Ошибка японцев. 1920 г.
---
Из воспоминаний генерал-лейтенанта В.Г. Болдырева.
"Владивосток. 4-5 апреля 1920 г.
Не успел я войти в подъезд гостиницы, как швейцар заявил мне о занятии японцами вокзала. Со стороны Эгершельда (район товарных разгрузок) слышалась легкая ружейная стрельба.
Вблизи затрещал неожиданно пулемет - это стреляли японцы с чердака и балкона гостиницы "Централь". Блески выстрелов виднелись с моего балкона. Огонь направлялся в противоположное по диагонали здание областной земской управы - помещение Временного правительства. Оттуда будто бы были брошены две бомбы в стремившихся ворваться туда японцев.
Пальба усиливалась. Цейтлин, вбежавший ко мне в комнату вместе с бывшим членом военного совета Гервусом, просил приюта. Оба крайне взволнованные срывали красную звезду со своих костюмов. Попутно Цейтлин сообщил, что занята гауптвахта и разоружен бронепоезд, на котором предполагалось отправить ценности, главным образом серебро, в Хабаровск.
Генерал В. Г. Болдырев.
Тревога росла. Сверху слышались глухие удары - это громили военный совет - разбивали денежный ящик. На лестнице заметил русские погоны. Кроме шума в помещении военного совета, в остальной части гостиницы была мертвая тишина, комнаты опустели.
Заезжал адъютант Доманевского: "в "Золотом Роге" считают все уже конченым, меня приглашают примкнуть к переворотчикам". Я предложил ему отправляться и поступать, как ему заблагорассудится. Таким образом, кроме японцев, значит, работают и переворотчики. Это сложнее.
Слышатся редкие орудийные выстрелы. Все выходы из гостиницы уже заняты японскими часовыми. Самое худшее это то, что не было определенных приказаний русским войскам. Цейтлин сообщил, что будто бы дано приказание скрываться ответственным работникам, но что Лазо и Сибирцев, по-видимому, уже захвачены.
Мудрое распоряжение войскам "не оказывать сопротивления", видимо, не было ни своевременным, ни достаточно категоричным. Шесть человек караула, занимавшего здание земской управы, мужественно боролись до утра. Первый ворвавшийся японец был немедленно убит ими.
Около 3 часов ночи я решил прилечь. Все равно выхода не было, мы были в ловушке. Ho послышались стуки в дверь. Ворвалось с десяток японских солдат с офицером и переводчиком.
Все очень возбуждены и в нетрезвом состоянии. Особенно безобразен был переводчик, весь обвешанный отобранным русским оружием. Он был учеником Сурагадайской семинарии при русской духовной миссии в Токио.
Я встретил их в белье и накинутом на плечи офицерском пальто с красными генеральскими отворотами. На меня были направлены сразу три револьвера, сзади блестели штыки. Маленький офицер особенно старательно водил дулом своего револьвера перед моим лицом.
Нападавшие смутно догадывались, что перед ними иностранец в большом чине, но через переводчика, державшегося наиболее грубо, тем не менее требовали немедленно следовать за ними, угрожая вытащить силой.
Цейтлин пригнулся за моей спиной, Гервус стоял в углу у стола. На них, наконец, тоже было обращено внимание. "Это тоже большевики?" Я ответил, что здесь не большевики, а русский генерал и простые солдаты. Переводчик что-то несвязно бормотал офицеру. Положение становилось крайне неприятным.
К счастью, в растворенную дверь я увидел японского майора Хасебе в штатском, он жил в той же гостинице. С большим трудом мы выпроводили возбужденных солдат. Помощь была вовремя. Я горячо поблагодарил его. Цейтлин и Гервус скрылись. У меня исчезли револьвер, фотографический аппарат и финский нож.
Лег опять. Стрельба слышалась уже из многих мест, значительно усилился огонь у земской управы - это еще держались шестеро бойцов мужественного караула. До рассвета японцы врывались ко мне еще два раза, причем последний раз уже с извинением за причиненное по недоразумению беспокойство.
