60 лет назад. "Бонапартизм"

Картина Василия Яковлева (1893—1953), изображающая маршала Жукова в виде "Георгия Победоносца", стала предметом обсуждения в речах Суслова, Куусинена и других на пленуме ЦК КПСС в октябре 1957 года

60 лет назад, в начале ноября 1957 года, советские граждане узнали из газет, что маршал Георгий Жуков снят с поста министра обороны и обвиняется в "бонапартизме".
Вообще-то "бонапартизм" — одна из естественных исторических стадий перерождения победившей революции, которую прошла, например, Франция. Ранее это слово, наряду со словом "термидор", неоднократно звучало в той критике, которой левая оппозиция во главе с Троцким подвергала политику большинства ВКП(б). А наиболее правое из легальных политических течений в СССР — сменовеховцы — в 20-е и 30-е годы, наоборот, страстно мечтали о "настоящем бонапартизме". Лидер сменовеховцев Н. Устрялов писал в 1929 году (прошу прощения за обширную цитату, но она имеет прямое отношение к теме поста): "Не нужно даже быть археологом, чтобы поставить прогноз: среда бонапартистской "реакции" зреет, почти созрела. В чём сущность бонапартизма? Он — подлинная кодификация революции. Он — сгусток подлинных революционных соков, очищенных от романтических примесей утопии, с одной стороны, и от старорежимной отрыжки — с другой. Он — стабилизация новых социальных интересов, созданных революцией. Он — равнодействующая революции, её осуществленная реальность. Это — реакция, спасающая и закрепляющая революцию, по речению Писания: не оживет, аще не умрет. Это — общий прогноз, диктуемый пристальным анализом: бонапартизм. <…> Тут великая историческая роль Сталина. Он окружил власть нерассуждающими, но повинующимися солдатами от политики: мамелюками. Достойна восхищения его расправа с партийным мозгом. Сливки партии стали воистину битыми сливками (пользуясь жестоким большевистским "мо" об интеллигенции)... Прощай, допотопный, подпольный, подлинный революционизм! Здравствуй, новая, прекрасная, великая государственная лойальность! Да здравствует усердие вместо сердца и цитата вместо головы! Слава вечным словесам утверждения: "принято единогласно". <…> Сталин сам — человек "мозга" и "железной когорты", человек революционной воли и старого подполья. Теперь весь вопрос — сможет ли этот человек дать стране реальный термидор и реальный брюмер. Если да, он окрасит собою большой и блестящий период русской истории. Если нет, он погибнет русским Робеспьером; вернее всего, в один прекрасный день его забрыкают собственные ослы, жаждущие спокойных стойл. <…> Ослы необходимы истории. Но пророк, их ведущий, должен быть её интимным и непосредственным поверенным. До сих пор — три года — товарищ Сталин был им. Годен ли он и для следующего этапа? Хорошо бы ответить да. Боюсь, однако, что история скажет нет: он слишком "честен" для Бонапарта… и несколько старомоден. Хотя… поживём — увидим."

Пожили (правда, самому г-ну Устрялову дальше 1937 года это намерение осуществить не удалось) — и увидели: Сталин действительно оказался недостаточно "интимным поверенным" для "ослов, жаждущих спокойных стойл". И в 1953-1956 годах они и впрямь "забрыкали" вчерашнего вождя. Немного позже, в июне 1957 года, эти же ослы "забрыкали" и группу старых большевиков, ещё остававшихся в Политбюро — т. н. "антипартийную группу". Ведь они, как и Сталин, воспринимались как представители того самого "допотопного, подпольного, подлинного революционизма". Большую, чтобы не сказать "решающую" роль в этом перевороте сыграл не кто иной, как Г. К. Жуков. Между прочим, в июне 1957 года в день разгрома "антипартийной группы" один из её участников Дмитрий Шепилов сказал маршалу:
— Георгий Константинович, имей в виду: следующим будешь ты!
— Как знать! — многозначительно отвечал тот.


Павел Корин. Портрет маршала Жукова


Г.К. Жуков на обложке журнала "Time" в 1942 и 1955 годах

И вот тут-то могущество Георгия Константиновича достигло зенита, а его шансы стать советским "Бонапартом" — максимума. Он был избран членом Политбюро (которое тогда называлось Президиумом ЦК) и в котором пробыл ровно 4 месяца — с 29 июня по 29 октября. Проблема, однако, была в том, что Жуков тоже оказался, как видно, "слишком "честен" для Бонапарта". Он не взял единоличную власть в свои руки в тот момент, когда у него была такая возможность. Позднее он с досадой говорил: "Они меня в бонапартизме обвиняют. Да я, если б хотел… Ко мне Фурцева [в июне 1957 года] прибегала, уговаривала: «Георгий Константинович, возьмите власть, а то ведь Молотов с Кагановичем…». Но мне это ни к чему".

А после этого, в конце октября того же 1957 года, над головой маршала неожиданно для него прогремел гром: было принято решение о его отставке с поста министра обороны и выводе из ЦК КПСС. На пленуме ЦК маршал выступил с речью, в которой защищался от обвинений. Такие речи входили в правила "партийной демократии" той эпохи: в июне на пленуме ЦК с такой же защитительной речью выступал лидер "антипартийной группы" Молотов. Хоть и неохотно, но большинство выслушивало эти речи. Однако Жукова, как ранее и Молотова, не поддержал никто.
На пленуме в фойе устроили целую художественную выставку: повесили парадные портреты маршала и, как венец всего, — картину Василия Яковлева (см заглавное изображение поста), где полководец победоносно восседал верхом на белоснежном арабском скакуне... Михаил Суслов в своей речи описывал это полотно:
— Министр поручил купить и, в целях, видимо, личной рекламы, поставить в Музей Советской Армии... картину, представляющую такой вид: общий фон — горящий Берлин и Бранденбургские ворота, на этом фоне вздыбленный белый конь топчет знамёна побеждённых государств, а на коне величественно восседает товарищ Жуков. Картина очень похожа на известную икону "Георгий Победоносец".
Другой оратор, Отто Куусинен, развивал эту мысль так:
— Когда товарищ Суслов указал на этот порок товарища Жукова, последний наивно ответил: я сам этого не замечал. То есть он ничего ненормального не заметил в том, что на картине, сидя на белом коне, превратился в "Георгия Победоносца". Представьте себе, что он ещё полгода или годик сидел бы на белом коне и любовался бы собой. (Смех). По всей вероятности, в его воображении эта фигура всадника возросла бы до гигантских размеров. Возможно, что он сам и не заметил бы ничего ненормального в этом, а нам было бы жутко смотреть на эту фигуру, жутко и смешно.
Досталось Жукову, как ни забавно, и за поездку на слоне во время официального визита в Индию. Вернее, за описание этой поездки в вышедшей тогда брошюре. Л. И. Брежнев говорил на пленуме:
— Говорилось о культе личности... Есть много подхалимов, которые, например, выпустили книгу о поездке Жукова в Индию. Там всё расписано, как он на слона сел легко, как кавалерист, и когда он сказал, что этот слон вроде как танк, то слон, как бы услышав эти слова Жукова, быстрее зашагал. В таком слащавом тоне подхалимы расписывают официальную поездку... давая смехотворное изображение. Нет чувства меры!


Во время официального визита в Индию в 1957 году

Вот это место из книжки, изданной летом 1957 года (авторы — Леонид Китаев и Георгий Большаков): "Как почётному гостю ему (Жукову) предлагают прокатиться на принадлежащем президенту слоне...
— Я старый кавалерист, — замечает маршал, легко садясь в седло на могучего гиганта. Впереди в красной форме, отделанной золотом, сидит погонщик. Слон медленно шагает по парку...
— На этом слоне, как на танке, можно смело идти в атаку, — шутит Г. К. Жуков, и как бы в подтверждение этого слон убыстряет ход...".
Но речь шла не только о возвеличивании личности Жукова. Брежнев упомянул афоризм о "трёх эс" — любимых словечках маршала: списать, снизить, снять. Он говорил:
— Он это сопровождал, конечно, репрессиями, страхом, грубым обращением. Я не говорю о многочисленных приказах... когда снимали работников ни за что, неоправданно и незаслуженно подвергали наказаниям, снятию, разжалованию, увольнению из армии... Так надламливалась воля у офицерского состава. И поэтому не случайно на партийных активах, а я по решению Президиума, выполняя его волю, участвовал в проведении одного из активов на Дальнем Востоке, офицеры, почти все командиры, генералы, командующие армиями, выступая, говорили, что при такой атмосфере нет уверенности в завтрашнем дне, не знаешь — не то работать, не то сухари сушить. Такая атмосфера, неправильная атмосфера.
— Грубость процветала и на заседаниях коллегии. Если человек мало-мальски инако мыслит, он его сразу обрывает репликами и человек садится. Достаточно было маршалу Бирюзову что-то не в тон сказать, как Жуков в ответ: "Какой дурак тебе присвоил звание маршала Советского Союза?".
— Никто в армии не мог уже больше терпеть, мучались в силу партийной дисциплины, но ждали, чтобы пришёл этому конец...


Карикатура из голландской печати 1957 года: Никита Хрущёв празднует отставку Жукова, выпивая из бутылки с его портретом и фамилией. Рядом лежат опустошённые ёмкости с надписями "Молотов", "Маленков", "Каганович" и "Шепилов"



И всё-таки Жуков и после пленума остался в партии, сохранил воинское звание, все награды, положенные привилегии. Таков был порядок новой эпохи: ведь и участники "Антипартийной группы" сохранили свободу, а частично и своё положение. Опала Жукова продолжалась до конца эпохи "оттепели".
В народе отставка Жукова была встречена с определённым неодобрением. На что косвенно указывают появившиеся тогда анекдоты, вроде такого:
"Хрущёв отправил Жукова с визитом в Югославию и Албанию. Провожали его с помпой. Когда маршал вернулся на родину, его встречал лишь полковник Генерального штаба.
— Товарищ Маршал Советского Союза, решением пленума ЦК КПСС вы освобождены с поста министра обороны.
— Кого назначили?
— Малиновского.
— Ну, слава богу, что не Фурцеву."
Другой анекдот (напомню, в октябре 1957-го в СССР запустили первый искусственный спутник Земли):
— Кто такой маршал Жуков?
— Никитоноситель. Вывел Никиту на орбиту и сгорел...

Подводя итог, можно заметить: все "дворцовые перевороты" 1953-1964 годов, происходившие в ЦК, совершались "ослами, жаждущими спокойных стойл". Эти "ослы" сперва получили гарантию неприкосновенности жизни и свободы, потом и гарантию пожизненного социального статуса. Спустя ещё 20 лет "элита" захотела незыблемости уже не только пожизненного, но и наследственного положения, то есть восстановления частной собственности...
С другой стороны, если бы эти устремления получили тогда, в 1957 году, такого мощного выразителя, как Г. К. Жуков, стань он руководителем государства, не пошёл бы этот процесс ещё быстрее? Но Жуков оказался для этого слишком "честен"...


Георгий Жуков, Бернард Монтгомери, Константин Рокоссовский возле Бранденбургских ворот. Берлин, июль 1945 года


Георгий Жуков, Константин Рокоссовский, Бернард Монтгомери (спиной). Берлин, 1945 год


А это искусство уже эпохи "жуковской легенды" (по аналогии с "бонапартистской легендой"). С. Н. Присекин. "Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский на Красной площади 24 июня 1945 года". 1985 год

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle