Бдительный чекист и борьба с коррупцией. 1936 - 38 г.
---
"Родившийся в 1901 г. Мейер Менделеевич Плоткин после Октябрьского 1917 г. переворота начинал свою партийную карьеру в еврейской социал-демократической партии "Поалей цион", однако вовремя сориентировался в быстро меняющейся обстановке и уже в 1921 г. вступил в РКП(б).
К тому моменту он уже стал Дмитрием Матвеевичем Дмитриевым и, отслужив в войсках ВЧК, подался в Главное политическое управление (ГПУ). С 1922 г. его жизнь более чем на 10 лет оказалась связана с обеспечением экономической безопасности государства. Уже в августе 1924 г. он попал в штат центрального аппарата ОГПУ и возглавил отделение в составе Экономического отдела (ЭКО).
Дмитриев-Плоткин оказался на высоте предъявляемых требований. Это был безусловно неглупый человек, имевший необходимое образование (ещё до службы в войсках ВЧК он закончил екатеринославское коммерческое училище). Кроме того, Дмитрий Матвеевич быстро наработал необходимые для контрразведчика специальные знания и опыт.
Комиссар ГБ 3-го ранга Дмитриев-Плоткин.
Дмитриев принял участие во многих резонансных расследованиях своего времени, сейчас, правда, уже подзабытых. Так, например, он деятельно поучаствовал в разоблачении антигосударственной деятельности известной в конце 1920-х гг. концессионной компании "Лена-Голдфилд лимитед".
В апреле-мае 1930 г. уголовно-судебная коллегия Верховного суда СССР осудила четырёх работников компании за шпионаж и подрывную деятельность. До сих пор следственные материалы по делу "Лены-Голдфилд" засекречены и есть основания думать, что тогда ОГПУ действительно пресекло серьёзную операцию британской разведки.
Другая не менее шумная история, в которую по долгу службы оказался вовлечён Дмитрий Дмитриев, была связана с английской компанией "Метрополитен-Виккерс", поставлявшей и монтировавшей в СССР разнообразное электротехническое оборудование.
Судебный процесс над большой группой сотрудников компании проходил в Верховном суде СССР и закончился в апреле вынесением приговоров 6 английским подданным и 12 гражданам Советского Союза.
Процесс наделал очень много шума как внутри страны, так и за рубежом. Сталину даже пришлось написать статью для американской прессы, в которой он разъяснял сущность обвинений в адрес "Метрополитен-Виккерс" и защищал методы работы советской госбезопасности.
Правда все подсудимые - в т.ч. и иностранцы - признали, что на допросах методы физического воздействия к ним не применялись. Летом 1933 г. осужденные англичане подали прошения о помиловании, в которых ещё раз подчеркнули собственную виновность.
Первый секретарь Свердловского обкома партии И. В. Кабаков.
К концу 1934 г. мастерство Дмитрия Матвеевича ценились коллегами с Лубянки столь высоко, что Дмитриев попал в состав следственной бригады, отправленной из Москвы в Ленинград для расследования убийства Кирова.
Дмитриев своей интеллигентностью и обстоятельностью в делах произвёл настолько хорошее впечатление на Ежова, то тот разрешил ему проводить допросы главного преступника - Леонида Николаева.
Без физического воздействия и запугиваний Дмитриев уговорил истеричного убийцу дать такие показания, которые полностью отвечали задачам следствия, в результате чего Николаев отправился на тот свет не в одиночку, а в большой компании соучастников.
В середине июля 1936 г. Дмитрий Матвеевич удостоился в высшей степени ответственного назначения. Ему поручили возглавить Управление НКВД по Свердловской области, огромному быстрорастущему промышленному узлу на южном Урале.
По-видимому, хорошо осведомлённый о деталях чекистского закулисья, Дмитриев с самого начала представлял, чем же именно ему придётся заниматься. Хотя до начала "Большого террора" 1937 г. оставался целый год, о связях первого секретаря Свердловского обкома ВКП(б) Ивана Кабакова с Георгием Пятаковым, крупным деятелем троцкистской оппозиции, в недрах НКВД уже было известно и Дмитриев перед отъездом получил негласное указание Ежова с Кабаковым и его людьми не сближаться.
Первый секретарь Уральского обкома ВКП(б) жил в Свердловске настоящим королём. С 1928 г., когда его назначили председателем Уральского облисполкома, он сделался одним из важнейших государственных функционеров этого богатейшего региона.
А после того, как в 1929 г. стал руководителем парторганизации южного Урала, Кабаков превратился без преувеличения в безраздельного хозяина этого богатейшего края.
То есть существовало, конечно, где-то там, далеко в Кремле фантастическое Политбюро и не менее фантастические органы власти вроде Совета Народных Комиссаров и Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета, но здесь, на земле, в горах и болотах Приуралья и южного Урала Власть олицетворял персонально именно товарищ Кабаков.
Неслучайно производное от его фамилии понятие - "кабаковщина" - на долгие десятилетия превратилось для жителей уральского региона в синоним беспредела, произвола и барства.
Уральский регион в период 1931-1933 гг. принял 302,2 тыс. ссыльнопоселенцев всех категорий, так вот в то же самое время 237 тыс. человек из их числа предприняли попытки побега. Органам ОГПУ удалось отыскать 68 тыс.беглецов, остальные же по состоянию на 1 января 1934 г. находились в бегах и, по-видимому, сумели легализоваться по поддельным документам.
Понятно, что эти люди, с одной стороны, энергичные и толковые, а с другой - обозлённые и безденежные являлись рассадником самого серьёзного криминала.
Кабаков был замечательным представителем номенклатуры, в том смысле, что он всей своею жизнью с кристальной чистотой выразил идею "грабь награбленное". Достаточно сказать, что провозглашая "мир хижинам, война - дворцам" Иван Дмитриевич в годы голода 1930-х годов с упоением занимался строительством собственного дворца на острове Репный посреди Шитовского озера в 40 км. севернее Свердловска.
Милая трёхэтажная постройка с винным погребом, крытым танцполом, банкетным залом с двумя эркерами (выходившими в лес и на озеро), баня с четырьмя печами, забор с лепными украшениями, Т-образный пирс с двумя восьмигранными беседками и лестница от пирса к дому шириною 5 метров, обложенная белым мрамором, как-то мало соответствуют тому, что в Советской России было принято называть дачей.
Чтобы обслуживающий персонал не запускал глаза в интимные детали личной жизни первого секретаря обкома дом коменданта был построен не на острове, а на берегу. Там же располагался и барак для трёх семей обслуживающего специальный объект персонала.
На берегу находился и дизель-генератор, вырабатывавший электричество для объектов на острове и запитывавший их по подводному кабелю. Впрочем, на острове имелся и резервный генератор, находившийся в особом флигеле, а также дом охраны и насосная станция с бойлерной, обеспечивавшая давление в местном водопроводе и системе отопления.
Всё местное население из района озера было удалено. И это правильно, незачем местным нищебродам наблюдать за вечерними прогулками на ялах, слушать романсы под гитару и подсматривать из леса за танцами гостей товарища первого секретаря.
Так могут созреть разного рода террористически замыслы и мозолитые руки крестьян, глядишь, потянутся сами-собой к закопанным в огородах винтовкам и обрезам... К озеру была проложена отдельная дорога, въезд на которую преграждал КПП.
В общем, уставшему от серых будней секретарю обкома унылого промышленного центра было где порезвиться, станцевать, поплавать на лодке с молодой красивой женой, прогуляться по лесу с любимой маленькой дочкой, пострелять дичь с друзьями и товарищами по суровому партийному поприщу.
Сохранившаяся лестница к даче Кабакова.
В общем, товарищ Кабаков обустроил быт отдельно взятого себя с большевистской скромностью, точнее, сообразно собственному пониманию этой самой скромности... Верх-Исетскому металлургическому комбинату, педагогическому и металлургическому институтам, Синарскому труболитейному заводу и множеству менее значительных объектов было присвоено имя Кабакова, город Надеждинск был переименован в Кабаковск.
Впоследствии, после того как Ивана Дмитриевича расстреляли, последовала волна повторных переименований, Кабаковск, например, получил имя Серов, в честь известного в ту пору лётчика.
В январе 1934 г. Кабаков был избран в президиум XVII съезда ВКП(б), а в декабре 1935 г. вместе с председателем облисполкома Василием Головиным удостоился награждения орденом Ленина, высшей государственной наградой Советского Союза.
Для удовлетворения растущих потребностей себя любмиого и ближайшего окружения, секретать обкома пустился в откровенные финансовые махинации. Так, например, через Свердловскую городскую лечебную комиссию, созданную для лечения номенклатурных работников, был организован регулярный перевод денег якобы на лекарство и лечение особо болезных товарищей.
Год от года выплаты росли, в 1934 г. расходная часть Лечкома превысила доходную в 7(!) раз. Как закрывался кассовый разрыв? Да очень просто, деньги переводились со счетов крупных строек и промышленных предприятий, директора которых участвовали в их последующем "распиле".
Соратники товарища Кабакова. Слева направо: Г.Г. Ян, К.И. Ковалёв, К.Ф. Пшеницын, Н. Н. Лапиков, Н.А. Узюков, Г.С. Богачёв. 1935-1937 г.
Помимо выплат со счетов Лечкома Кабаков и его присные получали деньги из специального секретного фонда, которым распоряжался упоминавшийся председатель облисполкома Василий Головин.
Разумеется, распоряжался не единолично, а по согласованию со старшим товарищем Иваном Дмитриевичем (кстати, за владение этой "кубышкой" осведомленные номенклатурные товарищи называли Головина за глаза "Кошельком").
Само-собой, номенклатурные работники не отказывали себе в разного рода расходах, которые можно было списать на административно-организационные нужды Обкома партии.
По итогам 1935 г. перерасход по этой статье партийного бюджета составил 226 тыс.руб. Поездки в Крым и на Кавказ смело "проводились" по бухгалтерским документам, как командировки, бояться было нечего, ведь Иван Дмитриевич Кабаков своих не сдавал!
"Городок чекистов" в Свердловске. Квартал города построенный по передовым проектам для работников НКВД.
Помимо разного рода приписок и бухгалтерских фокусов кабаковские ставленники не брезговали и прямыми хищениями. Выше уже описывалось драматичное состояние дел в Уральском регионе с ссыльнопоселенцами, но Кабаков и его присные проблему не замечали в упор.
Наркомфин целевыми переводами направлял деньги предприятиям на оплату труда раскулаченных, но эти средства систематически расходовались на иные нужды.
ОГПУ в циркуляре №45 от 11 июня 1934 г. "о недочётах в работе со спецпереселенцами" особо отметил, что задолженности по выплате зарплат спецпереселенцам составляет 4-5 месяцев, а в отдельных случаях достигает 10 месяцев.
В Свердловской области общая сумма невыплаченных спецпереселенцам денег на тот момент достигала 962 тыс.рублей - эти средства были зачислены на баланс предприятий, но по прихоти руководства оказались растрачены на что угодно, кроме зарплаты .
Кстати, по абсолютной величине этой цифры Уральский регион оказался на втором месте в Союзе, пропустив вперёд лишь Западно-Сибирский край.
Свердловск. 1930-е.
Дмитрий Дмитриев, новый начальник Управления НКВД по Свердловской области приехал на Урал в разгар второй пятилетки. Как было отмечено выше, ко времени его появления в Свердловске верхушка местной парторганизации представляла собой самую настоящую мафию, спаянную круговой порукой, прежними прегрешениями и чувством полной вседозволенности.
Цинизм управленцев доходил до такой степени, что перевод денег упомянутому выше Лечкому осуществлялся со счёта Уралхиммашстроя даже после консервации стройки по причине нехватки финансирования!
Нормой поведения в этом узком кругу стали дорогостоящие подарки как самим "ответственным работникам", так и членам их семей - в порядке вещей были подношения в виде мехов и кожаной одежды, ювелирных украшений, дарились даже автомобили, неслыханная роскошь для того времени.
Приближенные к Кабакову ответственные работники допускали и явно уголовные преступления, известны случаи самоуправства, рукоприкладства, хулиганства, изнасилований и т.п.
В низовых парторганизациях периодически пытались критиковать барство и личную нескромность отдельных номенклатурных работников, разумеется, невысокого уровня, поскольку любая критика в адрес обкомовских деятелей была чревата моментальной посадкой в тюрьму.
Но "кабаковская мафия" самым деятельным образом защищала от критики даже низовых партийных руководителей. Только за два года - 1935 и 1936 - из свердловской областной парторганизации с явными нарушениями Устава партии были изгнаны более 900 человек.
Первым серьёзным, хотя и неявным, ударом по Кабакову, явился арест "Кошелька", кабаковского выдвиженца Василия Фёдоровича Головина. 11 января 1937 г. пленум исполкома снял его с должности за "политические ошибки".
Не прошло и двух недель, как 23 января его взяли под арест. Дело было раскручено стремительно, никто в Свердловске, по-видимому, не предполагал способность Дмитриева к таким "стахановским" темпам.
Когда Кабаков в феврале попытался было предпринять меры в защиту своего протеже, оказалось, что действовать было уже поздно. Василий Головин к тому моменту признал виновность во всех инкриминируемых прегрешениях и наговорил столько, что ни о каком освобождении не могло быть и речи. В последней декаде марта 1937 г. Головин был осужден и уже 24 числа расстрелян.
"Кошелек" Кабакова - ппредседатель облисполкома В.Ф. Головин.
За 5 дней до этого - 19 марта - покончил с собой Николай Узюков, один из близких к Головину и Кабакову номенклатурных работников, освобожденный от должности заведующего отделом агитации и пропаганды на основании показаний, данных Головиным во время следствия.
С этого момента падение Ивана Кабакова стало лишь вопросом времени, причём ближайших недель. Не совсем ясно, понимал ли это сам Кабаков. В конце второй декады мая он спокойно отправился в Москву, не зная о том, что 17 мая Политбюро ЦК приняло лаконичное и безапелляционное постановление, гласившее:
"На основании имеющихся материалов, в которых член ЦК ВКП(б) Кабаков обвиняется в принадлежности к контрреволюционному центру правых исключить Кабакова из состава ЦК ВКП(б) и из партии с передачей его дела в Наркомвнудел".
Далее последовала зачистка верхнего этажа местной номенклатуры. В течение летних месяцев лишились должностей (как по причине ареста, так и без ареста, а также в связи с исключением из партии) 10 из 10 заведующих отделами и секторами Обкома партии (1 застрелился).
Из 6 заместителей завсекторами, предусмотренных штатом Обкома, должностей лишились все 6. Из 10 первых секретарей горкомов заменены 10, из 10 вторых секретарей горкомов - также все. Из имевшихся на территории области 81 райкома партии (в т.ч. райкомов, входивших в состав городских комитетов) секретари 77 сняты и 1 застрелился (судьба 3 неизвестна).
Согласно штатному расписанию Обкома партии 221 должность относилась к номенклатуре ЦК ВКП(б), так вот из числа занимавших эти должности коммунистов на своих местах к концу декабря остались лишь 12 человек. Другими словами, с мая по декабрь - за 7 месяцев - принудительной ротации подверглись 95% высшего партийного эшелона области.
Не были забыты и те "кабаковцы", кто в силу каких-то причин успел покинуть регион до начала зачистки. Например, секретарь Обкома комсомола Кузьма Ковалёв несколькими месяцами ранее был передвинут в секретари Азово-Черноморского крайкома ВЛКСМ, но отъезд из региона ему не помог.
Кузьма Иванович попал в самый первый арестный список, был взят под стражу в Ростове-на-Дону 2 июня 1937 г. и расстрелян через шесть с половиной месяцев.
Николай Иванович Ежов, нарком внутренних дел СССР, остался под сильным впечатлением от успехов Дмитриева на ниве корчевания контрреволюции. Нарком неоднократно ставил работу свердловских чекистов в пример подчинённым на всевозможных совещаниях и заседаниях.
Широкую известность получила фраза Ежова, обронённая во время полемики на февральском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б): "У Реденса и Дмитриева стопроцентная раскрываемость!" Такая оценка в устах всесильного сталинского опричника значила больше любого ордена...
Дмитрий Матвеевич Дмитриев настолько хорошо справлялся со своими обязанностями, что 19 декабря 1937 г. был удостоен ордена Ленина с формулировкой в Указе Верховного Совета СССР "за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий".
Сменивший Ивана Кабакова на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Абрам Столяр, по-видимому, сильно недооценил начальника областного управления НКВД. Во всяком случае, менее чем через год с момента заступления в должность, Абрам Яковлевич полностью повторил путь своего предшественника.
Абрам Яковлевич Столяр.
Началось всё с ареста в марте 1938 г. его протеже Дмитрия Самарина, председателя Свердловского Облпотребсоюза. Ещё с начала 1920-х гг. Самарин подвизался на ниве организации работы рабоче-крестьянских потребительских обществ в Нижнем Новгороде, являлся членом биржевого комитета Нижегородской товарной биржи, близко сошёлся со Столяром и в дальнейшем шёл с ним по жизни рука об руку.
Вначале 1938 г. он привлёк внимание Дмитриева организацией воровских и разного рода мошеннических схем с материальными и финансовыми ресурсами потребительского союза.
После ареста, буквально на первом же допросе, Дмитрий Иванович поспешил заявить о желании сотрудничать со следствием и вывалил такой объём компрометирующей Столяра информации, что Дмитриеву осталось только отправить сообщение в Москву о разоблачении очередного "шпионско-ведительского гнезда".
Судя по всему, новый секретарь обкома действительно хапал без меры и крайне неосторожно, в этой части Самарин вряд ли оговаривал невиновного и ничего не придумывал.
28 марта Дмитриев отправил на Лубянку телеграмму, в которой поименно назвал основных участников преступной группы, в числе которых были действующий председатель Свердловского облисполкома, сестра Столяра, её муж, а также ряд партработников, выдвинутых серетарём обкома.
Вместе с телеграммой в Москву полетел протокол допроса Дмитрия Самарина. Ежов, ознакомившись с присланным материалом, доложил его 30 марта Сталину. И уже 31 марта товарищ Столяр Абрам Яковлевич решением Политбюро был освобожден от должности первого секретаря Обкома партии. Арестовали его в тот же день.
Столяр в одночасье превратился из "товарища секретаря" в "гражданина подследственного", его отправили в Москву, для проведения следствия на Лубянке и далее он полностью повторил путь Кабакова к крематорию Донского монастыря.
Практически всех, связанных со Столяром, репрессировали, единственным человеком, которому удалось избежать расправы, оказался упомянутый выше зять секретаря обкома Максим Семёнович Лозовский.
Замечательного организатора социалистической потребкооперации первоначально приговорили к высшей мере наказания, но впоследствии приговор был отменён, а в январе 1940 г. дело вообще прекратили.
Однако последующая судьба самого начальника Свердловского НКВД, заслуженного чекиста, товарища Дмитрия Матвеича Дмитриева (Мейера Менделеевича Плоткина) была печальной - арест, обвинение во вредительстве и шпионаже, признание им вины и расстрел.
В самом конце жизни его стали использовать в качестве внутрикамерного агента - "наседки", подсаживая в камеры к самым важным для НКВД арестантам, дабы эрудированный, интиллигентный и разговорчивый Дмитриев побуждал сокамерников "разоружиться" и прекратить запирательство.
Свою стратегию выживания Дмитрий Матвеевич, по-видимому, строил на том, что в какой-то момент его сотрудничество будет оценено должным образом и он получит шанс если не на полное оправдание, то хотя бы на смягчение приговора.
План был отнюдь не плох, из ставших ныне известными документов видно, что активной провокаторской деятельностью многие осужденные на смертную казань не раз отводили от себя смерть. Яркий тому пример - судьба Михаила Ивановича Баранова, начальника Санитарного управления РККА в период с октября 1928 по август 1937 г.
После ареста и скоротечного следствия, его пять раз включали в расстрельные списки, утверждавшиеся членами Политбюро, но Баранов оставался жив, поскольку оказался весьма результативным внутрикамерным осведомителем (лишь после того, как его в пятый раз приговорили в марте 1938 г. к высшей мере наказания, Баранов был, наконец-таки, расстрелян).
Дмитриев, занимая пост Начальника УНКВД по Свердловской области, лично дважды сохранял жизнь приговорённому к расстрелу ценному агенту Ельковичу, редактору областной газеты "Колхозный путь", выдавшему более 140 человек.
Несмотря на двукратное осуждение к смертной казни, Дмитриев спасал Ельковичу жизнь и даже распорядился выплачивать ценному агенту деньги, дабы тот мог покупать вещи и продукты питания на воле.
По иронии судьбы Елькович пережил своего благодетеля Дмитриева, дождался замены высшей меры наказания тюремным заключением и в конечном итоге дожил до реабилитации.
Несмотря на готовность к всемерному сотрудничеству, интерес следователей к Дмитрию Матвеевичу довольно скоро пропал и уже 7 марта 1939 г. Дмитриев предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР, чей приговор к высшей мере наказания был очевиден и неизбежен. В тот же день Дмитриев был расстрелян."
http://murders.ru/ural_saga_glava1_1.html#1
"Чекисты выбрасывались из окон НКВД после пыток", - письмо силовиков из свердловской тюрьмы Сталину.
"В начале августа 1938 года в специальный корпус городской тюрьмы была доставлена группа бывших руководящих и оперативных работников УНКВД: М.Плахов, П.Костин, Г. Файнберг, И. Другов, И. Сиротин, Н. Курсевич. Все они были арестованы Дмитриевым весной 1937 года.
Очутившись в городской тюрьме, они связались с камерой №39, где сидят также сотрудники НКВД и сообщили нам о неслыханном произволе, имевшем место в УНКВД в бытность Дмитриева. Из записок Костина и Файнберга видно следующее. Оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД Гайда при допросе дал им понять, что Дмитриевым задуман широкий план уничтожения старых чекистских кадров на Урале...".
https://newdaynews.ru/ekb/502709.html
К тому моменту он уже стал Дмитрием Матвеевичем Дмитриевым и, отслужив в войсках ВЧК, подался в Главное политическое управление (ГПУ). С 1922 г. его жизнь более чем на 10 лет оказалась связана с обеспечением экономической безопасности государства. Уже в августе 1924 г. он попал в штат центрального аппарата ОГПУ и возглавил отделение в составе Экономического отдела (ЭКО).
Дмитриев-Плоткин оказался на высоте предъявляемых требований. Это был безусловно неглупый человек, имевший необходимое образование (ещё до службы в войсках ВЧК он закончил екатеринославское коммерческое училище). Кроме того, Дмитрий Матвеевич быстро наработал необходимые для контрразведчика специальные знания и опыт.
Комиссар ГБ 3-го ранга Дмитриев-Плоткин.
Дмитриев принял участие во многих резонансных расследованиях своего времени, сейчас, правда, уже подзабытых. Так, например, он деятельно поучаствовал в разоблачении антигосударственной деятельности известной в конце 1920-х гг. концессионной компании "Лена-Голдфилд лимитед".
В апреле-мае 1930 г. уголовно-судебная коллегия Верховного суда СССР осудила четырёх работников компании за шпионаж и подрывную деятельность. До сих пор следственные материалы по делу "Лены-Голдфилд" засекречены и есть основания думать, что тогда ОГПУ действительно пресекло серьёзную операцию британской разведки.
Другая не менее шумная история, в которую по долгу службы оказался вовлечён Дмитрий Дмитриев, была связана с английской компанией "Метрополитен-Виккерс", поставлявшей и монтировавшей в СССР разнообразное электротехническое оборудование.
Судебный процесс над большой группой сотрудников компании проходил в Верховном суде СССР и закончился в апреле вынесением приговоров 6 английским подданным и 12 гражданам Советского Союза.
Процесс наделал очень много шума как внутри страны, так и за рубежом. Сталину даже пришлось написать статью для американской прессы, в которой он разъяснял сущность обвинений в адрес "Метрополитен-Виккерс" и защищал методы работы советской госбезопасности.
Правда все подсудимые - в т.ч. и иностранцы - признали, что на допросах методы физического воздействия к ним не применялись. Летом 1933 г. осужденные англичане подали прошения о помиловании, в которых ещё раз подчеркнули собственную виновность.
Первый секретарь Свердловского обкома партии И. В. Кабаков.
К концу 1934 г. мастерство Дмитрия Матвеевича ценились коллегами с Лубянки столь высоко, что Дмитриев попал в состав следственной бригады, отправленной из Москвы в Ленинград для расследования убийства Кирова.
Дмитриев своей интеллигентностью и обстоятельностью в делах произвёл настолько хорошее впечатление на Ежова, то тот разрешил ему проводить допросы главного преступника - Леонида Николаева.
Без физического воздействия и запугиваний Дмитриев уговорил истеричного убийцу дать такие показания, которые полностью отвечали задачам следствия, в результате чего Николаев отправился на тот свет не в одиночку, а в большой компании соучастников.
В середине июля 1936 г. Дмитрий Матвеевич удостоился в высшей степени ответственного назначения. Ему поручили возглавить Управление НКВД по Свердловской области, огромному быстрорастущему промышленному узлу на южном Урале.
По-видимому, хорошо осведомлённый о деталях чекистского закулисья, Дмитриев с самого начала представлял, чем же именно ему придётся заниматься. Хотя до начала "Большого террора" 1937 г. оставался целый год, о связях первого секретаря Свердловского обкома ВКП(б) Ивана Кабакова с Георгием Пятаковым, крупным деятелем троцкистской оппозиции, в недрах НКВД уже было известно и Дмитриев перед отъездом получил негласное указание Ежова с Кабаковым и его людьми не сближаться.
Первый секретарь Уральского обкома ВКП(б) жил в Свердловске настоящим королём. С 1928 г., когда его назначили председателем Уральского облисполкома, он сделался одним из важнейших государственных функционеров этого богатейшего региона.
А после того, как в 1929 г. стал руководителем парторганизации южного Урала, Кабаков превратился без преувеличения в безраздельного хозяина этого богатейшего края.
То есть существовало, конечно, где-то там, далеко в Кремле фантастическое Политбюро и не менее фантастические органы власти вроде Совета Народных Комиссаров и Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета, но здесь, на земле, в горах и болотах Приуралья и южного Урала Власть олицетворял персонально именно товарищ Кабаков.
Неслучайно производное от его фамилии понятие - "кабаковщина" - на долгие десятилетия превратилось для жителей уральского региона в синоним беспредела, произвола и барства.
Уральский регион в период 1931-1933 гг. принял 302,2 тыс. ссыльнопоселенцев всех категорий, так вот в то же самое время 237 тыс. человек из их числа предприняли попытки побега. Органам ОГПУ удалось отыскать 68 тыс.беглецов, остальные же по состоянию на 1 января 1934 г. находились в бегах и, по-видимому, сумели легализоваться по поддельным документам.
Понятно, что эти люди, с одной стороны, энергичные и толковые, а с другой - обозлённые и безденежные являлись рассадником самого серьёзного криминала.
Кабаков был замечательным представителем номенклатуры, в том смысле, что он всей своею жизнью с кристальной чистотой выразил идею "грабь награбленное". Достаточно сказать, что провозглашая "мир хижинам, война - дворцам" Иван Дмитриевич в годы голода 1930-х годов с упоением занимался строительством собственного дворца на острове Репный посреди Шитовского озера в 40 км. севернее Свердловска.
