Трезвые бунты в России

Несмотря на распространенное мнение, русский народ пьянства не принимал. Доказательством этого явились мощнейшие антиалкогольные бунты, которых не знала ни одна страна мира. Так, в 1859 году антиалкогольный бунт охватил 32 губернии, более 2000 селений и деревень поднялись против спаивания нации.

Люди крушили питейные заведения, пивова​ренные и винные заводы, отказывались от дармовой водки...

Научный термин «инстинкт» с латыни переводится как «побуждение», «наитие». В.И. Даль, вставляя это нерусское слово в свой словарь живого великорусского языка, замечал, что слово «инстинкт до того дурно, что нельзя не пожелать замены его побудкою». И когда мы сегодня видим, как сгорает русский народ на спиртовом огне, невольно приходит на ум, что нация напрочь утратила инстинкт самосохранения, поте​ряв побудку, то есть волю, к жизни.

Полтора века назад инстинкт самосохранения народа сработал, несмотря на то, что алкогольный раздражитель в те годы по нынешним меркам можно назвать трезвостью: дети, подростки до двадцати одного года и женщины не пили во​обще, а мужчины за год выпивали не больше двух-трёх лит​ров спиртного в год. И тем не менее в 1859 году разразилась самая настоящая антиалкогольная битва горожан и крестьян (в ту пору ещё крепостных) против 146 откупщиков — именно стольким людям в империи разрешалось, как сейчас бы ска​зали, контролировать денежные потоки от производства и продажи алкогольных изделий.

О той войне умалчивают учебники, хотя её баталии шли на территории 17 губерний, от Ковенской на западе до Саратовской на востоке. Ещё одна её особенность: выступления народа никто не организовывал, полководцев она не вы​двинула, людьми управляла стихия, та самая побудка которая подсказала: так жить нельзя, надо сражаться!


 
Что же представляла собой откупная система? Если одним словом, то — кабалу: каждый селянин или горожанин припи​сывался к определённому кабаку, и если он не выпивал сво​ей «нормы» и сумма от продажи оказывалась недостаточной, то недобранные деньги взимали с окрестных дворов. Того же, кто не хотел или не мог вернуть «долг», секли кнутом в назидание другим.

Аппетиты откупщиков росли, росли и цены. В 1858 году ведро сивухи вместо прежних трёх рублей стали продавать по десять (в то время червонец — месячная зарплата рабоче​го). В конце концов, крестьяне объявили бойкот торговцам, и не столько из-за жадности, а из принципа: видя, как один за другим односельчане пополняют ряды пьяниц, которым уже не до работы, сельские сходы решали: в нашем селе никто не пьёт.

Противная сторона приняла вызов и сбавила цены. Ра​бочий люд не откликнулся на «доброту». Тогда шинкари, чтобы сбить трезвеннические настроения, стали предлагать вино... бесплатно. Тщетно! «Не пьём!» — этот лозунг мгно​венно распространился по всей России. К примеру, в Балашовском уезде Саратовской губернии в декабре 1858 года 4752 человека отказались от употребления спиртного. Ко всем кабакам в Балашове приставили караул от народа для наблюдения, нарушавших зарок штрафовали или подвер​гали телесному наказанию по приговору народного суда. К хлеборобам присоединились и горожане: рабочие, чи​новники, дворяне. Поддержали трезвость своих прихожан и священники, что не на шутку испугало виноделов и тор​говцев зельем, и они пожаловались правительству.

В марте 1859 года министры финансов, внутренних дел и государственных имуществ издали распоряжения, суть их сводилась к запрету... трезвости! Местным властям предпи​сывалось не допускать организации обществ трезвости, а уже существующие приговоры о воздержании от вина уни​чтожить и впредь не допускать.



Власти уповали на законопослушность людей, на авто​ритет государства. А получили — бунт! По России прокати​лась волна погромов. Начавшись в мае 1859 года на западе страны, в июне волнения докатились и до Волги. Крестьяне громили питейные заведения в Балашовском, Аткарском, Хвалынском, Саратовском и во многих других уездах. Осо​бенный размах погромы приобрели в Вольске. «Вольск — городок — Петербурга уголок», — так пословица отметила ухоженность поселения, изобиловавшего архитектурными шедеврами. 24 июля трёхтысячная толпа разбила там вин​ные выставки на ярмарке. Квартальные надзиратели, по​лицейские, мобилизовав инвалидные команды (солдат в отставке) и воинов 17-й артиллерийской бригады, не смогли утихомирить толпу. Восставшие разоружили полицию и солдат, выпустили из тюрьмы заключённых. Только через несколько дней прибывшие из Саратова войска навели по​рядок, арестовав 27 человек (а всего по Вольскому и Хвалынскому уездам в тюрьму бросили 132 человека). Всех их следственная комиссия осудила на основании лишь голо​словных показаний кабацких сидельцев, оговоривших под​судимых, якобы расхищавших вино (громя кабаки, бунтов​щики не пили вино, а выливали его на землю). Историки от​мечают, что не зафиксировано ни одного случая воровства, деньги под шумок расхищали сами служащие питейных за​ведений, а пропажу списывали на восставших.

С 24 по 26 июля по Вольскому уезду было разбито 37 пи​тейных домов, за каждый из них с крестьян взяли большие штрафы, и кабаки были восстановлены. В документах след​ственной комиссии сохранились фамилии осуждённых борцов за трезвость: Л. Маслов и С. Хламов (крестьяне села Сосновка), М. Костюнин (с. Терса), П. Вертегов, А. Володин, М. Володин, В. Сухов (с. Донгуз). Принимавших участие в трезвенническом движении солдат по суду велено было, «лишив всех прав состояния, а нижних чинов — медалей и нашивок за безпорочную службу, у кого таковые есть, нака​зать шпицрутенами через 1000 человек, по 5 раз, и сослать в каторжную работу на заводах на 4 года».

Всего же по России в тюрьмы и на каторгу отправили 11 тысяч человек. Многие погибли от пуль: бунт усмиряли войска, получившие приказ стрелять в восставших. По всей стране шла расправа над теми, кто отважился протестовать против спаивания народа. Судьи свирепствовали: им велели не просто наказать бунтовщиков, а покарать примерно, что​бы другим неповадно было стремиться «к трезвости без офи​циального на то разрешения».

Но власть имущие понимали, что усмирить силой можно, а вот долго сидеть на штыках — неуютно. Требовалось закре​пить успех. И правительство, подобно героям популярной кинокомедии, решило: «Кто нам мешает, тот нам и поможет». Откупную систему продажи вина отменили, вместо неё вве​ли акциз. Всякий желающий мог производить и продавать вино, заплатив налог в казну. Во многих сёлах нашлись пре​датели, которые, чувствуя за спиной поддержку штыков, продолжили войну против трезвости иными, «мирными» методами.



...Через четверть века общества трезвости снова воз​никли во многих губернских и уездных городах России. На​ступление на «зелёного змия» пошло со всех сторон. Купцы делегировали в Государственную Думу самарского хлебо​промышленника Михаила Дмитриевича Челышева, громив​шего с думской трибуны уже не кабаки, а саму идею потреб​ления спиртного. Самарский же крестьянин Иван Чуриков пропагандировал религиозное воздержание от алкоголя. «Растворённым бесом» назвал алкоголь всероссийский па​стырь Иоанн Кронштадтский. Сотни трезвеннических газет и журналов подготовили почву для принятия «сухого закона» в 1914 году.

Потерпевшие поражение в 1859 году взяли реванш через полвека. Хотя война сторонников и противников «пьяного образа жизни» продолжилась и после 1914 года. Собственно, с юридической точки зрения «сухого закона» не было. Просто император Николай II разрешил органам самоуправления сворачивать на своих территориях торговлю вином и вод​кой, причём сходы начали закрывать кабаки ещё до начала Первой мировой войны, боевые действия лишь подхлестну​ли процесс отрезвления страны: во всех городах и сёлах сами люди объявляли «зелёного змия» вне закона. Уровень потребления с четырёх литров чистого алкоголя на душу на​селения в 1913 году упал почти до нуля в 1915 году.

Почти, потому что остались лазейки. Продавалось вино в ресторанах. Не считалось спиртным пиво (как нам это знако​мо!). В том же Вольске, где наиболее рьяно шло уничтожение кабаков в 1859 году, в 1916 году снова вспыхнула борьба, уже на юридическом поле. Пивовар Леонид Васильевич Вормс, пользуясь тем, что полутораградусное пиво не подпадало под запрет, затоварил им все торговые точки. Это не понравилось горожанам — они ходатайствовали перед губернатором. Сер​гей Дмитриевич Тверской только руками развёл: не в моей это власти. Вормс на всякий случай подстраховался и нашёл врачей, кои лжесвидетельствовали: пиво — безвредный напи​ток. За трезвенников вступилось земство и потребовало от Вормса убрать с прилавков пиво. Тот ёрничал: надо тогда и конфеты с ликёром запретить (в общем-то мысль здравая: кондитерские изделия со спиртным приучают детей к алко​голю!). «Славянское пиво» пивовар переименовал в «Славян​ский солодовый напиток», но и его запретили употреблять солдатам, квартировавшим в Вольске. Вормс пожаловался губернатору. Но грянула революция, спор так и не завершил​ся. В 1919 году большевики пошли на попятную, разрешив вино, а в 1924 году и водку, прозванную в народе «рыковкой» по фамилии уроженца Саратова, в то время председателя правительства Алексея Ивановича Рыкова, незадолго до того лечившегося в Германии от... алкоголизма.

И всё-таки трезвенники одержали пусть временную, но победу, доказав, что русский народ не только хочет, но и мо​жет жить трезво. В ноябре 1914 года в Саратове закрылась лечебница для алкоголиков из-за... «отсутствия пациентов». Располагалась та лечебница на улице Введенской в доме На​талии Игнатьевны Корольковой. Сегодня на той же улице, правда, в другом доме, прозванном в народе Домом трезво​сти, вот уже без малого три десятилетия действует общество трезвости. Возглавляет его все эти годы Наталия Алексан​дровна Королькова, мечтающая, что и в Доме трезвости за​кроется лечебная часть по причине отсутствия пациентов. Не может же народный инстинкт самосохранения не проснуть​ся: побудка к жизни должна побороть алкогольный морок.



История алкоголя

По сравнению с возрастом человека современного типа — homo sapiens (не менее 40 тыс. лет) время потребления отдельными народами слабоградусного алкоголя, вроде пива, коротко: максимум 4-10 тыс. лет. Ещё короче время потребления крепкого алкоголя, типа водки, полученного путём перегонки — не более 500 лет. То есть потребление слабоградусных алкогольных изделий по времени составляет не более 10 — 25%, а крепких алкогольных изделий — не более 1,25% возраста «человека разумного».

C переходом к позднепервобытной производящей общине, с VIII-II тыс. до н. э., жители материка Евразия начали изготавливать и потреблять слабоградусные алкогольные изделия, полученные путём естественного сбраживания: пиво, мёд (как хмельной напиток), а позднее в южных районах и виноградное сухое вино. Открыв наркотические свойства алкоголя, первобытные люди стали принимать алкоголь в ритуальных, обрядовых целях на нечастых сезонных пирах, которые были необходимым условием поддержания дружественных межобщинных и внутриобщинных связей. Причём, приём алкоголя не являлся самоцелью, а был частью общего праздника, пить допьяна было не принято.

В Древней Греции пили мало, и только разбавленное вино, которое смешивали в соотношении 1:3, 1:4 (одна часть вина и три-четыре части воды). А если учесть, что крепость натурального вина не превышает 12-13%, то нетрудно подсчитать, что крепость вина, которое пили в те времена, не превышала 3-4 градусов. Кроме того, для повседневного употребления вино разбавляли даже в пропорции 1:20. Косвенными свидетельствами о характере употребления алкоголя в то время являются литературные памятники, эпитафии. Вот надпись на могильном камне (Каллимах, 310 — 240 гг. до н. э.): «Пьяницу Эрасиксена сгубили винные чаши: выпил несмешанными он сразу две чаши вина».

Но даже тогда, когда вино было принято разбавлять водой, существовало пьянство и представление об опьянении, как о чём-то постыдном и недопустимом. В Древней Греции винопитие осуждали Гомер, Геродот, Каллимах, Полемон, Феокрит.



В Древнем Риме отношение к алкоголю поначалу также было сдержанным, существовало много запретов и ограничений: запрещалось пить вино мужчинам, не достигшим 30-летнего возраста, а женщинам — всю жизнь. Когда же пьянство захлестнуло Римскую Империю, она пала. Как римляне теряли города во время нашествий варваров, рассказано в ряде документов: уже враг стоит у стен, а отцы города покидают пирушку только тогда, когда враги уже по существу входят в город.

Вопреки расхожим представлениям, эпикурейцы как философское течение, прославляющее наслаждение жизнью, к алкоголю относились очень сдержанно, а сам Эпикур вел почти трезвый образ жизни. Абсолютно воздерживался от вина математик Пифагор и того же требовал от своих учеников. Добровольным безумием называли пьянство Аристотель и Сенека.

Во всех древних культурах безоговорочно запрещалось пить вино детям, а во многих — и женщинам.

Дистиллированный спирт из виноградного вина стали получать в VI-VII веках арабы и назвали его «аль коголь», что значит «одурманивающий». Первую бутылку дистиллированного спирта изготовил араб Рагез в 860 году. Перегонка вина в спирт сразу же резко усугубила пьянство. Те, кто первыми заглянули в алкогольную пропасть, первыми и осознали пагубные последствия алкоголя. Видимо, именно это и послужило поводом для запрета алкоголя основоположником ислама Мухаммедом (Магомет, 570-632). Этот запрет впоследствии был введён в свод мусульманских законов — Коран (VII в). С тех пор на протяжении 12 веков в мусульманских странах алкоголь не употребляли, а отступников жестоко карали.

Крепкий алкоголь также научились получать в средневековье в Западной Европе путём возгонки вина и других бродящих сахаристых жидкостей. Согласно легенде, одним из первых это первым сделал итальянский монах Валентиус. Испробовав вновь полученный продукт и придя в состояние опьянения, алхимик заявил, что открыл чудодейственный эликсир, делающий старца молодым, утомленного бодрым, тоскующего веселым. В 1260 году ирландские монахи научились дистиллировать хлебное вино, которое получило название «виски». С тех пор алкоголь быстро начал распространяться по всему миру. Особенно значительное распространение крепкий алкоголь в Европе получил после изобретения в начале XIX столетия «шнапса» — водки из картофеля.



Почти трезвой была Древняя Русь. Существует миф о том, что пьянство является старинной традицией нашего народа. Русский историк и этнограф профессор Н.И. Костомаров (1817-1885) доказал, что в Древней Руси пили очень мало. Аналогичные выводы делает Иван Прыжов в своей фундаментальной работе «История кабаков в России в связи с историей русского народа». Он указывает, что русские пили в основном слабоградусные «напитки». Лишь на избранные праздники варили медовуху, брагу или пиво, крепость которых не превышала 5-10 градусов. Чарка пускалась по кругу, и из неё каждый отпивал несколько глотков. Пить допьяна было не принято. Как говорится в русских сказках: «И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало».В будни никаких спиртных «напитков» не было, и пьянство считалось величайшим позором и грехом. Крепость сухих вин, завозимых из Византии, была тоже невелика — от 9 до 14 градусов. Более того, в домосковской Руси вино было принято разбавлять водой, как в Греции и Византии (1:3 или 2:5). Все «напитки» были домашнего производства и не являлись предметом коммерции.

Согласно исследованию Н.П. Загоскина (1851-1912), в России пили мало и в средние века. По Устюжской Уставной грамоте 1614 года населению дозволялось варить и держать в домах крепкие пития на 4 праздника: Великий День (Пасха), Дмитриевскую субботу, Николин день и на Масленицу. А в Пермской Уставной грамоте 1553 года даже указывалось, что разрешение варить хмельные пития распространялось лишь на «лучших людей», чтоб «порухи меж ними и убийства не было».

Б. Кутырев провёл исследование по двум книгам — «Сказание о русской земле» Нечволодова (1913) и «Иностранцы о древней Москве, XV-XVII века (сборник архивных материалов) и приводит следующие высказывания иностранцев о нравах на Руси.

Барбаро Иосафат, венецианский купец и дипломат, был на Руси в 1436-1452 гг.:



«Великий князь Иоанн издал запрещение изготовлять брагу и мёд и употреблять цветы хмеля в чём бы то ни было. Таким образом, обратил их к хорошей жизни».

Сигизмунд Герберштейн, австрийский дипломат в России:

«…русским, за исключением немногих дней в году, запрещено пить мед и пиво, а телохранителям одним только предоставлена полная свобода пить, и поэтому они отделены от сообщения с остальными, чтобы прочие не соблазнялись».

Александр Гваньини, комендант Витебска 1569-1587 гг.:

«Василий III построил слободу «Наливки» для солдат своей гвардии и других иноземных солдат — поляков, немцев, которые по природе своей любят пьянствовать».

Матфей Меховский, польский епископ (начало XVI в.):

«Во избежание пьянства, царь запрещает под страхом лишения жизни, держать в домах мёд и другие опьяняющие напитки, кроме двух-трёх раз в году, с разрешения государя».

Климент Адамс, мореплаватель. Был в России в 1553-1554 гг.:

«На пиру у царя в честь английского посольства было 100 человек гостей. Обед кончился, когда были уже зажжены свечи (потому что наступила ночь). И царь простился с обедавшими, назвав всех по именам».

(Попрощаться по именам с сотней гостей, из которых многие иностранцы, под силу только трезвому человеку!).



Михалон Литвин:

«В Московии же нет нигде шинков, и если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имения конфискуются, прислуга и соседи, живущие на этой же улице, наказываются, а сам хозяин навсегда сажается в тюрьму.

Так как московитяне воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами…».

Нечволодов: «Под влиянием татарского ига стало заметно усиливаться общее огрубление нравов, образованность падала, а развивались пьянство и любовь к грубым зрелищам, между прочим, к кровавым кулачным боям».

В.В. Похлёбкин, историк и этнограф, автор фундаментальной работы «История водки» указывает, что в целом виноделие, медоварение и пивоварение на Руси, как и в других странах, носили «патриархальный (домашний или общинно-артельный характер, были тесно связаны с религией и ритуальными обычаями, восходящими к языческому культу предков и загробных верований», «использовались для важных, государственных, торжественных, религиозно-политических целей… Поэтому все эти «напитки» рассматривались не просто как алкогольные, но в первую очередь как священные…, а потому традиционно не связывались с фискальными (финансовыми — прим. автора) интересами классового государства».7

Если русские традиционно пили мало, то откуда тогда взялся миф об «извечном русском пьянстве»? По мнению доктора политических наук В. Мединского, этот миф был сочинен нашими европейскими соседями, которые пили куда больше, чем русские, но которых сильно беспокоила растущая мощь России. Поэтому они стали внушать, что это русские — пьяницы, а не они, тем самым программируя на пьяное поведение своих соперников.

XIV-XV вв. явились переломными в производстве алкоголя в России. В 1386 году русские впервые ознакомились с виноградным спиртом, ввезенным из Кафры (Крым) генуэзскими купцами.



На Руси сырьём был не виноград, а зерновые. Создание винокурения на Руси В.В. Похлёбкин связывает с периодом апогея экономического развития сельского хозяйства, когда появились излишки хлеба в результате применения трёхполья, т. е. в 40—70-е гг. XV века. Предположительно хлебное вино впервые стали выкуривать в Московском государстве. Однако в XV-XVI вв. словом «водка» обозначали лекарства в аптеке — настои, отвары, водка значит «разбавленная водой». Закономерно, что хлебное вино, разбавленное водой, тоже стали называть водкой. Но лишь в XVIII веке это слово стало впервые употребляться в официальном языке. Получается, что слово «водка» для обозначения алкогольного изделия применяется немногим более 200 лет. А история того изделия, которое называется водкой сегодня (чистый спирт, разбавленный водой), согласно недавнему исследованию Б.В. Родионова, вообще началась лишь в 1895 году с введением государственной питейной монополии.

Винокурение стало одним из технических открытий феодального общества — оно возникло в эпоху перехода от патриархальщины к рыночно-денежному хозяйству. На смену бесконтрольному производству домашних «напитков» приходит жёсткая, беспощадная, скрупулёзно проводимая «государственная регалия» на выделку хлебного спирта. Появляется государственная монополия на производство и сбыт, ведь сырьё крайне дешёвое, и в отличие от напитков, получаемых натуральным путём, производство спирта значительно дешевле и прибыль в десятки и сотни раз перекрывает стоимость сырья. Так было положено начало пьяной традиции в России: пьянство стало насаждаться «сверху».

При Иване III организуются первые кабаки. Корчмы, где можно было не только выпить, но и поесть, уничтожаются, вместо них создаются кабаки — исключительно питейные заведения. При Иване Грозном продажа водки разрешена только опричникам царя. В царевых кабаках должны были пить крестьяне и посадские. А власть имущим было дозволено «курить» вино для домашнего употребления.

Во главе царевых кабаков были поставлены целовальники. Их называли так, потому что они «целовали крест и клялись, что весь доход будут направлять в казну». Работа целовальника была выборной, считалась повинностью и не оплачивалась. Со временем в сознании народа сложился образ целовальника, умеющего грабить не только для государства, но и для себя.



Целовальникам были даны большие права. Малейший недобор угрожал им царевой немилостью, а увеличение сбора сулило почести. За недобор денег в казну миряне подвергались правежу — избиению тростью. Каждый подвергался правежу ежедневно до тех пор, пока не выплачивал долга.

Как отмечал Э.И. Дейчман, в кабаках XVII века висело объявление: «По указу царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси… питухов от кабаков не отзывать, не гоняти — ни жене мужа, ни отцу сына, ни брату, ни сестре, ни родне оной, покуда оных питух до креста не пропьется». Получается, что пьянство насаждалось сверху из корыстных побуждений — пополнить казну. Фактически для крестьян и посадских людей был введён дополнительный налог. Однако это было только начало спаивания.

Значительный вклад в насаждение пьяных традиций в России внёс Пётр I. Образ настоящего «европейского времяпровождения» сформировался у этого царя ещё в юном возрасте и позже вылился во «Всепьянейший Собор» с его пьяными ассамблеями и принудительным пьянством, которое часто заканчивалось под столом. Собор был своего рода «общественной организацией», устав которой лично подписал Петр. Главное требование устава было: «Быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». Низости, творимые Петром и его сподвижниками, историки сравнивают с бесчинствами безбожников в 1920-е гг., когда безбожники с черепами на палках бегали по храмам, матом орали в церкви и блевали на алтарь. Трезвых, как страшных грешников, при Петре торжественно отлучали от всех кабаков в государстве, а еретиков, борцов с пьянством, предавали анафеме.

Винокурение и насаждение пьянства сразу же привели к социальным последствиям — росту пьянства, возникновению новых, более свободных моральных норм и отношений, к возникновению новых конфликтных ситуаций, росту городского нищенства.



Особенно безудержной алкогольной эксплуатации наш народ стал подвергаться в первой половине XIX века, когда появилось фабричное производство водки и когда повсюду были открыты кабаки с продажей водки днем и ночью. Тогда-то и появилась проблема не просто пьянства, а алкоголизма, что вылилось в конечном итоге в массовое трезвенническое движение и установление «сухого закона» («право местного запрета») (1914-1925 гг.).

Следующая волна спаивания народа приходятся на конец 20-30-х гг. ХХ столетия после снятия всех ограничений на производство и продажу алкоголя (после отмены «сухого закона»). В сороковые годы роковую роль в распространении пьянства сыграли наркомовские 100 граммов на фронте во время Великой Отечественной войны: многие бывшие фронтовики стали алкозависимыми.

И новая волна спаивания — в 60-е гг., когда в средствах массовой информации развернулась лживая пропаганда «умеренного», «культурного» потребления алкогольных изделий. Одновременно был запущен эффективный экономический механизм спаивания. Алкогольно-табачная выручка стала распределяться не через центральный бюджет, а уходила в местный, что «вдохновило» местные власти на наращивание более лёгкого и куда более прибыльного производства алкоголя и табака по сравнению с другими товарами. Как грибы после дождя, стали расти на всем пространстве СССР и, особенно в России, спиртзаводы. Повышенное предложение при поддержке пропаганды «умеренных» доз и привело к стремительному росту пьянства.



Наконец, последняя волна спаивания, самая беспрецедентная за всю историю России, началась после поражения горбачёвской антиалкогольной кампании в 90-е гг. XX и первое десятилетие XXI веков.

Сравним данные о потреблении алкоголя в дореволюционной России, СССР и современной России в течение XX в. (в литрах абсолютного — 100-процентного — алкоголя на душу населения в год). Используются расчёты видного советского социолога И.А. Красноносова и современного исследователя эпидемиологии потребления алкоголя и его последствий, доктора медицинских наук А.В. Немцова:

1913 г. (до принятия запретительно-ограничительных мер) в России — 3,5 л.;
1914-1924 гг. (годы действия запретительно-ограничительных мер) в России и СССР — 0,85 л.;
1930-1940-е гг. в СССР — менее 2,0 л.;
1960 г. (накануне начала кампании по пропаганде «культурного питья») в СССР — около 4,6 л.;
1970 г. — 12,0 л.;
1984 г. (до правительственных антиалкогольных постановлений 1985 г.) в РСФСР — 14,2 л.;
1987 г. — 10,6 л.;
2001 г. — 15 л.;
2009 г.— 15-18 л.

Из приведённых данных видно, что в 1914 году, когда российское общество считало алкогольную ситуацию настолько чрезвычайной, что это вынудило царя Николая II ввести «право местного запрета», в России пили в 3-4 раза меньше, чем в 2009 году!
Таким образом, легенда о том, что мы «всегда так пили», даже с учётом последних трёх-четырёх «пьяных» десятилетий, не соответствует действительности.

Источники:
http://www.grinchenko.tvereza.info/1/1-3.html
http://partia-tr.ru/2014/05/155-let-nazad-v-rossii-nachalsya-antialkogolnyiy-bunt.html

Взято: masterok.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle