"Немцы погибли от дури".
---
"В Москву я попал на формирование дивизии, которая прибыла с Волховского фронта на отдых. Нас, молодых, необученных, поставили к бывалым фронтовикам. Погрузили в эшелон - и под Сталинград.
25 июня я призвался, а 15 июля уже был под Сталинградом. Я не представлял себе ни службы, ни вооружения, не умел стрелять, не умел приветствовать.
Но в Горьком я жил у тетки в полной нищете, получал в ФЗУ стипендию 80 рублей - но что это такое? Разве на них проживешь? Я не знал, что оценить выше: одиночество и голодную жизнь или войну. Во-первых, я не представлял, что такое война, что там делают, на войне.
А вот в Горьком я знал, что с голоду умру. В магазинах ничего нет. В армии тяжело, страшно, опасно, жизнью торгуешь, но там хоть кормят, хоть какая-то дисциплина есть.
Мы поехали с командиром батареи первый раз на рекогносцировку, то есть на выбор огневой позиции, с которой мы должны стрелять. И попали под обстрел. Первый раз под обстрел.
Он-то фронтовик, уже привык к этому. А я не знал, куда себя деть: полетел снаряд - думаешь, слава богу, пролетел. Все сидели под пнями яблоневыми. Посмотришь - один плачет, другой плачет. Но не думаю, что это те, кто были в первый раз: там плакали, наверное, те, кто оставил семьи, детей оставил.
А молодежь... Я не знаю, лично не ощущал ни страха, ни такого состояния, что жалко с жизнью прощаться. Страх был, конечно, но не такой предметный. Потому что все вместе, все сидим в одной машине, на огневой позиции все орудия таскаем одинаково. Это судьба: попало - значит погиб, а пролетело - значит жить будешь. Пока.
Мы сосредоточились в населенном пункте Псковатка - от Сталинграда километров 30. А немец просчитался: до него не донесли, что группировка уже закончена. Он продолжал летать в окружение и сбрасывать своим войскам продукты, боеприпасы, снаряжение. Но все немцы уже были пленены, войны никакой не было.
Утром мы встаем и видим: на перекрестке валяется парашют и большая-большая бомба. С дивизионов звонят, говорят, что им сбросили ящики со снарядами, с патронами, с пистолетами.
Мы все всполошились, собрались около места падения. Смотрим - не взорвалась. Тогда мы парашют отцепили, стали открывать. Открыли люки, а там продовольствие: шоколад, мармелад, печенье, хлеб, папиросы, сигареты, все-все! Всем хочется попробовать, но боимся.
Говорим врачу, давай пробуй первый. Он взял продуктов, покушал, проглотил. Потом ни с того ни с сего как закричит не своим голосом и засмеется! Вся бригада пришла, к вечеру уже ничего от этой кучи не осталось.
В Псковатке было большое количество пленных немцев. Это было ужасное зрелище: они валялись на земле, а ведь мороз, январь месяц. А они были обуты в деревянные чеботы. Все лежали на спине обессилевшие, не могли даже повернуться. И вот идешь, а он: "Рус, поверни". Так они лежали, дожидаясь смерти.
Никто не верил в победу, когда мы в первые два месяца уже под Москвой были после наступления, какой тут мог быть разговор о победе, когда мы отступали, отступали, отступали?
Под конец-то, конечно, когда мы стали идти вперед и только вперед, появилась вера в победу. Очень радостно было, когда в 45 году 30-й корпус Ленинградского военного округа проходил по Литейному. Такой солнечный день был. Вообще-то, диву даешься, как могли мы такую войну выиграть. Это страшно.
Я думаю, потому что, во-первых, наш солдат - очень воинственный солдат, наш офицерский состав умный и командование вооруженными силами было неплохое. Но в основном, конечно, это солдат, люди. Людей очень много погибло, поэтому и победа получена.
Большое дело - тыл, он сильно помогал. Мы в нашей части не ощущали недостаток ни в питании, ни в боеприпасах, ни в вооружении. Я не знаю, откуда только это все брали. Надо же такую армию, 5-10 миллионов человек, прокормить. Во-вторых, все-таки немец показал себя жестоким, фашистом - в обращении с мирными гражданами, с противниками, с нами.
Они же беспощадно нас уничтожали. А у нас соответствующая реакция была - ненависть. Немцы погибли от дури: им нужно было взять Россию, а Россию взять оказалось не так просто.
Нашу дивизию после Сталинграда перебросили на Орловско-Курскую дугу, где она участвовала во взятии Брянска и Орла. После окончания наступления на Брянском фронте мы попали на 1-й и 2-й Прибалтийские фронты.
Когда война закончилась, я уже в звании старшего сержанта вернулся в Ленинград, где закончил военную артиллерийскую академию, затем был направлен в Семипалатинск - служить на атомный полигон." - из воспоминаний гвардейского минометчика ("Катюши") А.Ф.Грошева.
