Тишина как путь к Богу
---
Один из основателей городской социологии, Георг Зиммель, отмечал «повышенную нервность жизни» горожанина, «происходящую от быстрой и непрерывной смены внешних и внутренних впечатлений». Остроты этой «нервности», безусловно, добавляет городской шум, атакующий жителя мегаполиса со всех сторон — так, что каждый из нас в определённые минуты жизни смог бы подписаться под бессмертными строками Андрея Вознесенского: «Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены?»
В нашу гипернасыщенную информацией, гиперрациональную и прагматичную эпоху тишина оказалась обесцененной. Тишина перестала ощущаться как что то органичное; её теперь воспринимают как нечто противоестественное или по крайней мере то, что надо претерпевать. Современный человек не готов расстаться с шумом.
Для современного человека стало очевидным, что шум измеряется не только в децибелах: это гораздо более широкое понятие. Например, шум информационный.
Если ещё в IV веке Блаженного Августина поражала сама привычка святого Амвросия читать молча (читали вслух до середины — конца Средних веков!), то сегодня человек даже общаться научился беззвучно — лишь легонько прокручивая колёсико мышки да постукивая пальцами по клавиатуре компьютера.
Даже находясь в формально физической тишине комнаты, можно у монитора подвергаться шумовым атакам неотфильтрованного потока информации благодаря новым технологиям, более доступным горожанам. Ещё в 2013 году в своём львовском докладе выдающийся социолог Зигмунт Бауман приводил два парадокса современного информационного общества: во первых, объём информации не пропорционален нашей способности воспринять её. Во-вторых, переизбыток информации не сделал современного человека компетентнее и увереннее. Напротив, накрытый лавиной информации, наш современник оказался совершенно дезориентирован и растерян.
В условиях информационного шума у человека формируется клиповое сознание, не способное целостно воспринимать реальность, устанавливать причинно-следственные связи, обобщать и делать выводы. Его мышление «мозаично» (наполнено цитатами, лозунгами-постами социальных сетей и прочим) и легко поддаётся манипуляциям. Появляется болезненная потребность поглощать всё новую и новую информацию. Исследователи-психологи даже выделяют такую современную фобию, как FOMO (Fear of missing out) — страх упустить что то важное и интересное, одним из проявлений которого является привычка постоянно проверять обновления на страничках у знакомых в Facеbook, Twitter и других социальных сетях. Неслучайно популярны нынче грустные карикатуры, изображающие влюблённых, на свиданиях даже не глядящих друг на друга, а листающих ленту новостей в своих гаджетах.
«Выйдя на улицу без мобильного телефона, многие чувствуют себя так, будто вышли без штанов», — шутит социолог Бауман. По данным исследования компании GlobalWebIndeх, среднестатистический интернет-пользователь проводит в сети шесть часов в сутки, то есть более одной трети времени своего бодрствования. Выходит, треть реальной жизни заменяется виртуальной.
Но главное — в этом беспрерывном гуле человек не способен сосредоточиться и услышать себя, Другого, Бога. «Шум — единственная самозащита зла от голоса тихой человеческой совести, от тихого Слова Божия… „Весь мир мы обратим в Шум!“ — говорит диавол», — писал архиепископ Иоанн (Шаховской). Современный человек, травмированный информационной переинтоксикацией, боится тишины, хотя и нуждается в ней: он просто не знает, что с ней делать.
А ведь тишина необходима. Прежде всего в отношениях: с людьми, с Богом. Часто мы говорим, что по настоящему люди близки, если им комфортно молчать вместе.
В отношениях с Богом тоже нужно учиться побыть перед Ним просто в тишине. У Симеона Нового Богослова находим интересное понятие: «безмолвное пение» — как внутренняя сокрытая направленность души к Богу. Тишина играет одну из ключевых ролей в практиках исихазма, без которого трудно помыслить православие. И наше молчание здесь — как жест смирения и сосредоточения, как признание наших границ рядом с Безграничным, нашей невозможности познать Непознаваемого.
Да и сам принцип православного апофатического богословия будто говорит нам, что перед Богом «слова отступают» (С. С. Аверинцев), язык терпит поражение, так как недостаточен для именования Того, Кто Сама Полнота и Избыток… Матерью молитвы потому называл молчание преподобный Иоанн Лествичник: молитва даруется в тишине как дар нам (а не наш дар), как возможность войти в общение с Творцом.
У нашего современника, митрополита Антония Сурожского, есть прекрасные воспоминания на эту тему.
«Французский подвижник рассказывал, что он как то раз спросил старого крестьянина, целыми днями проводившего у него в храме, по видимому, даже не молясь, что он делает. И тот ответил: „Я смотрю на Него, Он — на меня, и нам хорошо вместе“».
И ещё одно: «Лет двадцать пять тому назад, вскоре после того как я стал священником, меня послали служить перед Рождеством в дом престарелых. Там была одна старушка, которая впоследствии умерла в возрасте ста двух лет. Она подошла ко мне после первой службы и сказала: „Отец Антоний, я хотела бы получить совет о молитве“. Я предложил: „Тогда обратитесь к отцу такому то!“. Она ответила: „Все эти годы я обращалась к людям, у которых, как считается, есть знание о молитве, и никогда не получила от них дельного совета. И я подумала, что вы, который, вероятно, ещё ничего не знаете, может быть, случайно скажете что нибудь полезное“. Это было очень обнадёживающее начало! Я её тогда спросил: „А в чём ваша проблема?“. И старушка моя ответила: „Вот уже четырнадцать лет я почти непрерывно твержу Иисусову молитву и никогда не ощутила Божие присутствие…“.
Тогда я действительно по простоте сказал ей то, что думал: „Если вы всё время говорите, когда же Богу слово вставить?“. Она спросила: „А что же мне делать?“. И я сказал: „После утреннего завтрака пойдите в свою комнату, приберите её, поставьте кресло поудобнее, так, чтобы за его спинкой остались все тёмные углы, которые всегда есть в комнате у пожилой женщины и куда упрятываются вещи от посторонних глаз. Зажгите лампаду перед иконой и потом оглядитесь в своей комнате. Просто сидите, глядите вокруг и постарайтесь увидеть, где вы живёте, потому что, я уверен, если вы молились все последние четырнадцать лет, то вы очень давно не замечали своей комнаты. Потом возьмите вязание и в течение пятнадцати минут вяжите перед лицом Божиим; но я запрещаю вам произносить хоть одно слово молитвы. Просто вяжите и старайтесь радоваться тишине своей комнаты“.
Она подумала, что это не очень благочестивый совет, но решила попробовать. Через некоторое время пришла ко мне и говорит: „А знаете — получается!“»
Хорошо ли нам вместе с Богом просто так — без просьб, претензий, жалоб? Понимаем ли мы подлинное значение «умной молитвы» — безмолвной, сердечной? Получается ли у нас, жителей мегаполиса-муравейника, вырвать себя из потока нашей суетливой жизни, остановиться, умолкнуть, позволить говорить Ему или просто помолчать с Ним вместе?
Анна Голубицкая
В нашу гипернасыщенную информацией, гиперрациональную и прагматичную эпоху тишина оказалась обесцененной. Тишина перестала ощущаться как что то органичное; её теперь воспринимают как нечто противоестественное или по крайней мере то, что надо претерпевать. Современный человек не готов расстаться с шумом.
Для современного человека стало очевидным, что шум измеряется не только в децибелах: это гораздо более широкое понятие. Например, шум информационный.
Если ещё в IV веке Блаженного Августина поражала сама привычка святого Амвросия читать молча (читали вслух до середины — конца Средних веков!), то сегодня человек даже общаться научился беззвучно — лишь легонько прокручивая колёсико мышки да постукивая пальцами по клавиатуре компьютера.
Даже находясь в формально физической тишине комнаты, можно у монитора подвергаться шумовым атакам неотфильтрованного потока информации благодаря новым технологиям, более доступным горожанам. Ещё в 2013 году в своём львовском докладе выдающийся социолог Зигмунт Бауман приводил два парадокса современного информационного общества: во первых, объём информации не пропорционален нашей способности воспринять её. Во-вторых, переизбыток информации не сделал современного человека компетентнее и увереннее. Напротив, накрытый лавиной информации, наш современник оказался совершенно дезориентирован и растерян.
В условиях информационного шума у человека формируется клиповое сознание, не способное целостно воспринимать реальность, устанавливать причинно-следственные связи, обобщать и делать выводы. Его мышление «мозаично» (наполнено цитатами, лозунгами-постами социальных сетей и прочим) и легко поддаётся манипуляциям. Появляется болезненная потребность поглощать всё новую и новую информацию. Исследователи-психологи даже выделяют такую современную фобию, как FOMO (Fear of missing out) — страх упустить что то важное и интересное, одним из проявлений которого является привычка постоянно проверять обновления на страничках у знакомых в Facеbook, Twitter и других социальных сетях. Неслучайно популярны нынче грустные карикатуры, изображающие влюблённых, на свиданиях даже не глядящих друг на друга, а листающих ленту новостей в своих гаджетах.
«Выйдя на улицу без мобильного телефона, многие чувствуют себя так, будто вышли без штанов», — шутит социолог Бауман. По данным исследования компании GlobalWebIndeх, среднестатистический интернет-пользователь проводит в сети шесть часов в сутки, то есть более одной трети времени своего бодрствования. Выходит, треть реальной жизни заменяется виртуальной.
Но главное — в этом беспрерывном гуле человек не способен сосредоточиться и услышать себя, Другого, Бога. «Шум — единственная самозащита зла от голоса тихой человеческой совести, от тихого Слова Божия… „Весь мир мы обратим в Шум!“ — говорит диавол», — писал архиепископ Иоанн (Шаховской). Современный человек, травмированный информационной переинтоксикацией, боится тишины, хотя и нуждается в ней: он просто не знает, что с ней делать.
А ведь тишина необходима. Прежде всего в отношениях: с людьми, с Богом. Часто мы говорим, что по настоящему люди близки, если им комфортно молчать вместе.
В отношениях с Богом тоже нужно учиться побыть перед Ним просто в тишине. У Симеона Нового Богослова находим интересное понятие: «безмолвное пение» — как внутренняя сокрытая направленность души к Богу. Тишина играет одну из ключевых ролей в практиках исихазма, без которого трудно помыслить православие. И наше молчание здесь — как жест смирения и сосредоточения, как признание наших границ рядом с Безграничным, нашей невозможности познать Непознаваемого.
Да и сам принцип православного апофатического богословия будто говорит нам, что перед Богом «слова отступают» (С. С. Аверинцев), язык терпит поражение, так как недостаточен для именования Того, Кто Сама Полнота и Избыток… Матерью молитвы потому называл молчание преподобный Иоанн Лествичник: молитва даруется в тишине как дар нам (а не наш дар), как возможность войти в общение с Творцом.
У нашего современника, митрополита Антония Сурожского, есть прекрасные воспоминания на эту тему.
«Французский подвижник рассказывал, что он как то раз спросил старого крестьянина, целыми днями проводившего у него в храме, по видимому, даже не молясь, что он делает. И тот ответил: „Я смотрю на Него, Он — на меня, и нам хорошо вместе“».
И ещё одно: «Лет двадцать пять тому назад, вскоре после того как я стал священником, меня послали служить перед Рождеством в дом престарелых. Там была одна старушка, которая впоследствии умерла в возрасте ста двух лет. Она подошла ко мне после первой службы и сказала: „Отец Антоний, я хотела бы получить совет о молитве“. Я предложил: „Тогда обратитесь к отцу такому то!“. Она ответила: „Все эти годы я обращалась к людям, у которых, как считается, есть знание о молитве, и никогда не получила от них дельного совета. И я подумала, что вы, который, вероятно, ещё ничего не знаете, может быть, случайно скажете что нибудь полезное“. Это было очень обнадёживающее начало! Я её тогда спросил: „А в чём ваша проблема?“. И старушка моя ответила: „Вот уже четырнадцать лет я почти непрерывно твержу Иисусову молитву и никогда не ощутила Божие присутствие…“.
Тогда я действительно по простоте сказал ей то, что думал: „Если вы всё время говорите, когда же Богу слово вставить?“. Она спросила: „А что же мне делать?“. И я сказал: „После утреннего завтрака пойдите в свою комнату, приберите её, поставьте кресло поудобнее, так, чтобы за его спинкой остались все тёмные углы, которые всегда есть в комнате у пожилой женщины и куда упрятываются вещи от посторонних глаз. Зажгите лампаду перед иконой и потом оглядитесь в своей комнате. Просто сидите, глядите вокруг и постарайтесь увидеть, где вы живёте, потому что, я уверен, если вы молились все последние четырнадцать лет, то вы очень давно не замечали своей комнаты. Потом возьмите вязание и в течение пятнадцати минут вяжите перед лицом Божиим; но я запрещаю вам произносить хоть одно слово молитвы. Просто вяжите и старайтесь радоваться тишине своей комнаты“.
Она подумала, что это не очень благочестивый совет, но решила попробовать. Через некоторое время пришла ко мне и говорит: „А знаете — получается!“»
Хорошо ли нам вместе с Богом просто так — без просьб, претензий, жалоб? Понимаем ли мы подлинное значение «умной молитвы» — безмолвной, сердечной? Получается ли у нас, жителей мегаполиса-муравейника, вырвать себя из потока нашей суетливой жизни, остановиться, умолкнуть, позволить говорить Ему или просто помолчать с Ним вместе?
Анна Голубицкая
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]