Как читать «Приключения Бибигона»
---
Сразу после публикации первых отрывков в журнале «Мурзилка» в ноябре 1945-го — августе 1946 года сказка Чуковского завоевала популярность у читателей: в редакцию Всесоюзного радио, транслировавшего авторское чтение поэмы, мешками приходили детские письма. Однако в дальнейшем судьба этого текста оказалась совсем не безоблачной.
Обложка книги «Приключения Бибигона». Художник Май Митурич. 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
История создания и публикации «Бибигона» — интересный пример того, как послевоенные надежды на изменения в обществе и культуре претворялись в определенные сюжеты и художественные формы и как потом эти сюжеты и формы вытеснялись публичной критикой и запретами на публикации. В эпоху оттепели, после долгого перерыва, «Бибигон» снова стал доступен читателям. С тех пор он зажил полной жизнью в советской и постсоветской литературе. Однако уже во второй половине 1950-х атмосфера и обстотельства первого появления «Бибигона» на свет стерлись из читательской памяти. Восстановим их здесь, чтобы лучше понять эту во многом загадочную поэму Чуковского.
Почему в «Бибигоне» нет ни слова о войне
Чуковский начал писать «Бибигона» в июле 1945-го. Биографы и критики неоднократно замечали, что в тексте нет ни слова о прошедшей войне — и это намеренное умолчание, конечно, с самого начала входило в замысел Чуковского. Он уже пробовал писать о войне в жанре детской сказки: в мало известной сегодня военной поэме «Одолеем Бармалея!» (1942) аллегорически изображалась битва животных под предводительством Вани Васильчикова со злодеем Бармалеем, а в финале побежденного злодея расстреливали по «всенародному приговору». В начале 1944 года партийные критики заклеймили эту сказку как «пошлую и вредную стряпню» и объявили «политически опасной» — за перенос человеческих конфликтов в животный мир. Разносная статья вышла в «Правде» и поставила на Чуковском клеймо «антинародного» поэта. Но решение не писать больше для детей о войне было вызвано не нападками критиков — за ним стояло представление о том, что может дать советская детская литература юным читателям, только-только пережившим войну.
Чуковский называл «Бибигона» «последней сказкой своей жизни», как будто точно знал, что никогда больше не обратится к жанру, прославившему его как детского поэта. Свой путь поэта-сказочника он хотел завершить произведением, которое бы полюбилось и запомнилось читателям: по многу раз редактировал и переписывал уже готовый текст, добавляя или, наоборот, сокращая эпизоды, вставляя новых персонажей, а иногда и целые главы, как будто пытаясь найти идеальную форму для воплощения своего замысла. В чем же он состоял?
Первое, на что обращает внимание читатель любого возраста, — сочетание в тексте стихов и прозы, а значит, разных интонаций и темпов речи. Но и в поэтических фрагментах «Бибигона» размеры и ритмы стиха отличаются большим разнообразием: здесь и хитрые чередования трехсложников, и четырехстопный ямб со сплошными мужскими окончаниями, и хорей, как в считалочках. Интонация текста колеблется от высокой патетики в духе «Мцыри» до считалочки или предельно коротких прозаических фраз, останавливающих полеты Бибигоновой фантазии и его резкие перемещения в пространстве.
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
В «Бибигоне», как и в более ранних «Мойдодыре», «Мухе-цокотухе» и «Федорином горе», сказка плотно вписана в быт, только здесь — впервые в творчестве Чуковского — окружающая обстановка становится предельно конкретной и автобиографической. Действие происходит не просто в деревне или загородном доме, но на даче поэта в известном писательском поселке Переделкино. С Бибигоном играют не просто дети, но внуки и внучки Чуковского, а в качестве других персонажей выступают и другие обитатели дома: кошка, собака, домработница Федосья Ивановна… Но главное — сам рассказчик, Корней Иванович Чуковский, пишет о Бибигоне стихи, придумывая его историю, и одновременно является персонажем этой истории, собеседником и соседом чудесного человечка.
