Кровавый май Парижа

21-го мая, около трех часов дня, версальцы сосредоточили всю силу своих батарей на воротах Сен-Клу, от которых остались одни обломки. Дюкатель, добровольный шпион, поднявшись на бастион №64, замахал белым платком и крикнул солдатам в ближайших траншеях: «Входите, никого нет!» Убедившись, что это — действительно так, версальский офицер известил об этом свой штаб. Орудия прекратили огонь, и солдаты, нигде не встречая сопротивления, из траншей начали распространяться по покинутым укреплениям. Только у ворот Отейль произошла короткая схватка. К вечеру в город уже вошли четыре корпуса версальцев.

Как раз в последние дни многие члены Коммуны, видя, какой оборот принимают дела, настойчиво спрашивали, делается ли что-нибудь для создания второй линии укреплений, которая могла бы на долгое время задержать версальцев. Они получали успокоительные ответы. Но на самом деле почти ничего не было построено, — по халатности или вследствие измены, которая, несомненно, свила гнездо и в военных учреждениях Коммуны.


Маленькие бойцы

Громадный город несколько часов не подозревал, что наступает конец. Недалеко от места вступления версальцев в саду Тюильри происходил концерт в пользу вдов и сирот Коммуны. По окончании концерта офицер главного штаба Коммуны взошел на эстраду и сказал: «Граждане, Тьер обещал вчера вступить в Париж. Он не вошел и не войдет. Приглашаю вас на будущее воскресенье на большой концерт в пользу вдов и сирот». И даже при наступлении ночи жизнь в театрах и на бульварах текла своим чередом, как будто ничего не случилось.

Vive la Commune!


23-го мая версальцы направили главный удар именно на Монмартр. В течение ночи там распространилась паника. По-видимому, версальские агенты вели усиленную подготовку. Они раздували тревогу и подозрительность. По их указаниям подвергались аресту новые и новые военные и гражданские должностные лица, обвиняемые в предательстве. Создалось удручающее настроение. Батальоны таяли. Артиллерия бездействовала, большинство орудий оказалось испорченным. Измена была несомненна. Только в одном пункте 200–300 человек оказали отчаянное сопротивление и надолго задержали версальцев. Это было все, что удалось собрать для обороны Монмартра, который при условии энергичной и планомерной борьбы был бы почти неприступен. Версальцы, ведя наступление с разных сторон и только кое-где встречая слабое и разрозненное сопротивление, овладели позицией, господствующей над важными центрами парижской обороны.

В некоторых пунктах версальцы натолкнулись на упорное сопротивление. На площади Бланш долго держался батальон женщин под командой Луизы Мишель и русской Дмитриевой. Площадь Согласия с большой энергией и искусством целых два дня оборонялась Брюнелем. Но в конце концов благодаря численному перевесу и единому руководству версальцы проникали все глубже в Париж. К ночи во власти коммунаров осталось не более половины города.


Рита, трактирщица, погибла на баррикаде на перекрестке Круа Руж

В тот же день, 23 мая, начались варварские расправы с пленными. С захватом Монмартра они приняли самый беспощадный, исступленный характер. Самые многочисленные избиения совершались на улице Розье, в доме №6, где в марте были убиты генералы Тома и Леконт. Камиль Пельтан, — один из представителей новой политической группировки, радикальной по фразам и темпераменту, выдержанно консервативной по существу, следовательно, классовый противник Коммуны, — так описывает версальские зверства:

«Когда явилась армия, она как бы вообразила, что самая улица преступна, и что каждый из ее жителей забрызган кровью Клемана Тома и Леконта. Расстреливали без пощады и массами. Затем расположились в доме №6. Теням обоих генералов были принесены ужасные жертвы, и сад был свидетелем таких изощренных пыток и убийств, которые были бы вполне достойны варварско-суеверной изобретательности II-го века. Но кто были те пленные, которых сводили сюда со всех сторон? Это были все, кого подозрения и доносы предавали в руки озверелых войск, все, арестованные за какую-нибудь блузу, штаны, пару башмаков, все жители тех домов, которые очищались с подвала до чердака, все, кого по слепому гневу какого-нибудь унтера схватили за косой взгляд, все, на кого, как на преступника, слепая месть соседа указала в такой момент, когда всякие доносы достигали своей цели. Пленные были набиты в этом саду и должны были просить прощения за преступление, которого не совершали, — просить прощения у стен, у штукатурки, у сломанных деревьев, у выбоин от пуль!..

Пленный, простершись на земле, должен был лежать лицом в пыли, и не одно мгновение, а целыми часами, целый день. Два ряда несчастных, среди которых были старики, женщины и дети, подвергнуты были этому мучению в виде публичного покаяния перед штукатуркой. Щебень резал им колени, пыль набивалась в их рты и глаза, их напряженные члены немели, нестерпимая жажда сжигала их пересохший рот и пустой желудок, майское жгучее солнце обжигало их обнаженные головы; а если кто-либо плохо лежал, приподнимал голову или хотел выправить затекшее колено, удар прикладом принуждал мятежника вновь принять прежнее положение. Когда пытка оканчивалась, некоторую часть несчастных отделяли и отвозили на пригорок, где их расстреливали. Остальных отправляли в Сатори.»

Сюда привели 42 мужчин, трех женщин и 4-х детей, захваченных в разных местах, с обнаженными головами выстроили на коленях у стены, у которой 18 марта расстреляли генералов, и всех расстреляли. Одна женщина с ребенком на руках отказалась стать на колена и крикнула своим товарищам: «Покажите этим несчастным, что вы умеете стоя смотреть в глаза смерти».

Такая же бойня шла на сквере Батиньоль, на площади ратуши, у ворот Клиши, в парке Монсо, в различных пунктах Монмартра, на внешних бульварах.





В это же время коммунары расстреливали заложников.

Расправы версальцев шли своим чередом. Захватив почти без борьбы Пантеон, они по приказанию своего полковника расстреляли 40 пленных. Здесь же был убит Рауль Риго. Он не пытался скрыться, как сделали многие члены Коммуны, например, Пиа: напротив, обычное штатское платье он переменил на офицерскую форму. Узнанный, он сам подошел к солдатам и сказал: «Чего вам надо? Да здравствует Коммуна!» Его оттащили к стене и расстреляли.

Но избивали не только обезоруженных борцов: всякую плохо одетую женщину, которая направлялась с крынкой молока или с пустой бутылкой, хватали, ставили к стене и приканчивали выстрелами из револьвера.

Расправа производилась не только на улицах, где версальцы приканчивали раненых и расстреливали пленных. В поисках жертв они бросились по больницам. Фано, врач одной из больниц, на вопрос, есть ли у него раненые национальные гвардейцы, ответил, что имеется несколько человек, «но они лежат уже давно». — «А, вы сочувствуете этим мерзавцам», — сказал офицер и приказал немедленно расстрелять доктора. Несколько коммунаров было придушено в самой больнице.



В ночь на воскресенье 28 мая все еще пылали пожары, и продолжалась бомбардировка. Но и в воскресенье небольшая горсточка коммунаров, руководимых Варленом, Ферре, Гамбоном, Журдом продолжала отстаивать то крохотное пространство, на котором она была стиснута. Только полное истощение патронов заставило прекратить сопротивление. В два часа дня прозвучали последние выстрелы.



Текст Последние дни Парижской Коммуны // Иван Скворцов-Степанов

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle