теперь ныли противно, и она от них отмахивалась.
И снова кошка орала в мокрой траве, только как-то более хрипло и неприятно. Лина отметила, что опять находится в единстве с природой, и всю ночь писала грустные стихи.
А утром, идучи по росистому лугу к электричке, услышала уже еле слышное сиплое мяуканье...
И тут до Лины что-то стало доходить. Третьи сутки кошка орет в мокрой траве примерно на одном месте – так, наверное, она вовсе не радуется жизни и не призывает самца, а что-то с ней случилось!
Лина полезла в траву и, промокнув до пояса, нашла, наконец, юную белую кошечку, настолько мокрую, что она казалась, скорее, розовой, чем белой и напоминала недоощипанную курицу.
Лина устыдилась тому, что не распознала в этом оре крик о помощи сразу, погруженная в свои рефлексии, и малышка столько времени провела в холоде, сырости и, вероятно, голоде.
То, что никто другой из жителей микрорайона, ходящих здесь ежедневно, не заинтересовался бедствующей кошкой, Лину не удивило.
Белая девочка с ярко-голубыми глазами охотно пошла в руки Лине, отчего та заключила, что кошечка была домашняя, и ее выбросили.
Лина завернула малышку в кофту и вернулась домой, по дороге зайдя только в «Пятерочку» за кормом.
Дома она покормила Белку. Имя пришло как-то само. В голове вертелось: «Бланка, Бланкита, Бьянка, Белла», но подзывая зверя к блюдечку, Лина поймала себя на том, что произносит:
– Белка, Белка, иди сюда!
Кошка ела с жадностью, ее розовый носик смешно двигался. В белой шерсти Лина разглядела паразитов. Шерсть при этом была необычная, длинная, без подшерстка, а маленькая головка и удивительный сапфировый цвет глаз намекали на породистость.
Лина решила посушить Белку феном и заодно расчесать. Вспомнила, что голубоглазые белые кошки могут быть глухими, и резко включила фен за спиной у занятой едой кошки.
Та даже ухом не повела. «Что ж, глухая», – решила Лина и стала аккуратно чесать кошачью шерсть своей массажной щеткой – другой не было.
Затем Лина сбегала в зоомагазин. Потом в ново купленной переноске свозила кошку к ветеринару. Он подтвердил, что Белка не слышит и что она породистая – турецкая ангора.
Лина была уверена, что кошку выбросили из коттеджей, узнав о ее глухоте, и не удивлялась тому.
Мама, давно привыкшая, что Лина притаскивает то кошку, то собаку, то ворону, приняла появление новенькой как нечто само собой разумеющееся, пожала плечами по поводу неожиданной породистости и стала разрабатывать систему жестов для общения с Белкой.
А потом вдруг начались неприятности. Маму увезли на «скорой», оторвался тромб...
Лина забросила универ, вертясь между больницей и своей вечерней работой на складе. Надеялась, что выкрутится, но все-таки завалила летнюю сессию.
Еще и с сестрой поссорилась: договаривались, кто когда у мамы в больнице, а Ира (старше на два года, но уже давно замужем и с двумя детьми) навстречу не пошла, не уступила, уперлась, что не подменит Лину, когда той позарез нужно было ехать сдавать зачет.
Дескать, она, Ира, с ребенком к врачу идет в это время. Будто врача нельзя перенести или муж не может отгул взять и сходить к врачу с ребенком раз в жизни!
Но этого мало... Еще и подруга предала: стала распускать сплетни, что у Лины с Олегом что-то было. И Олег, видимо, подумал, что эта фантазия от Лины исходит, стал коситься и даже старался при встрече не поздороваться.
Когда Лина приползала домой, ей хотелось только одного – лечь на кровать носом в стенку и так лежать, ни о чем не думать. Но это было невозможно.
Скучавшая весь день в одиночестве Белка набрасывалась на Лину и, видимо, считала ее не только своей хозяйкой, но и игрушкой: она прыгала на Лину со шкафа, скакала по Лине, лезла мордочкой в лицо, стаскивала одеяло, кусала за пальцы на руках и ногах, жевала и трепала волосы.
Выставить неугомонную Белку за дверь комнаты тоже не было вариантом – она истошно орала и царапалась в дверь.
Лина понимала, что с молодой кошкой надо играть, этим и занималась до болезни мама, но у Лины не было на это никаких сил...
В конце концов она перестала ложиться сразу, как только оказывалась дома – и так вся была в синяках и царапинах. Теперь Лина обувала мамины валенки, становилась посредине комнаты, под люстрой, и стоя читала.
Белка не могла допрыгнуть до нее ни со шкафа, ни с кровати, и только шумно подкрадывалась к ногам. Иногда бросалась и драла валенки, а иногда Лина грозно топала, и Белка убегала прятаться, хотя и не слышала устрашающего звука.
Да и был он тихим: войлок по паласу. То ли это казалось ей визуально страшно, то ли разносились какие-то колебания. В валенках было жарковато, зато не появлялись новые царапины, подживали и старые раны, но медленно.
Лина иногда думала о том, что если бы ее кто-то увидел стоящей в валенках посреди комнаты с книгой в руках и топающей на глухую кошку, то точно вызвал бы санитаров.
После двух-трех часов таких вечерних сражений ночь проходила для утомленной Белки относительно спокойно, да и Лина хорошо спала, просто проваливалась в сон, чтобы вскочить утром и понестись в больницу, универ или на работу – как белка в колесе.
На кошку Белку «белка» Лина только сердилась в эти дни. И даже спрашивала всех, не хочет ли кто породистую белую кошку, голубоглазую? Глухую. Никто не хотел...
А тут еще местные активисты снова кинули клич: митинг против новой коттеджной застройки, уничтожающей луг окончательно.
Лина притащилась к концу митинга. Тем не менее она выступила с речью о необходимости защищать остатки природы в Лесных Полянах, а потом села на качели (митинг проходил рядом с детской площадкой) и вырубилась.
Проснулась она оттого, что кто-то аккуратно тряс ее за плечо. Лина вскинулась: это был молодой, как она его мысленно называла, «хлыщ из коттеджей».
Поскольку Лина пропустила одну часть митинга и проспала вторую, она не знала, какова его позиция относительно застройки, видела только, что на митинге он был. Лина решила, что он за застройку и уставилась на него с возмущением.
– Девушка, вы в порядке? – осторожно спросил он.
– А вам-то чего? – Лина скинула его руку со своего плеча.
– Уже поздно. Вас… проводить?
– Сама дойду до своей пятиэтажки!
Лина гордо выбралась из качелей и повернула к дому. «Хлыщ» пошел рядом с ней. Лина снова окинула его высокомерным взглядом, на что он улыбнулся с мягкой иронией, что Лину возмутило. Она фыркнула и прибавила шагу.
Парень тоже ускорился.
– Вы выступили с такой искренней речью… Я с вами совершенно согласен. Вы очень… открытой души человек.
– Ой, зачем вам моя душа! И что вам до моей речи, до этого луга, до людей, которые тут живут с рождения и наблюдают, как их малая родина застраивается, родные дорогие места огораживаются заборами…
И все, уже не пройти туда, где с тобой бабушка гуляла в коляске, к холмику, где ты похоронил свою старую собаку, к пеньку того дерева, у которого тебе впервые признались в любви… Вам плевать!
– Мне не плевать! Я с вами совершенно согласен, я против застройки Лесных Полян!
– Да вы сами застройщик!
– Я купил здесь участок с видом на луг, ничего не зная об истории этого места, по документам стройка велась на пустыре. Теперь – знаю, и луг не должен быть застроен!
– Конечно, это же ваш вид из окна! – презрительно бросила Лина и стала набирать цифры домофона.
– Боюсь спросить, откуда у вас эти царапины… – с удивлением обратил «хлыщ» внимание на ободранные Белкой руки девушки.
– Не бойтесь. Это не тигр. Это Белка. В смысле, кошка... – Лина поняла, как странно звучит ее фраза и засмеялась. – Можете считать меня сумасшедшей, от усталости все в голове путается.
– А я понял. У вас кошка белая, Белка. У меня тоже была белая кошечка… – в его голосе промелькнула грусть.
Лина посмотрела на «хлыща» с подозрением:
– И что с ней случилось?
– Убежала… Надеюсь, ее кто-нибудь нашел, она ангорская. Соседи-идиоты выпустили собаку, а Сапфира пуганая, из приюта…
Я в командировку летал, была одна помощница по хозяйству, а когда вернулся, весь поселок обыскал, объявления повесил, вознаграждение объявил…
– Зайдите ко мне на минутку, – сказала Лина.
Через пять минут бывший «хлыщ», а теперь уже Виталий, выбежал из подъезда, а через пятнадцать минут вернулся с пакетами из ночного магазина.
Еще через десять минут старый хозяин Сапфиры-Белки и новая хозяйка пили чай и обсуждали перспективы кошачьей судьбы. Белка обоих цапала за ноги под столом, а потом топоча убегала в коридор и возвращалась, не заставляя долго себя ждать.
Лина сидела в валенках, а Виталий стоически терпел.
Лина отказывалась возвращать Белку, хотя еще сегодня утром предлагала ее медсестрам у мамы в больнице. Она задумалась, как мотивировать свой отказ, и вдруг поняла, как все есть на самом деле:
– Она меня от депрессии спасла. Я без нее залегла бы на диван, носом в стену. А она меня заставила двигаться, стоять, читать что-то и даже улыбаться, представляя, как я выгляжу со стороны.
И Лина рассказала этому малознакомому, но уже не чужому человеку то, что, как думала, никому, кроме мамы, никогда не расскажет.
– Это аргумент! – сказал Виталий. – Но я буду заходить в гости и вместо цветов и конфет приносить корм и мышей на веревочке. А завтра принесу ее лукошко и когтеточку. И сетки на окна у вас надо повесить…
Виталий и Лина улыбнулись друг другу, и Виталий еще хотел что-то сказать, но вместо этого громко ойкнул: Белка вцепилась в его палец.
И Лина поняла, что завтра купит еще одни валенки...
Автор НАДЕЖДА ГОРЛОВА
Лина возвращалась домой после прогулки с Олегом. Она сошла с электрички в прекрасном настроении и двинулась к своему микрорайону Лесные Поляны по тропинке через заросший высокой травой луг, покрытый вечерней росой.
Краснокирпичные коттеджи надвигались, половину луга уже застроили. Но другую половину жителям пока удалось отстоять, и это тоже радовало Лину.
Она шла быстро, вдыхая запах влажной зелени, влюбленная, с неясными, но приятными надеждами, и душа ее пела. Даже писк комаров слышался ей аккомпанементом песни ее души, и тем более истошное мяуканье кошки в траве показалось ей песнью торжествующей любви...
Однако счастье продлилось недолго. На следующий же день во дворе университета Олег, сначала радостно бросившийся навстречу Лине, вдруг изменился в лице и, резко развернувшись, подрулил к девушке, которая с сердитым видом протянула ему ключи, очевидно, от квартиры, очевидно, им забытые, и, сверкая глазами, сделала Олегу какой-то выговор.
Лина с широко раскрытыми удивленными глазами приблизилась. Олег засуетился:
– Знакомься, Линочка, это моя жена, Лидуша, – обнял сердитую за талию и нежно поцеловал.
Она отвернулась при этом, подставив под поцелуй ухо, многозначительно с головы до ног оглядела Лину, процедила:
– Третий год женаты, – и удалилась, видимо, спеша на работу или на учебу, досадуя, что пришлось сделать крюк ради этого растяпы мужа, и в очередной раз убедиться в его легкомыслии.
Лина сказала Олегу все, что о нем думает, и посмеялась над ним с подругами, но на сердце было тяжело: Олег оказался кем-то не тем, кого она себе вообразила. Опять. Опять те же грабли, только в профиль...
Снова вечером Лина возвращалась через росистый луг. Комары теперь ныли противно, и она от них отмахивалась.
И снова кошка орала в мокрой траве, только как-то более хрипло и неприятно. Лина отметила, что опять находится в единстве с природой, и всю ночь писала грустные стихи.
А утром, идучи по росистому лугу к электричке, услышала уже еле слышное сиплое мяуканье...
И тут до Лины что-то стало доходить. Третьи сутки кошка орет в мокрой траве примерно на одном месте – так, наверное, она вовсе не радуется жизни и не призывает самца, а что-то с ней случилось!
Лина полезла в траву и, промокнув до пояса, нашла, наконец, юную белую кошечку, настолько мокрую, что она казалась, скорее, розовой, чем белой и напоминала недоощипанную курицу.
Лина устыдилась тому, что не распознала в этом оре крик о помощи сразу, погруженная в свои рефлексии, и малышка столько времени провела в холоде, сырости и, вероятно, голоде.
То, что никто другой из жителей микрорайона, ходящих здесь ежедневно, не заинтересовался бедствующей кошкой, Лину не удивило.
Белая девочка с ярко-голубыми глазами охотно пошла в руки Лине, отчего та заключила, что кошечка была домашняя, и ее выбросили.
Лина завернула малышку в кофту и вернулась домой, по дороге зайдя только в «Пятерочку» за кормом.
Дома она покормила Белку. Имя пришло как-то само. В голове вертелось: «Бланка, Бланкита, Бьянка, Белла», но подзывая зверя к блюдечку, Лина поймала себя на том, что произносит:
– Белка, Белка, иди сюда!
Кошка ела с жадностью, ее розовый носик смешно двигался. В белой шерсти Лина разглядела паразитов. Шерсть при этом была необычная, длинная, без подшерстка, а маленькая головка и удивительный сапфировый цвет глаз намекали на породистость.
Лина решила посушить Белку феном и заодно расчесать. Вспомнила, что голубоглазые белые кошки могут быть глухими, и резко включила фен за спиной у занятой едой кошки.
Та даже ухом не повела. «Что ж, глухая», – решила Лина и стала аккуратно чесать кошачью шерсть своей массажной щеткой – другой не было.
Затем Лина сбегала в зоомагазин. Потом в ново купленной переноске свозила кошку к ветеринару. Он подтвердил, что Белка не слышит и что она породистая – турецкая ангора.
Лина была уверена, что кошку выбросили из коттеджей, узнав о ее глухоте, и не удивлялась тому.
Мама, давно привыкшая, что Лина притаскивает то кошку, то собаку, то ворону, приняла появление новенькой как нечто само собой разумеющееся, пожала плечами по поводу неожиданной породистости и стала разрабатывать систему жестов для общения с Белкой.
А потом вдруг начались неприятности. Маму увезли на «скорой», оторвался тромб...
Лина забросила универ, вертясь между больницей и своей вечерней работой на складе. Надеялась, что выкрутится, но все-таки завалила летнюю сессию.
Еще и с сестрой поссорилась: договаривались, кто когда у мамы в больнице, а Ира (старше на два года, но уже давно замужем и с двумя детьми) навстречу не пошла, не уступила, уперлась, что не подменит Лину, когда той позарез нужно было ехать сдавать зачет.
Дескать, она, Ира, с ребенком к врачу идет в это время. Будто врача нельзя перенести или муж не может отгул взять и сходить к врачу с ребенком раз в жизни!
Но этого мало... Еще и подруга предала: стала распускать сплетни, что у Лины с Олегом что-то было. И Олег, видимо, подумал, что эта фантазия от Лины исходит, стал коситься и даже старался при встрече не поздороваться.
Когда Лина приползала домой, ей хотелось только одного – лечь на кровать носом в стенку и так лежать, ни о чем не думать. Но это было невозможно.
Скучавшая весь день в одиночестве Белка набрасывалась на Лину и, видимо, считала ее не только своей хозяйкой, но и игрушкой: она прыгала на Лину со шкафа, скакала по Лине, лезла мордочкой в лицо, стаскивала одеяло, кусала за пальцы на руках и ногах, жевала и трепала волосы.
Выставить неугомонную Белку за дверь комнаты тоже не было вариантом – она истошно орала и царапалась в дверь.
Лина понимала, что с молодой кошкой надо играть, этим и занималась до болезни мама, но у Лины не было на это никаких сил...
В конце концов она перестала ложиться сразу, как только оказывалась дома – и так вся была в синяках и царапинах. Теперь Лина обувала мамины валенки, становилась посредине комнаты, под люстрой, и стоя читала.
Белка не могла допрыгнуть до нее ни со шкафа, ни с кровати, и только шумно подкрадывалась к ногам. Иногда бросалась и драла валенки, а иногда Лина грозно топала, и Белка убегала прятаться, хотя и не слышала устрашающего звука.
Да и был он тихим: войлок по паласу. То ли это казалось ей визуально страшно, то ли разносились какие-то колебания. В валенках было жарковато, зато не появлялись новые царапины, подживали и старые раны, но медленно.
Лина иногда думала о том, что если бы ее кто-то увидел стоящей в валенках посреди комнаты с книгой в руках и топающей на глухую кошку, то точно вызвал бы санитаров.
После двух-трех часов таких вечерних сражений ночь проходила для утомленной Белки относительно спокойно, да и Лина хорошо спала, просто проваливалась в сон, чтобы вскочить утром и понестись в больницу, универ или на работу – как белка в колесе.
На кошку Белку «белка» Лина только сердилась в эти дни. И даже спрашивала всех, не хочет ли кто породистую белую кошку, голубоглазую? Глухую. Никто не хотел...
А тут еще местные активисты снова кинули клич: митинг против новой коттеджной застройки, уничтожающей луг окончательно.