Летом 1945 года Чуковский решил, что именно такого героя с безудержной фантазией нужно подарить настрадавшимся за время войны детям, которых — в этом не приходилось сомневаться — после Победы вряд ли ждали социальное и материальное благополучие.
Как Мюнхгаузен превратился в Бибигона
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Литературная генеалогия Бибигона вырисовывается достаточно отчетливо: фантазер и хвастун, постоянно попадающий в переделки, побывал на Луне (и даже на ней родился), гордо заявляет о своем дворянском происхождении («граф Бибигон де Лилипут»), носит камзол и треуголку с пером… Все эти черты поразительно напоминают барона Мюнхгаузена — героя, о приключениях которого Чуковский в 1923 году рассказал в переложении с английского книги Рудольфа Эриха Распе, а затем, в 1928-м, в обработке книги Готфрида Августа Бюргера, создавшего на основе книги Распе еще один вариант рассказов Мюнхгаузена.
В 1920–30-е годы Мюнхгаузен был дорогим и важным для Чуковского персонажем: в устных выступлениях и в критических статьях поэт настойчиво доказывал, насколько важна для формирующейся детской психологии и мировоззрения фантазия, как развивает она критическое мышление, чувство юмора и слога. Неслучайно написанную в 1929 году статью «Разговор о Мюнхгаузене» Чуковский неизменно включал во все последующие переиздания своей книги «От двух до пяти». Чтобы сделать параллель между Бибигоном и Мюнхгаузеном уже совершенно прозрачной, Чуковский демонстративно посадит любопытного лилипута на свой письменный стол, где «среди книг и газет» он будет читать «Приключения барона Мюнхгаузена».
Впрочем, у Бибигона есть немало черт, указывающих на его существенное отличие от прототипа. В «Приключениях Мюнхгаузена» барон — главный герой и единственный рассказчик. Ни у Распе, ни у Бюргера право голоса и перо не доверены больше никому, а значит, никто не ограничивает полет мюнхгаузеновского воображения. В статье 1929 года Чуковский заметил: истории Мюнхгаузена устроены так, что оценка их правдоподобия и художественного мастерства находится в сфере компетенции читателя и основана на полном доверии к его здравомыслию.
Бибигон обрисован иначе. Он редко говорит сам, в основном описывается рассказчиком-поэтом и, в отличие от ловкого Мюнхгаузена, не может самостоятельно выбраться из передряг, в которые постоянно попадает на переделкинском дачном дворе. Если Мюнхгаузен всегда остается целым и невредимым, то Бибигон постоянно переживает крупные встряски: как минимум четыре раза тонет, после битвы с драконом на целый месяц оказывается прикован к постели и едва не погибает от ран [в одной из ранних редакций сказки].
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Мир Мюнхгаузена — полный опасностей лес и большая дорога. Бибигон лишь изредка покидает пределы дачного двора. Из лоскутков ткани и обрывков бумаги ему сшили одежду, построили уютный кукольный домик, его еда не больше горошины, а пьет он из наперстка… Мюнхгаузеновский размах уменьшен до микроскопических размеров, а большой мир авантюрного романа сжат до дачного участка. Бибигон — это Мюнхгаузен одомашненный и прирученный, в буквальном смысле слова, так как он помещается на ладони.
Рассказчик неоднократно порицает Бибигона за хвастовство и самовлюбленность и даже в одной из первых глав всерьез предлагает своим читателям забрать у него несносного лилипута. Получается, что Чуковский-персонаж, от которого мы и узнаём о приключениях Бибигона, выполняет в сказке функцию здравомыслящего взрослого, который деликатно и назидательно ограничивает детские фантазии.
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Вероятно, все эти трансформации образ Мюнхгаузена претерпел по двум причинам. Одомашнивая его, описывая свой дачный дом и себя самого, Чуковский развивал им же созданный миф о дедушке Корнее, поэте-патриархе, ведущем идиллическую (а на самом деле, конечно, очень трудную) жизнь в Переделкино. В 1940-е годы Чуковский пытался экспериментировать с парадоксальным жанром сказки — свидетельства «от первого лица». В 1944 году в Алма-Ате мультипликатор Михаил Цехановский экранизировал сказку Чуковского «Телефон»: в этом анимационном фильме совмещены снятое на кинопленку изображение Чуковского, который читает текст, словно разыгрывая реально произошедшие с ним события, и мультипликационные образы животных. Мир «Бибигона» построен по схожему принципу.
Однако была и другая причина. Помня о жесткой критике, которой подверглись в свое время и русские переложения Распе и Бюргера, и его собственные сказочные поэмы, Чуковский хотел выстроить прочную линию обороны от педагогов-дидактиков: герой, подобный Мюнхгаузену, уже не мог получить в сказке полную свободу действий, он нуждался во взрослых проводниках и посредниках.
Реабилитация фантазии
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
«Приключения Бибигона» могли бы с успехом стать сказкой о том, как неизвестно откуда взявшийся мальчик-с-пальчик был перевоспитан в доме советского писателя и успешно социализировался в Советском Союзе. В первых главах кажется, что Чуковский ведет свое повествование именно к такому, многократно опробованному в советской литературе финалу. «Я, конечно, засмеялся: „Что за вздор!“», — сообщает рассказчик о своей реакции на невероятные истории Бибигона. Но постепенно к недоверию примешивается жалость («Тоненький он, / Словно прутик, / Маленький он / Лилипутик») и даже восторг перед Бибигоновой храбростью, и старый поэт начинает любить Бибигона, уважать его и сочувствовать ему из-за разлуки с сестрой Цинцинеллой.
От эпизода к эпизоду становится яснее, что хвастовство и непоседливость — оборотные стороны Бибигоновой смелости. А его главная история — о Луне и заточенной там Цинцинелле, коварном драконе, злом волшебнике Брундуляке, скрывающемся под обличьем индюка, — оказывается правдивой. В редакции сказки 1956 года все обитатели Переделкино видят после гибели Брундуляка, как спадает заклятье не только с мышки Цинцинеллы, но и с других людей, которых индюк когда-то превратил в животных: Чуковский не пожалел красок для очевидной политической параллели с процессом реабилитации и освобождения заключенных, начавшимся после смерти Сталина.
Так рассказчик (он же скептически настроенный дедушка-поэт) проходит путь от недоверия к принятию и одобрению фантазии как важнейшего свойства человеческой личности. Он оправдывает и обосновывает ее не чем иным, как храбростью, ведь именно храбрость и самоотверженность стали трактоваться к концу войны как главные достоинства советских людей. Воспитанию храбрости посвящали сотни и тысячи страниц педагогической периодики, учебников психологии (возрожденной в рамках учебных программ как раз в середине войны) и художественных книг.
Советская идеологическая конъюнктура 1945 года предоставила Чуковскому очень удобный инструмент для того, чтобы вернуть фантазии утраченные ею в предыдущие десятилетия права. Однако произошедшие уже в 1946 году идеологические сдвиги стали, в свою очередь, причиной поражения Чуковского в его битве с противниками фантазии.
Советская власть против Чуковского
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
В июле 1946 года ЦК ВЛКСМ начал кампанию по водворению «воспитательного» начала в детской литературе. Чуковского вызывают для очного разбора «Бибигона», не понравившегося комсомольским чиновникам. Защищать его ездил Вениамин Каверин. Через несколько дней первый секретарь ЦК ВЛКСМ Николай Михайлов вынес вердикт: поэма с самого начала заслуживала самой острой критики, но никто из писателей на нее так и не решился — видимо, в силу приятельских отношений с Чуковским.
Знаменитое постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» [Это постановление было принято 14 августа 1946 года. Оно осудило деятельность журналов за публикацию «клеветнических» и «пошлых» произведений Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. В результате Ахматова и Зощенко были исключены из Союза писателей, а их произведения начали изыматься из книготорговых сетей и библиотек, журнал «Ленинград» был закрыт, а в журнале «Звезда» сменилось руководство. Главным результатом постановления стало усиление партийного контроля над всеми видами искусства и серия идеологических кампаний по уничтожению авторов и направлений, вызывавших хоть малейшее подозрение в связи с модернизмом или культурой Запада] усугубило ситуацию. 29 августа на страницах «Правды» была напечатана статья журналиста Сергея Крушинского «Серьезные недостатки детских журналов», где «Приключения Бибигона» критиковались за примитивность, а редакция печатавшего поэму журнала «Мурзилка» — за неразборчивость. Эта статья означала запрет на продолжение публикации в «Мурзилке» и невозможность любого другого издания «Бибигона».
К этому моменту в «Мурзилке» была напечатана значительная часть поэмы — правда, без финала, рассказывающего о победе Бибигона и фантазии (Чуковский называл эту часть сказки лучшей). В авторском исполнении «Бибигона» записали на радио, и всю первую половину 1946 года Чуковский собирал детские отклики: письма, рисунки, поделки, подарки, — чтобы устроить потом выставку в Политехническом музее.
Статья Крушинского означала крах всех этих начинаний. Сам Чуковский воспринял произошедшее как персональную, биографическую катастрофу: «В сущности, я всю жизнь провел за бумагой — и единственный у меня был душевный отдых: дети. Теперь меня ошельмовали перед детьми…» И он был прав: «Бибигоном» дело не кончилось, переиздания и других его детских произведений надолго приостановились.
Чуковский также был обеспокоен тем, что его читатели так и не узнали окончания истории отважного лилипута:
«„Бибигона“ оборвали на самом интересном месте… Главное, покуда зло торжествует, сказка печатается. Но там, где начинается развязка, — ее не дали детям, утаили, лишили детей того нравственного удовлетворения, какое дает им победа добра над злом».
«Приключениям Бибигона» пришлось дожидаться публикации более десяти лет: сказку напечатали в 1956 году в составе книги «Чудо-дерево». А в 60-е, когда фантазия и романтический порыв снова оказались в почете, поэма выдержала три отдельных издания. Однако в целом советская литература послевоенного времени так, кажется, и не нашла ключа к этой последней сказке Чуковского.
Автор Мария Майофис, историк культуры
Источник - arzamas.academy
Обложка книги «Приключения Бибигона». Художник Май Митурич. 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
История создания и публикации «Бибигона» — интересный пример того, как послевоенные надежды на изменения в обществе и культуре претворялись в определенные сюжеты и художественные формы и как потом эти сюжеты и формы вытеснялись публичной критикой и запретами на публикации. В эпоху оттепели, после долгого перерыва, «Бибигон» снова стал доступен читателям. С тех пор он зажил полной жизнью в советской и постсоветской литературе. Однако уже во второй половине 1950-х атмосфера и обстотельства первого появления «Бибигона» на свет стерлись из читательской памяти. Восстановим их здесь, чтобы лучше понять эту во многом загадочную поэму Чуковского.
Почему в «Бибигоне» нет ни слова о войне
Чуковский начал писать «Бибигона» в июле 1945-го. Биографы и критики неоднократно замечали, что в тексте нет ни слова о прошедшей войне — и это намеренное умолчание, конечно, с самого начала входило в замысел Чуковского. Он уже пробовал писать о войне в жанре детской сказки: в мало известной сегодня военной поэме «Одолеем Бармалея!» (1942) аллегорически изображалась битва животных под предводительством Вани Васильчикова со злодеем Бармалеем, а в финале побежденного злодея расстреливали по «всенародному приговору». В начале 1944 года партийные критики заклеймили эту сказку как «пошлую и вредную стряпню» и объявили «политически опасной» — за перенос человеческих конфликтов в животный мир. Разносная статья вышла в «Правде» и поставила на Чуковском клеймо «антинародного» поэта. Но решение не писать больше для детей о войне было вызвано не нападками критиков — за ним стояло представление о том, что может дать советская детская литература юным читателям, только-только пережившим войну.
Чуковский называл «Бибигона» «последней сказкой своей жизни», как будто точно знал, что никогда больше не обратится к жанру, прославившему его как детского поэта. Свой путь поэта-сказочника он хотел завершить произведением, которое бы полюбилось и запомнилось читателям: по многу раз редактировал и переписывал уже готовый текст, добавляя или, наоборот, сокращая эпизоды, вставляя новых персонажей, а иногда и целые главы, как будто пытаясь найти идеальную форму для воплощения своего замысла. В чем же он состоял?
Первое, на что обращает внимание читатель любого возраста, — сочетание в тексте стихов и прозы, а значит, разных интонаций и темпов речи. Но и в поэтических фрагментах «Бибигона» размеры и ритмы стиха отличаются большим разнообразием: здесь и хитрые чередования трехсложников, и четырехстопный ямб со сплошными мужскими окончаниями, и хорей, как в считалочках. Интонация текста колеблется от высокой патетики в духе «Мцыри» до считалочки или предельно коротких прозаических фраз, останавливающих полеты Бибигоновой фантазии и его резкие перемещения в пространстве.
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
В «Бибигоне», как и в более ранних «Мойдодыре», «Мухе-цокотухе» и «Федорином горе», сказка плотно вписана в быт, только здесь — впервые в творчестве Чуковского — окружающая обстановка становится предельно конкретной и автобиографической. Действие происходит не просто в деревне или загородном доме, но на даче поэта в известном писательском поселке Переделкино. С Бибигоном играют не просто дети, но внуки и внучки Чуковского, а в качестве других персонажей выступают и другие обитатели дома: кошка, собака, домработница Федосья Ивановна… Но главное — сам рассказчик, Корней Иванович Чуковский, пишет о Бибигоне стихи, придумывая его историю, и одновременно является персонажем этой истории, собеседником и соседом чудесного человечка.
Летом 1945 года Чуковский решил, что именно такого героя с безудержной фантазией нужно подарить настрадавшимся за время войны детям, которых — в этом не приходилось сомневаться — после Победы вряд ли ждали социальное и материальное благополучие.
Как Мюнхгаузен превратился в Бибигона
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Литературная генеалогия Бибигона вырисовывается достаточно отчетливо: фантазер и хвастун, постоянно попадающий в переделки, побывал на Луне (и даже на ней родился), гордо заявляет о своем дворянском происхождении («граф Бибигон де Лилипут»), носит камзол и треуголку с пером… Все эти черты поразительно напоминают барона Мюнхгаузена — героя, о приключениях которого Чуковский в 1923 году рассказал в переложении с английского книги Рудольфа Эриха Распе, а затем, в 1928-м, в обработке книги Готфрида Августа Бюргера, создавшего на основе книги Распе еще один вариант рассказов Мюнхгаузена.
В 1920–30-е годы Мюнхгаузен был дорогим и важным для Чуковского персонажем: в устных выступлениях и в критических статьях поэт настойчиво доказывал, насколько важна для формирующейся детской психологии и мировоззрения фантазия, как развивает она критическое мышление, чувство юмора и слога. Неслучайно написанную в 1929 году статью «Разговор о Мюнхгаузене» Чуковский неизменно включал во все последующие переиздания своей книги «От двух до пяти». Чтобы сделать параллель между Бибигоном и Мюнхгаузеном уже совершенно прозрачной, Чуковский демонстративно посадит любопытного лилипута на свой письменный стол, где «среди книг и газет» он будет читать «Приключения барона Мюнхгаузена».
Впрочем, у Бибигона есть немало черт, указывающих на его существенное отличие от прототипа. В «Приключениях Мюнхгаузена» барон — главный герой и единственный рассказчик. Ни у Распе, ни у Бюргера право голоса и перо не доверены больше никому, а значит, никто не ограничивает полет мюнхгаузеновского воображения. В статье 1929 года Чуковский заметил: истории Мюнхгаузена устроены так, что оценка их правдоподобия и художественного мастерства находится в сфере компетенции читателя и основана на полном доверии к его здравомыслию.
Бибигон обрисован иначе. Он редко говорит сам, в основном описывается рассказчиком-поэтом и, в отличие от ловкого Мюнхгаузена, не может самостоятельно выбраться из передряг, в которые постоянно попадает на переделкинском дачном дворе. Если Мюнхгаузен всегда остается целым и невредимым, то Бибигон постоянно переживает крупные встряски: как минимум четыре раза тонет, после битвы с драконом на целый месяц оказывается прикован к постели и едва не погибает от ран [в одной из ранних редакций сказки].
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Мир Мюнхгаузена — полный опасностей лес и большая дорога. Бибигон лишь изредка покидает пределы дачного двора. Из лоскутков ткани и обрывков бумаги ему сшили одежду, построили уютный кукольный домик, его еда не больше горошины, а пьет он из наперстка… Мюнхгаузеновский размах уменьшен до микроскопических размеров, а большой мир авантюрного романа сжат до дачного участка. Бибигон — это Мюнхгаузен одомашненный и прирученный, в буквальном смысле слова, так как он помещается на ладони.
Рассказчик неоднократно порицает Бибигона за хвастовство и самовлюбленность и даже в одной из первых глав всерьез предлагает своим читателям забрать у него несносного лилипута. Получается, что Чуковский-персонаж, от которого мы и узнаём о приключениях Бибигона, выполняет в сказке функцию здравомыслящего взрослого, который деликатно и назидательно ограничивает детские фантазии.
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
Вероятно, все эти трансформации образ Мюнхгаузена претерпел по двум причинам. Одомашнивая его, описывая свой дачный дом и себя самого, Чуковский развивал им же созданный миф о дедушке Корнее, поэте-патриархе, ведущем идиллическую (а на самом деле, конечно, очень трудную) жизнь в Переделкино. В 1940-е годы Чуковский пытался экспериментировать с парадоксальным жанром сказки — свидетельства «от первого лица». В 1944 году в Алма-Ате мультипликатор Михаил Цехановский экранизировал сказку Чуковского «Телефон»: в этом анимационном фильме совмещены снятое на кинопленку изображение Чуковского, который читает текст, словно разыгрывая реально произошедшие с ним события, и мультипликационные образы животных. Мир «Бибигона» построен по схожему принципу.
Однако была и другая причина. Помня о жесткой критике, которой подверглись в свое время и русские переложения Распе и Бюргера, и его собственные сказочные поэмы, Чуковский хотел выстроить прочную линию обороны от педагогов-дидактиков: герой, подобный Мюнхгаузену, уже не мог получить в сказке полную свободу действий, он нуждался во взрослых проводниках и посредниках.
Реабилитация фантазии
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
«Приключения Бибигона» могли бы с успехом стать сказкой о том, как неизвестно откуда взявшийся мальчик-с-пальчик был перевоспитан в доме советского писателя и успешно социализировался в Советском Союзе. В первых главах кажется, что Чуковский ведет свое повествование именно к такому, многократно опробованному в советской литературе финалу. «Я, конечно, засмеялся: „Что за вздор!“», — сообщает рассказчик о своей реакции на невероятные истории Бибигона. Но постепенно к недоверию примешивается жалость («Тоненький он, / Словно прутик, / Маленький он / Лилипутик») и даже восторг перед Бибигоновой храбростью, и старый поэт начинает любить Бибигона, уважать его и сочувствовать ему из-за разлуки с сестрой Цинцинеллой.
От эпизода к эпизоду становится яснее, что хвастовство и непоседливость — оборотные стороны Бибигоновой смелости. А его главная история — о Луне и заточенной там Цинцинелле, коварном драконе, злом волшебнике Брундуляке, скрывающемся под обличьем индюка, — оказывается правдивой. В редакции сказки 1956 года все обитатели Переделкино видят после гибели Брундуляка, как спадает заклятье не только с мышки Цинцинеллы, но и с других людей, которых индюк когда-то превратил в животных: Чуковский не пожалел красок для очевидной политической параллели с процессом реабилитации и освобождения заключенных, начавшимся после смерти Сталина.
Так рассказчик (он же скептически настроенный дедушка-поэт) проходит путь от недоверия к принятию и одобрению фантазии как важнейшего свойства человеческой личности. Он оправдывает и обосновывает ее не чем иным, как храбростью, ведь именно храбрость и самоотверженность стали трактоваться к концу войны как главные достоинства советских людей. Воспитанию храбрости посвящали сотни и тысячи страниц педагогической периодики, учебников психологии (возрожденной в рамках учебных программ как раз в середине войны) и художественных книг.
Советская идеологическая конъюнктура 1945 года предоставила Чуковскому очень удобный инструмент для того, чтобы вернуть фантазии утраченные ею в предыдущие десятилетия права. Однако произошедшие уже в 1946 году идеологические сдвиги стали, в свою очередь, причиной поражения Чуковского в его битве с противниками фантазии.
Советская власть против Чуковского
Иллюстрация Мая Митурича к «Приключениям Бибигона». 1963 год
© Издательство «Советская Россия»
В июле 1946 года ЦК ВЛКСМ начал кампанию по водворению «воспитательного» начала в детской литературе. Чуковского вызывают для очного разбора «Бибигона», не понравившегося комсомольским чиновникам. Защищать его ездил Вениамин Каверин. Через несколько дней первый секретарь ЦК ВЛКСМ Николай Михайлов вынес вердикт: поэма с самого начала заслуживала самой острой критики, но никто из писателей на нее так и не решился — видимо, в силу приятельских отношений с Чуковским.
Знаменитое постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» [Это постановление было принято 14 августа 1946 года. Оно осудило деятельность журналов за публикацию «клеветнических» и «пошлых» произведений Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. В результате Ахматова и Зощенко были исключены из Союза писателей, а их произведения начали изыматься из книготорговых сетей и библиотек, журнал «Ленинград» был закрыт, а в журнале «Звезда» сменилось руководство. Главным результатом постановления стало усиление партийного контроля над всеми видами искусства и серия идеологических кампаний по уничтожению авторов и направлений, вызывавших хоть малейшее подозрение в связи с модернизмом или культурой Запада] усугубило ситуацию. 29 августа на страницах «Правды» была напечатана статья журналиста Сергея Крушинского «Серьезные недостатки детских журналов», где «Приключения Бибигона» критиковались за примитивность, а редакция печатавшего поэму журнала «Мурзилка» — за неразборчивость. Эта статья означала запрет на продолжение публикации в «Мурзилке» и невозможность любого другого издания «Бибигона».
К этому моменту в «Мурзилке» была напечатана значительная часть поэмы — правда, без финала, рассказывающего о победе Бибигона и фантазии (Чуковский называл эту часть сказки лучшей). В авторском исполнении «Бибигона» записали на радио, и всю первую половину 1946 года Чуковский собирал детские отклики: письма, рисунки, поделки, подарки, — чтобы устроить потом выставку в Политехническом музее.
Статья Крушинского означала крах всех этих начинаний. Сам Чуковский воспринял произошедшее как персональную, биографическую катастрофу: «В сущности, я всю жизнь провел за бумагой — и единственный у меня был душевный отдых: дети. Теперь меня ошельмовали перед детьми…» И он был прав: «Бибигоном» дело не кончилось, переиздания и других его детских произведений надолго приостановились.
Чуковский также был обеспокоен тем, что его читатели так и не узнали окончания истории отважного лилипута:
«„Бибигона“ оборвали на самом интересном месте… Главное, покуда зло торжествует, сказка печатается. Но там, где начинается развязка, — ее не дали детям, утаили, лишили детей того нравственного удовлетворения, какое дает им победа добра над злом».
«Приключениям Бибигона» пришлось дожидаться публикации более десяти лет: сказку напечатали в 1956 году в составе книги «Чудо-дерево». А в 60-е, когда фантазия и романтический порыв снова оказались в почете, поэма выдержала три отдельных издания. Однако в целом советская литература послевоенного времени так, кажется, и не нашла ключа к этой последней сказке Чуковского.
Автор Мария Майофис, историк культуры
Источник - arzamas.academy
Взято: vakin.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]