Подлинное величие Советской армии

Фото: Pastvu

Одним из главных аргументов любителей Советского Союза является мощь Советской армии. Той самой могучей и непобедимой Красной армии, которая "от тайги до британских морей". Той самой многомиллионной структуры, на которую прямо и косвенно работала большая часть промышленности страны. Обстановка вокруг страны была, как считалось, крайне враждебной, и необходимо было тратить на защиту советского образа жизни максимум средств в ущерб жизни простых граждан.

Все проблемы советских людей сегодня оправдываются одним железобетонным аргументом: зато армия была лучшая в мире, и все нас боялись! И действительно, все в мире были вынуждены считаться с Советской армией из страха перед её десятками тысяч танков, самолётов, ядерных бомб.

Но боялись Советской армии не только за границами СССР. Боялись собственной армии и граждане СССР, которые были вынуждены отдавать туда своих сыновей на несколько лет. Боялись Афганистана. Боялись многочисленных освободительных войн СССР в других точках. И боялись дедовщины. Знаменитой советской дедовщины, которую унаследовала и преемница СССР – Российская Федерация.

Дедовщина, естественно, — страшная беда нашей армии. Но самое страшное то, что в нынешнем своём виде вооружённые силы СССР не могут без нее существовать. Давайте по порядку. Старший, более опытный всегда учил и будет учить молодого. И на заводе, и в поле, и в армии. Это закон жизни. Другое дело, что это обучение принимает в советской армии такие уродливые формы. Почему? Низкий культурный и профессиональный уровень личного состава, позиция офицеров, разболтанность и безответственность всей структуры ВС… Командир просто не может обойтись без «старшего деда», который держит весь состав в ежовых рукавицах.
Надо заметить, что на самом деле дедовщина – это неотъемлемая часть любой армии. Между бывалыми солдатами, тем более прошедшими через боевые действия, и зелёными новичками есть большая разница. Одни уже побывали в аду, и известно, чего от них можно ждать. У них есть психологическая устойчивость, есть реальный опыт. А другие – вчерашние дети, которые сегодня должны по команде убивать людей. И дедовщина защищает новобранцев от войны. Да, новичкам достаётся грязная, скучная и примитивная работа, они получают наказания за ошибки, но зато они не идут сразу в бой необстрелянными, а постепенно получают необходимый опыт. Однако советская армия оказалась исключением, и призывников могли отправлять на войну, когда те даже не успели научиться правильно наматывать портянки. Советская армия в своём могуществе абсолютно наплевательски относилась к жизни солдат на войне. Но, используя военнослужащих как пушечное мясо во время конфликтов, в мирный период армия относилась к ним скотски.



Учения — одно из обычных мест для сведения счетов. Обстановка нервная — солдаты спят всего часа по четыре в сутки, а в остальное время галопируют по сопкам. От злости и усталости руки дрожат. А если еще ротный не с той ноги встал и «от фонаря» дает команду «Газы!» (при плюс сорока градусах), то тут не до хладнокровия и христианской любви к ближнему. Упрощает ситуацию наличие под рукой оружия, заряженного боевыми патронами. При таком раскладе все старые конфликты и обиды только и ищут возможность прорваться наружу.

Так был убит командир нашей роты старший лейтенант А. (герой Афгана, между прочим, кавалер двух орденов Красной Звезды). Жара на полигоне, воды мало, график занятий весьма напряжённый, солдаты нервные, усталые, должного почтения не выказывают, вот горячая лезгинская кровь ротного и взыграла. Чем-то ему «не показался» один из «замков», сержант Петрос А. Или армянским своим происхождением, или строптивостью да гордостью. Долго терпел издевательства командира сержант (с дураком-командиром свяжись — себе дороже!), да только ротный, разгорячась однажды, ляпнул: мол, «маму твою…» Это у славян такой оборот для связки слов применяется. А у кавказцев и мусульман страшнее оскорбления нету. Его, по обычаю, только кровью смыть можно. «Я буду не мужчина, если тебе не отомщу», — ответил Петрос. И в этот же день после стрельб перед строем роты шесть пуль в печенку с пяти шагов ротному и посадил. Тот даже не застонал. Пули со смещенным центром тяжести — опасная штука.
В ходе Великой Отечественной войны неуставные отношения между бойцами проявлялись незначительно. Нередко у солдат просто не хватало времени на такие вещи, поскольку на их место постоянно привозили новых. Но и после войны солдаты, понюхавшие пороху, ещё не занимались унижением друг друга столь рьяно и самоотверженно. Началом ада неуставных взаимоотношений в Советской армии принято считать 1967 год, когда срок службы был сокращён на год. В одних и тех же подразделениях оказались солдаты, которые начали службу с разницей в год, а закончить должны были одновременно. В коллективах с молодыми парнями и иерархической системой подобные несправедливости воспринимаются очень болезненно, и это был отличный повод для ускоренной раздачи звездюлей новичкам-халявщикам. Но мудрой партии и правительству этого показалось недостаточно, и в армию начали брать людей с уголовным прошлым. Тут всё и завертелось по-настоящему...



