Отречемся от старого мира
---
Автор Владимир Володько
Сто лет назад Киев пережил экономический кризис и революцию
Зима 1917 г. выдалась морозной. Столбик термометра выше нуля практически не поднимался. Снег засыпал киевские улицы, часто полностью блокируя их. На продувном ветру стояли «хвосты» – огромные очереди: за дровами, керосином, хлебом, мясом, очереди на трамвай. Это была типичная картина последних месяцев жизни города при царском режиме. Вскоре она изменилась, но не во всем к лучшему.
Думская площадь во время революционных событий
Холодная зима 1917-го
Киев переживал четвертый год большой войны, которая его истощила морально и физически. Хотя линия фронта проходила довольно далеко от города, пульс войны ощущался ежедневно.
В разгар холодов киевляне и городские предприятия оказались без угля. Если летом в Киев привозили более 800 вагонов в месяц, то к концу года – только 300, а в январе уголь вообще не поступал. Главным потребителем топлива была киевская электростанция, где резервные запасы постепенно истощались.
Причина слабого подвоза – систематические реквизиции угля, идущего в Киев, руководством Московско-Киево-Воронежской железной дороги. Несмотря на просьбы и угрозы высших должностных лиц, депутатов Государственной Думы, общественников, железнодорожники присваивали вагоны с киевским топливом, как только они появлялись на их участке.
Городская управа в целях экономии ресурсов распорядилась отключать уличное освещение после полуночи, углем престали снабжать городские, воинские учреждения, лазареты, больницы, не говоря уже о частных потребителях. Медучреждениям предложили размещать всех больных в нескольких палатах, чтобы уменьшить отапливаемую площадь.
Из-за жуткого холода на некоторое время закрылась городская публичная библиотека, ведь посетителям приходилось сидеть в залах в калошах, шубах и шляпах. Ее работа возобновилась, только когда удалось раздобыть запас топлива.
Киевская публичная библиотека
Владельцы и арендаторы Караваевских, Троицких и Московских бань прекратили работу отделений третьего класса, где мылись небогатые киевляне.
В отличие от угля, дров в городе было достаточно. Но хранили их в гавани возле воды, где весеннее наводнение грозило полным затоплением. К счастью, городская власть вовремя спохватилась. Управа приказала немедленно транспортировать дрова к городским складам в разных участках Киева. Для этого задействовали не только гужевой транспорт, но и трамвайные вагоны.
Угольный кризис автоматически взвинтил цены на дрова. Владельцы частных дровяных складов извлекли из этого немалую выгоду – закупали городские дрова по 30 коп. за пуд, продавали по 60 коп. За дровами массово ринулись домовладельцы, которым специальным постановлением вменялось в обязанность поддерживать определенную температуру для квартиросъемщиков. И все же дрова не давали подобной углю теплоотдачи, и киевляне постоянно мерзли в своих жилищах.
Спекулянты нанимали людей, которые стояли в очередях у дровяных складов и, таким образом, мелкими партиями вывозили товар на перепродажу. Рядовым киевлянам в это время приходилось выстаивать длиннющие «хвосты» с 4 часов утра, чтобы получить несколько поленьев. Правда, за дополнительное вознаграждение сотрудники склада были готовы значительно ускорить процесс.
Свидетельством общего упадка стала последняя при старом режиме Контрактовая ярмарка. Многие торговцы-завсегдатаи отказались в ней участвовать. Если в 1914 г. городская казна получила от ярмарки дохода 57 тыс. рублей, то в 1917 г. – лишь 20,5 тыс.
«На Александровской площади и в Контрактовом доме безнадежная пустота. По соседству с домом приютилось десятка два балаганов, торгующих преимущественно сластями либо рыбными товарами. Посетителей тоже не густо. 1 февраля, в день открытия контрактов, посетителей можно было пересчитать по пальцам. С одной стороны, торговцы игнорируют контракты, а с другой и киевлянам сейчас не до них. Стоят холода. Пока выстоишь трамвайную очередь, чтобы попасть на Подол, так всякое желание отпадает. Дороговизна, наконец, сделала свое дело», - сетовали киевские газетчики.
Езда в трамвае действительно превратилась в настоящую пытку. Сокращение подвижного состава и недостаток служащих заставили трамвайное предприятие отказаться даже от подобия регулярного движения. На некоторых линиях – Владимирской, Саперной, Глубочицкой, Набережной и Межигорской – трамваи не ходили вовсе. Стремясь хоть как-то помочь людям, и.о. городского головы Федор Бурчак распорядился открыть вестибюль здания Думы на Крещатике, чтобы там могли греться ожидающие трамвая киевляне.
Трамвай на Думской площади
Полуголодный паек
Направив все ресурсы для армии и для победы, власть обрекла тыловой Киев на полуголодное существование. С 1914 г. цены на важнейшие продукты питания подскочили на 350% и продолжали расти. Приказчики в магазинах и складах не успевали менять ценники, а покупатели негодовали из-за жуткой дороговизны.
