Граница добродетели. Как в Нарве Карамзин открыл подлинное русское гостеприимство
---
На картине Иоганнеса Гау 1820 года изображены Ивангородская крепость и Нарва. Почти таким же этот вид запомнился и писателю Николаю Карамзину, когда он проезжал здесь во время своей поездки за границу в 1789-1790 годах. Свои впечатления он описал в знаменитых «Письмах русского путешественника».
В одном из писем Карамзин жаловался на тяжелую дорогу до Нарвы. Его мучила «сердечная грусть», лил сильный дождь, а ехать пришлось на неудобных перекладных кибитках, которые к тому же везде задерживали и с него брали лишние деньги.
Однако кое-что всё же привлекало его внимание. В Ямбурге (нынешнем Кингисеппе) он отметил «изрядное каменное строение». В Нарве писатель обратил внимание на разницу: на одном берегу реки всё было «на немецкую стать», а на другом, в Ивангороде, — «на русскую». «Тут была прежде наша граница — о, Петр, Петр!» — воскликнул он.
В Нарву Карамзин приехал мокрым и грязным. Ему с трудом удалось купить две рогожи, чтобы укрыться от дождя, причём заплатил он за них втридорога. Кибитка ему досталась плохая, с скверными лошадьми, и, отъехав совсем немного, она сломалась, упав в грязь. Пока писатель был в отчаянии, к нему подошел полицейский и стал требовать убрать повозку с дороги. «Спрячь ее в карман!» — с притворным спокойствием ответил ему Карамзин.
Неожиданно на помощь пришел тринадцатилетний мальчик из богатой семьи. Он сердечно пригласил путешественника в свой дом обсохнуть и согреться. Сначала Карамзин отнекивался, но юноша настоял: «К кибитке приставим мы человека; а на платье дорожных кто смотрит?».
В большом каменном доме писателя встретили очень радушно. Многочисленная семья хозяина, добродушного пожилого человека, угощала его чаем и кофе. «Меня приняли так ласково, что я забыл все свое горе», — вспоминал он. Через час кибитку починили, и перед отъездом гостю дали с собой хлеба в дорогу. Карамзин, растроганный до слез, поблагодарил хозяев и пожелал, чтобы они и впредь своим гостеприимством «утешали печальных странников».
Отмечая это, Карамзин подчеркивал, что именно в России сохранилось истинное, душевное гостеприимство — «священная добродетель», которую он противопоставлял «холодной ласке» французов или «равнодушной вежливости» англичан.
Размышляя о Европе, писатель пришел к выводу, что у России не менее великая и самобытная история. Он утверждал, что со временем Россия обязательно обгонит в развитии своих высокомерных «учителей».
Источник и продолжение: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
В одном из писем Карамзин жаловался на тяжелую дорогу до Нарвы. Его мучила «сердечная грусть», лил сильный дождь, а ехать пришлось на неудобных перекладных кибитках, которые к тому же везде задерживали и с него брали лишние деньги.
Однако кое-что всё же привлекало его внимание. В Ямбурге (нынешнем Кингисеппе) он отметил «изрядное каменное строение». В Нарве писатель обратил внимание на разницу: на одном берегу реки всё было «на немецкую стать», а на другом, в Ивангороде, — «на русскую». «Тут была прежде наша граница — о, Петр, Петр!» — воскликнул он.
В Нарву Карамзин приехал мокрым и грязным. Ему с трудом удалось купить две рогожи, чтобы укрыться от дождя, причём заплатил он за них втридорога. Кибитка ему досталась плохая, с скверными лошадьми, и, отъехав совсем немного, она сломалась, упав в грязь. Пока писатель был в отчаянии, к нему подошел полицейский и стал требовать убрать повозку с дороги. «Спрячь ее в карман!» — с притворным спокойствием ответил ему Карамзин.
Неожиданно на помощь пришел тринадцатилетний мальчик из богатой семьи. Он сердечно пригласил путешественника в свой дом обсохнуть и согреться. Сначала Карамзин отнекивался, но юноша настоял: «К кибитке приставим мы человека; а на платье дорожных кто смотрит?».
В большом каменном доме писателя встретили очень радушно. Многочисленная семья хозяина, добродушного пожилого человека, угощала его чаем и кофе. «Меня приняли так ласково, что я забыл все свое горе», — вспоминал он. Через час кибитку починили, и перед отъездом гостю дали с собой хлеба в дорогу. Карамзин, растроганный до слез, поблагодарил хозяев и пожелал, чтобы они и впредь своим гостеприимством «утешали печальных странников».
Отмечая это, Карамзин подчеркивал, что именно в России сохранилось истинное, душевное гостеприимство — «священная добродетель», которую он противопоставлял «холодной ласке» французов или «равнодушной вежливости» англичан.
Размышляя о Европе, писатель пришел к выводу, что у России не менее великая и самобытная история. Он утверждал, что со временем Россия обязательно обгонит в развитии своих высокомерных «учителей».
Источник и продолжение: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]