Нечто вроде лезгинки в моей маленькой лаборатории
---
Этот пост уже был в сообществе 4 февраля 2015 года, но я повторяю его по просьбе 
mysea. Никогда не умел отказывать милым девушкам:)
Как всегда бывает в этих ваших интернетах, искал одно, а нашёл кое-что совершенно другое. Попалась мне вот такая фотография мужчины в военной форме
Интриговать особо не буду. Это граф Иван Григорьевич Ностиц в 1860-м году, на тот момент командир 44-го драгунского Нижегородского полка, впоследствии генерал свиты. И Нижегородский полк, и даже шашка, которую мы видим на снимке, заслуживают отдельного рассказа, но сейчас не об этом. Граф увлекался фотографией, причём настолько серьёзно, что оставил после себя множество интереснейших фотографий. В частности, он был автором первой фотографии имама Шамиля. История появления этой фотографии мне показалась довольно любопытной. Перед отправкой в Россию пленный имам три дня прожил гостем у командира полка Ностица, который угощал и развлекал его как только мог. Дальше процитирую отрывок из воспоминаний самого Ностица.
"Не желал я выпустить Шамиля из моего дома, не сняв с него портрета, но два дня бушевал чир-юртовский ветер, и невозможно было приняться за работу Наконец, уже в день отъезда, ветер стих, и я спросил Шамиля, не хочет ли он иметь свой портрет. Имам не понимал, в чем дело, но, желая угодить кунаку, который угощал его три дня, согласился и вышел в садик, где находилась моя лаборатория. С ним был сын Кази-Магома и переводчик. Я усадил имама на стуле, прося его сидеть неподвижно в течение десяти секунд - тогда мгновенной светописи еще не знали, - и навел на него камеру с большим объективом, который в своей медной оправе блестел на солнце, как маленькое орудие.
К моей немалой досаде, Шамиль сидел неспокойно, тревожно оглядывался по сторонам, судорожно ворочаясь на стуле, то и дело брался за рукоятку кинжала. Работа не удавалась. Несколько раз я возвращался в мою лабораторию, чтобы заготовить новые стекла, а время уходило, дормез князя Барятинского, присланный из Тифлиса, был заложен, конвой ожидал, и меня торопили, говоря, что переезд, назначенный в этот день, далекий.
Все это мешало мне еще больше, но я уже решил, что имам не покинет мою штаб-квартиру, не оставив на стекле своего изображения, и не замечал совсем, что лицо Шамиля изображало далеко не дружелюбное ко мне отношение и что кинжал его был вытащен до половины. Принес я стекло - опять неудача! Нужно было заготовить новую пластинку.
Но на этот раз, идя в лабораторию, я случайно обернулся назад и увидел перед собой картину далеко не мирного характера: за кустами и каменной оградой моего мизерного чир-юртовского садика стояли драгуны и держали ружья наготове, штыки были примкнуты. Полковой адъютант, узнав, что я буду в саду один на один с Шамилем, да еще вооруженным, вообразил, что я могу подвергнуться опасности, и, побежав в первую казарму, вызвал штуцерных. Их разместили частию за оградой, а частию в кустах с приказом не высовываться, но быть в готовности, если случится что-нибудь недоброе. Драгуны были старослуживые, многие из них провели по десятку и более лет на Кавказе, но никогда не видели Шамиля, а теперь случай представился такой удобный, что они мало-помалу начади выползать из своей засады, но ружья держали наготове. Вот эта-то картина, не представлявшая ничего успокоительного, и смущала Шамиля.
Я мгновенно удалил их и извинился перед имамом, который, поняв, что было какое-то недоразумение, сел смирно и дал с себя снять портрет.
Затем я ввел его в лабораторию и проявил перед ним пластинку, что очень поразило Шамиля, но он постарался скрыть свое удивление. Зато сын его не выдержал и начал плясать нечто вроде лезгинки в моей маленькой лаборатории, высоко поднимая руки. При каждом движении этого энтузиаста мне казалось, что он длинными рукавами своей черкески непременно свалит на голову своего отца какую-нибудь азотную или черную кислоту и что Шамиль, взятый невредимым на высотах Гуниба, будет попорчен в моей лаборатории. В темноте я искал дверь, чтобы вытолкнуть Кази-Магому, но, как всегда бывает второпях, я ручки не нашел и выломал дверь."
А вот, собственно, и сам этот фотопортрет
Ещё попалась мне вот такая фотография, судя по всему из той же "фотосессии"
К тому же так совпало, что 4-го февраля на Кавказе традиционно отмечают день памяти Шамиля. Значит, не будем откладывать. Срочно в номер!
Источник
Как всегда бывает в этих ваших интернетах, искал одно, а нашёл кое-что совершенно другое. Попалась мне вот такая фотография мужчины в военной форме
Интриговать особо не буду. Это граф Иван Григорьевич Ностиц в 1860-м году, на тот момент командир 44-го драгунского Нижегородского полка, впоследствии генерал свиты. И Нижегородский полк, и даже шашка, которую мы видим на снимке, заслуживают отдельного рассказа, но сейчас не об этом. Граф увлекался фотографией, причём настолько серьёзно, что оставил после себя множество интереснейших фотографий. В частности, он был автором первой фотографии имама Шамиля. История появления этой фотографии мне показалась довольно любопытной. Перед отправкой в Россию пленный имам три дня прожил гостем у командира полка Ностица, который угощал и развлекал его как только мог. Дальше процитирую отрывок из воспоминаний самого Ностица.
"Не желал я выпустить Шамиля из моего дома, не сняв с него портрета, но два дня бушевал чир-юртовский ветер, и невозможно было приняться за работу Наконец, уже в день отъезда, ветер стих, и я спросил Шамиля, не хочет ли он иметь свой портрет. Имам не понимал, в чем дело, но, желая угодить кунаку, который угощал его три дня, согласился и вышел в садик, где находилась моя лаборатория. С ним был сын Кази-Магома и переводчик. Я усадил имама на стуле, прося его сидеть неподвижно в течение десяти секунд - тогда мгновенной светописи еще не знали, - и навел на него камеру с большим объективом, который в своей медной оправе блестел на солнце, как маленькое орудие.
К моей немалой досаде, Шамиль сидел неспокойно, тревожно оглядывался по сторонам, судорожно ворочаясь на стуле, то и дело брался за рукоятку кинжала. Работа не удавалась. Несколько раз я возвращался в мою лабораторию, чтобы заготовить новые стекла, а время уходило, дормез князя Барятинского, присланный из Тифлиса, был заложен, конвой ожидал, и меня торопили, говоря, что переезд, назначенный в этот день, далекий.
Все это мешало мне еще больше, но я уже решил, что имам не покинет мою штаб-квартиру, не оставив на стекле своего изображения, и не замечал совсем, что лицо Шамиля изображало далеко не дружелюбное ко мне отношение и что кинжал его был вытащен до половины. Принес я стекло - опять неудача! Нужно было заготовить новую пластинку.
Но на этот раз, идя в лабораторию, я случайно обернулся назад и увидел перед собой картину далеко не мирного характера: за кустами и каменной оградой моего мизерного чир-юртовского садика стояли драгуны и держали ружья наготове, штыки были примкнуты. Полковой адъютант, узнав, что я буду в саду один на один с Шамилем, да еще вооруженным, вообразил, что я могу подвергнуться опасности, и, побежав в первую казарму, вызвал штуцерных. Их разместили частию за оградой, а частию в кустах с приказом не высовываться, но быть в готовности, если случится что-нибудь недоброе. Драгуны были старослуживые, многие из них провели по десятку и более лет на Кавказе, но никогда не видели Шамиля, а теперь случай представился такой удобный, что они мало-помалу начади выползать из своей засады, но ружья держали наготове. Вот эта-то картина, не представлявшая ничего успокоительного, и смущала Шамиля.
Я мгновенно удалил их и извинился перед имамом, который, поняв, что было какое-то недоразумение, сел смирно и дал с себя снять портрет.
Затем я ввел его в лабораторию и проявил перед ним пластинку, что очень поразило Шамиля, но он постарался скрыть свое удивление. Зато сын его не выдержал и начал плясать нечто вроде лезгинки в моей маленькой лаборатории, высоко поднимая руки. При каждом движении этого энтузиаста мне казалось, что он длинными рукавами своей черкески непременно свалит на голову своего отца какую-нибудь азотную или черную кислоту и что Шамиль, взятый невредимым на высотах Гуниба, будет попорчен в моей лаборатории. В темноте я искал дверь, чтобы вытолкнуть Кази-Магому, но, как всегда бывает второпях, я ручки не нашел и выломал дверь."
А вот, собственно, и сам этот фотопортрет
Ещё попалась мне вот такая фотография, судя по всему из той же "фотосессии"
К тому же так совпало, что 4-го февраля на Кавказе традиционно отмечают день памяти Шамиля. Значит, не будем откладывать. Срочно в номер!
Источник
Взято: foto-history.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]