Этот день в истории. "Это святой"

Николай Островский с женой Раисой. Обращает на себя внимание одежда писателя, уроженца Украины...

22 декабря — день смерти писателя Николая Островского (1904—1936), которого, и не без оснований, называли "советским святым". Если судить с обывательской точки зрения, Островского всю жизнь преследовали тяжелейшие неудачи – даже не говоря про болезнь (слепоту, паралич), первая его книга потерялась при пересылке, а вторую жесточайше раскритиковали редакторы. Но писатель добился повторной рецензии, и когда роман был опубликован в журнале, он получил невероятный успех у читателей. В библиотеках за журналом выстраивались огромные очереди, роман первое время почти невозможно было достать.
Писатель Андре Жид, написавший после поездки в Советский Союз очень критическую книгу "Возвращение из СССР", об Островском отозвался с нескрываемым восхищением. Вот его отзыв:

"Я не могу говорить об Островском, не испытывая чувства глубочайшего уважения. Если бы мы не были в СССР, я бы сказал: "Это святой". Религия не создала более прекрасного лица. Вот наглядное доказательство того, что святых рождает не только религия. Достаточно горячего убеждения, без надежды на будущее вознаграждение. Ничего, кроме удовлетворения от сознания выполненного сурового долга.
В результате несчастного случая Островский стал слепым и совершенно парализованным… Лишенная контакта с внешним миром, приземленности, душа Островского словно развилась ввысь.
Мы столпились возле кровати, к которой он давно прикован. Я сел у изголовья, протянул ему руку, которую он поймал и, даже точнее было бы сказать, которую он держал как связующую с жизнью нить. И в течение целого часа, пока мы были у него, его худые пальцы переплетались с моими, посылая мне токи горячей симпатии. Островский слеп, но он говорит, он слышит. Его мысль напряжена и активна, работе мысли могут помешать лишь физические страдания. Но он не жалуется, и его прекрасное высохшее лицо не утратило способности улыбаться, несмотря на медленную агонию.
Он лежит в светлой комнате. В раскрытые окна долетают голоса птиц, запахи цветов из сада. Какой покой здесь! Мать, сестра, друзья, посетители скромно стоят поодаль от кровати. Некоторые записывают наш разговор. Я говорю Островскому, что его постоянство придает мне сил. Но похвала его смущает – восхищаться надо только Советским Союзом, проделана громадная работа. Только этим он и интересуется, не самим собой. Трижды я порывался уйти, опасаясь его утомить, – такое неослабевающее горение не может не истощать силы. Но он просит меня остаться, чувствуется, что ему хочется говорить еще. Он будет продолжать говорить и после нашего ухода; говорить для него – это значит диктовать. Именно таким способом он мог написать книгу, где рассказал о своей жизни. Сейчас он диктует другую. С утра до вечера, долго за полночь он работает, без конца диктует.



Наконец я поднимаюсь, чтобы уходить. Он просит меня поцеловать его. И, прикасаясь губами к его лбу, я едва сдерживаю слезы. Мне кажется вдруг, что я его знаю очень давно и что я расстаюсь с другом. Мне кажется также, что это он уходит от нас, я оставляю умирающего… Но проходят месяцы и месяцы, и мне сообщают, что он продолжает существовать на грани жизни и смерти и что только энтузиазм поддерживает в ослабевшем теле это готовое вот-вот погаснуть пламя."



Разумеется, в годы перестройки, когда производился систематический погром (изящно называемый "деконструкцией") социализма и советского прошлого, антикоммунисты не могли отказать себе в удовольствии пройтись и по Островскому. Его высмеял, в частности, Виктор Пелевин, который позднее стал критиковать буржуазный строй (что делает и сейчас), но тогда был в первых рядах сатириков-антисоветчиков. В его романе "Омон Ра" (1991) фигурирует лётное училище имени Маресьева, где курсантам после поступления ампутируют ноги, а затем учат танцевать "калинку", а также Высшее военно-политическое училище имени Павла Корчагина (автобиографического героя Островского), где выпускников делают слепыми и парализованными инвалидами. Цитата из книги: "У нас в космической школе было два замполита, которых за глаза называли иногда политруками — Урчагин и Бурчагин, оба полковники, оба выпускники Высшего военно-политического училища имени Павла Корчагина, очень похожие друг на друга. С нашим экипажем занимался обычно Урчагин. У замполитов на двоих было одно японское инвалидное кресло с электромотором, и поэтому когда один из них вел воспитательную работу, второй молча и неподвижно полулежал в кровати в крохотной комнате пятого этажа..." "Меня поражал оптимизм этого человека, слепого, парализованного, прикованного к инвалидному креслу — но выполняющего свой долг и не устающего радоваться жизни".

Однако теперь, по прошествии четверти века благословенной буржуазной жизни, только совсем уж безнадёжные либералы станут веселиться этим шуточкам о якобы бессмысленности подвигов советских революционеров...

P. S. Память о Николае Островском и сейчас остаётся в центре идейной борьбы. Так, в ходе декоммунизации на Украине были уничтожены несколько памятников Островскому, в том числе в Киеве, Краматорске и Хмельницком. Так выглядел памятник в Киеве:



А это снос памятника в Хмельницком (январь 2017):


Фото опубликовал в соцсетях глава департамента образования Хмельницкого горсовета Роман Николаев, сопроводив его подписью: «Это признак завершения эпохи уничтожения человечества. Прежде всего меняются символы».

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle