Люди "старой прусской породы".
---
Несомненно, есть основания говорить - и историки часто это отмечают, - что причиной несчастья, постигшего страну и армию в Йене в 1806 году, стала социальная, а следовательно, и военная отсталость прусской армии, или, точнее говоря, ее офицеров.
Самая поразительная черта старших офицеров прусской армии - это их старость. Вот данные для 1806 года: 142 генерала: 4 старше 80, 13 старше 70, 62 старше 60.
Даже если бы все остальное в армии было в первоклассном состоянии, одно можно сказать твердо: две трети генералитета либо приближалось к библейскому возрасту, либо уже давно перешагнуло этот рубеж.
Четверть командиров полков и батальонов - люди, которые должны нести основное бремя битвы, - были старше 60 лет - возраста, в котором обычный человек не способен выдерживать физических нагрузок войны, а командиры рот и эскадронов были не многим моложе.
От таких офицеров нельзя было ожидать каких-либо результатов в сражении, и менее всего в сражении против численно превосходящей армии противника под командованием такого молодого гения, как Наполеон, имеющей за плечами опыт многих лет сражений и воодушевляемой национальной идеей о своей великой цивилизаторской миссии.
Но в прусской армии были и другие серьезные недостатки. Даже до 1806 года общественное мнение относительно армии и ее командиров было неоднозначным, хотя в целом благоприятным.
Во всяком случае, скептики не решались открыто высказываться до тех пор, пока катастрофа при Йене не воодушевила критиков армии и ее руководства и не возвела саму критику в ранг патриотического долга.
Даже до этого находились независимо мыслящие люди, которые утверждали, что существующие порядки устарели и назрела необходимость реформ. Типичный пример такого человека - барон фон Штейн.
За четыре года до Йены он назвал "глупым предрассудком" то, что наиболее важные посты в армии остаются привилегией дворянства. И это замечание было обращено на всю систему. После Йены этот пункт стал для общественности почти что аксиомой.
В королевском указе, вышедшем в Кенигсберге 6 августа 1808 года под заголовком: "Правила назначения на должности прапорщиков и выбора офицеров для пехоты, кавалерии и артиллерии" говорилось:
"В дальнейшем при выборе претендентов на какую-либо должность будут учитываться только образование и компетентность в мирное время и выдающаяся храбрость и бдительность во время войны.
Отсюда следует, что любой житель Пруссии, обладающий этими качествами, может добиваться высочайших военных должностей. Все преимущества, которыми до сих пор пользовалось в армии дворянское сословие, отменяются, и все граждане, независимо от происхождения, будут иметь одинаковые права и обязанности..."
Однако, после освобождения Пруссии от французов, король воссоздал заслон против возможных последствий своего собственного указа от 6 августа 1808 года, а именно чрезмерного притока буржуазии в офицерский корпус.
В конце концов по совету Шарнхорста сотни "добровольцев" (егерей) из буржуазных семей были назначены офицерами ополчения, чтобы компенсировать потери, которые армия понесла с мая 1813 года, и к концу 1815 года почти треть всего офицерского корпуса состояла из этих егерей.
Когда мир был восстановлен, многие из этих людей не стали возвращаться в гражданскую жизнь: или их не привлекала профессиональная карьера, или перспективы, которые она сулила, их не устраивали, или у них были другие соображения.
Лучшие из егерей - всего около 1300 человек - получили должности в линейных полках как "сверхкомплектные" офицеры и постепенно заняли вакансии кадровых офицеров.
Однако эти люди сильно разнились по своему социальному и интеллектуальному уровню, и среди них попадались личности весьма сомнительные, а также такие, которых принц Фридрих-Карл однажды назвал "чужеродными элементами". Несомненно, знакомство с этими людьми очень скоро вызвало у кадровых офицеров негативное отношение к реформам.
Буржуа, которые хотят стать офицерами, принимаются только в саперы или артиллеристы. Людей это сильно раздражало, поскольку на артиллеристов и саперов стали смотреть как на низшую касту.
Дело зашло так далеко, что, когда принца Карла назначили фельдмаршалом артиллерии, королева и принцессы смеялись над ним, говоря, как низко он пал - стал артиллеристом!
По своему социальному происхождению офицеры, служившие в инженерных войсках и тем более в артиллерии, отличались от офицеров пехоты и кавалерии так же сильно, как и в XVIII веке.
В последней группе преобладали аристократы, а в первую чаще всего попадали "сыновья почтмейстеров, сборщиков налогов, студентов-переростков и т. д. Артиллерия была благодатной питательной средой для всех, кто не мог попасть ни на какую другую службу".
Посторонних наблюдателей обычно поражало старое соперничество между различными родами войск, проявлявшееся в различных формах: от безобидного взаимного поддразнивания до профессиональных и бытовых ссор, принимавших серьезный оборот.
В наибольшей степени это было характерно для отношений между офицерами линейных полков и ополчения. С профессиональной точки зрения это было вполне понятно, поскольку как солдаты, так и офицеры ополчения не могли сравниться с теми, кто провел в армии всю свою жизнь.
Но тут действовал еще и социальный фактор: поскольку офицеры ополчения обычно были выходцами из буржуазных семей, и зачастую не слишком состоятельных, офицеры регулярных частей с их аристократическим происхождением и привычками обычно смотрели на них сверху вниз.
В 1860 году реорганизация армии, которую принц Пруссии продумал за время своего пребывания в Кобленце, положила конец раздельному существованию ополчения и сделала его частью регулярной армии. Это был крайний шаг, вызванный тем, что положение стало невыносимым.
Реорганизация привела к дальнейшему развитию идеи Шарнхорста о всеобщей воинской повинности, предполагавшей увеличение количества рекрутов пропорционально росту населения. В то же время численность всей армии, включая офицеров, почти удвоилась.
Это было первое значительное увеличение ее численности со времен заключения Тильзитского мира в 1807 году. Необходимость таких мер показала уже мобилизационная кампания 1850 года, когда как в регулярную армию, так и в ополчение удалось набрать лишь половину от требовавшегося количества лейтенантов.
Увеличившаяся потребность в офицерах вынудила армейское руководство расширить социальный слой, откуда проводился набор офицеров, что значительно больше повлияло на социальный состав прусского офицерства, чем внутреннее реформирование армии.
Чтобы заполнить хотя бы большую часть недавно созданных постов, пришлось принимать офицеров "отовсюду, где только можно было надеяться найти что-либо подходящее", и делать это в значительно больших масштабах, чем в предыдущие годы.
В 1864 и 1866 годах, во время войн с Данией и Австрией, впервые возникла насущная потребность в назначении офицеров из тех социальных слоев, которые до тех пор были почти не представлены в пехоте и кавалерии.
В результате в военном кабинете и министерстве все сильнее стали чувствоваться сомнения относительно того, не подорвет ли такая практика основы "рыцарственного духа" в прусском офицерском корпусе.
Этим дурным предчувствиям мы обязаны появлению статистического обзора "Кадеты, успешно прошедшие военную экзаменационную комиссию и получившие офицерские звания в 1862-1863 и 1866-1867 годах, с указанием социального положения их семей":
В 1860-х годах кандидатов "старой прусской породы" становилось все меньше. Следующая таблица показывает их уменьшение в абсолютных цифрах и процентах:
По мере того как армия становилась все более буржуазной по своему характеру, дворянство все дальше отходило на задний план и все более активно протестовало против такого положения дел.
Раньше, в середине XIX века, дворянству без труда удавалось остановить напор буржуазии. Оно добилось, чтобы предпочтение отдавалось "старому прусскому контингенту". Но сейчас положение изменилось: "старого контингента" больше не существовало, а те, что остались, не шли на службу в армию.
После того как дворянство безвозвратно утратило свое привилегированное положение и оказалось в меньшинстве, оно повело себя в соответствии с социологическими законами, т. е. сплотилось и замкнулось в своем кругу.
Стремление отгородиться от внешнего мира свойственно любому меньшинству, у которого нет надежды когда-либо стать большинством.
Карл Деметр "Германский офицерский корпус в обществе и государстве".
Самая поразительная черта старших офицеров прусской армии - это их старость. Вот данные для 1806 года: 142 генерала: 4 старше 80, 13 старше 70, 62 старше 60.
Даже если бы все остальное в армии было в первоклассном состоянии, одно можно сказать твердо: две трети генералитета либо приближалось к библейскому возрасту, либо уже давно перешагнуло этот рубеж.
Четверть командиров полков и батальонов - люди, которые должны нести основное бремя битвы, - были старше 60 лет - возраста, в котором обычный человек не способен выдерживать физических нагрузок войны, а командиры рот и эскадронов были не многим моложе.
От таких офицеров нельзя было ожидать каких-либо результатов в сражении, и менее всего в сражении против численно превосходящей армии противника под командованием такого молодого гения, как Наполеон, имеющей за плечами опыт многих лет сражений и воодушевляемой национальной идеей о своей великой цивилизаторской миссии.
Но в прусской армии были и другие серьезные недостатки. Даже до 1806 года общественное мнение относительно армии и ее командиров было неоднозначным, хотя в целом благоприятным.
Во всяком случае, скептики не решались открыто высказываться до тех пор, пока катастрофа при Йене не воодушевила критиков армии и ее руководства и не возвела саму критику в ранг патриотического долга.
Даже до этого находились независимо мыслящие люди, которые утверждали, что существующие порядки устарели и назрела необходимость реформ. Типичный пример такого человека - барон фон Штейн.
За четыре года до Йены он назвал "глупым предрассудком" то, что наиболее важные посты в армии остаются привилегией дворянства. И это замечание было обращено на всю систему. После Йены этот пункт стал для общественности почти что аксиомой.
В королевском указе, вышедшем в Кенигсберге 6 августа 1808 года под заголовком: "Правила назначения на должности прапорщиков и выбора офицеров для пехоты, кавалерии и артиллерии" говорилось:
"В дальнейшем при выборе претендентов на какую-либо должность будут учитываться только образование и компетентность в мирное время и выдающаяся храбрость и бдительность во время войны.
Отсюда следует, что любой житель Пруссии, обладающий этими качествами, может добиваться высочайших военных должностей. Все преимущества, которыми до сих пор пользовалось в армии дворянское сословие, отменяются, и все граждане, независимо от происхождения, будут иметь одинаковые права и обязанности..."
Однако, после освобождения Пруссии от французов, король воссоздал заслон против возможных последствий своего собственного указа от 6 августа 1808 года, а именно чрезмерного притока буржуазии в офицерский корпус.
В конце концов по совету Шарнхорста сотни "добровольцев" (егерей) из буржуазных семей были назначены офицерами ополчения, чтобы компенсировать потери, которые армия понесла с мая 1813 года, и к концу 1815 года почти треть всего офицерского корпуса состояла из этих егерей.
Когда мир был восстановлен, многие из этих людей не стали возвращаться в гражданскую жизнь: или их не привлекала профессиональная карьера, или перспективы, которые она сулила, их не устраивали, или у них были другие соображения.
Лучшие из егерей - всего около 1300 человек - получили должности в линейных полках как "сверхкомплектные" офицеры и постепенно заняли вакансии кадровых офицеров.
Однако эти люди сильно разнились по своему социальному и интеллектуальному уровню, и среди них попадались личности весьма сомнительные, а также такие, которых принц Фридрих-Карл однажды назвал "чужеродными элементами". Несомненно, знакомство с этими людьми очень скоро вызвало у кадровых офицеров негативное отношение к реформам.
Буржуа, которые хотят стать офицерами, принимаются только в саперы или артиллеристы. Людей это сильно раздражало, поскольку на артиллеристов и саперов стали смотреть как на низшую касту.
Дело зашло так далеко, что, когда принца Карла назначили фельдмаршалом артиллерии, королева и принцессы смеялись над ним, говоря, как низко он пал - стал артиллеристом!
По своему социальному происхождению офицеры, служившие в инженерных войсках и тем более в артиллерии, отличались от офицеров пехоты и кавалерии так же сильно, как и в XVIII веке.
В последней группе преобладали аристократы, а в первую чаще всего попадали "сыновья почтмейстеров, сборщиков налогов, студентов-переростков и т. д. Артиллерия была благодатной питательной средой для всех, кто не мог попасть ни на какую другую службу".
Посторонних наблюдателей обычно поражало старое соперничество между различными родами войск, проявлявшееся в различных формах: от безобидного взаимного поддразнивания до профессиональных и бытовых ссор, принимавших серьезный оборот.
В наибольшей степени это было характерно для отношений между офицерами линейных полков и ополчения. С профессиональной точки зрения это было вполне понятно, поскольку как солдаты, так и офицеры ополчения не могли сравниться с теми, кто провел в армии всю свою жизнь.
Но тут действовал еще и социальный фактор: поскольку офицеры ополчения обычно были выходцами из буржуазных семей, и зачастую не слишком состоятельных, офицеры регулярных частей с их аристократическим происхождением и привычками обычно смотрели на них сверху вниз.
В 1860 году реорганизация армии, которую принц Пруссии продумал за время своего пребывания в Кобленце, положила конец раздельному существованию ополчения и сделала его частью регулярной армии. Это был крайний шаг, вызванный тем, что положение стало невыносимым.
Реорганизация привела к дальнейшему развитию идеи Шарнхорста о всеобщей воинской повинности, предполагавшей увеличение количества рекрутов пропорционально росту населения. В то же время численность всей армии, включая офицеров, почти удвоилась.
Это было первое значительное увеличение ее численности со времен заключения Тильзитского мира в 1807 году. Необходимость таких мер показала уже мобилизационная кампания 1850 года, когда как в регулярную армию, так и в ополчение удалось набрать лишь половину от требовавшегося количества лейтенантов.
Увеличившаяся потребность в офицерах вынудила армейское руководство расширить социальный слой, откуда проводился набор офицеров, что значительно больше повлияло на социальный состав прусского офицерства, чем внутреннее реформирование армии.
Чтобы заполнить хотя бы большую часть недавно созданных постов, пришлось принимать офицеров "отовсюду, где только можно было надеяться найти что-либо подходящее", и делать это в значительно больших масштабах, чем в предыдущие годы.
В 1864 и 1866 годах, во время войн с Данией и Австрией, впервые возникла насущная потребность в назначении офицеров из тех социальных слоев, которые до тех пор были почти не представлены в пехоте и кавалерии.
В результате в военном кабинете и министерстве все сильнее стали чувствоваться сомнения относительно того, не подорвет ли такая практика основы "рыцарственного духа" в прусском офицерском корпусе.
Этим дурным предчувствиям мы обязаны появлению статистического обзора "Кадеты, успешно прошедшие военную экзаменационную комиссию и получившие офицерские звания в 1862-1863 и 1866-1867 годах, с указанием социального положения их семей":
В 1860-х годах кандидатов "старой прусской породы" становилось все меньше. Следующая таблица показывает их уменьшение в абсолютных цифрах и процентах:
По мере того как армия становилась все более буржуазной по своему характеру, дворянство все дальше отходило на задний план и все более активно протестовало против такого положения дел.
Раньше, в середине XIX века, дворянству без труда удавалось остановить напор буржуазии. Оно добилось, чтобы предпочтение отдавалось "старому прусскому контингенту". Но сейчас положение изменилось: "старого контингента" больше не существовало, а те, что остались, не шли на службу в армию.
После того как дворянство безвозвратно утратило свое привилегированное положение и оказалось в меньшинстве, оно повело себя в соответствии с социологическими законами, т. е. сплотилось и замкнулось в своем кругу.
Стремление отгородиться от внешнего мира свойственно любому меньшинству, у которого нет надежды когда-либо стать большинством.
Карл Деметр "Германский офицерский корпус в обществе и государстве".
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]