Огромной проблемой оказался тотальный дефицит. В январе-феврале Киев оказался практически без хлеба. Городские агенты закупали зерно и муку в достаточных количествах, но железная дорога не могла их доставить, а правительственные уполномоченные на каждом шагу старались реквизировать хлеб в пользу армии. Только в конце февраля в Умани местный уполномоченный отобрал 6 вагонов муки, предназначенной для Святошино, 20 – для Киева, а также 22 вагона киевской пшеницы, 2 вагона риса и вагон овса.
Обращения к министру продовольствия киевского губернатора графа Алексея Игнатьева не помогали. Киев остался без ржаной муки, из которой выпекали самые ходовые социальные сорта хлеба. В отчаянии Федор Бурчак распорядился использовать испорченную грибком муку, хранящуюся на Кирилловских складах.
Город имел сеть собственных пекарен, но дополнительно договорился с частниками о выпечке и продаже хлеба по установленным ценам: черный хлеб – 8 копеек фунт, белый – 12 копеек. Другие хлебопеки продавали белый хлеб значительно дороже – до 35 копеек.
Продажа хлеба на Бессарабском рынке
В феврале из-за дефицита муки вся нагрузка по обеспечению бедняков хлебом легла исключительно на городскую власть. Муниципальные пекарни давали лишь 4 тыс. пудов хлеба в сутки при минимальной необходимости в 10 тыс. пудов. С раннего утра люди буквально осаждали хлебные лавки, разметая товар за считанные минуты. Несладко пришлось окраинам, где таких пекарен вовсе не было. На Караваевых Дачах озлобленные жители были на гране бунта.
Пропало с городских прилавков и молоко. Поголовье молочного скота в Киевской губернии сократилось на 60%, а то, что городом закупалось, разворовывали на железнодорожных станциях.
Благодаря бурной деятельности заведующего отделом мясного снабжения Киева Пироженко, в продажу время от времени «выбрасывали» мясо. На этот продукт также действовали твердые цены (кошерное мясо – 79 коп. за фунт, свинина с голяшкой – 65 коп., корейка – 75 коп.), которые торговцы старались обходить. В январе за самоуправство арестовали заведующего мясной лавкой «Рабочих и служащих Киевского земства» Шимона Сундуковского, а у торговца Бессарабского базара Пекерского обнаружили 15 пудов мяса и целые туши, которые он продавал на 10 копеек дороже установленной таксы.
Энергичного Пироженко нещадно критиковали представители потребительских кооперативов. Они считали, что чиновник играет на руку торговцам мясом, поскольку сам в прошлом занимался этим бизнесом. Мол, именно поэтому он закупает мясо по повышенной цене. Все это вылилось в громкий скандал, и Пироженко, объявив о спланированной атаке против своей персоны, покинул должность, громко хлопнув дверью.
Несладко пришлось владельцам кондитерских предприятий из-за перебоев с сахаром. Дабы сэкономить ценный продукт, Федор Бурчак инициировал ревизию конфетных фабрик, которых подозревал в сахарных спекуляциях. Обычные киевляне уже давно получали сахар по карточкам и даже в народные чайные его подвозили нерегулярно. Власть боялась, что завсегдатаи чайных – городские низы – в связи с этим могут взбунтоваться.
И.о. киевского городского головы Федор Бурчак
Огромные очереди стали приметой времени. Люди стояли на лютом морозе и пронизывающем ветре иногда с 5 утра до позднего вечера. Преимущественно это были дети, подростки и старики. Стояли не только за питанием, но и за одеждой, обувью. Большинство обувных магазинов, например, к тому времени закрылось, а социальную обувь распределяла среди киевлян полиция лишь в магазине «Скороход», где «хвост» достигал гигантских размеров.
9 января городская Дума приняла комплексный Продовольственный план. Он предусматривал субсидии местным кооперативам, привлечение общественных организаций к снабжению Киева продовольствием, создание сети столовых и молочных ферм. Дополнительно губернатор приказал разводить при больницах огороды, чтобы обеспечить питанием пациентов. История не отпустила Киеву времени для реализации этих инициатив.
Зимний Крещатик
Есть у революции начало…
23 февраля на почве перебоев с продовольствием в столице Российской империи Петрограде начались массовые митинги. Лозунги «Хлеба!» вскоре сменил призыв «Долой самодержавие!». Власть проявила полную неспособность справиться с беспорядками. Решающим стало 27 февраля, когда несколько частей Петроградского военного гарнизона перешли на сторону восставших. Уже на следующий день в городе возникло два новых центра власти – временный комитет Государственной Думы (позже его сменит Временное правительство) и Совет рабочих депутатов. Революция свершилась.
Киев в это время пребывал в блаженном спокойствии. 28 февраля газета «Киевлянин» публиковала обзор военных действий, подробности из жизни немецкого кайзера Вильгельма ІІ, указ царя о перерыве заседаний Госдумы. И ни слова об эпохальных событиях.
«Никаких сообщений из Петербурга. Очень неприятно. Игнатьевы прибыли к завтраку, он тоже ничего не слышал. Дума закрыта, почему?», – записала в этот день в дневнике мать Николая ІІ, императрица Мария Федоровна, которая уже почти год жила в Киеве в Мариинском дворце.