Милая трёхэтажная постройка с винным погребом, крытым танцполом, банкетным залом с двумя эркерами (выходившими в лес и на озеро), баня с четырьмя печами, забор с лепными украшениями, Т-образный пирс с двумя восьмигранными беседками и лестница от пирса к дому шириною 5 метров, обложенная белым мрамором, как-то мало соответствуют тому, что в Советской России было принято называть дачей.
Чтобы обслуживающий персонал не запускал глаза в интимные детали личной жизни первого секретаря обкома дом коменданта был построен не на острове, а на берегу. Там же располагался и барак для трёх семей обслуживающего специальный объект персонала.
На берегу находился и дизель-генератор, вырабатывавший электричество для объектов на острове и запитывавший их по подводному кабелю. Впрочем, на острове имелся и резервный генератор, находившийся в особом флигеле, а также дом охраны и насосная станция с бойлерной, обеспечивавшая давление в местном водопроводе и системе отопления.
Всё местное население из района озера было удалено. И это правильно, незачем местным нищебродам наблюдать за вечерними прогулками на ялах, слушать романсы под гитару и подсматривать из леса за танцами гостей товарища первого секретаря.
Так могут созреть разного рода террористически замыслы и мозолитые руки крестьян, глядишь, потянутся сами-собой к закопанным в огородах винтовкам и обрезам... К озеру была проложена отдельная дорога, въезд на которую преграждал КПП.
В общем, уставшему от серых будней секретарю обкома унылого промышленного центра было где порезвиться, станцевать, поплавать на лодке с молодой красивой женой, прогуляться по лесу с любимой маленькой дочкой, пострелять дичь с друзьями и товарищами по суровому партийному поприщу.
Сохранившаяся лестница к даче Кабакова.
В общем, товарищ Кабаков обустроил быт отдельно взятого себя с большевистской скромностью, точнее, сообразно собственному пониманию этой самой скромности... Верх-Исетскому металлургическому комбинату, педагогическому и металлургическому институтам, Синарскому труболитейному заводу и множеству менее значительных объектов было присвоено имя Кабакова, город Надеждинск был переименован в Кабаковск.
Впоследствии, после того как Ивана Дмитриевича расстреляли, последовала волна повторных переименований, Кабаковск, например, получил имя Серов, в честь известного в ту пору лётчика.
В январе 1934 г. Кабаков был избран в президиум XVII съезда ВКП(б), а в декабре 1935 г. вместе с председателем облисполкома Василием Головиным удостоился награждения орденом Ленина, высшей государственной наградой Советского Союза.
Для удовлетворения растущих потребностей себя любмиого и ближайшего окружения, секретать обкома пустился в откровенные финансовые махинации. Так, например, через Свердловскую городскую лечебную комиссию, созданную для лечения номенклатурных работников, был организован регулярный перевод денег якобы на лекарство и лечение особо болезных товарищей.
Год от года выплаты росли, в 1934 г. расходная часть Лечкома превысила доходную в 7(!) раз. Как закрывался кассовый разрыв? Да очень просто, деньги переводились со счетов крупных строек и промышленных предприятий, директора которых участвовали в их последующем "распиле".
Соратники товарища Кабакова. Слева направо: Г.Г. Ян, К.И. Ковалёв, К.Ф. Пшеницын, Н. Н. Лапиков, Н.А. Узюков, Г.С. Богачёв. 1935-1937 г.
Помимо выплат со счетов Лечкома Кабаков и его присные получали деньги из специального секретного фонда, которым распоряжался упоминавшийся председатель облисполкома Василий Головин.
Разумеется, распоряжался не единолично, а по согласованию со старшим товарищем Иваном Дмитриевичем (кстати, за владение этой "кубышкой" осведомленные номенклатурные товарищи называли Головина за глаза "Кошельком").
Само-собой, номенклатурные работники не отказывали себе в разного рода расходах, которые можно было списать на административно-организационные нужды Обкома партии.
По итогам 1935 г. перерасход по этой статье партийного бюджета составил 226 тыс.руб. Поездки в Крым и на Кавказ смело "проводились" по бухгалтерским документам, как командировки, бояться было нечего, ведь Иван Дмитриевич Кабаков своих не сдавал!
"Городок чекистов" в Свердловске. Квартал города построенный по передовым проектам для работников НКВД.
Помимо разного рода приписок и бухгалтерских фокусов кабаковские ставленники не брезговали и прямыми хищениями. Выше уже описывалось драматичное состояние дел в Уральском регионе с ссыльнопоселенцами, но Кабаков и его присные проблему не замечали в упор.
Наркомфин целевыми переводами направлял деньги предприятиям на оплату труда раскулаченных, но эти средства систематически расходовались на иные нужды.
ОГПУ в циркуляре №45 от 11 июня 1934 г. "о недочётах в работе со спецпереселенцами" особо отметил, что задолженности по выплате зарплат спецпереселенцам составляет 4-5 месяцев, а в отдельных случаях достигает 10 месяцев.
В Свердловской области общая сумма невыплаченных спецпереселенцам денег на тот момент достигала 962 тыс.рублей - эти средства были зачислены на баланс предприятий, но по прихоти руководства оказались растрачены на что угодно, кроме зарплаты .
Кстати, по абсолютной величине этой цифры Уральский регион оказался на втором месте в Союзе, пропустив вперёд лишь Западно-Сибирский край.
Свердловск. 1930-е.
Дмитрий Дмитриев, новый начальник Управления НКВД по Свердловской области приехал на Урал в разгар второй пятилетки. Как было отмечено выше, ко времени его появления в Свердловске верхушка местной парторганизации представляла собой самую настоящую мафию, спаянную круговой порукой, прежними прегрешениями и чувством полной вседозволенности.
Цинизм управленцев доходил до такой степени, что перевод денег упомянутому выше Лечкому осуществлялся со счёта Уралхиммашстроя даже после консервации стройки по причине нехватки финансирования!
Нормой поведения в этом узком кругу стали дорогостоящие подарки как самим "ответственным работникам", так и членам их семей - в порядке вещей были подношения в виде мехов и кожаной одежды, ювелирных украшений, дарились даже автомобили, неслыханная роскошь для того времени.
Приближенные к Кабакову ответственные работники допускали и явно уголовные преступления, известны случаи самоуправства, рукоприкладства, хулиганства, изнасилований и т.п.
В низовых парторганизациях периодически пытались критиковать барство и личную нескромность отдельных номенклатурных работников, разумеется, невысокого уровня, поскольку любая критика в адрес обкомовских деятелей была чревата моментальной посадкой в тюрьму.
Но "кабаковская мафия" самым деятельным образом защищала от критики даже низовых партийных руководителей. Только за два года - 1935 и 1936 - из свердловской областной парторганизации с явными нарушениями Устава партии были изгнаны более 900 человек.
Первым серьёзным, хотя и неявным, ударом по Кабакову, явился арест "Кошелька", кабаковского выдвиженца Василия Фёдоровича Головина. 11 января 1937 г. пленум исполкома снял его с должности за "политические ошибки".
Не прошло и двух недель, как 23 января его взяли под арест. Дело было раскручено стремительно, никто в Свердловске, по-видимому, не предполагал способность Дмитриева к таким "стахановским" темпам.
Когда Кабаков в феврале попытался было предпринять меры в защиту своего протеже, оказалось, что действовать было уже поздно. Василий Головин к тому моменту признал виновность во всех инкриминируемых прегрешениях и наговорил столько, что ни о каком освобождении не могло быть и речи. В последней декаде марта 1937 г. Головин был осужден и уже 24 числа расстрелян.
"Кошелек" Кабакова - ппредседатель облисполкома В.Ф. Головин.
За 5 дней до этого - 19 марта - покончил с собой Николай Узюков, один из близких к Головину и Кабакову номенклатурных работников, освобожденный от должности заведующего отделом агитации и пропаганды на основании показаний, данных Головиным во время следствия.
С этого момента падение Ивана Кабакова стало лишь вопросом времени, причём ближайших недель. Не совсем ясно, понимал ли это сам Кабаков. В конце второй декады мая он спокойно отправился в Москву, не зная о том, что 17 мая Политбюро ЦК приняло лаконичное и безапелляционное постановление, гласившее:
"На основании имеющихся материалов, в которых член ЦК ВКП(б) Кабаков обвиняется в принадлежности к контрреволюционному центру правых исключить Кабакова из состава ЦК ВКП(б) и из партии с передачей его дела в Наркомвнудел".
Далее последовала зачистка верхнего этажа местной номенклатуры. В течение летних месяцев лишились должностей (как по причине ареста, так и без ареста, а также в связи с исключением из партии) 10 из 10 заведующих отделами и секторами Обкома партии (1 застрелился).
Из 6 заместителей завсекторами, предусмотренных штатом Обкома, должностей лишились все 6. Из 10 первых секретарей горкомов заменены 10, из 10 вторых секретарей горкомов - также все. Из имевшихся на территории области 81 райкома партии (в т.ч. райкомов, входивших в состав городских комитетов) секретари 77 сняты и 1 застрелился (судьба 3 неизвестна).
Согласно штатному расписанию Обкома партии 221 должность относилась к номенклатуре ЦК ВКП(б), так вот из числа занимавших эти должности коммунистов на своих местах к концу декабря остались лишь 12 человек. Другими словами, с мая по декабрь - за 7 месяцев - принудительной ротации подверглись 95% высшего партийного эшелона области.
Не были забыты и те "кабаковцы", кто в силу каких-то причин успел покинуть регион до начала зачистки. Например, секретарь Обкома комсомола Кузьма Ковалёв несколькими месяцами ранее был передвинут в секретари Азово-Черноморского крайкома ВЛКСМ, но отъезд из региона ему не помог.
Кузьма Иванович попал в самый первый арестный список, был взят под стражу в Ростове-на-Дону 2 июня 1937 г. и расстрелян через шесть с половиной месяцев.
Николай Иванович Ежов, нарком внутренних дел СССР, остался под сильным впечатлением от успехов Дмитриева на ниве корчевания контрреволюции. Нарком неоднократно ставил работу свердловских чекистов в пример подчинённым на всевозможных совещаниях и заседаниях.
Широкую известность получила фраза Ежова, обронённая во время полемики на февральском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б): "У Реденса и Дмитриева стопроцентная раскрываемость!" Такая оценка в устах всесильного сталинского опричника значила больше любого ордена...
Дмитрий Матвеевич Дмитриев настолько хорошо справлялся со своими обязанностями, что 19 декабря 1937 г. был удостоен ордена Ленина с формулировкой в Указе Верховного Совета СССР "за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий".
Сменивший Ивана Кабакова на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Абрам Столяр, по-видимому, сильно недооценил начальника областного управления НКВД. Во всяком случае, менее чем через год с момента заступления в должность, Абрам Яковлевич полностью повторил путь своего предшественника.
Абрам Яковлевич Столяр.
Началось всё с ареста в марте 1938 г. его протеже Дмитрия Самарина, председателя Свердловского Облпотребсоюза. Ещё с начала 1920-х гг. Самарин подвизался на ниве организации работы рабоче-крестьянских потребительских обществ в Нижнем Новгороде, являлся членом биржевого комитета Нижегородской товарной биржи, близко сошёлся со Столяром и в дальнейшем шёл с ним по жизни рука об руку.
Вначале 1938 г. он привлёк внимание Дмитриева организацией воровских и разного рода мошеннических схем с материальными и финансовыми ресурсами потребительского союза.
После ареста, буквально на первом же допросе, Дмитрий Иванович поспешил заявить о желании сотрудничать со следствием и вывалил такой объём компрометирующей Столяра информации, что Дмитриеву осталось только отправить сообщение в Москву о разоблачении очередного "шпионско-ведительского гнезда".
Судя по всему, новый секретарь обкома действительно хапал без меры и крайне неосторожно, в этой части Самарин вряд ли оговаривал невиновного и ничего не придумывал.
28 марта Дмитриев отправил на Лубянку телеграмму, в которой поименно назвал основных участников преступной группы, в числе которых были действующий председатель Свердловского облисполкома, сестра Столяра, её муж, а также ряд партработников, выдвинутых серетарём обкома.
Вместе с телеграммой в Москву полетел протокол допроса Дмитрия Самарина. Ежов, ознакомившись с присланным материалом, доложил его 30 марта Сталину. И уже 31 марта товарищ Столяр Абрам Яковлевич решением Политбюро был освобожден от должности первого секретаря Обкома партии. Арестовали его в тот же день.
Столяр в одночасье превратился из "товарища секретаря" в "гражданина подследственного", его отправили в Москву, для проведения следствия на Лубянке и далее он полностью повторил путь Кабакова к крематорию Донского монастыря.
Практически всех, связанных со Столяром, репрессировали, единственным человеком, которому удалось избежать расправы, оказался упомянутый выше зять секретаря обкома Максим Семёнович Лозовский.
Замечательного организатора социалистической потребкооперации первоначально приговорили к высшей мере наказания, но впоследствии приговор был отменён, а в январе 1940 г. дело вообще прекратили.
Однако последующая судьба самого начальника Свердловского НКВД, заслуженного чекиста, товарища Дмитрия Матвеича Дмитриева (Мейера Менделеевича Плоткина) была печальной - арест, обвинение во вредительстве и шпионаже, признание им вины и расстрел.
В самом конце жизни его стали использовать в качестве внутрикамерного агента - "наседки", подсаживая в камеры к самым важным для НКВД арестантам, дабы эрудированный, интиллигентный и разговорчивый Дмитриев побуждал сокамерников "разоружиться" и прекратить запирательство.
Свою стратегию выживания Дмитрий Матвеевич, по-видимому, строил на том, что в какой-то момент его сотрудничество будет оценено должным образом и он получит шанс если не на полное оправдание, то хотя бы на смягчение приговора.
План был отнюдь не плох, из ставших ныне известными документов видно, что активной провокаторской деятельностью многие осужденные на смертную казань не раз отводили от себя смерть. Яркий тому пример - судьба Михаила Ивановича Баранова, начальника Санитарного управления РККА в период с октября 1928 по август 1937 г.
После ареста и скоротечного следствия, его пять раз включали в расстрельные списки, утверждавшиеся членами Политбюро, но Баранов оставался жив, поскольку оказался весьма результативным внутрикамерным осведомителем (лишь после того, как его в пятый раз приговорили в марте 1938 г. к высшей мере наказания, Баранов был, наконец-таки, расстрелян).
Дмитриев, занимая пост Начальника УНКВД по Свердловской области, лично дважды сохранял жизнь приговорённому к расстрелу ценному агенту Ельковичу, редактору областной газеты "Колхозный путь", выдавшему более 140 человек.
Несмотря на двукратное осуждение к смертной казни, Дмитриев спасал Ельковичу жизнь и даже распорядился выплачивать ценному агенту деньги, дабы тот мог покупать вещи и продукты питания на воле.
По иронии судьбы Елькович пережил своего благодетеля Дмитриева, дождался замены высшей меры наказания тюремным заключением и в конечном итоге дожил до реабилитации.
Несмотря на готовность к всемерному сотрудничеству, интерес следователей к Дмитрию Матвеевичу довольно скоро пропал и уже 7 марта 1939 г. Дмитриев предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР, чей приговор к высшей мере наказания был очевиден и неизбежен. В тот же день Дмитриев был расстрелян."
http://murders.ru/ural_saga_glava1_1.html#1
"Чекисты выбрасывались из окон НКВД после пыток", - письмо силовиков из свердловской тюрьмы Сталину.
"В начале августа 1938 года в специальный корпус городской тюрьмы была доставлена группа бывших руководящих и оперативных работников УНКВД: М.Плахов, П.Костин, Г. Файнберг, И. Другов, И. Сиротин, Н. Курсевич. Все они были арестованы Дмитриевым весной 1937 года.
Очутившись в городской тюрьме, они связались с камерой №39, где сидят также сотрудники НКВД и сообщили нам о неслыханном произволе, имевшем место в УНКВД в бытность Дмитриева. Из записок Костина и Файнберга видно следующее. Оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД Гайда при допросе дал им понять, что Дмитриевым задуман широкий план уничтожения старых чекистских кадров на Урале...".
https://newdaynews.ru/ekb/502709.html
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]