Главное — не думать. То есть, вообще. Главное — слушаться только инстинктов. Холодно — грейся. Хочется есть — ешь. Бьют — бей и ты. Но не надо думать. Можно ли ударить человека? Какова мера твоей власти над ним? Больно ли ему? Почему он ненавидит тебя? Оставь все это сюсюканье лощеным чмырям на гражданке. Думать не надо. Думающий всегда проигрывает. Ты не должен проигрывать. У тебя нет роскоши думать. Если ты каждый раз будешь пытаться взвешивать на весах разума ненависть и сострадание — тебе конец. Тогда ты не успеешь ударить, не сможешь ударить сильно и не захочешь ударить больно. Ты должен бить, не думая, автоматически. И как можно более жестоко. Потому что у тебя нет роскоши жалеть. Ты должен выжить. Поэтому не думай, брат! Миша стоял на тумбочке со штык-ножом на ремне и то и дело трогал свежий шов на губе. Ничего, могло быть и хуже. Он не улыбнулся — он уже не умел улыбаться, — но ему было спокойно. Как патрону в обойме...
Именно уголовники привнесли в армию полноценную версию тюремно-понятийной системы со всей её жестокой бессмысленностью и бессмысленной жестокостью. К концу 60-х практически не осталось фронтовиков, которые на собственной шкуре убедились в том, насколько важна уверенность в боевых товарищах. Новым поколениям на своих сослуживцев было насрать, причём не только в переносном смысле. Массовый набор в армию людей, не сильно одарённых как знаниями, так и генетически, бурлящая молодая кровь, требующая самоутверждаться любой ценой за счёт других, наплевательское отношение офицеров, которые заслуженно именуются среди солдат не иначе как "шакалы" – всё это смешалось с тюремной мерзостью. Издеваться ради унижения стало обязательным. Духи, черпаки, деды – все эти категории военнослужащих обросли множеством унизительных обрядов, от которых стало невозможно отказаться.



«Духанский» период в жизни солдата начинается с «нулевой» хэбэшки пятьдесят шестого размера и заканчивается «переводными» ударами бляхой по заднице в день приказа. Дух (иначе «солобон» или «желудок») — в армии никто. У него нет никаких прав. Никто ничего ему не должен. Обязанности духа неисчислимы.

У нас была такая традиция: когда «свеженьких» духов гнали через плац в часть, все высыпали из казармы и орали в их круглые от страха глаза: «Вешайтесь! Вешайтесь, духи!» Впрочем, в течение следующего года многие из них так и делают (а также стреляются, режут вены, убегают и т.д.).

Духи всем верят и всего боятся, они беззащитны и послушны. А особенно они тянутся к вежливым и ласковым старослужащим. Бойтесь их, духи, бойтесь сильнее чем тех, кто сразу бьет вас по морде!
В подразделениях, требующих сложной технической подготовки, где солдаты много времени проводили с боевым оружием, неуставные отношения были распространены в меньшей степени. Зато "максимальный набор" включался в мотострелковых частях, стройбате, автобате, службах тыла и других подразделениях, куда набирали всех подряд по остаточному принципу. Сушки крокодилов, летучие мыши, мотоциклы, три скрипа – всё это можно считать безобидными казарменными развлечениями. А вот родить что-нибудь необходимое дедушке, потому что у бойца на лбу написано "волшебник", а у дедушки "затруднения салаг меня не беспокоят" – это уже посложней и требовало порой некоторых личных талантов, отсутствие которых наказывалось избиением.



Самые несчастные из всех духов — интеллигенты-горожане (в основном, из Москвы, Ленинграда, Прибалтики). Им, воспитанным да мягкотелым, приходится тяжелее всего. По волчьим законам казармы они жить не умеют, да и не хотят, крови боятся, дерутся плохо, ругаться избегают. И грубая кирзовая армейщина в первые же недели с хрустом давит тонкую их организацию. Интеллигентов опускают и унижают. Вообще, отношение к ним двоякое: с одной стороны, казарменное быдло презирает их за беззащитность, мягкость и непрактичность, а с другой — оно подсознательно ощущает их умственное и нравственное превосходство и свою ущербность. А за это нужно мстить, гноя интеллигентов и одновременно поднимаясь в собственных глазах.

Одним из любимых развлечений в нашей части было заставить духа-интеллигента вслух прочитать письмо от девушки или жены, а потом принудить его это письмо съесть и обсуждать при нем, как бы хорошо было «эту телку запустить на роту» и «толково ли она строчит». Практиковалось также критическое обсуждение половых недостатков матери и отца духа, произведших на свет «этакого урода». Воздействовали и физически. Так, одного мальчишку моего призыва, уже не помню за что, вшестером подловили в туалете, «прессонули» и поокунали головой в очко. Через два дня в карауле на посту он застрелился.
Не последнюю роль играла и такая особенность Советского Союза, как тотальный дефицит. Солдаты представляли собой не просто дешёвую, а бесплатную рабочую силу, которая применялась во многих отраслях народного хозяйства как легально, так и не очень. Разного рода наряды на черновые работы на предприятиях, участие в сельхозработах – это была норма. Лакейская работа на семейство генерала – за счастье. Личный водитель жены генерала – небожитель. Но чаще доставалась работа по строительству и благоустройству личного хозяйства офицеров и их близких друзей-родственников. Впрочем, строить дачу генерала было не такой уж плохой участью. Нередко такие добровольцы от лопаты могли получать улучшенное продовольственное довольствие. Хорошими местами считались и разного рода свинари на подсобных хозяйствах при части. Потому что они занимались очень важным и полезным делом: обеспечивали генералов мясными деликатесами, а рядовых – мясными отбросами. Советское государство во всей своей щедрости, кормившее множество братских народов, весьма паршиво обеспечивало собственных защитников элементарным продовольственным довольствием. Бигус, комбижир, мерзко приготовленные каши – стандартные блюда полуголодного советского призывника. Но "если не видел, как это готовится, – есть можно". Антисанитария, насекомые, воровство персонала – неизменные составляющие советской солдатской кухни.



Столовая в армии — это своего рода храм. Но, если для старослужащих — это храм пресыщенности, то для молодых — это обитель воздержания. Среди непосвящённых бытует мнение, будто молодые в армии худеют из-за того, что их здорово гоняют. Совсем нет. Они худеют потому, что очень мало едят.

Помню, нас накормили на Новый год вкуснейшим жареным мясом. Мы, отвыкшие от такой роскоши, просто полегли костьми. А потом нам показали собачьи головы. Еле-еле отошли. Ну а потом привыкли — в армии человек быстро ко всему привыкает.

Вообще страшно видеть, что голод может делать с людьми. Я видел, как духи слонялись вокруг кухни и выпрашивали объедки, я видел, как двое дрались из-за «параши». Однажды в госпитале я видел, как какой-то молодой, якут или бурят, мыл пол тряпкой, стоя на четвереньках и жуя кусок хлеба. Как только кто-то шел по коридору, поломойщик прятал хлеб под тряпку и продолжал возить ею по полу. Когда человек проходил, бедолага снова доставал хлеб.

Старослужащие предпочитают не питаться в столовой. Они чувствуют себя такими значительными, что им претит столовская уравниловка. И дерьмовая столовская пища им тоже претит.

Обычно два или три старослужащих, собравшись мирно и степенно принять пищу, посылают парочку смекалистых молодых прошвырнуться по огородам местных жителей. Полученная таким образом картошка молодыми же и чистится, а затем несется в кочегарку, где жарится (на жиру или сале) с помощью паяльной лампы. Одновременно еще один молодой летит к кладовщику прод-склада (Тасан! Фикса и Шанхай просили пару-тройку консервов дать и завтра приглашали на план в гости!»). Еще один гонец метнётся в хлеборезку и один — в столовую, за мясом или рыбой. Буквально через час лукулловский обед обеспечен.
По сути советский солдат, попадая в армию, оставался всё тем же бесправным гражданином своей Родины. Но теперь он оказывался в очень закрытой структуре, из которой практически невозможно было выйти. Самоубийства или, наоборот, убийства сослуживцев были не очень распространёнными явлениями. Подавляющее большинство безропотно сносило унижения, а потом подвергало этим унижениям новые поколения советских солдат. Выходя на волю, те становились полноценными советскими гражданами, полностью подготовленными ко всем будничным издевательствам советской системы. Поначалу боявшийся армии гражданин проходил через неё и шёл дальше, не пытаясь ничего изменить.



Однажды он поймал себя на том, что перестал думать. С работающими мозгами было трудно: физическая и моральная боль не давали покоя, мозг возмущался и толкал тело на тропу войны, и не вступать на нее было еще более болезненно, чем сносить побои и унижения. Не думать было проще: унижения и оскорбления пролетали где-то далеко, не тревожа спящего сознания, и даже голод и боль почти не ощущались.

Автор пожелал остаться анонимным.

Цитаты взяты из книги Валерия Примоста "Штабная сука"

Взято: varlamov.ru

уникальные шаблоны и модули для dle