Под вечер ситуация немного прояснилась. Из Петрограда депутат Государственной Думы Александр Бубликов направил всем начальникам железнодорожных станций страны телеграмму, где сообщал, что власть взял в свои руки Комитет Госдумы.
«Телеграмма эта с быстротой электрической искры распространилась по городу. Все были в этот вечер у телефона, читая, слушая, перечитывая и переспрашивая. А по утрам мы выбегали на улицу и часами простаивали в очередях у газетных киосков. Настроение было праздничное», – вспоминал киевский адвокат Александр Гольденвейзер.
Власть имущие и влиятельные общественники 1 марта собрались на срочное совещание у командующего киевским военным округом генерала Николая Ходоровича. Там сформировалась новый орган власти в городе – Совет объединенных общественных организаций и Исполнительный комитет при нем. Исполком возглавил опытный городской управленец Николай Страдомский, ключевыми фигурами стали адвокат Дмитрий Григорович-Барский, барон Федор Штейнгель, украинский общественник Андрей Никовский и представитель рабочих Алексей Доротов.
Генерал Николай Ходорович
Утро новой власти
В первые дни марта новая власть оформилась окончательно. Совет объединенных общественных организаций все разрастался. Туда включали самых разных представителей: от делегатов Совета рабочих депутатов до членов Общества правильной охоты.
5 марта губернатор Алексей Игнатьев передал свои полномочия земцу Михаилу Суковкину, который обосновался во дворце генерал-губернатора на улице Институтской и стал губернским комиссаром Временного правительства. Комиссаром при генерале Ходоровиче (многие в Исполкоме ему не доверяли) назначили поручика Константина Оберучева, который заступил на должность прямо из тюремной камеры.
«А теперь спокойно разойдемся по домам с тем, чтобы завтра приступить к мирной работе, идущей на благо Родины и на поддержание нашей доблестной армии», – увещевал киевлян с балкона Думского здания Федор Бурчак.
Однако расходиться никто не собирался. Наоборот площадь перед зданием Думы, где заседала новая власть (сегодня – это Майдан Независимости), стала ареной бесконечных митингов, манифестаций и демонстраций.
Демонстрация на Крещатике
«Это был сплошной праздник. Толпа стремилась на улицу. Все приветствовали друг друга, как в Светлый Христов день. Красные бантики и розетки, — эти запретные в недавнее время эмблемы свободы и революции, — мелькали в черных пальто и жакетах, и красные ленты скоро исчезли из магазинов: трудно стало добыть их», – вспоминал военный комиссар Оберучев.
Рабочие не работали, студенты не учились, прислуга бастовала, ученики средних школ митинговали.
6 марта при большом стечении народа на Думской площади состоялся военный парад, который должен был продемонстрировать, что солдаты киевского гарнизона на стороне новой власти.
«С раннего утра к зданию городской Думы начали собираться группы населения Киева. Со стороны Печерска появляются солдаты со знаменами. Вдоль Крещатика раздается громовое «Ура!» На Институтской улице показывается первая воинская часть. Предшествуемые оркестром во главе всех своих офицеров, они под звуки торжественного марша спускаются к Крещатику, поворачивают к Думе, и, пройдя вдоль здания городской Думы, здесь останавливаются. На балкон выходят члены исполнительного комитета и начальники отдельных воинских частей. Председатель исполнительного комитета Страдомский обращается к войскам с приветственной речью. Оркестр начинает играть марсельезу, подхватываемую толпой, достигшей десятков тысяч. Вслед затем вдоль городской Думы дефилируют последовательно войска киевского гарнизона», – описывала праздничное действо киевская пресса.
Манифестанты в центре Киева
Эта демонстрация не скрыла факта, что новая власть всецело зависит от толпы. Когда агрессивное сборище солдат потребовало арестовать коменданта Киевской крепости генерала Медера, Исполкому ничего не оставалось, как взять под стражу старого служаку. Позже, от греха подальше, его отправили в Петроград и там освободили.
Чтобы подвести черту под бесконечной вакханалией праздников на 16 марта назначили грандиозный День свободы. В демонстрации участвовали рабочие, служащие, военные. Среди прочих транспарантов и плакатов красовался лозунг «Да здравствует свободная Украина!» Каждая группа, проходя мимо здания Думы, приветствовала новую власть, а с балкона уже традиционно им махал генерал Ходорович и члены Исполкома. Масштабы демонстрации впечатляли: людской поток непрерывно двигался по главной улице города с 10 утра до 6 вечера.
Во время праздника киевлян удивила метаморфоза, произошедшая с памятником Петру Столыпину, который стоял перед Думой. Фигуру бывшего премьер-министра империи немного сдвинули с пьедестала, окружили лесами, обмотали цепями и блоками. Это создавало впечатление, что Столыпин повешен. Дело в том, что накануне Исполком принял решение о демонтаже изваяния, но не успел завершить работу. Инициативу в свои руки взял народ. При помощи металлических лебедок Столыпина подняли над постаментом, а потом радостно сбросили вниз.
Падение памятника Столыпину
«Петр Столыпин был противных нам убеждений, но неужели мы теперь будем мстить мертвецам и неужели все памятники, связанные с прежним государственным строем, должны быть уничтожены? Ведь это вандализм, стыд и позор для культурного народа!», – возмутилась этим самоуправством читательница газеты «Киевлянин».
Милиция с народом
Совет объединенных общественных организаций подчинил себе городскую полицию, но сразу же задекларировал, что намерен заменить ее народной милицией. Старых полицейских воспринимали как слуг царского режима, ходили слухи, что крайне правые могут использовать полицию и жандармов для контрреволюционного переворота. Лишь единицы бывших стражей порядка сохранили свой статус при новой власти. Среди них знаменитый сыщик Николай Красовский, который стал комиссаром сыскного отделения.
Полицейскую реформу поручили присяжному поверенному Калачевскому. Однако к этому времени студенты и рабочие явочным порядком уже сформировали милицейские отряды и вооружились огнестрелом. От простых обывателей их отличала только красная нарукавная повязка.
Студенческий патруль около Оперного театра
Скоро даже Калачевский признал, что новая милиция не способна поддерживать порядок в Киеве.
«Милиционеры ни по своим интеллектуальным свойствам, ни по состоянию своего организма не в состоянии выполнить обязанности полицейских, требующих большой сноровки, опыта и знаний города и его особенностей», – говорил он.
Вместо борьбы с преступниками, милиция сама занялась грабежами. 15 марта два стража порядка (студент и солдат) ворвались в дом киевлянина Чечуги на Нагорной улице под предлогом поиска дезертиров. Один из них приставил к виску Чечуги револьвер и потребовал денег, другой с винтовкой держал на мушке его жену и свояченицу. Перепуганный хозяин отдал грабителям 500 рублей.
Народная милиция
Криминальную обстановку в городе обостряла ситуация в Лукьяновской тюрьме. Сначала оттуда выпустили всех политических заключенных, уволили ее начальника и 33 сотрудников. Военный комиссар Оберучев приказал снять с уголовников кандалы под честное слово, что сидельцы не устроят беспорядков. В беседе с представителями новой власти они клялись, что в последние дни буквально переродились и хотят стать полезными членами общества.
23 марта больше тысячи заключенных обезоружили охрану и устроили во дворе митинг. Часть из них вырвалась на свободу и с красным флагом пошла вверх по Бибиковскому бульвару. Прохожие принимали их за новобранцев, дружественно махая руками. Начальник милиции с группой юнкеров нагнал и окружил уголовников уже возле Бессарабского рынка. Беглецов оттеснили на Думскую площадь, где после долгих уговоров они согласились вернуться к месту заключения. При этом трем десяткам преступников все же удалось смешаться с толпой и скрыться.
Украинцы выходят на сцену
По мере того, как власть Совета объединенных общественных организаций слабела, на арену выходила новая сила. Рано утром 12 марта на Киевский вокзал из Москвы приехал Михаил Грушевский. В дороге не обошлось без приключений: ночью его вагон загорелся, и профессору пришлось выпрыгивать из поезда в одном белье.
Михаил Грушевский
В городе его ждал теплый прием. Украинцы к тому времени уже объединились в Центральную Раду и выхлопотали себе помещение в Педагогическом музее.
Здание Центральной рады (бывш. Педагогический музей) в Киеве в 1918 году. Вікіпедія
19 марта новый лидер повел свою паству на грандиозную манифестацию, которая показала, что с ней нужно считаться.
«Когда я подошел к Владимирскому собору, откуда должен был двинуться поход, то уже тут было полно народа, вся улица и площадь была заполнена тысячами людей. Также толпы стояли и дальше по Бибиковскому бульвару, Владимирской улице возле Университета. Стояли целые отделы войск с сине-желтыми флагами. Одна за другой приходили общины, группы, корпорации: школы, гимназии, общества – все с украинскими флагами», – вспоминал это событие историк Дмитрий Дорошенко.
Стотысячное шествие двинулось по Фундуклеевской и Крещатику к зданию Думы. Там Михаил Грушевский провозгласил пламенную речь, которая закончилась присягой на верность в борьбе за национальную автономию. Толпа с криками «Слава отцу Грушевскому!» подхватила лидера и вынесла его на думский балкон.
Манифестанты вышли на Софийскую площадь, где состоялось большое вече. Участники поддержали Временное правительство и призвали его как можно скорее признать автономию Украины.
Украинская манифестация на Софийской площади
Так Киев отрекался от старого мира. Последним аккордом прощания с прошлым стал отъезд из города в Крым вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В последнее время ей жилось не сладко: солдаты у Мариинского дворца вели себя нагло и агрессивно, а руководители больниц, которым царица раньше помогала, прямым текстом заявляли, что больше в ее услугах не нуждаются. Исполком постановил, что Романовым больше не место в Киеве. Под покровом ночи мать бывшего царя Николая ІІ покинула город, а ее дворец занял Совет рабочих депутатов.
