Автомобильные трофеи Красной Армии.
---
"1939 г.
В этом рейсе мы везли спешенный кавалерийский полк, продукты и боеприпасы. В одном месте все машины проехали, застрял "ЗИС-5", груженый свиными тушами, и немного отстал. В это время на дорогу подложили мину, был сильный взрыв, но кабина уцелела, и водитель остался жив, а кузов и вся свинина разлетелись в разные стороны. Еще помню, как в одной санитарной палатке с красным крестом мы обнаружили три трупа наших медсестер с вырезанными на груди красными звездами. Такое зверство в то время я видел впервые.
В конце концов, мы приехали в Питкяранту. Там были шахты. Финны нас туда пропустили, мы разгрузились. Финны засели в шахтах, и, когда мы приехали туда второй раз, нам рассказали, что они напали на полк с тыла и уничтожили весь полк, осталось в живых только 6 человек.
Каждый обратный рейс мы возили раненых, а главное, страшно обмороженных бойцов. Их укладывали на сено по 7 человек, среди которых раненых был 1 или 2, остальные обмороженные, везли их с разгрузкой для обогревания километров по 30 от пункта до пункта с таким интервалом, чтобы одних сгрузить, а обогревшихся из предыдущей машины загрузить и везти до следующего пункта, где их и покормят, и напоят.
После каждого рейса к ужину давали по 100 граммов водки, и вот, кто придумал - не знаю, но было решено: тому, кто приедет со сломанной рессорой, 100 граммов не давать, а отдавать тем, кто ремонтирует.
+++++++++++++
1941 г.
Меня погрузили в "ЗИС-5", там лежали еще два безногих и один раненый в живот, и кругом в кузове были раненые, кто в руку, кто в ногу. Нас довезли до реки, и когда стали переезжать через мост, снова налетели самолеты, и началась бомбежка. Легко раненые соскочили, а мы, лежачие, лежали и смотрели, как все вокруг рушится от бомбежки, но в нашу машину не попало ничего, и нас сдали в медпункт, расположившийся в деревянном доме.
Меня положили у окна, напротив большой русской печи, и когда снова налетели самолеты и стали бомбить, эта печь качалась так, что я думал - она завалится и засыпет нас, лежачих, а мы даже не могли никуда откатиться. Но тут снова приехали санитарные машины, нас повезли и погрузили в санэшелон. Меня нес на носилках, оказалось, наш начальник резинового цеха из Калинина. Он положил меня на пол теплушки на сено около нар. Это было между станцией Дно и Пороховым 18 июля 1941 года.
Эти 45 км нас везли трое суток до станции Старая Русса. В течение этого времени нас то обстреливали, то бомбили, несмотря на то, что на вагонах были флаги и надписи с красным крестом. Раз при обстреле мне удалось кое-как передвинуться под нары, и туда, где некоторое время назад лежала моя голова, прошла пуля, пробив стенку вагона. За двое суток к нам никто не показался, даже попить не было, и только на третий день пришли девушки латышки, принесли воды и кое-какой еды, но они плохо говорили по-русски.
+++++++++++++
1943 г.
Покупателем был командир Овченков в звании майора и помпотех, старший лейтенант, фамилию не помню, они набирали водителей во вновь формирующийся 284 отдельный батальон спецназначения. Дошла очередь до меня: "А ты, сержант, что тут стоишь, может, ты шофер?". Отвечаю: "Да, первого класса". "Виллис" знаешь?". - "Знаю, однако никогда на нем не ездил, но думаю, что поеду." - "Ты откуда?" - отвечаю: " Из Москвы". После этого они набрали еще человек 30. Привели они меня к "Виллису" и сказали ознакомиться с ним, пока они будут оформлять документы. Я стал заводить, а он не заводится; осмотрел, а у него совсем болтается карбюратор. Нашел ключи, в нем полно было любых инструментов и ящичек с запчастями первой необходимости, и инструкция на английском языке, хорошо, с русским переводом. Такой комплектации можно только позавидовать.
Батальон сформировали в 3 роты, каждая рота по 3 взвода, во взводе 3 отделения; появились командиры рот и взводов. В каждом взводе была должность техника, он же был и помкомвзвода. К этому времени мы получили еще 3 мотоцикла "Харлей Дтидсон" с колясками, для каждой роты по мотоциклу.