25 июня я призвался, а 15 июля уже был под Сталинградом. Я не представлял себе ни службы, ни вооружения, не умел стрелять, не умел приветствовать.
Но в Горьком я жил у тетки в полной нищете, получал в ФЗУ стипендию 80 рублей - но что это такое? Разве на них проживешь? Я не знал, что оценить выше: одиночество и голодную жизнь или войну. Во-первых, я не представлял, что такое война, что там делают, на войне.
А вот в Горьком я знал, что с голоду умру. В магазинах ничего нет. В армии тяжело, страшно, опасно, жизнью торгуешь, но там хоть кормят, хоть какая-то дисциплина есть.
Мы поехали с командиром батареи первый раз на рекогносцировку, то есть на выбор огневой позиции, с которой мы должны стрелять. И попали под обстрел. Первый раз под обстрел.
Он-то фронтовик, уже привык к этому. А я не знал, куда себя деть: полетел снаряд - думаешь, слава богу, пролетел. Все сидели под пнями яблоневыми. Посмотришь - один плачет, другой плачет. Но не думаю, что это те, кто были в первый раз: там плакали, наверное, те, кто оставил семьи, детей оставил.
А молодежь... Я не знаю, лично не ощущал ни страха, ни такого состояния, что жалко с жизнью прощаться. Страх был, конечно, но не такой предметный. Потому что все вместе, все сидим в одной машине, на огневой позиции все орудия таскаем одинаково. Это судьба: попало - значит погиб, а пролетело - значит жить будешь. Пока.
Мы сосредоточились в населенном пункте Псковатка - от Сталинграда километров 30. А немец просчитался: до него не донесли, что группировка уже закончена. Он продолжал летать в окружение и сбрасывать своим войскам продукты, боеприпасы, снаряжение. Но все немцы уже были пленены, войны никакой не было.
Утром мы встаем и видим: на перекрестке валяется парашют и большая-большая бомба. С дивизионов звонят, говорят, что им сбросили ящики со снарядами, с патронами, с пистолетами.
Мы все всполошились, собрались около места падения. Смотрим - не взорвалась. Тогда мы парашют отцепили, стали открывать. Открыли люки, а там продовольствие: шоколад, мармелад, печенье, хлеб, папиросы, сигареты, все-все! Всем хочется попробовать, но боимся.
Говорим врачу, давай пробуй первый. Он взял продуктов, покушал, проглотил. Потом ни с того ни с сего как закричит не своим голосом и засмеется! Вся бригада пришла, к вечеру уже ничего от этой кучи не осталось.
В Псковатке было большое количество пленных немцев. Это было ужасное зрелище: они валялись на земле, а ведь мороз, январь месяц. А они были обуты в деревянные чеботы. Все лежали на спине обессилевшие, не могли даже повернуться. И вот идешь, а он: "Рус, поверни". Так они лежали, дожидаясь смерти.
Никто не верил в победу, когда мы в первые два месяца уже под Москвой были после наступления, какой тут мог быть разговор о победе, когда мы отступали, отступали, отступали?
Под конец-то, конечно, когда мы стали идти вперед и только вперед, появилась вера в победу. Очень радостно было, когда в 45 году 30-й корпус Ленинградского военного округа проходил по Литейному. Такой солнечный день был. Вообще-то, диву даешься, как могли мы такую войну выиграть. Это страшно.
Я думаю, потому что, во-первых, наш солдат - очень воинственный солдат, наш офицерский состав умный и командование вооруженными силами было неплохое. Но в основном, конечно, это солдат, люди. Людей очень много погибло, поэтому и победа получена.
Большое дело - тыл, он сильно помогал. Мы в нашей части не ощущали недостаток ни в питании, ни в боеприпасах, ни в вооружении. Я не знаю, откуда только это все брали. Надо же такую армию, 5-10 миллионов человек, прокормить. Во-вторых, все-таки немец показал себя жестоким, фашистом - в обращении с мирными гражданами, с противниками, с нами.
Они же беспощадно нас уничтожали. А у нас соответствующая реакция была - ненависть. Немцы погибли от дури: им нужно было взять Россию, а Россию взять оказалось не так просто.
Нашу дивизию после Сталинграда перебросили на Орловско-Курскую дугу, где она участвовала во взятии Брянска и Орла. После окончания наступления на Брянском фронте мы попали на 1-й и 2-й Прибалтийские фронты.
Когда война закончилась, я уже в звании старшего сержанта вернулся в Ленинград, где закончил военную артиллерийскую академию, затем был направлен в Семипалатинск - служить на атомный полигон." - из воспоминаний гвардейского минометчика ("Катюши") А.Ф.Грошева.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]