Источник - kiev24.ua
Сто лет назад Киев пережил экономический кризис и революцию
Зима 1917 г. выдалась морозной. Столбик термометра выше нуля практически не поднимался. Снег засыпал киевские улицы, часто полностью блокируя их. На продувном ветру стояли «хвосты» – огромные очереди: за дровами, керосином, хлебом, мясом, очереди на трамвай. Это была типичная картина последних месяцев жизни города при царском режиме. Вскоре она изменилась, но не во всем к лучшему.
Думская площадь во время революционных событий
Холодная зима 1917-го
Киев переживал четвертый год большой войны, которая его истощила морально и физически. Хотя линия фронта проходила довольно далеко от города, пульс войны ощущался ежедневно.
В разгар холодов киевляне и городские предприятия оказались без угля. Если летом в Киев привозили более 800 вагонов в месяц, то к концу года – только 300, а в январе уголь вообще не поступал. Главным потребителем топлива была киевская электростанция, где резервные запасы постепенно истощались.
Причина слабого подвоза – систематические реквизиции угля, идущего в Киев, руководством Московско-Киево-Воронежской железной дороги. Несмотря на просьбы и угрозы высших должностных лиц, депутатов Государственной Думы, общественников, железнодорожники присваивали вагоны с киевским топливом, как только они появлялись на их участке.
Городская управа в целях экономии ресурсов распорядилась отключать уличное освещение после полуночи, углем престали снабжать городские, воинские учреждения, лазареты, больницы, не говоря уже о частных потребителях. Медучреждениям предложили размещать всех больных в нескольких палатах, чтобы уменьшить отапливаемую площадь.
Из-за жуткого холода на некоторое время закрылась городская публичная библиотека, ведь посетителям приходилось сидеть в залах в калошах, шубах и шляпах. Ее работа возобновилась, только когда удалось раздобыть запас топлива.
Киевская публичная библиотека
Владельцы и арендаторы Караваевских, Троицких и Московских бань прекратили работу отделений третьего класса, где мылись небогатые киевляне.
В отличие от угля, дров в городе было достаточно. Но хранили их в гавани возле воды, где весеннее наводнение грозило полным затоплением. К счастью, городская власть вовремя спохватилась. Управа приказала немедленно транспортировать дрова к городским складам в разных участках Киева. Для этого задействовали не только гужевой транспорт, но и трамвайные вагоны.
Угольный кризис автоматически взвинтил цены на дрова. Владельцы частных дровяных складов извлекли из этого немалую выгоду – закупали городские дрова по 30 коп. за пуд, продавали по 60 коп. За дровами массово ринулись домовладельцы, которым специальным постановлением вменялось в обязанность поддерживать определенную температуру для квартиросъемщиков. И все же дрова не давали подобной углю теплоотдачи, и киевляне постоянно мерзли в своих жилищах.
Спекулянты нанимали людей, которые стояли в очередях у дровяных складов и, таким образом, мелкими партиями вывозили товар на перепродажу. Рядовым киевлянам в это время приходилось выстаивать длиннющие «хвосты» с 4 часов утра, чтобы получить несколько поленьев. Правда, за дополнительное вознаграждение сотрудники склада были готовы значительно ускорить процесс.
Свидетельством общего упадка стала последняя при старом режиме Контрактовая ярмарка. Многие торговцы-завсегдатаи отказались в ней участвовать. Если в 1914 г. городская казна получила от ярмарки дохода 57 тыс. рублей, то в 1917 г. – лишь 20,5 тыс.
«На Александровской площади и в Контрактовом доме безнадежная пустота. По соседству с домом приютилось десятка два балаганов, торгующих преимущественно сластями либо рыбными товарами. Посетителей тоже не густо. 1 февраля, в день открытия контрактов, посетителей можно было пересчитать по пальцам. С одной стороны, торговцы игнорируют контракты, а с другой и киевлянам сейчас не до них. Стоят холода. Пока выстоишь трамвайную очередь, чтобы попасть на Подол, так всякое желание отпадает. Дороговизна, наконец, сделала свое дело», - сетовали киевские газетчики.
Езда в трамвае действительно превратилась в настоящую пытку. Сокращение подвижного состава и недостаток служащих заставили трамвайное предприятие отказаться даже от подобия регулярного движения. На некоторых линиях – Владимирской, Саперной, Глубочицкой, Набережной и Межигорской – трамваи не ходили вовсе. Стремясь хоть как-то помочь людям, и.о. городского головы Федор Бурчак распорядился открыть вестибюль здания Думы на Крещатике, чтобы там могли греться ожидающие трамвая киевляне.
Трамвай на Думской площади
Полуголодный паек
Направив все ресурсы для армии и для победы, власть обрекла тыловой Киев на полуголодное существование. С 1914 г. цены на важнейшие продукты питания подскочили на 350% и продолжали расти. Приказчики в магазинах и складах не успевали менять ценники, а покупатели негодовали из-за жуткой дороговизны.
Огромной проблемой оказался тотальный дефицит. В январе-феврале Киев оказался практически без хлеба. Городские агенты закупали зерно и муку в достаточных количествах, но железная дорога не могла их доставить, а правительственные уполномоченные на каждом шагу старались реквизировать хлеб в пользу армии. Только в конце февраля в Умани местный уполномоченный отобрал 6 вагонов муки, предназначенной для Святошино, 20 – для Киева, а также 22 вагона киевской пшеницы, 2 вагона риса и вагон овса.
Обращения к министру продовольствия киевского губернатора графа Алексея Игнатьева не помогали. Киев остался без ржаной муки, из которой выпекали самые ходовые социальные сорта хлеба. В отчаянии Федор Бурчак распорядился использовать испорченную грибком муку, хранящуюся на Кирилловских складах.
Город имел сеть собственных пекарен, но дополнительно договорился с частниками о выпечке и продаже хлеба по установленным ценам: черный хлеб – 8 копеек фунт, белый – 12 копеек. Другие хлебопеки продавали белый хлеб значительно дороже – до 35 копеек.
Продажа хлеба на Бессарабском рынке
В феврале из-за дефицита муки вся нагрузка по обеспечению бедняков хлебом легла исключительно на городскую власть. Муниципальные пекарни давали лишь 4 тыс. пудов хлеба в сутки при минимальной необходимости в 10 тыс. пудов. С раннего утра люди буквально осаждали хлебные лавки, разметая товар за считанные минуты. Несладко пришлось окраинам, где таких пекарен вовсе не было. На Караваевых Дачах озлобленные жители были на гране бунта.
Пропало с городских прилавков и молоко. Поголовье молочного скота в Киевской губернии сократилось на 60%, а то, что городом закупалось, разворовывали на железнодорожных станциях.
Благодаря бурной деятельности заведующего отделом мясного снабжения Киева Пироженко, в продажу время от времени «выбрасывали» мясо. На этот продукт также действовали твердые цены (кошерное мясо – 79 коп. за фунт, свинина с голяшкой – 65 коп., корейка – 75 коп.), которые торговцы старались обходить. В январе за самоуправство арестовали заведующего мясной лавкой «Рабочих и служащих Киевского земства» Шимона Сундуковского, а у торговца Бессарабского базара Пекерского обнаружили 15 пудов мяса и целые туши, которые он продавал на 10 копеек дороже установленной таксы.
Энергичного Пироженко нещадно критиковали представители потребительских кооперативов. Они считали, что чиновник играет на руку торговцам мясом, поскольку сам в прошлом занимался этим бизнесом. Мол, именно поэтому он закупает мясо по повышенной цене. Все это вылилось в громкий скандал, и Пироженко, объявив о спланированной атаке против своей персоны, покинул должность, громко хлопнув дверью.
Несладко пришлось владельцам кондитерских предприятий из-за перебоев с сахаром. Дабы сэкономить ценный продукт, Федор Бурчак инициировал ревизию конфетных фабрик, которых подозревал в сахарных спекуляциях. Обычные киевляне уже давно получали сахар по карточкам и даже в народные чайные его подвозили нерегулярно. Власть боялась, что завсегдатаи чайных – городские низы – в связи с этим могут взбунтоваться.
И.о. киевского городского головы Федор Бурчак
Огромные очереди стали приметой времени. Люди стояли на лютом морозе и пронизывающем ветре иногда с 5 утра до позднего вечера. Преимущественно это были дети, подростки и старики. Стояли не только за питанием, но и за одеждой, обувью. Большинство обувных магазинов, например, к тому времени закрылось, а социальную обувь распределяла среди киевлян полиция лишь в магазине «Скороход», где «хвост» достигал гигантских размеров.
9 января городская Дума приняла комплексный Продовольственный план. Он предусматривал субсидии местным кооперативам, привлечение общественных организаций к снабжению Киева продовольствием, создание сети столовых и молочных ферм. Дополнительно губернатор приказал разводить при больницах огороды, чтобы обеспечить питанием пациентов. История не отпустила Киеву времени для реализации этих инициатив.
Зимний Крещатик
Есть у революции начало…
23 февраля на почве перебоев с продовольствием в столице Российской империи Петрограде начались массовые митинги. Лозунги «Хлеба!» вскоре сменил призыв «Долой самодержавие!». Власть проявила полную неспособность справиться с беспорядками. Решающим стало 27 февраля, когда несколько частей Петроградского военного гарнизона перешли на сторону восставших. Уже на следующий день в городе возникло два новых центра власти – временный комитет Государственной Думы (позже его сменит Временное правительство) и Совет рабочих депутатов. Революция свершилась.
Киев в это время пребывал в блаженном спокойствии. 28 февраля газета «Киевлянин» публиковала обзор военных действий, подробности из жизни немецкого кайзера Вильгельма ІІ, указ царя о перерыве заседаний Госдумы. И ни слова об эпохальных событиях.
«Никаких сообщений из Петербурга. Очень неприятно. Игнатьевы прибыли к завтраку, он тоже ничего не слышал. Дума закрыта, почему?», – записала в этот день в дневнике мать Николая ІІ, императрица Мария Федоровна, которая уже почти год жила в Киеве в Мариинском дворце.
Под вечер ситуация немного прояснилась. Из Петрограда депутат Государственной Думы Александр Бубликов направил всем начальникам железнодорожных станций страны телеграмму, где сообщал, что власть взял в свои руки Комитет Госдумы.
«Телеграмма эта с быстротой электрической искры распространилась по городу. Все были в этот вечер у телефона, читая, слушая, перечитывая и переспрашивая. А по утрам мы выбегали на улицу и часами простаивали в очередях у газетных киосков. Настроение было праздничное», – вспоминал киевский адвокат Александр Гольденвейзер.
Власть имущие и влиятельные общественники 1 марта собрались на срочное совещание у командующего киевским военным округом генерала Николая Ходоровича. Там сформировалась новый орган власти в городе – Совет объединенных общественных организаций и Исполнительный комитет при нем. Исполком возглавил опытный городской управленец Николай Страдомский, ключевыми фигурами стали адвокат Дмитрий Григорович-Барский, барон Федор Штейнгель, украинский общественник Андрей Никовский и представитель рабочих Алексей Доротов.
Генерал Николай Ходорович
Утро новой власти
В первые дни марта новая власть оформилась окончательно. Совет объединенных общественных организаций все разрастался. Туда включали самых разных представителей: от делегатов Совета рабочих депутатов до членов Общества правильной охоты.
5 марта губернатор Алексей Игнатьев передал свои полномочия земцу Михаилу Суковкину, который обосновался во дворце генерал-губернатора на улице Институтской и стал губернским комиссаром Временного правительства. Комиссаром при генерале Ходоровиче (многие в Исполкоме ему не доверяли) назначили поручика Константина Оберучева, который заступил на должность прямо из тюремной камеры.
«А теперь спокойно разойдемся по домам с тем, чтобы завтра приступить к мирной работе, идущей на благо Родины и на поддержание нашей доблестной армии», – увещевал киевлян с балкона Думского здания Федор Бурчак.
Однако расходиться никто не собирался. Наоборот площадь перед зданием Думы, где заседала новая власть (сегодня – это Майдан Независимости), стала ареной бесконечных митингов, манифестаций и демонстраций.
Демонстрация на Крещатике
«Это был сплошной праздник. Толпа стремилась на улицу. Все приветствовали друг друга, как в Светлый Христов день. Красные бантики и розетки, — эти запретные в недавнее время эмблемы свободы и революции, — мелькали в черных пальто и жакетах, и красные ленты скоро исчезли из магазинов: трудно стало добыть их», – вспоминал военный комиссар Оберучев.
Рабочие не работали, студенты не учились, прислуга бастовала, ученики средних школ митинговали.
6 марта при большом стечении народа на Думской площади состоялся военный парад, который должен был продемонстрировать, что солдаты киевского гарнизона на стороне новой власти.
«С раннего утра к зданию городской Думы начали собираться группы населения Киева. Со стороны Печерска появляются солдаты со знаменами. Вдоль Крещатика раздается громовое «Ура!» На Институтской улице показывается первая воинская часть. Предшествуемые оркестром во главе всех своих офицеров, они под звуки торжественного марша спускаются к Крещатику, поворачивают к Думе, и, пройдя вдоль здания городской Думы, здесь останавливаются. На балкон выходят члены исполнительного комитета и начальники отдельных воинских частей. Председатель исполнительного комитета Страдомский обращается к войскам с приветственной речью. Оркестр начинает играть марсельезу, подхватываемую толпой, достигшей десятков тысяч. Вслед затем вдоль городской Думы дефилируют последовательно войска киевского гарнизона», – описывала праздничное действо киевская пресса.
Манифестанты в центре Киева
Эта демонстрация не скрыла факта, что новая власть всецело зависит от толпы. Когда агрессивное сборище солдат потребовало арестовать коменданта Киевской крепости генерала Медера, Исполкому ничего не оставалось, как взять под стражу старого служаку. Позже, от греха подальше, его отправили в Петроград и там освободили.
Чтобы подвести черту под бесконечной вакханалией праздников на 16 марта назначили грандиозный День свободы. В демонстрации участвовали рабочие, служащие, военные. Среди прочих транспарантов и плакатов красовался лозунг «Да здравствует свободная Украина!» Каждая группа, проходя мимо здания Думы, приветствовала новую власть, а с балкона уже традиционно им махал генерал Ходорович и члены Исполкома. Масштабы демонстрации впечатляли: людской поток непрерывно двигался по главной улице города с 10 утра до 6 вечера.
Во время праздника киевлян удивила метаморфоза, произошедшая с памятником Петру Столыпину, который стоял перед Думой. Фигуру бывшего премьер-министра империи немного сдвинули с пьедестала, окружили лесами, обмотали цепями и блоками. Это создавало впечатление, что Столыпин повешен. Дело в том, что накануне Исполком принял решение о демонтаже изваяния, но не успел завершить работу. Инициативу в свои руки взял народ. При помощи металлических лебедок Столыпина подняли над постаментом, а потом радостно сбросили вниз.
Падение памятника Столыпину
«Петр Столыпин был противных нам убеждений, но неужели мы теперь будем мстить мертвецам и неужели все памятники, связанные с прежним государственным строем, должны быть уничтожены? Ведь это вандализм, стыд и позор для культурного народа!», – возмутилась этим самоуправством читательница газеты «Киевлянин».
Милиция с народом
Совет объединенных общественных организаций подчинил себе городскую полицию, но сразу же задекларировал, что намерен заменить ее народной милицией. Старых полицейских воспринимали как слуг царского режима, ходили слухи, что крайне правые могут использовать полицию и жандармов для контрреволюционного переворота. Лишь единицы бывших стражей порядка сохранили свой статус при новой власти. Среди них знаменитый сыщик Николай Красовский, который стал комиссаром сыскного отделения.
Полицейскую реформу поручили присяжному поверенному Калачевскому. Однако к этому времени студенты и рабочие явочным порядком уже сформировали милицейские отряды и вооружились огнестрелом. От простых обывателей их отличала только красная нарукавная повязка.
Студенческий патруль около Оперного театра
Скоро даже Калачевский признал, что новая милиция не способна поддерживать порядок в Киеве.
«Милиционеры ни по своим интеллектуальным свойствам, ни по состоянию своего организма не в состоянии выполнить обязанности полицейских, требующих большой сноровки, опыта и знаний города и его особенностей», – говорил он.
Вместо борьбы с преступниками, милиция сама занялась грабежами. 15 марта два стража порядка (студент и солдат) ворвались в дом киевлянина Чечуги на Нагорной улице под предлогом поиска дезертиров. Один из них приставил к виску Чечуги револьвер и потребовал денег, другой с винтовкой держал на мушке его жену и свояченицу. Перепуганный хозяин отдал грабителям 500 рублей.
Народная милиция
Криминальную обстановку в городе обостряла ситуация в Лукьяновской тюрьме. Сначала оттуда выпустили всех политических заключенных, уволили ее начальника и 33 сотрудников. Военный комиссар Оберучев приказал снять с уголовников кандалы под честное слово, что сидельцы не устроят беспорядков. В беседе с представителями новой власти они клялись, что в последние дни буквально переродились и хотят стать полезными членами общества.
23 марта больше тысячи заключенных обезоружили охрану и устроили во дворе митинг. Часть из них вырвалась на свободу и с красным флагом пошла вверх по Бибиковскому бульвару. Прохожие принимали их за новобранцев, дружественно махая руками. Начальник милиции с группой юнкеров нагнал и окружил уголовников уже возле Бессарабского рынка. Беглецов оттеснили на Думскую площадь, где после долгих уговоров они согласились вернуться к месту заключения. При этом трем десяткам преступников все же удалось смешаться с толпой и скрыться.
Украинцы выходят на сцену
По мере того, как власть Совета объединенных общественных организаций слабела, на арену выходила новая сила. Рано утром 12 марта на Киевский вокзал из Москвы приехал Михаил Грушевский. В дороге не обошлось без приключений: ночью его вагон загорелся, и профессору пришлось выпрыгивать из поезда в одном белье.
Михаил Грушевский
В городе его ждал теплый прием. Украинцы к тому времени уже объединились в Центральную Раду и выхлопотали себе помещение в Педагогическом музее.
Здание Центральной рады (бывш. Педагогический музей) в Киеве в 1918 году. Вікіпедія
19 марта новый лидер повел свою паству на грандиозную манифестацию, которая показала, что с ней нужно считаться.
«Когда я подошел к Владимирскому собору, откуда должен был двинуться поход, то уже тут было полно народа, вся улица и площадь была заполнена тысячами людей. Также толпы стояли и дальше по Бибиковскому бульвару, Владимирской улице возле Университета. Стояли целые отделы войск с сине-желтыми флагами. Одна за другой приходили общины, группы, корпорации: школы, гимназии, общества – все с украинскими флагами», – вспоминал это событие историк Дмитрий Дорошенко.
Стотысячное шествие двинулось по Фундуклеевской и Крещатику к зданию Думы. Там Михаил Грушевский провозгласил пламенную речь, которая закончилась присягой на верность в борьбе за национальную автономию. Толпа с криками «Слава отцу Грушевскому!» подхватила лидера и вынесла его на думский балкон.
Манифестанты вышли на Софийскую площадь, где состоялось большое вече. Участники поддержали Временное правительство и призвали его как можно скорее признать автономию Украины.
Украинская манифестация на Софийской площади
Так Киев отрекался от старого мира. Последним аккордом прощания с прошлым стал отъезд из города в Крым вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В последнее время ей жилось не сладко: солдаты у Мариинского дворца вели себя нагло и агрессивно, а руководители больниц, которым царица раньше помогала, прямым текстом заявляли, что больше в ее услугах не нуждаются. Исполком постановил, что Романовым больше не место в Киеве. Под покровом ночи мать бывшего царя Николая ІІ покинула город, а ее дворец занял Совет рабочих депутатов.
Источник - kiev24.ua
Взято: vakin.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]