Лина притащилась к концу митинга. Тем не менее она выступила с речью о необходимости защищать остатки природы в Лесных Полянах, а потом села на качели (митинг проходил рядом с детской площадкой) и вырубилась.
Проснулась она оттого, что кто-то аккуратно тряс ее за плечо. Лина вскинулась: это был молодой, как она его мысленно называла, «хлыщ из коттеджей».
Поскольку Лина пропустила одну часть митинга и проспала вторую, она не знала, какова его позиция относительно застройки, видела только, что на митинге он был. Лина решила, что он за застройку и уставилась на него с возмущением.
– Девушка, вы в порядке? – осторожно спросил он.
– А вам-то чего? – Лина скинула его руку со своего плеча.
– Уже поздно. Вас… проводить?
– Сама дойду до своей пятиэтажки!
Лина гордо выбралась из качелей и повернула к дому. «Хлыщ» пошел рядом с ней. Лина снова окинула его высокомерным взглядом, на что он улыбнулся с мягкой иронией, что Лину возмутило. Она фыркнула и прибавила шагу.
Парень тоже ускорился.
– Вы выступили с такой искренней речью… Я с вами совершенно согласен. Вы очень… открытой души человек.
– Ой, зачем вам моя душа! И что вам до моей речи, до этого луга, до людей, которые тут живут с рождения и наблюдают, как их малая родина застраивается, родные дорогие места огораживаются заборами…
И все, уже не пройти туда, где с тобой бабушка гуляла в коляске, к холмику, где ты похоронил свою старую собаку, к пеньку того дерева, у которого тебе впервые признались в любви… Вам плевать!
– Мне не плевать! Я с вами совершенно согласен, я против застройки Лесных Полян!
– Да вы сами застройщик!
– Я купил здесь участок с видом на луг, ничего не зная об истории этого места, по документам стройка велась на пустыре. Теперь – знаю, и луг не должен быть застроен!
– Конечно, это же ваш вид из окна! – презрительно бросила Лина и стала набирать цифры домофона.
– Боюсь спросить, откуда у вас эти царапины… – с удивлением обратил «хлыщ» внимание на ободранные Белкой руки девушки.
– Не бойтесь. Это не тигр. Это Белка. В смысле, кошка... – Лина поняла, как странно звучит ее фраза и засмеялась. – Можете считать меня сумасшедшей, от усталости все в голове путается.
– А я понял. У вас кошка белая, Белка. У меня тоже была белая кошечка… – в его голосе промелькнула грусть.
Лина посмотрела на «хлыща» с подозрением:
– И что с ней случилось?
– Убежала… Надеюсь, ее кто-нибудь нашел, она ангорская. Соседи-идиоты выпустили собаку, а Сапфира пуганая, из приюта…
Я в командировку летал, была одна помощница по хозяйству, а когда вернулся, весь поселок обыскал, объявления повесил, вознаграждение объявил…
– Зайдите ко мне на минутку, – сказала Лина.
Через пять минут бывший «хлыщ», а теперь уже Виталий, выбежал из подъезда, а через пятнадцать минут вернулся с пакетами из ночного магазина.
Еще через десять минут старый хозяин Сапфиры-Белки и новая хозяйка пили чай и обсуждали перспективы кошачьей судьбы. Белка обоих цапала за ноги под столом, а потом топоча убегала в коридор и возвращалась, не заставляя долго себя ждать.
Лина сидела в валенках, а Виталий стоически терпел.
Лина отказывалась возвращать Белку, хотя еще сегодня утром предлагала ее медсестрам у мамы в больнице. Она задумалась, как мотивировать свой отказ, и вдруг поняла, как все есть на самом деле:
– Она меня от депрессии спасла. Я без нее залегла бы на диван, носом в стену. А она меня заставила двигаться, стоять, читать что-то и даже улыбаться, представляя, как я выгляжу со стороны.
И Лина рассказала этому малознакомому, но уже не чужому человеку то, что, как думала, никому, кроме мамы, никогда не расскажет.
– Это аргумент! – сказал Виталий. – Но я буду заходить в гости и вместо цветов и конфет приносить корм и мышей на веревочке. А завтра принесу ее лукошко и когтеточку. И сетки на окна у вас надо повесить…
Виталий и Лина улыбнулись друг другу, и Виталий еще хотел что-то сказать, но вместо этого громко ойкнул: Белка вцепилась в его палец.
И Лина поняла, что завтра купит еще одни валенки...
Автор НАДЕЖДА ГОРЛОВА
Источник: rjjaca.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]