Любезно выпроводив гостей, недосчитался кошелька и перчаток. Сон разбили. Утром толком не понимал, свободен я или под арестом. Японский караул, стоявший у моих дверей, беспрепятственно пропустил меня в коридор, видимо, это была уже охрана.
На улицах огромное оживление и общая растерянность. В городе безвластие. Правительство, виднейшие представители власти, не исключая военного командования и членов военного совета, оказались в бегах у чехов и американцев.
Раньше других обнаружился глава правительства А.С. Медведев. В разбитом здании земской управы пугливо собирались служащие. Я торопился на заседание к японцам. Надо было положить конец создавшейся анархии.
В 5 часов дня мы снова сошлись в том же зале, где еще вчера договаривались в столь мягкой форме. Сегодня хуже, с нами разговаривали победители, в области лилась еще кровь.
Я заявил о необходимости немедленного прекращения арестов и полного освобождения всех арестованных уже военных. На мое утверждение о возмутительных поголовных арестах генерал Такаянаги раздраженно ответил: "Не верим, что много арестовали".
Мы не стали уверять генерала, было известно, что образовалась уже, по требованию чехов и американцев, международная комиссия для расследования произведенных зверств. В саду при здании губернатора были зарыты трупы погибших в эту роковую ночь.
Много пришлось потратить энергии и даже погрешить против истины, доказывая, что никакого безвластия, как утверждали японцы, нет, что все остается на своих местах и что все попытки к захвату власти с чьей бы то ни было стороны будут преступной авантюрой, причем ответственность падет исключительно на них, японцев, создавших этот хаос своим выступлением.
Владивосток. 6 апреля
Восстанавливается обычная жизнь. Правительство в сборе и работает. У здания земской управы непроходимая толчея. Слух об аресте Кругликова и присяжного поверенного Шишлянникова; последнего будто сильно избили - личная месть со стороны пострадавших от его распоряжений по занимаемой должности по государственной политической охране, весьма напоминавшей ЧК.
Всюду общее возмущение выступлением, горечь и озлобление за причиненные насилия. Я имел сведения, что в Хабаровске продолжаются бои. Там большие разрушения и много жертв среди мирного населения. В Никольск-Уссурийске обе стороны приписывают себе победу. Были столкновения в Спасске, Раздольном и других пунктах.
Везде выступление японцев началось нападением на войсковые части правительства, разоружением караулов у правительственных учреждений, арестом граждан, заподозренных в большевизме или в причастности к таковому. Всюду, конечно, были убитые и раненые; много оскорбительных насилий над женщинами.
Войсковые части, получившие, хотя в очень спешном порядке, приказание "не оказывать сопротивления", уходили на север или прямо в сопки. Не успевшие это сделать разоружались и арестовывались.
Попутно с этим японское командование отдало приказание взять под свою охрану все военные здания, многочисленные склады военного имущества, все ценности, в том числе вагоны с серебром, приготовленные к отправке на север. Большая часть золотого запаса, как упоминалось уже, была отправлена в Благовещенск и таким образом ускользнула от задержания.
Разоружена была вся Сибирская флотилия (наличные военные суда Владивостока), экипаж ее водворен в подвалы ближайших зданий. С канонерской лодки "Маньчжур", в оскорбительных для русского достоинства условиях, был снят русский морской флаг (Андреевский).
Командир дивизиона миноносцев вынужден был под угрозой расправы подписать с флагманом японского адмирала, имевшего флаг на броненосце "Хизен", унизительные для русских условия.
Японские картинки изображали как японцы победили во Владивостоке, немцев, австрийцев, русских и всех, всех, всех...)
Предусмотрительные люди Японии прекрасно учитывали, что настоящее национальное объединение на Дальнем Востоке, как это ни может показаться парадоксальным, несли именно большевики, только они, прочно усевшиеся в Москве, наиболее крепко пристегивали к общему телу России оторвавшиеся за годы безвременья, чисто русские окраины.
При всей экономической и военной слабости тогдашней советской России (слабость эту ясно доказала попытка вооруженной борьбы даже с Польшей), Японии все же труднее было бы установить свое влияние на русском Дальнем Востоке, объединенном с остальной Россией, нежели на обособленном Дальнем Востоке, в составе трех огромных областей, с ничтожным по числу населением, лишенных какой бы то ни было промышленности, со слабой культурой и крайне непрочной внутренней связью.
Всякое правительство, возглавлявшее эту изолированную часть России, этот стиснутый с трех сторон буфер, в силу естественной необходимости должно было тяготеть или в сторону Совроссии, или к Японии. Другой возможности не было.
Всякое антисоветское правительство на Дальнем Востоке, даже правительство демократическое (демократическое течение с легкой руки Вильсона сделалось модным и в самой Японии), было, конечно, на руку Японии, без ее поддержки оно существовать не могло. А поддержка и добрые отношения не даются даром - Японии представлялась бы полная возможность получить то, что было ей желательно.
Владивосток встречает японцев-победителей в Первой мировой.)
Выступление японцев имело еще одно весьма серьезное последствие: оно оскорблением национального чувства способствовало объединению русского общественного мнения, и если в городах, главным образом, конечно, во Владивостоке, могли еще разобраться в степени виновности каждой из сторон, то в области перед массами населения оно представилось оголенным фактом насилия, грубым торжеством чужеземной военщины.
Это было превосходно использовано большевиками. Они получили чудесную базу для пропаганды и сразу могли наносить удары и в сторону причинившей обиду Японии, и по тем группировкам, которые, опираясь на Японию, претендовали на утверждение своей власти на Дальнем Востоке.
Похоже французы сдаются японцам тоже.)
Была оскорблена Россия, страдали за нее, главным образом, большевики (в сущность углублялись немногие), это явилось их большим плюсом. У Японии же увеличилось число ее врагов и недоброжелателей.
Промах японцев был использован и иностранцами. Американцы и чехи усердно фотографировали следы причиненных разрушений, муссировали перед общественным мнением Америки и Европы наиболее возмутительные факты этих действительно тяжелых для России дней."
Население России встречает японцев-освободителей.)
Японская медаль "За войну 1914-1920 г"
"Владивосток. 4-5 апреля 1920 г.
Не успел я войти в подъезд гостиницы, как швейцар заявил мне о занятии японцами вокзала. Со стороны Эгершельда (район товарных разгрузок) слышалась легкая ружейная стрельба.
Вблизи затрещал неожиданно пулемет - это стреляли японцы с чердака и балкона гостиницы "Централь". Блески выстрелов виднелись с моего балкона. Огонь направлялся в противоположное по диагонали здание областной земской управы - помещение Временного правительства. Оттуда будто бы были брошены две бомбы в стремившихся ворваться туда японцев.
Пальба усиливалась. Цейтлин, вбежавший ко мне в комнату вместе с бывшим членом военного совета Гервусом, просил приюта. Оба крайне взволнованные срывали красную звезду со своих костюмов. Попутно Цейтлин сообщил, что занята гауптвахта и разоружен бронепоезд, на котором предполагалось отправить ценности, главным образом серебро, в Хабаровск.
Генерал В. Г. Болдырев.
Тревога росла. Сверху слышались глухие удары - это громили военный совет - разбивали денежный ящик. На лестнице заметил русские погоны. Кроме шума в помещении военного совета, в остальной части гостиницы была мертвая тишина, комнаты опустели.
Заезжал адъютант Доманевского: "в "Золотом Роге" считают все уже конченым, меня приглашают примкнуть к переворотчикам". Я предложил ему отправляться и поступать, как ему заблагорассудится. Таким образом, кроме японцев, значит, работают и переворотчики. Это сложнее.
Слышатся редкие орудийные выстрелы. Все выходы из гостиницы уже заняты японскими часовыми. Самое худшее это то, что не было определенных приказаний русским войскам. Цейтлин сообщил, что будто бы дано приказание скрываться ответственным работникам, но что Лазо и Сибирцев, по-видимому, уже захвачены.
Мудрое распоряжение войскам "не оказывать сопротивления", видимо, не было ни своевременным, ни достаточно категоричным. Шесть человек караула, занимавшего здание земской управы, мужественно боролись до утра. Первый ворвавшийся японец был немедленно убит ими.
Около 3 часов ночи я решил прилечь. Все равно выхода не было, мы были в ловушке. Ho послышались стуки в дверь. Ворвалось с десяток японских солдат с офицером и переводчиком.
Все очень возбуждены и в нетрезвом состоянии. Особенно безобразен был переводчик, весь обвешанный отобранным русским оружием. Он был учеником Сурагадайской семинарии при русской духовной миссии в Токио.
Я встретил их в белье и накинутом на плечи офицерском пальто с красными генеральскими отворотами. На меня были направлены сразу три револьвера, сзади блестели штыки. Маленький офицер особенно старательно водил дулом своего револьвера перед моим лицом.
Нападавшие смутно догадывались, что перед ними иностранец в большом чине, но через переводчика, державшегося наиболее грубо, тем не менее требовали немедленно следовать за ними, угрожая вытащить силой.
Цейтлин пригнулся за моей спиной, Гервус стоял в углу у стола. На них, наконец, тоже было обращено внимание. "Это тоже большевики?" Я ответил, что здесь не большевики, а русский генерал и простые солдаты. Переводчик что-то несвязно бормотал офицеру. Положение становилось крайне неприятным.
К счастью, в растворенную дверь я увидел японского майора Хасебе в штатском, он жил в той же гостинице. С большим трудом мы выпроводили возбужденных солдат. Помощь была вовремя. Я горячо поблагодарил его. Цейтлин и Гервус скрылись. У меня исчезли револьвер, фотографический аппарат и финский нож.
Лег опять. Стрельба слышалась уже из многих мест, значительно усилился огонь у земской управы - это еще держались шестеро бойцов мужественного караула. До рассвета японцы врывались ко мне еще два раза, причем последний раз уже с извинением за причиненное по недоразумению беспокойство.
Любезно выпроводив гостей, недосчитался кошелька и перчаток. Сон разбили. Утром толком не понимал, свободен я или под арестом. Японский караул, стоявший у моих дверей, беспрепятственно пропустил меня в коридор, видимо, это была уже охрана.
На улицах огромное оживление и общая растерянность. В городе безвластие. Правительство, виднейшие представители власти, не исключая военного командования и членов военного совета, оказались в бегах у чехов и американцев.
Раньше других обнаружился глава правительства А.С. Медведев. В разбитом здании земской управы пугливо собирались служащие. Я торопился на заседание к японцам. Надо было положить конец создавшейся анархии.
В 5 часов дня мы снова сошлись в том же зале, где еще вчера договаривались в столь мягкой форме. Сегодня хуже, с нами разговаривали победители, в области лилась еще кровь.
Я заявил о необходимости немедленного прекращения арестов и полного освобождения всех арестованных уже военных. На мое утверждение о возмутительных поголовных арестах генерал Такаянаги раздраженно ответил: "Не верим, что много арестовали".
Мы не стали уверять генерала, было известно, что образовалась уже, по требованию чехов и американцев, международная комиссия для расследования произведенных зверств. В саду при здании губернатора были зарыты трупы погибших в эту роковую ночь.
Много пришлось потратить энергии и даже погрешить против истины, доказывая, что никакого безвластия, как утверждали японцы, нет, что все остается на своих местах и что все попытки к захвату власти с чьей бы то ни было стороны будут преступной авантюрой, причем ответственность падет исключительно на них, японцев, создавших этот хаос своим выступлением.
Владивосток. 6 апреля
Восстанавливается обычная жизнь. Правительство в сборе и работает. У здания земской управы непроходимая толчея. Слух об аресте Кругликова и присяжного поверенного Шишлянникова; последнего будто сильно избили - личная месть со стороны пострадавших от его распоряжений по занимаемой должности по государственной политической охране, весьма напоминавшей ЧК.
Всюду общее возмущение выступлением, горечь и озлобление за причиненные насилия. Я имел сведения, что в Хабаровске продолжаются бои. Там большие разрушения и много жертв среди мирного населения. В Никольск-Уссурийске обе стороны приписывают себе победу. Были столкновения в Спасске, Раздольном и других пунктах.
Везде выступление японцев началось нападением на войсковые части правительства, разоружением караулов у правительственных учреждений, арестом граждан, заподозренных в большевизме или в причастности к таковому. Всюду, конечно, были убитые и раненые; много оскорбительных насилий над женщинами.
Войсковые части, получившие, хотя в очень спешном порядке, приказание "не оказывать сопротивления", уходили на север или прямо в сопки. Не успевшие это сделать разоружались и арестовывались.
Попутно с этим японское командование отдало приказание взять под свою охрану все военные здания, многочисленные склады военного имущества, все ценности, в том числе вагоны с серебром, приготовленные к отправке на север. Большая часть золотого запаса, как упоминалось уже, была отправлена в Благовещенск и таким образом ускользнула от задержания.
Разоружена была вся Сибирская флотилия (наличные военные суда Владивостока), экипаж ее водворен в подвалы ближайших зданий. С канонерской лодки "Маньчжур", в оскорбительных для русского достоинства условиях, был снят русский морской флаг (Андреевский).
Командир дивизиона миноносцев вынужден был под угрозой расправы подписать с флагманом японского адмирала, имевшего флаг на броненосце "Хизен", унизительные для русских условия.
Японские картинки изображали как японцы победили во Владивостоке, немцев, австрийцев, русских и всех, всех, всех...)
Предусмотрительные люди Японии прекрасно учитывали, что настоящее национальное объединение на Дальнем Востоке, как это ни может показаться парадоксальным, несли именно большевики, только они, прочно усевшиеся в Москве, наиболее крепко пристегивали к общему телу России оторвавшиеся за годы безвременья, чисто русские окраины.
При всей экономической и военной слабости тогдашней советской России (слабость эту ясно доказала попытка вооруженной борьбы даже с Польшей), Японии все же труднее было бы установить свое влияние на русском Дальнем Востоке, объединенном с остальной Россией, нежели на обособленном Дальнем Востоке, в составе трех огромных областей, с ничтожным по числу населением, лишенных какой бы то ни было промышленности, со слабой культурой и крайне непрочной внутренней связью.
Всякое правительство, возглавлявшее эту изолированную часть России, этот стиснутый с трех сторон буфер, в силу естественной необходимости должно было тяготеть или в сторону Совроссии, или к Японии. Другой возможности не было.
Всякое антисоветское правительство на Дальнем Востоке, даже правительство демократическое (демократическое течение с легкой руки Вильсона сделалось модным и в самой Японии), было, конечно, на руку Японии, без ее поддержки оно существовать не могло. А поддержка и добрые отношения не даются даром - Японии представлялась бы полная возможность получить то, что было ей желательно.
Владивосток встречает японцев-победителей в Первой мировой.)
Выступление японцев имело еще одно весьма серьезное последствие: оно оскорблением национального чувства способствовало объединению русского общественного мнения, и если в городах, главным образом, конечно, во Владивостоке, могли еще разобраться в степени виновности каждой из сторон, то в области перед массами населения оно представилось оголенным фактом насилия, грубым торжеством чужеземной военщины.
Это было превосходно использовано большевиками. Они получили чудесную базу для пропаганды и сразу могли наносить удары и в сторону причинившей обиду Японии, и по тем группировкам, которые, опираясь на Японию, претендовали на утверждение своей власти на Дальнем Востоке.
Похоже французы сдаются японцам тоже.)
Была оскорблена Россия, страдали за нее, главным образом, большевики (в сущность углублялись немногие), это явилось их большим плюсом. У Японии же увеличилось число ее врагов и недоброжелателей.
Промах японцев был использован и иностранцами. Американцы и чехи усердно фотографировали следы причиненных разрушений, муссировали перед общественным мнением Америки и Европы наиболее возмутительные факты этих действительно тяжелых для России дней."
Население России встречает японцев-освободителей.)
Японская медаль "За войну 1914-1920 г"
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]