Батальон продолжали формировать, стали выставлять караулы, а комбат все больше фокусничать. Как-то раз майор, т.е. комбат, с помпотехом приказали отвезти их на Малую Бронную. Привез, они меня отпустили на 2 часа, и я поехал домой.
Вернулся через 2 часа, а их все нет, я ждал долго, наконец, выходят оба пьяные и говорят, чтобы я вез их к себе домой. Ну, я привез, а он просит, чтобы я достал еще пол-литра, а у меня ни пол-литра, ни денег на покупку нет. Мама угостила их чаем, а я сдуру рассказал, что был судим и отбывал срок, он и взъелся. Потребовал ключи от машины, сказал, что поведет ее сам. Я, конечно, за руль его не пустил, и он сказал, что отдаст меня под трибунал за невыполнение приказа, а когда я их привез, вызвал караул, и меня посадили на гауптвахту.
На вторые сутки ко мне на губу пришел наш парторг, старший лейтенант Аристов, и стал спрашивать, за что майор меня посадил. Я все ему рассказал, и тут же ко мне пришел наш оперуполномоченный, тоже стал меня обо всем расспрашивать и сказал, чтобы я принес все свои документы. Меня выпустили, я съездил домой, привез все документы: об освобождении, об участии в Бессарабской кампании, в Финской войне, справки с мест работы в Калинине.
Этот оперуполномоченный был не то узбек, не то таджик. Познакомившись со всеми документами, сказал, чтобы меня выпустили с гауптвахты, и тут появились наш комиссар батальона, майор Ефремов и старший лейтенант Струлев, командир первой роты, и выпросили меня на должность техника первого взвода, нужно было уже ехать получать "Студебекеры" на завод ЗИЛ, где их собирали, а водителей, умеющих ездить на них, не было.
++++++++++++++++
Денег у нас не было, даже купить что-нибудь поесть, мы поехали, а по дороге пассажиров сколько угодно, так как транспорта по дорогам в то время двигалось мало, и мы стали подвозить по пути людей, и нам подбрасывали и деньги, и кое-что покушать. Шофер сидел с пассажирами и собирал, что давали, так у нас появились деньги и еда.
Все пассажиры знали, сколько с них брали гражданские водители, и платили, а мы ничего об этом не знали, но раз давали, он и брал, и все нас благодарили и предупреждали, где КП и, не доезжая этих пунктов, останавливали и сами выходили, поэтому до Москвы нас никто не задерживал.
Но у самой Москвы на КП нас задержали, а у нас, кроме путевого листа и водительских удостоверений, ничего не было; нас сопроводили в комендатуру, где, кроме удостоверений, отобрали карабины, и у меня был отличный нож, который я сделал, когда мы были в г.Дзержинске на танковом ремонтном заводе, я ею отковал и сделал наборную ручку, хорошо отполировал и сшил ножны, он выглядел как настоящий финский нож, за который мне давали по тем временам большие деньги - 1000 рублей; сняли ремни и отправили на гауптвахту.
На следующий день меня вызвали к коменданту в звании майора. Я ему доложил все, как есть, и попросил позвонить в часть, чтобы за нами приехали, а он сказал, что никуда звонить не будет, кому надо - сами нас разыщут, и снова нас отправили на гауптвахту.
Вечером во всей комендатуре погас свет, к нам пришел сержант и спрашивает: "Кто может исправить предохранитель, к майору!". Ну, все молчат, тогда я пошел. Майор спрашивает: "Можешь сделать?", я отвечаю: "Попробую, только вы сначала позвоните в нашу часть", а он как заорет: "Да я тебя сейчас расстреляю за невыполнение приказа!", а я говорю: "Расстреливайте, если у вас есть такое право", - а он: "Сейчас я тебе покажу, какое у меня есть право", - и отправил обратно на губу.
Вскоре снова пришел за мной сержант и отвел к майору. Я сказал: "Звоните при мне, и я тогда пойду исправлять". Он набрал номер и попал на нашего помпотеха, я ему доложил обо всем, и он обещал прислать за нами ротного, а я с сержантом пошел со свечами к распределительному щиту. По инструкции этот шкаф можно вскрывать только в присутствии не менее чем двух человек.
Хорошо, нашли еще проволоку, я решил попробовать в две нитки, поставил, и свет появился. Я сказал сержанту, чтобы он обошел все помещение и, где можно, выключил свет. Нас с гауптвахты выпустили, а утром за нами на мотоцикле приехал мой комвзвода с документами.
Комендант все нам вернул, кроме моего ножа, и сказал, что нож мне не положен, а если и положен, то специального образца, и еще поинтересовался, почему у меня три водительских удостоверения. А у меня первое - удостоверение водителя первого класса, второе на мотоцикл, а третье преподавателя. Я ему все объяснил, а он говорит: "Молодец, что не побоялся расстрела!" - из воспоминаний сержанта 284 отдельнго спецбатальона Николая Петрова.
Прежде чем стать трофеем Красной Армии, этот кабриолет “Opel Admiral” успел послужить в вермахте, куда он попал скорее всего по мобилизации: о его армейском прошлом говорит светомаскировочная фара, которыми в Германии комплектовались все военные автомобили. Облицовку радиатора латали несколько раз - видимо, немецкий водитель не отличался аккуратностью. На фото вокруг машины собрались офицеры, рядовые и даже штатские - не исключено, что это так называемая “трофейная команда”, занимающаяся сбором техники.
"Мерседес” с отломанной трехлучевой звездой - после 1945 года такие фотографии попадаются сплошь и рядом. Вот и этот “Mercedes-Benz 230” не избежал подобной участи. Комплектация автомобиля довольно богатая - хромированные “хомуты” на запасных колесах, дефлекторы боковых окон…
На груди у младшего сержанта орден Красной Звезды и медали “За взятие Кенигсберга”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, по которым можно проследить боевой путь красноармейца. Сфотографировался боец на фоне автомобиля “Hansa 1100”, однако вряд ли это его собственность. В отличие от офицеров нижним чинам приходилось довольствоваться трофейными велосипедами и лишь изредка кому-то удавалось заполучить мотоцикл.
У “Mercedes-Benz”, модели “170V” , тоже нет родной эмблемы на пробке радиатора – ее место заняли советская пятиконечная звезда и флажок красного цвета.
Трофейные машины распределялись среди офицеров в соответствии с негласной табелью о рангах. Так, майору по чину вполне соответствовал “Opel 1.2 Litre” - один из самых распространенных немецких автомобилей 30-х годов. Машина скорее всего служебная, на что указывает присутствие водителя за рулем. Занавески на задних окнах придают малолитражке своеобразный вид, подходящий скорее лимузину.
Название у этой модели фирмы “Hanomag” вполне армейское - “Sturm”. Номеров на машине нет ни немецких, ни советских, поэтому можно предположить, что “добыча” свежая. На заднем плане виден полуразрушенный дом, значит, город, на улице которого запечатлен “Штурм”, брали штурмом. Подписей на обратной стороне фотографии нет - остается лишь гадать, в каком городке и на каком доме висела когда-то вывеска “Hermann Wendland”…
Самые лучшие автомобили - “Мерседесы”, “Хорьхи” и “Майбахи” - естественно, забирал себе генералитет, но фотографировались рядом с этими диковинными автомобилями преимущественно водители. Этот снимок сделан в Бабельсберге в марте 1946 года и сопровождается подписью: “На память уважаемому генералу от водителя”. Машина у командира подобающая званию - пульман-кабриолет “Maybach SW38”. Такие модели делались по индивидуальному заказу и являлись верхом роскоши среди немецких автомобилей.
Автопарк Красной Армии образца 1945 года во всем разнообразии. Слева направо: грузовик “Ford V8-51”, предположительно из бельгийской армии, ставший сначала немецким трофеем, а затем советским. Французский пикап “Peugeot 202” наверняка с похожей судьбой. Легковой “Mercedes-Benz 170V” со светомаскировочной фарой-поганкой, отбитый у вермахта. Британский “Bedford MWD”, поставлявшийся в СССР по ленд-лизу. И наша легендарная “полуторка” еще довоенного выпуска с округлыми крыльями, прошедшая через всю войну до победного конца.
У “Mercedes-Benz”, модели “170V” , тоже нет родной эмблемы на пробке радиатора - ее место заняли советская пятиконечная звезда и флажок красного цвета.
В этом рейсе мы везли спешенный кавалерийский полк, продукты и боеприпасы. В одном месте все машины проехали, застрял "ЗИС-5", груженый свиными тушами, и немного отстал. В это время на дорогу подложили мину, был сильный взрыв, но кабина уцелела, и водитель остался жив, а кузов и вся свинина разлетелись в разные стороны. Еще помню, как в одной санитарной палатке с красным крестом мы обнаружили три трупа наших медсестер с вырезанными на груди красными звездами. Такое зверство в то время я видел впервые.
В конце концов, мы приехали в Питкяранту. Там были шахты. Финны нас туда пропустили, мы разгрузились. Финны засели в шахтах, и, когда мы приехали туда второй раз, нам рассказали, что они напали на полк с тыла и уничтожили весь полк, осталось в живых только 6 человек.
Каждый обратный рейс мы возили раненых, а главное, страшно обмороженных бойцов. Их укладывали на сено по 7 человек, среди которых раненых был 1 или 2, остальные обмороженные, везли их с разгрузкой для обогревания километров по 30 от пункта до пункта с таким интервалом, чтобы одних сгрузить, а обогревшихся из предыдущей машины загрузить и везти до следующего пункта, где их и покормят, и напоят.
После каждого рейса к ужину давали по 100 граммов водки, и вот, кто придумал - не знаю, но было решено: тому, кто приедет со сломанной рессорой, 100 граммов не давать, а отдавать тем, кто ремонтирует.
+++++++++++++
1941 г.
Меня погрузили в "ЗИС-5", там лежали еще два безногих и один раненый в живот, и кругом в кузове были раненые, кто в руку, кто в ногу. Нас довезли до реки, и когда стали переезжать через мост, снова налетели самолеты, и началась бомбежка. Легко раненые соскочили, а мы, лежачие, лежали и смотрели, как все вокруг рушится от бомбежки, но в нашу машину не попало ничего, и нас сдали в медпункт, расположившийся в деревянном доме.
Меня положили у окна, напротив большой русской печи, и когда снова налетели самолеты и стали бомбить, эта печь качалась так, что я думал - она завалится и засыпет нас, лежачих, а мы даже не могли никуда откатиться. Но тут снова приехали санитарные машины, нас повезли и погрузили в санэшелон. Меня нес на носилках, оказалось, наш начальник резинового цеха из Калинина. Он положил меня на пол теплушки на сено около нар. Это было между станцией Дно и Пороховым 18 июля 1941 года.
Эти 45 км нас везли трое суток до станции Старая Русса. В течение этого времени нас то обстреливали, то бомбили, несмотря на то, что на вагонах были флаги и надписи с красным крестом. Раз при обстреле мне удалось кое-как передвинуться под нары, и туда, где некоторое время назад лежала моя голова, прошла пуля, пробив стенку вагона. За двое суток к нам никто не показался, даже попить не было, и только на третий день пришли девушки латышки, принесли воды и кое-какой еды, но они плохо говорили по-русски.
+++++++++++++
1943 г.
Покупателем был командир Овченков в звании майора и помпотех, старший лейтенант, фамилию не помню, они набирали водителей во вновь формирующийся 284 отдельный батальон спецназначения. Дошла очередь до меня: "А ты, сержант, что тут стоишь, может, ты шофер?". Отвечаю: "Да, первого класса". "Виллис" знаешь?". - "Знаю, однако никогда на нем не ездил, но думаю, что поеду." - "Ты откуда?" - отвечаю: " Из Москвы". После этого они набрали еще человек 30. Привели они меня к "Виллису" и сказали ознакомиться с ним, пока они будут оформлять документы. Я стал заводить, а он не заводится; осмотрел, а у него совсем болтается карбюратор. Нашел ключи, в нем полно было любых инструментов и ящичек с запчастями первой необходимости, и инструкция на английском языке, хорошо, с русским переводом. Такой комплектации можно только позавидовать.
Батальон сформировали в 3 роты, каждая рота по 3 взвода, во взводе 3 отделения; появились командиры рот и взводов. В каждом взводе была должность техника, он же был и помкомвзвода. К этому времени мы получили еще 3 мотоцикла "Харлей Дтидсон" с колясками, для каждой роты по мотоциклу.
Батальон продолжали формировать, стали выставлять караулы, а комбат все больше фокусничать. Как-то раз майор, т.е. комбат, с помпотехом приказали отвезти их на Малую Бронную. Привез, они меня отпустили на 2 часа, и я поехал домой.
Вернулся через 2 часа, а их все нет, я ждал долго, наконец, выходят оба пьяные и говорят, чтобы я вез их к себе домой. Ну, я привез, а он просит, чтобы я достал еще пол-литра, а у меня ни пол-литра, ни денег на покупку нет. Мама угостила их чаем, а я сдуру рассказал, что был судим и отбывал срок, он и взъелся. Потребовал ключи от машины, сказал, что поведет ее сам. Я, конечно, за руль его не пустил, и он сказал, что отдаст меня под трибунал за невыполнение приказа, а когда я их привез, вызвал караул, и меня посадили на гауптвахту.
На вторые сутки ко мне на губу пришел наш парторг, старший лейтенант Аристов, и стал спрашивать, за что майор меня посадил. Я все ему рассказал, и тут же ко мне пришел наш оперуполномоченный, тоже стал меня обо всем расспрашивать и сказал, чтобы я принес все свои документы. Меня выпустили, я съездил домой, привез все документы: об освобождении, об участии в Бессарабской кампании, в Финской войне, справки с мест работы в Калинине.
Этот оперуполномоченный был не то узбек, не то таджик. Познакомившись со всеми документами, сказал, чтобы меня выпустили с гауптвахты, и тут появились наш комиссар батальона, майор Ефремов и старший лейтенант Струлев, командир первой роты, и выпросили меня на должность техника первого взвода, нужно было уже ехать получать "Студебекеры" на завод ЗИЛ, где их собирали, а водителей, умеющих ездить на них, не было.
++++++++++++++++
Денег у нас не было, даже купить что-нибудь поесть, мы поехали, а по дороге пассажиров сколько угодно, так как транспорта по дорогам в то время двигалось мало, и мы стали подвозить по пути людей, и нам подбрасывали и деньги, и кое-что покушать. Шофер сидел с пассажирами и собирал, что давали, так у нас появились деньги и еда.
Все пассажиры знали, сколько с них брали гражданские водители, и платили, а мы ничего об этом не знали, но раз давали, он и брал, и все нас благодарили и предупреждали, где КП и, не доезжая этих пунктов, останавливали и сами выходили, поэтому до Москвы нас никто не задерживал.
Но у самой Москвы на КП нас задержали, а у нас, кроме путевого листа и водительских удостоверений, ничего не было; нас сопроводили в комендатуру, где, кроме удостоверений, отобрали карабины, и у меня был отличный нож, который я сделал, когда мы были в г.Дзержинске на танковом ремонтном заводе, я ею отковал и сделал наборную ручку, хорошо отполировал и сшил ножны, он выглядел как настоящий финский нож, за который мне давали по тем временам большие деньги - 1000 рублей; сняли ремни и отправили на гауптвахту.
На следующий день меня вызвали к коменданту в звании майора. Я ему доложил все, как есть, и попросил позвонить в часть, чтобы за нами приехали, а он сказал, что никуда звонить не будет, кому надо - сами нас разыщут, и снова нас отправили на гауптвахту.
Вечером во всей комендатуре погас свет, к нам пришел сержант и спрашивает: "Кто может исправить предохранитель, к майору!". Ну, все молчат, тогда я пошел. Майор спрашивает: "Можешь сделать?", я отвечаю: "Попробую, только вы сначала позвоните в нашу часть", а он как заорет: "Да я тебя сейчас расстреляю за невыполнение приказа!", а я говорю: "Расстреливайте, если у вас есть такое право", - а он: "Сейчас я тебе покажу, какое у меня есть право", - и отправил обратно на губу.
Вскоре снова пришел за мной сержант и отвел к майору. Я сказал: "Звоните при мне, и я тогда пойду исправлять". Он набрал номер и попал на нашего помпотеха, я ему доложил обо всем, и он обещал прислать за нами ротного, а я с сержантом пошел со свечами к распределительному щиту. По инструкции этот шкаф можно вскрывать только в присутствии не менее чем двух человек.
Хорошо, нашли еще проволоку, я решил попробовать в две нитки, поставил, и свет появился. Я сказал сержанту, чтобы он обошел все помещение и, где можно, выключил свет. Нас с гауптвахты выпустили, а утром за нами на мотоцикле приехал мой комвзвода с документами.
Комендант все нам вернул, кроме моего ножа, и сказал, что нож мне не положен, а если и положен, то специального образца, и еще поинтересовался, почему у меня три водительских удостоверения. А у меня первое - удостоверение водителя первого класса, второе на мотоцикл, а третье преподавателя. Я ему все объяснил, а он говорит: "Молодец, что не побоялся расстрела!" - из воспоминаний сержанта 284 отдельнго спецбатальона Николая Петрова.
Прежде чем стать трофеем Красной Армии, этот кабриолет “Opel Admiral” успел послужить в вермахте, куда он попал скорее всего по мобилизации: о его армейском прошлом говорит светомаскировочная фара, которыми в Германии комплектовались все военные автомобили. Облицовку радиатора латали несколько раз - видимо, немецкий водитель не отличался аккуратностью. На фото вокруг машины собрались офицеры, рядовые и даже штатские - не исключено, что это так называемая “трофейная команда”, занимающаяся сбором техники.
"Мерседес” с отломанной трехлучевой звездой - после 1945 года такие фотографии попадаются сплошь и рядом. Вот и этот “Mercedes-Benz 230” не избежал подобной участи. Комплектация автомобиля довольно богатая - хромированные “хомуты” на запасных колесах, дефлекторы боковых окон…
На груди у младшего сержанта орден Красной Звезды и медали “За взятие Кенигсберга”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, по которым можно проследить боевой путь красноармейца. Сфотографировался боец на фоне автомобиля “Hansa 1100”, однако вряд ли это его собственность. В отличие от офицеров нижним чинам приходилось довольствоваться трофейными велосипедами и лишь изредка кому-то удавалось заполучить мотоцикл.
У “Mercedes-Benz”, модели “170V” , тоже нет родной эмблемы на пробке радиатора – ее место заняли советская пятиконечная звезда и флажок красного цвета.
Трофейные машины распределялись среди офицеров в соответствии с негласной табелью о рангах. Так, майору по чину вполне соответствовал “Opel 1.2 Litre” - один из самых распространенных немецких автомобилей 30-х годов. Машина скорее всего служебная, на что указывает присутствие водителя за рулем. Занавески на задних окнах придают малолитражке своеобразный вид, подходящий скорее лимузину.
Название у этой модели фирмы “Hanomag” вполне армейское - “Sturm”. Номеров на машине нет ни немецких, ни советских, поэтому можно предположить, что “добыча” свежая. На заднем плане виден полуразрушенный дом, значит, город, на улице которого запечатлен “Штурм”, брали штурмом. Подписей на обратной стороне фотографии нет - остается лишь гадать, в каком городке и на каком доме висела когда-то вывеска “Hermann Wendland”…
Самые лучшие автомобили - “Мерседесы”, “Хорьхи” и “Майбахи” - естественно, забирал себе генералитет, но фотографировались рядом с этими диковинными автомобилями преимущественно водители. Этот снимок сделан в Бабельсберге в марте 1946 года и сопровождается подписью: “На память уважаемому генералу от водителя”. Машина у командира подобающая званию - пульман-кабриолет “Maybach SW38”. Такие модели делались по индивидуальному заказу и являлись верхом роскоши среди немецких автомобилей.
Автопарк Красной Армии образца 1945 года во всем разнообразии. Слева направо: грузовик “Ford V8-51”, предположительно из бельгийской армии, ставший сначала немецким трофеем, а затем советским. Французский пикап “Peugeot 202” наверняка с похожей судьбой. Легковой “Mercedes-Benz 170V” со светомаскировочной фарой-поганкой, отбитый у вермахта. Британский “Bedford MWD”, поставлявшийся в СССР по ленд-лизу. И наша легендарная “полуторка” еще довоенного выпуска с округлыми крыльями, прошедшая через всю войну до победного конца.
У “Mercedes-Benz”, модели “170V” , тоже нет родной эмблемы на пробке радиатора - ее место заняли советская пятиконечная звезда и флажок красного цвета.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]