Илья Эренбург. Третья годовщина развязывания Второй Мировой.

Адольф Гитлер в Польше, 1939 год. © / www.globallookpress.com

Захар Прилепин: Как опровергнуть либеральную ложь о том, что СССР был союзником нацистской Германии?

Небольшая, на актуальная и по сей день статья Ильи Эренбурга в газете ''Правда'' за 27 августа 1942 года, посвящённая третьей годовщине начала Второй Мировой войны. Как и Захар Прилепин по верхней ссылке, Илья Эренбург рассказывает в своей статье, что Советский Союз никогда не был союзником Гитлера. Вторая Мировая началась задолго до 1 сентября 1939 года, но до сих пор существуют такие люди, что верят в басни, что её начал СССР!

Три года тому назад Германия бесновалась. Немцы в серо-зеленых обновках маршировали по улицам немецких городов. Бесноватый фюрер сулил близкую победу. «Война» — это слово пьянило немцев. Война им представлялась веселым пикником, прогулкой за парижскими безделками и за английским табаком. Они думали, что воевать будут только они. По замыслу Гитлера, противникам предоставлялось одно: капитулировать. Немцы хотели победить барабанами, лаем Гитлера, военными парадами. Это была психическая атака против человечества.

Годы, предшествовавшие второй мировой войне, историк назовет годами позора. В злосчастной Испании немцы устроили первую репетицию завоевания мира. Над Мадридом проверяли действие фугасок. Над Европой проверяли действие блефа. Сиплый лай Гитлера, по программе, должен был устрашить мир.

Малодушные тогда говорили: «Он нас еще не трогает. Зачем же нам лезть в драку?» На языке дипломатов это называлось «невмешательством». Когда военные корабли Германии преспокойно разгромили беззащитный испанский город Альмерию, тень свастики повисла над Европой.

В одном современном немецком романе герой говорит: «Женщин насилуют в том случае, если их нельзя заговорить». В Мюнхене заготовили хороший ужин, много солдатни, звонко шагавшей по улицам, и лист чистой бумаги. Насиловать не пришлось: Гитлер небрежно засунул в карман Чехословакию. Это было генеральной репетицией. Не прошло и года, как немцы начали войну.

Солдаты Гитлера ворвались в Польшу. Что могли сделать защитники Модлина и Вестерплате? На них обрушилась вся военная машина Германии. Союзники Польши ждали. «Невмешательство» было, разумеется, военизировано. На него надели генеральский мундир и его называли стратегией. Бездействие теперь прикрывалось военной тайной. О нем говорили шопотом, как о хитром плане. Польша истекала кровью. А французская армия сидела за линией Мажино и ждала. Газеты уверяли, что она ждет накопления самолетов, прибытия на континент английских дивизий, весны. На самом деле Франция ничего не ждала, она попросту утешалась отсрочкой. Освободившись, немецкие дивизии двинулись на Запад. Весна пришла, но она оказалась совсем не той весной, о которой писали будущие сотрудники Абеца.

Гитлер в Компьенском лесу наступил ногой на горло Франции. Англия ушла на остров. Первую годовщину войны немцы встретили весело: им мерещилась близкая победа. Правда, Лондон отвечал молчанием на немецкие серенады. Правда, были и в первую годовщину вдовы. Но они терялись среди счастливых жен, хваставших французскими духами. Вдовам немецкие газеты говорили: «Нет победы без жертв». И немцы верили, что солдаты, погибшие во Фландрии, — последние жертвы Германии. Это были первые жертвы. Германия примеряла бальное платье для парада. Никто ей не сказал, что бальное платье придется переделать на саван.

По-другому встретили немцы вторую годовщину войны. Они все еще упивались победами, но некоторые немцы уже соображали, что из ста «побед» не сделаешь одной настоящей победы. Многие немки еще утешались «трофеями»: не французскими духами (им было уже не до парфюмерии), а хорошей литовской полендвицей. Но вдов стало больше, их молчание часто покрывало хищный визг женщин, разворачивавших «трофейные» посылки. Газеты писали, что до рождества немцы захватят всю Россию, и тогда будет мир, «настоящий немецкий мир». Но солдаты уже слали из России горькие письма: «Здесь настоящая война…»

Что произошло за второй год войны? Немцы захватили Балканы. Они поработили еще несколько стран. Они разрушили еще несколько английских городов. Но Лондон попрежнему оставался глухим к серенадам. Гесс, приземлившись, бодро сказал: «Ударим по рукам». К его удивлению, ему даже не подали руки: на руках Гесса была кровь Лондона. Мюнхен еще не стал воспоминанием, но он перестал быть реальностью, он стал душевным подпольем Европы.

Напав на Россию, Германия впервые встретила отпор. Напрасно немецкие генералы вглядывались в просторы, поджидая парламентеров с хлебом и солью. В немецкие танки впивались бутылки с горючим, и крестьянки Белоруссии поджигали хаты, в которых спали немецкие обозники. Немцы продвигались вперед, но они дорого оплачивали каждый шаг. Историк отметит, что Луцк обошелся немцам дороже Парижа и что легче было взять все Балканы, чем один Смоленск.

Теперь Германия встречает третью годовщину войны. «Мы в Пятигорске!» — вопит Геббельс, Конечно, далеко от Берлина до Пятигорска, но куда дальше от Пятигорска до победы. Проделав тысячи и тысячи верст, немцы не приблизились к победе.

Третий год был для Германии жестоким годом. В ноябре немцы ждали белых флажков капитуляции. Снег покрыл землю. Он принес не капитуляцию Москвы, но наступление Красной Армии. Олухи, привыкшие только шагать вперед, побежали вприпрыжку от Ельца и Калинина. В Германию шли эшелоны с ранеными и обмороженными. Германию знобило от холода и страха. Редели немецкие дивизии. Пустели немецкие города.

Гитлер сделал все, чтобы отыграться. Он вырвал у своих вассалов десятки новых дивизий. Он снял с работы немецких рабочих, заменив их иностранными рабами. Он обшарил Германию, собрал всех подростков, всех стариков. Он повел наступление на Юге. Он одержал еще несколько побед. Он завоевал еще ряд городов. Но победа еще дальше от Гитлера. Он теперь не говорит о «близком мире». Он говорит о новой зимней кампании, и в августе немцы дрожат: они чуют новый декабрь.

«Наш Кельн теперь похож на Роттердам», — пишет один немецкий солдат. Германия начинает понимать, что такое война. Она думала убивать других. Но другие начали убивать немцев. Сопротивление России как бы переменило климат мира. Подобно глубоким подводным течениям, наступательный дух английского и американского народов требует выхода. Под тихой зыбью зреет буря. Мюнхенцев три года тому назад звали мудрецами. Год тому назад они слыли осторожными. Теперь их называют малодушными. Вскоре их об’явят дезертирами.

Покоренные Гитлером народы ждут развязки. Париж стал непроходимым для немцев, как горы Хорватии, как леса Польши. Народы требуют немецкой крови. Немецкой крови требует совесть мира.

Каждый живой человек Европы и Америки, каждый город, каждое дерево требуют теперь наступления. За невмешательство в судьбу соседней Испании ответили миллионы французов на Маасе и на Луаре. И вот пастух далекого Уругвая требует вмешательства: он знает, что на Кавказе идет бой не только за советскую нефть, но и за кровь человечества.

«Как встретим мы четвертую годовщину?» — размышляет меланхолик в немецкой газете «Франкфуртер цейтунг». Эти наглецы стали скромнее: в первую годовщину они не ломали себе головы над будущим. Они тогда пили французское шампанское и кроили карту Европы. Теперь они спрашивают: какой будет четвертая годовщина войны?

Четвертой годовщины не будет. Русское мужество открыло глаза миру. После Компьена даже храбрые смутились. После немецкого разгрома под Москвой даже чрезмерно осторожные стали готовиться к наступлению. Довольно немцы разрушали и грабили Европу, довольно немецкие палачи превращали рощи в виселицы и города в кладбища. Приближается день расплаты.

К присяге приведут свидетелей. Париж скажет: «Германия, ты помнишь дорогу беженцев, расстрелянных женщин, ты помнишь казни заложников?» Норвежцы зачитают списки расстрелянных, и глухо скажет Греция: «Мой народ немцы удушили голодом». Коротко отчеканит Англия: «Ты помнишь Ковентри?» Из пепла встанет Белград и спросит: «Помнишь?» Голландия напомнит о Роттердаме и Польша о Варшаве. «Либице», — скажут чехи.

Длинный будет у нас список — от дворцов Ленинграда до хат Украины, от рва под Керчью до Истры. Пройдет к судейскому столу простая русская крестьянка из села Ломовы Горки и скажет: «Село сожгли, всех расстреляли — от мала до велика. Расстреляли Сеню Михайлова, ему было десять лет отроду, и младенца Анну Теплякову трех месяцев отроду…» «Германия, ты помнишь муки России?» — спросим мы. Это будет четвертой годовщиной Германии. // Илья Эренбург.
Источник
Источник

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle