Американец в Берлине. 1945 г.
---
"Последняя битва за город началась в апреле 1945, когда русские предприняли массированное наступление, с целью совершенно подавить любое сопротивление. Схватка была ожесточённой - дом за домом, улица за улицей, обе стороны бились за каждый угол. Накал битвы стал стихать только после капитуляции Германии. Город был в руинах, его население блуждало по улицам, заваленным обломками зданий, в поисках пищи и крова.
Я и несколько моих друзей шли вдоль короткой и узкой Обервальштрассе, которая ответвлялась от улицы Унтен ден Линден. То, что мы там видели, с небольшой разницей можно было увидеть на сотнях берлинских маленьких улочках.
Искорёженный американский полугусеничный вездеход с регистрационными номерами СС лежал перевернутый, как и другая военная техника беспорядочно разбросанная за ним.
Половина большого жилого дома была срезана взрывом, обнажив четыре этажа комнат. В одной из комнат первого этажа стоял токарный станок, который явно использовали для изготовления деталей вооружения. Во время войны кустарное производство было распространено в Берлине.
Посредине улицы какая-то старуха и маленькая девочка рылись в обломках одного из разрушенных домов в поисках дров. Знак на одной из стен гласил на немецком языке: "Внимание! По приказу генерального директора полиции Берлина это здание обработано высокотоксичным противокрысиным ядом. Не приближаться детям и домашним животным".
Старуха и девочка не прочитали этой надписи или, скорее всего, не придали ей никакого значения. Под упавшей балкой девочка нашла мужской левый башмак в приемлемом состоянии и положила его в рюкзак. Обувь без пары - это ходовой товар на немецком чёрном рынке.
Вместе с друзьями я вернулся обратно на Унтен Ден Линден. Бледный, лысый мужчина с глазами на выкате медленно проехал мимо на велосипеде с колёсами без шин. Горбун, чьи ноги занимали три четверти его роста, одетый в синюю ветровку и клетчатые штаны, протащился мимо, толкая тележку, нагруженную тремя пустыми гильзами.
Перед Бранденбургскими воротами хорошенькая русская военнослужащая двумя флажками регулировала движение. Над арками ворот висел русский транспарант с надписью: "Да здравствует Советская Армия Водрузившая над Берлином Свои Победные Знамена!", а крайней правой лошади знаменитой четвёрки скульптурных лошадей на вершине ворот был срочно нужен ветеринар.
Худой старик, который должно быть принял нас за русских, подошёл и жалостливым голосом сказал: "Добрый день, товарищи. Не могли бы вы одолжить мне немного табаку?".
На нём была фетровая шляпа, почти закрывавшая уши, воротник стойка с узким галстуком, тщательно вычищенные, наглаженные тёмный костюм и пальто, а также красивые начищенные до блеска туфли. Мы отказали ему, и он печально пошёл дальше, держа руки за спиной.
Кудрявый, похожий на артиста парень около тридцати лет, в брюках для игры в гольф и светло-желтом пуловере подошёл к нам и предложил наличные за сигареты. Мы сказали, что не нуждаемся в деньгах, и он тоже ушёл.
Потом с нами заговорил бледный юноша с портфелем. Он сказал нам, что он еврей и показал нам документы. Евреям и полуевреям в Берлине русские выдавали удостоверения личности. Удостоверение было с фотографией и утверждало, что его обладатель является жертвой Национал Социалистов, и требует к себе особого отношения и внимания.
Этот парень даже не упомянул о табаке, но когда один из нас протянул ему сигарету, был ошеломлён - табачные изделия легально не продавались в Берлине. На чёрном рынке одна сигарета, в зависимости от качества, стоила от пятнадцати до двадцати марок (полтора два доллара по официальному курсу).
Американские сигареты считаются лучшими, и на чёрном рынке стоимость блока из двадцати пачек обычных сигарет составляла три сотни марок или двадцать долларов. Цена же блока сигарет "Честерфилд" могла доходить до семидесяти пяти и даже девяноста долларов.
По моим оценкам из трех миллионов берлинцев проживавших в городе, который был раньше домом для почти четырёх с половиной миллионов жителей, два миллиона теперь занимались сбором окурков.
Я нисколько не сомневаюсь, поиск окурков в Берлине был самым интенсивным на земле. Стоит вам закурившему остановиться на берлинской улице, как тут же вокруг вас соберутся дети, крепкие мужчины, усатые старики - все в готовности нырнуть за окурком, который вы выбросите.
Окурки это законное платёжное средство в экономической системе, которая установилась в Берлине." - Джоел Сейр (Joel Sayre) американский репортёр, посетивший побеждённый город в июле 1945 года.
Я и несколько моих друзей шли вдоль короткой и узкой Обервальштрассе, которая ответвлялась от улицы Унтен ден Линден. То, что мы там видели, с небольшой разницей можно было увидеть на сотнях берлинских маленьких улочках.
Искорёженный американский полугусеничный вездеход с регистрационными номерами СС лежал перевернутый, как и другая военная техника беспорядочно разбросанная за ним.
Половина большого жилого дома была срезана взрывом, обнажив четыре этажа комнат. В одной из комнат первого этажа стоял токарный станок, который явно использовали для изготовления деталей вооружения. Во время войны кустарное производство было распространено в Берлине.
Посредине улицы какая-то старуха и маленькая девочка рылись в обломках одного из разрушенных домов в поисках дров. Знак на одной из стен гласил на немецком языке: "Внимание! По приказу генерального директора полиции Берлина это здание обработано высокотоксичным противокрысиным ядом. Не приближаться детям и домашним животным".
Старуха и девочка не прочитали этой надписи или, скорее всего, не придали ей никакого значения. Под упавшей балкой девочка нашла мужской левый башмак в приемлемом состоянии и положила его в рюкзак. Обувь без пары - это ходовой товар на немецком чёрном рынке.
Вместе с друзьями я вернулся обратно на Унтен Ден Линден. Бледный, лысый мужчина с глазами на выкате медленно проехал мимо на велосипеде с колёсами без шин. Горбун, чьи ноги занимали три четверти его роста, одетый в синюю ветровку и клетчатые штаны, протащился мимо, толкая тележку, нагруженную тремя пустыми гильзами.
Перед Бранденбургскими воротами хорошенькая русская военнослужащая двумя флажками регулировала движение. Над арками ворот висел русский транспарант с надписью: "Да здравствует Советская Армия Водрузившая над Берлином Свои Победные Знамена!", а крайней правой лошади знаменитой четвёрки скульптурных лошадей на вершине ворот был срочно нужен ветеринар.
Худой старик, который должно быть принял нас за русских, подошёл и жалостливым голосом сказал: "Добрый день, товарищи. Не могли бы вы одолжить мне немного табаку?".
На нём была фетровая шляпа, почти закрывавшая уши, воротник стойка с узким галстуком, тщательно вычищенные, наглаженные тёмный костюм и пальто, а также красивые начищенные до блеска туфли. Мы отказали ему, и он печально пошёл дальше, держа руки за спиной.
Кудрявый, похожий на артиста парень около тридцати лет, в брюках для игры в гольф и светло-желтом пуловере подошёл к нам и предложил наличные за сигареты. Мы сказали, что не нуждаемся в деньгах, и он тоже ушёл.
Потом с нами заговорил бледный юноша с портфелем. Он сказал нам, что он еврей и показал нам документы. Евреям и полуевреям в Берлине русские выдавали удостоверения личности. Удостоверение было с фотографией и утверждало, что его обладатель является жертвой Национал Социалистов, и требует к себе особого отношения и внимания.
Этот парень даже не упомянул о табаке, но когда один из нас протянул ему сигарету, был ошеломлён - табачные изделия легально не продавались в Берлине. На чёрном рынке одна сигарета, в зависимости от качества, стоила от пятнадцати до двадцати марок (полтора два доллара по официальному курсу).
Американские сигареты считаются лучшими, и на чёрном рынке стоимость блока из двадцати пачек обычных сигарет составляла три сотни марок или двадцать долларов. Цена же блока сигарет "Честерфилд" могла доходить до семидесяти пяти и даже девяноста долларов.
По моим оценкам из трех миллионов берлинцев проживавших в городе, который был раньше домом для почти четырёх с половиной миллионов жителей, два миллиона теперь занимались сбором окурков.
Я нисколько не сомневаюсь, поиск окурков в Берлине был самым интенсивным на земле. Стоит вам закурившему остановиться на берлинской улице, как тут же вокруг вас соберутся дети, крепкие мужчины, усатые старики - все в готовности нырнуть за окурком, который вы выбросите.
Окурки это законное платёжное средство в экономической системе, которая установилась в Берлине." - Джоел Сейр (Joel Sayre) американский репортёр, посетивший побеждённый город в июле 1945 года.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]