Дети Просвещения
---
Intro
Как прекрасен XVIII век, как красива барочная музыка, сколь игрива и воздушна живопись рококо, сколь остроумны и дерзки писатели августианцы, как хороши общественные парки, сколь разнообразен выбор в магазинах, как ярко сияет солнце Просвещения! Однако стоп... XVIII столетие, на мой взгляд, похоже на Санкт-Петербург, где за живописными фасадами, что выходят на центральные улицы, скрываются выцветшие краски, облупившаяся штукатурка, унылые колодцы и мрачные переулки, в которых обретаются сомнительные личности.
Чтобы лучше прочувствовать контраст, предлагаю вам прочесть следующие отрывки, написанные очевидцами лондонского внешнего благополучия той эпохи.
«Все товары в магазинах расставлены несравнимо более изысканным образом, чем в Париже и других городах. Особенно бросается в глаза хитроумное устройство для демонстрации тканей. За высокой изящной витриной шелк, ситец и муслин свисают складками так, как если бы это были платья, что дает возможность представить себе, как это выглядит, будучи надетым… А вот и большой обувной магазин, где можно найти все, что угодно для любого возраста… А здесь - магазин модных аксессуаров и изделий из серебра… А там, за высокими витринами, изящно разложены товары на любой вкус, и выбор столь велик, что невольно начинаешь чувствовать жадность».
Таковы впечатления немецкой писательницы Софии фон Ларош, посетившей британскую столицу в 1780-х годах. Подобных заметок при желании можно отыскать очень много. Барышни со всех концов Европы, том числе из Парижа, чрезвычайно любили приезжать в Лондон за покупками, а затем изливать свой восторг на бумаге, описывая изобилие и качество товаров в английских магазинах.
София фон Ларош, портрет работы Георга Освальда Мея, 1778 г.
«Ранела подобна заколдованному дворцу джинна, украшенному чудесными
картинами, резьбой и позолотой, освещенному тысячью золотых фонарей, которые могут посоперничать даже с полуденным солнцем, и заполненному людьми - знатными, богатыми, веселыми и счастливыми в сверкающих золотых и серебряных одеждах, кружевах и драгоценных каменьях».
Так английский писатель Тобайас Смоллетт описывает в своем романе «Путешествие Хамфри Клинкера» открывшийся в 1742 году парк отдыха Ранела (Ranelagh).
Ротонда в парке Ранела, картина работы Каналетто, 1754 г.
«Мужчине в целом гораздо приятнее, когда на его столе стоит хороший обед, чем когда его жена разговаривает по-гречески».
Эта цитата принадлежит великолепному Сэмюэлю Джонсону. Согласен, здесь она не совсем к месту. Но до чего хороша!.. Кроме того, маэстро словесности совершенно прав. В те времена английские мужчины (да и не только они и не только тогда) любили хорошенько отобедать. За одну трапезу обеспеченный человек мог съесть полкило говядины, столько же дичи, запить это бутылкой красного сухого вина, отполировать бутылкой портвейна, заесть большим куском мясного пирога, уплести блюдо желе и напоследок присыпать горстью орешков.
Обед, Уильям Хогарт, 1747 г.
А теперь давайте прочтем заметку в журнале Gentleman’s Magazine за 17 ноября 1763 года.
«В пустом доме констебли обнаружили тела двух женщин, которые, согласно показаниям трех других женщин, обнаруженных в том же доме, скончались от нужды. Свидетельницы сами были в чрезвычайно жалком состоянии. Одна из них - молодая девушка 18 лет - была дочерью уважаемого торговца. Однако после смерти отца она осталась без средств к существованию. Несчастная обратилась за помощью к главе приходского управления, но получила отказ. В результате ей пришлось скитаться по улицам, почти нагишом, до тех пор пока она не нашла пристанище в этом доме...»
Иначе говоря, при всем великолепии английских магазинов, роскошестве парков отдыха, богатстве стола обеспеченных горожан люди в Лондоне умирали от недоедания и нужды. Однажды Сэмюэл Джонсон подсчитал, что еженедельно в английский столице от голода уходит из жизни двадцать человек. Но, пишет он, «мировой судья Сондерс Уэлч, у которого намного больше возможностей, чем у меня получить сведения о состоянии бедноты, сообщил, что в действительности дела обстоят хуже».
Сюжетец
Рассмотрим ситуацию. Бедная девушка приезжает из провинции в Лондон в надежде найти работу. Какой у нее выбор? Предпочтительней всего, конечно, получить место прислуги в приличном доме. Однако без рекомендаций сделать это непросто. Но допустим, она такое место находит. Ее радости нет предела, потому что теперь у нее есть крыша над головой, стол, небольшое жалование, а также возможность хорошо себя зарекомендовать, что впоследствии позволит ей получить место в доме побогаче. Но!.. она настолько хороша собой, что хозяин дома, не в силах сдержаться, начинает предпринимать попытки залезть ей под юбку. Девушка, назовем ее Мэри, уступает, потому что самец угрожает ей увольнением.
Или так… Мэри по уши влюбляется в некоего «истопника Чарли». Прохиндей, будучи не прочь попользоваться прелестями наивной провинциальной красавицы, клянется ей в вечной любви и обещает жениться. Девушка отдается страсти, переступает черту и… попадает впросак, потому что на следующий же после близости день Чарли исчезает.
Вскоре выясняется, что семя похотливца, кем бы он ни был, пустило ростки. И когда плод достигает такого размера, что скрывать положение уже не представляется возможным, Мэри с позором выгоняют из приличного дома. Ситуация катастрофическая. Если до приезда в столицу у нее были чистая душа, незапятнанная репутация и светлые надежды, то теперь утрачено все. Выхода нет, и она обращается за помощью к приходским властям, где получает отказ. В итоге девушка оказывается на улице и принимаются попрошайничать. По прошествии должного времени она разрешается от бремени, оставляет ребенка около какой-нибудь церкви и идет на панель. Ее судьба будет незавидной. Но что станет с ребенком?
Бремя ответственности
Под словом приход (parish) подразумевается наименьшая единица административного деления, которая представляет собой небольшую территорию вокруг церкви.
На рубеже XVI-XVII веков в Англии окончательно сложились законы, согласно которым проблема бедности должна была решаться на местном уровне. Иными словами, забота о неимущих легла на плечи приходов. В этой связи в рамках приходов был введен обязательный налог на бедных, определявшийся следующим образом. Из числа уважаемых жителей назначалось ответственное лицо. Этот человек, совершенно бесплатно, тщательно изучал ситуацию и выявлял количество нуждающихся. После чего собирался совет лучших людей, которые определяли размер отчислений.
Обед в приходском управлении, 1795 г.
Однако получить помощь было не так-то просто. Дело в том, что уже в XIV веке английские власти объявили войну тунеядству, вернее, начали отделять мух от котлет, выявляя, кто не может себя обеспечить в связи с увечьем, недугом или возрастом (deserving poor), а кто просто не хочет работать по причине праздности и склонности к пьянству (sturdy beggars). Поэтому в категорию по-настоящему нуждающихся попадали люди, которые действительно по объективным причинам не могли заработать себе на кусок хлеба: дети, старики, слепцы, калеки и так далее. Но человек, временно оказавшийся, допустим, по болезни, в сложной ситуации, в целом мог рассчитывать на вспомоществование и получать от прихода деньги, еду и одежду.
Далее условия ужесточились, и в 1662 году был издан закон, согласно которому помощь отныне оказывалась только по «месту прописки», то есть при наличии у страждущего доказательств своей принадлежности к приходу по праву рождения, женитьбы или прохождения там учебы в качестве подмастерья. Именно поэтому девушка, обнаруженная констеблями в заброшенном доме, и наша воображаемая Мэри получили при обращении к главе приходского управления отказ, так как они относились к другому приходу.
Эта мера вполне логична, потому что никому не хочется платить за «порочных» чужаков. И в целом приходские власти, особенно если приход был небольшой и небогатый, старались избегать лишних трат. Всякий раз, когда появлялась возможность перекинуть заботу на кого-то другого, ее не упускали. В частности, это касалось матерей-одиночек. При обращении несчастной женщины за помощью власти в первую очередь пытались разыскать отца ребенка (если тот был зачат вне брака) или сбежавшего супруга и заставить его взять бремя ответственности на себя. Но если поиски были безуспешными, им иногда удавалось уговорить какого-нибудь доброго холостяка из местных жениться, за некоторую плату, на бедняжке с ребенком и таким образом списать убыточную статью с баланса.
Имелись и другие способы. В XVIII веке в Англии распространилась практика передачи бедняков, особенно детей, на попечение «подрядчикам». Это могли быть семьи, которые, опять же за определенное вознаграждение, были готовы поселить в своем доме несколько горемычных созданий. Такие богоугодные и душеспасительные поступки приносили благодетелям известную выгоду. Потому что кроме денег (небольших, но все же) они еще приобретали рабочую силу, которую имели право эксплуатировать по своему усмотрению. Стоимость такой услуги зависела от договоренности, но часто нищих сбывали на аукционе – тому, кто предлагал наименьшую цену.
Особые хлопоты доставляли подкидыши и появившиеся на свет в результате порочного слияния младенцы. Согласно тогдашним правилам, ребенок относился к тому приходу, где он родился. Этим пользовались нищенки, которые, будучи на сносях, старались разродиться в больших и богатых в приходах, что напоминает мне стремление некоторых современных женщин родить в США, чтобы чадо получило американское гражданство. Поэтому представители местных властей, завидя на улицах своего прихода неместную беременную женщину непрезентабельной наружности, немедленно выпроваживали ее за пределы их территории. Правда, в 1772 году парламент проявил милосердие и запретил прогонять неимущих рожениц.
Женщина с ребенком, 18 в.
Приходские сироты
Однако определив младенца в приходскую богадельню или работный дом, которые после принятия в 1723 году соответствующего акта парламента стали возводиться регулярно, не стоило рассчитывать на то, что ребенок будет жить долго и счастливо. В 1755 году путешественник и филантроп Джонас Хенвей, стремясь побудить парламентариев к более эффективным мерам по отношению к бедным, провел исследование и выявил, что в период с 1750 по 1755 годы богадельня (poorhouse) прихода св. Луки получила на попечение 53 ребенка. В 1755 году все они были мертвы. В тот же период в работных домах тринадцати других приходов из 1165 детей к 1755 году в живых осталось только 168 человек.
Джонас Хенвей, пр. 1785 г.
Не следует, однако, думать, что речь идет о злодеяниях. В те времена существование человека было намного более шатким, чем в наши дни. Болезни, несчастные случаи, сомнительная медицина, антисанитария, скудная диета, скверная пища и прочие факторы могли оборвать жизнь в любой момент. И в первую очередь этому были подвержены дети, добрая половина которых умирала в первые месяцы после рождения. Парламент отреагировал на сигнал, и в 1762 году потребовал от приходских властей пересмотреть систему содержания сирот. И маленьких детей начали отправлять загород, где примерно до шестилетнего возраста они жили под присмотром наемных нянечек-кормилиц-воспитательниц, которым дополнительно платили за каждого выжившего под их попечением младенца. В народе этот закон называли «Актом о спасении жизней», что совершенно справедливо, потому что смертность среди приходских сирот снизилась. Хотя… все равно была высокой.
Когда детям исполнялось семь лет их часто отдавали на обучение ремесленникам или прислугой в приличные дома, о чем сообщалось официальным образом. В 1771 году приход св. Георгия так рекламировал свое предложение: «Несколько бедных детей обоего пола, которые сейчас находятся в работном доме этого прихода, готовы стать подмастерьями… На детей можно посмотреть каждый день до десяти часов утра».
В целом это очень даже неплохо, так как дети и подростки могли таким образом освоить какую-нибудь профессию и встать на ноги. Однако и тут имелись шероховатости, потому что люди порой, то ли в силу собственной ничтожности и ущербности, то ли по какой-то другой причине, испытывают необходимость самоутверждаться за счет слабых. Иначе говоря, подмастерья нередко становились жертвами насилия. Один из самых вопиющих случаев, по крайней мере из тех, что дошли до сведения широкой общественности, имел место в 1767 году.
Представительница низшего звена среднего класса по имени Элизабет Браунригг, повитуха по профессии, имела у себя в услужении трех девочек-подростков, которых она систематически жестоко избивала. Я не хочу углубляться в подробности этой крайне неприятной истории. Скажу лишь только, что одну из них, пятнадцатилетнюю Мэри Клиффорд, она регулярно подвешивала за руки на специально приделанный для этой цели к потолку крючок, раздевала догола и порола кнутом. К счастью, об этом узнали приходские власти. Девочек освободили, садистку арестовали. Некоторое время спустя Клиффорд скончалась от полученных ран. Браунригг обвинили в предумышленном убийстве и приговорили к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение 14 сентября 1767 года.
Элизабет Браунриггс избивает Мэри Клиффорд, 18 в.
За пределами прихода
А как обстояли дела со слоняющимися по улицам толпами беспризорников и отпрысками наибеднейших семей? Выбор был немалый. Например, можно было сделаться карманником. В этом виде воровского искусства дети имели перед взрослыми огромное преимущество. Во-первых, вытащив у кого-нибудь ротозея из кармана кошелек, проворный мальчишка мог легко затеряться в толпе, и схватить его было практически невозможно. А во-вторых, в те времена за любое преступление, касавшееся кражи имущества, полагалась смертная казнь. Однако дети до 7 лет высшей мере наказания подвергаться не могли. Да и в промежутке от 7 до 14 лет ребенок приговаривался к смерти только при наличии совершенно неопровержимых доказательств злого умысла, так что случалось такое крайне редко.
Помимо этого, можно было присоединиться к попрошайкам-шельмецам, в «сценических постановках» которых детям отводилась очень важная роль. Прикинувшись калеками и окружив себя малышней, они изображали многодетные семейства и рассказывали жалостливые истории, выжимая таким образом слезы из глаз и пенсы из карманов сердобольных прохожих. Также в просвещенном Лондоне имелось множество публичных домов на любой вкус, в которые вконец опустившиеся родители бывало продавали своих чад обоего пола.
Кроме того, можно было стать трубочистом. Хотя доля эта настолько незавидная, что по доброй воле туда не шли... Любопытное, однако, дело. Тогда в сказках фигурирует крестьянин, он чаще всего беден, несчастен, работает до седьмого пота и страшно устает. Но несчастного трубочиста я в сказках пока не встречал. Возьмем хотя бы «Сказку про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и веселого трубочиста Яшу» Мамина-Сибиряка, где «веселый трубочист Яша чистил свои трубы и попевал песенки»… Я, конечно, в этом деле не специалист, но мне представляется, что в те времена такое занятие не располагало к песенкам.
Начнем с того, что чисткой дымоходов занимали дети. Взрослый человек не мог пролезть в извилистую каменную кишку и вместо того, чтобы изобретать замысловатый способ прочистки проблемных мест где-то в глубине, было гораздо проще купить у спившихся родителей мальчика или девочку, причем за смехотворную сумму. Как пишет английский историк Лайза Пикард, цена составляла 20-30 шиллингов. Терьер стоил дороже. Конечно, все это оформлялось таким образом, что мастер якобы берет ребенка к себе в ученики, но в действительности последний фактически становился рабом первого.
Трубочист, Якопо Амигони, 1739 г.
Маленький трубочист должен был залезть снизу в дымоход и вскарабкаться до самого верха, усердно орудуя металлический щеткой и скребком и собирая сажу в мешок. Сажу потом продавали фермерам в качестве удобрения за вполне неплохие деньги. Так что его гонорар зависел от того, сколько товара он соскребет.
По пути у ребенка были все шансы застрять на узком участке. В такой ситуации хозяин, дабы «воодушевить» своего работника, мог разжечь внизу огонь, что нередко приводило к фатальным последствиям. К тому же всегда имелась вероятность падения и, как следствие, получения физических увечий.
Ну и наконец, постоянный контакт с сажей приводил к всевозможным болезням в том числе раку. Так что карьера юного трубочиста во многих случаях была короткой и трагичной. Парламент запретил использовать детей для чистки дымоходов только в 1864 году.
Напоследок стоит сказать, что, хоть я и нарисовал очень мрачную картину, светлые моменты тоже были. XVIII век, несмотря ни на что, можно назвать эпохой сострадания, сопереживания и отзывчивости. Среди тех, кто располагал большими средствами, было немало людей, пытавшихся улучшить долю бедняков. Они устраивали благотворительные акции, создавали различные общества помощи и в том числе открывали приюты, самым знаменитым из которых был Foundling Hospital, основанный в 1739 году.
Foundling Hospital, 1753 г.
Но в целом жизнь на общественном дне была не очень сладкой… особенно для детей. Но как красива барочная музыка, как хороши парки, сколь разнообразен выбор в магазинах…
Удачи!
© Денис Кокорин
_____________________________________
Подписывайтесь на Занимательную Англию в соцсетях:
https://www.facebook.com/enjoyenglandblog
http://vk.com/enjoy_england
https://www.instagram.com/enjoy_england
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]