Трудная работа в Сибирском ВЧК-ОГПУ.
---
А.Г. Тепляков: Психология, быт и нравы ВЧК-ОГПУ Сибири.
Рядовые работники ЧК-ОГПУ то и дело пытались показать своё превосходство советскому, военному или милицейскому начальству: следователи Омской губчека весной 1920 г. требовали партийного суда над не подчинившимся их требованиям снять "николаевский значок" губвоенкомом П.В. Дашкевичем, а сотрудник оперпункта ЧК ст. Черепаново в 1921 г. грозил арестом сделавшему ему замечание начальнику уездной милиции.
Чекисты всегда ходили с оружием, охотно его, угрожая, демонстрировали, а пьяная бесцельная стрельба на улице была одной из самых распространённых причин административных и партийных взысканий.
Основные черты чекистской психологии - ощущение избранности, конспиративность, необыкновенно активная защита корпоративной чести, - культивировались и воспроизводились все советские годы.
Источником постоянной внутренней напряжённости для чекистской психики выступало резкое противоречие между чувством кланового единства, ощущением принадлежности к тайной и могущественной организации, с одной стороны, и жёсткими рамками военизированной системы, частоколом запретов, полной зависимостью от начальства и как следствие - частыми репрессиями против "своих" - с другой.
От чекистов требовалась максимальная бдительность по отношению к коллегам и немедленное сигнализирование о любых подозрительных вещах.
Д.Н. Семёнов, зачисленный в штат Минусинского окротдела ОГПУ весной 1926 г., уже полгода спустя записал в дневнике: "Я знаю, что на основании подлога меня могут арестовать, посадить, может быть, и к стенке, ведь был бы человек, статья-то найдется!".
В чекистской среде существовала апология жертвенности, ибо служба была опасной. Весной 1920 г. в квартиру сотрудника Бийской чека П.П. Пузикова была брошена граната, чьи осколки чудом не задели чекиста.
С ноября 1921 по январь 1922 г. алтайские чекисты потеряли от рук повстанцев не менее шести сотрудников, причём пятеро из них представляли Горно-Алтайское политбюро. В 1921-1923 гг. большие потери в боях с мятежниками понесли чекисты Якутии.
Случались, напротив, и неизбежные проявления малодушия. Циркуляр директора ГПО ДВР А.С. Лаппо в июле 1921 г. доводил до сведения всех чекистов, что в момент налёта отряда Унгерна сотрудники Троицкосавского уездного подотдела в панике разбежались, оставив здание с документами и ценностями. За позорное бегство вместо "честной смерти" все они были преданы полевому суду.
Участковый уполномоченный Якутского облотдела ОГПУ В.И. Халин, храбро присваивавший трофеи, захваченные в ходе борьбы с повстанцами, 3 октября 1927 г., имея в подчинении 6 чел., бежал из с. Петропавловское при приближении отряда М.К. Артемьева из 14 чел., бросив списки информаторов, райсводки и директивы ОГПУ. В сентябре 1928 г. дело на Халина было направлено в Особое совещание при Коллегии ОГПУ.
Обычно чекистов, погибших при исполнении служебных обязанностей, хоронили в почётных местах, в центре города или села. Но в комячейке отделения ДТЧК ст. Барабинск в апреле 1921 г. было вынесено специальное решение "О похоронах труппа сотрудника Быкова", где говорилось:
"Вследствие того, что он застрелил себя сам и принимая во внимание пережитые им жизненные неудачи - человек был с волей, но не развит у него ум - а потому не считать его как жертву борьбы, а похоронить самым обыкновенным образом".
Показательна чистка, проведённая в 1925-1926 гг. в Томском окротделе, где новый начальник С.Л. Гильман за несколько месяцев уволил за пьянство до десятка чекистов, а обслуживавшего Анжерские угольные копи особиста П.В. Левихина выгнал за присвоение денег, предназначенных для агентуры.
Затем за организованное посещение притонов под видом оперативной работы и вооружённое сопротивление милиции было в партийном порядке наказано около десятка работников, хотя было известно, что притон организовали и посещали целых 17 сотрудников ОГПУ, которые одного из коллег, сообщившего о массовом разврате, скомпрометировали и загнали в Нарым.
Как отмечал заведующий агитпропом окружкома партии А.А. Цехер по поводу вскрытого "гнойника", о котором начальник окротдела не поставил в известность окружной комитет ВКП(б), чекисты "имеют слабость следить один за другим и в то же время скрывать, что делается в их аппарате".
В другом подобном случае чекистов очевидным образом "прикрыли". Во время расследования в 1926 г. фактов повального разложения руководства Барабинского округа выяснилось, что пьянствовали, дебоширили и посещали притоны также начальник окротдела ОГПУ М.А. Атенков и один из уполномоченных В.П. Журавлев.
Однако если советское партийное и милицейское начальство округа пошло под суд, то Атенков с Журавлёвым отделались партийными взысканиями и понижением в должности.
Вот красноречивые фрагменты выступления Заковского на заседании ячейки ВКП(б) полпредства ОГПУ 1 июля 1926 г., посвященном борьбе с пьянством:
"Пьянство вошло в обычное явление, пьянствуют с проститутками, разъезжают на автомобилях даже члены бюро ячейки. (…) О пьянках нашего аппарата известно в Москве.
Мне товарищ Ягода говорит: "У вас пьяный аппарат", - и отрицать не приходится. В аппарате есть не спайка, а спойка и самая настоящая. (…) Некоторые пьют, пользуются у частника широким кредитом, им дают вместо одной бутылки - три.
Это считают нормальным, а сообщить об этом считают преступлением. Непьющего товарища начинают избегать. (…) Взяли это Юдина, члена партии с 1905 года, на исправление от пьянки и посадили в ЭКО, а когда он там увидел, что там творится, то последний костюм с себя пропил и ко мне его привели оборвышем и с луковкой во рту; ест он эту луковку и говорит: "Хотя я пью, а садить меня не смей (в подвал под арест)"
(…) Пить можно, но только в своём узком кругу чекистов и не в общественном месте. С исключением т. Верхозина (начальник ЭКО) поторопились, вопрос не обдумали. Его можно бы исправить".
Б.А. Бак добавил красок в описание нравов своих подопечных: "Нынешний год предоставили 50 мест на курорты и дома отдыха а, в результате, чем больше помощи, тем больше пьют.
(…) Пьянство с проститутками на автомобилях нельзя скрыть, автомобили ПП ОГПУ знают все. Если в них ездят с проститутками, будет говорить весь город... Но ещё хуже, когда пьянство проникает в секретную работу.
(…) Создаётся такое положение, что якобы милиция создана для того, чтобы её били пьяные чекисты... Верхозин был канцеляристом, делопроизводителем, выдвинули его на ответственную должность, как работник он хороший, но за пьянку неоднократно тянули (…) я лично потерял надежду на его исправление. Пить до того, чтобы кошек рвать, это никуда не годится".
От алкоголика В.В. Верхозина, которого удалось потом сплавить на Дальний Восток, не отставали и рядовые сотрудники. Только с января 1926 по май 1927 г. 41 коммунист ячейки полпредства (из 180) получил взыскания за пьянство, дебоши и т. д.
Пьяные выходки новосибирских чекистов регулярно рассматривались партийным бюро, причём на собраниях звучали предложения "не сажать за такие поступки в подвал, а давать хорошие товарищеские нотации".
В октябре 1926 г. работником полпредства Красновым во время пьяной драки был застрелен секретный сотрудник угрозыска. На партийном собрании говорили о том, что "в уставе партии нет запрета на посещение пивных", а убитый сексот был-де "плохим" человеком.
В итоге подавляющее большинство чекистов постановили - с учётом былых революционных заслуг - оставить убийцу в партии (потом всё же исключили).
Когда весной 1927 г. пьяный оперативник В.П. Стуков случайным выстрелом убил своего коллегу В.Ф. Уральца, его изгнали из партии, поскольку за Стуковым ранее числились и пьянство, и "половая распущенность".
Некоторые сотрудники полпредства страдали не только алкогольной, но и наркотической зависимостью; так, в марте 1928 г. некий Антонов, потрясая служебным удостоверением, требовал в аптеке "возбудительные средства", а после отказа устроил скандал.
Пьяное дебоширство чекистов наблюдалось повсеместно: в конце 1920-х гг. пьянство среди ответственных сотрудников Минусинского окротдела ОГПУ было поголовным, а в июле 1930 г. компания минусинских чекистов в нетрезвом виде учинила в общественном месте скандал и задержала, а потом избила ответственного работника-партийца, пытавшегося стрелять в воздух. Наказание хулиганов оказалось символическим, хотя окружком партии обратил особое внимание на факт зверского избиения задержанного.
Сам полпред Л.М. Заковский, легко сажавший в подвал подчинённых за всяческие лихости, был любителем сладкой жизни. Видный сибирский чекист А.Р. Горский впоследствии говорил: "Вот возьмите Заковского, он более развращён, нежели мы, а он большой начальник. Многоженство и разгульная жизнь у работников ОГПУ - это массовое явление".
Почти сразу в органах ЧК-ОГПУ установился своеобразный и напряжённый распорядок дня. В апреле 1920 г. омские чекисты работали 10-12 часов в сутки: с 10 до 15 и с 18 до 22-24 часов.
Такой режим вызывал недовольство многих первых чекистов, которые манкировали нагрузкой; увеличение рабочего дня стало одной из причин резкой атаки партячейки Омской губчека против коллегии в начале 1920 г.
Борясь за дисциплину, председатель Томской (Новониколаевской) губчека В.Ф. Тиунов 31 января 1920 г. разом уволил за опоздания и низкую работоспособность 10 сотрудников Секретно-оперативного отдела.
В Амурском губотделе, ОГПУ обязательное присутствие оперативников на службе требовалось с 9.00 до 15.30, но начальники сидели на рабочих местах до 16.00-16.30.
К 18.00 чекисты возвращались на работу и сидели до 23.00-24.00. Таким образом, рабочий день продолжался не менее 12 часов, а рабочая неделя составляла 6 дней.
Паёк в июне 1921 г. чекисту-оперативнику полагался в размере 50 % боевого красноармейского и 50 % тылового красноармейского и составлял для Черепановского политбюро Новониколаевской губчека (в месяц):
муки - 17 кг, мяса и рыбы - 4,5 кг, крупы - 2,6 кг, сахара или мёда - 0,9 кг, сливочного масла - 0,9 кг, сухих овощей - 0,5 кг, соли - 0,8 кг, дрожжей - 50 г., чая - 30 г., перца - 20 г., мыла 200 г., спичек - три коробки, курительной бумаги - 5 листов.
Летом 1921 г. зарплата оперработника политбюро составляла 5.800-6.600 руб., у заведующего политбюро - 8.800 руб. Зарплата в 1926-1929 гг. составляла 70-135 рублей у оперативников, 145-183 руб. у начальников отделений окротделов и выше.
Чекисты полпредства жили в общежитиях, где постоянно вспыхивали конфликты друг с другом по причинам взаимной неприязни и низкой культуры. Полпредством периодически объявлялись учебные тревоги, после которых подсчитывалось количество сотрудников появившихся на службе более чем через 20-25 мин., с неисправным оружием либо вообще без такового, с нарушениями в форме одежды и проч.
Условия чекистской работы (ненормированный рабочий день, постоянные разъезды, участие в многочасовых ночных допросах, а также расстрелах) прямо отражались на состоянии здоровья оперативников, многие из которых подорвали свои силы ещё в гражданскую войну.
Так, у начальника СОО Новониколаевской губчека С.А. Евреинова, расстреливавшего сотнями, был психоз, из-за чего ему пришлось покинуть "органы". Начальник ЭКО Алтгубчека С.Б. Овчинников (Аленев) в феврале 1922 г. был уволен по собственному желанию как нервнобольной. В 1929 г. в связи с эпилепсией уволили начальника Ачинского окротдела ОГПУ К.П. Болотного.
В середине 1920-х гг. около сотни чекистов полпредства страдали неврастенией, а ещё у 14 человек психические проблемы были более серьёзными.
В июне 1928 г. Л.М. Заковский отмечал, что у 92 % сотрудников обнаружены заболевания, в основном нервные и сердечные. Назначенный в 1929 г. начальником ДТО ОГПУ Омской железной дороги Ф.М. Платонов жаловался, что его былая рана в голову "отражается на правильной работоспособности мозгов".
Из циркуляра ОГПУ СССР от 15 февраля 1930 г. следовало, что "материалы заболеваемости сотрудников ОГПУ показывают значительное распространение на них психоневрозов, туберкулёза и ревматических заболеваний", которые являются основными причинами увольнения из ОГПУ.
Не любили чекистов в партийной номенклатуре: супруга арестованного видного сотрудника ОДТЧК ст. Барнаул А.Г. Онупрейчика в своих хлопотах за мужа встретила в начальственных кабинетах только пренебрежение.
Давление общественного мнения ощущали все чекисты. Характерно, что жену одного из работников полпредства ОГПУ родственники спрашивали в письме, служит ли ещё её супруг в этом "поганом учреждении"?.
В результате даже руководящие чекисты не всегда считали свою работу привлекательной - и из-за моральных перегрузок, и из-за ощущения изгойства.
В 1924 г., будучи заместителем полпреда ОГПУ по Сибири и отвечая на вопрос партийной переписи относительно желательной отрасли работы, Б.А. Бак заявил, что хотел бы "усовершенства по специальности механика".
Замначальника Бийского окротдела ОГПУ С.Д. Шестаков в конце 1925 г. отмечал "адское желание учиться... на этой почве у меня была целая история просьб, ходатайств и проч., но так ничего и не добился".
Уйти со службы можно было только с согласия парторгов, которые далеко не всегда шли навстречу. Следует отметить, что даже бывшие чекисты в анкетах, даже партийных, скрывали свою службу в "органах".
В литературе 20-х гг. не раз появлялись публикации с яркими описаниями чекистских расстрелов, которые вызывали протест работников Лубянки, видевших в них и вредный абстрактно-гуманистический подход, и расконспирацию методов своей работы.
Сибирский край даже в середине 20-х гг. можно было считать сравнительно спокойным лишь относительно: помимо традиционно шаткого положения в Якутии, где то и дело вспыхивали серьёзные мятежи, в нём активно действовало множество как мелких, так и довольно крупных бандитских шаек и отрядов, фактически контролировавших жизнь значительного числа сельских населённых пунктов в отдалённых районах.
Уровень уголовной преступности оставался очень высоким.
Введение нэпа и легализация частного сектора стимулировали коррупционные преступления, хотя они были очень развиты и при распределительно-уравнительной экономике периода военного коммунизма.
Были распространены контрабанда, подпольная торговля золотом, фальшивомонетничество, действовали многочисленные наркопритоны и публичные дома.
Чекисты активно участвовали в пресечении бандитизма и экономических преступлений, осуществляли мероприятия по линии контрразведки, вели разведывательную деятельность, но основная доля их усилий по-прежнему приходилась на область политического сыска.
С началом наступления на нэп в 1927 г. политические преследования ужесточились, а в 1929 г. приблизились к уровню начала 20-х гг.
Рядовые работники ЧК-ОГПУ то и дело пытались показать своё превосходство советскому, военному или милицейскому начальству: следователи Омской губчека весной 1920 г. требовали партийного суда над не подчинившимся их требованиям снять "николаевский значок" губвоенкомом П.В. Дашкевичем, а сотрудник оперпункта ЧК ст. Черепаново в 1921 г. грозил арестом сделавшему ему замечание начальнику уездной милиции.
Чекисты всегда ходили с оружием, охотно его, угрожая, демонстрировали, а пьяная бесцельная стрельба на улице была одной из самых распространённых причин административных и партийных взысканий.
Основные черты чекистской психологии - ощущение избранности, конспиративность, необыкновенно активная защита корпоративной чести, - культивировались и воспроизводились все советские годы.
Источником постоянной внутренней напряжённости для чекистской психики выступало резкое противоречие между чувством кланового единства, ощущением принадлежности к тайной и могущественной организации, с одной стороны, и жёсткими рамками военизированной системы, частоколом запретов, полной зависимостью от начальства и как следствие - частыми репрессиями против "своих" - с другой.
От чекистов требовалась максимальная бдительность по отношению к коллегам и немедленное сигнализирование о любых подозрительных вещах.
Д.Н. Семёнов, зачисленный в штат Минусинского окротдела ОГПУ весной 1926 г., уже полгода спустя записал в дневнике: "Я знаю, что на основании подлога меня могут арестовать, посадить, может быть, и к стенке, ведь был бы человек, статья-то найдется!".
В чекистской среде существовала апология жертвенности, ибо служба была опасной. Весной 1920 г. в квартиру сотрудника Бийской чека П.П. Пузикова была брошена граната, чьи осколки чудом не задели чекиста.
С ноября 1921 по январь 1922 г. алтайские чекисты потеряли от рук повстанцев не менее шести сотрудников, причём пятеро из них представляли Горно-Алтайское политбюро. В 1921-1923 гг. большие потери в боях с мятежниками понесли чекисты Якутии.
Случались, напротив, и неизбежные проявления малодушия. Циркуляр директора ГПО ДВР А.С. Лаппо в июле 1921 г. доводил до сведения всех чекистов, что в момент налёта отряда Унгерна сотрудники Троицкосавского уездного подотдела в панике разбежались, оставив здание с документами и ценностями. За позорное бегство вместо "честной смерти" все они были преданы полевому суду.
Участковый уполномоченный Якутского облотдела ОГПУ В.И. Халин, храбро присваивавший трофеи, захваченные в ходе борьбы с повстанцами, 3 октября 1927 г., имея в подчинении 6 чел., бежал из с. Петропавловское при приближении отряда М.К. Артемьева из 14 чел., бросив списки информаторов, райсводки и директивы ОГПУ. В сентябре 1928 г. дело на Халина было направлено в Особое совещание при Коллегии ОГПУ.
Обычно чекистов, погибших при исполнении служебных обязанностей, хоронили в почётных местах, в центре города или села. Но в комячейке отделения ДТЧК ст. Барабинск в апреле 1921 г. было вынесено специальное решение "О похоронах труппа сотрудника Быкова", где говорилось:
"Вследствие того, что он застрелил себя сам и принимая во внимание пережитые им жизненные неудачи - человек был с волей, но не развит у него ум - а потому не считать его как жертву борьбы, а похоронить самым обыкновенным образом".
Показательна чистка, проведённая в 1925-1926 гг. в Томском окротделе, где новый начальник С.Л. Гильман за несколько месяцев уволил за пьянство до десятка чекистов, а обслуживавшего Анжерские угольные копи особиста П.В. Левихина выгнал за присвоение денег, предназначенных для агентуры.
Затем за организованное посещение притонов под видом оперативной работы и вооружённое сопротивление милиции было в партийном порядке наказано около десятка работников, хотя было известно, что притон организовали и посещали целых 17 сотрудников ОГПУ, которые одного из коллег, сообщившего о массовом разврате, скомпрометировали и загнали в Нарым.
Как отмечал заведующий агитпропом окружкома партии А.А. Цехер по поводу вскрытого "гнойника", о котором начальник окротдела не поставил в известность окружной комитет ВКП(б), чекисты "имеют слабость следить один за другим и в то же время скрывать, что делается в их аппарате".
В другом подобном случае чекистов очевидным образом "прикрыли". Во время расследования в 1926 г. фактов повального разложения руководства Барабинского округа выяснилось, что пьянствовали, дебоширили и посещали притоны также начальник окротдела ОГПУ М.А. Атенков и один из уполномоченных В.П. Журавлев.
Однако если советское партийное и милицейское начальство округа пошло под суд, то Атенков с Журавлёвым отделались партийными взысканиями и понижением в должности.
Вот красноречивые фрагменты выступления Заковского на заседании ячейки ВКП(б) полпредства ОГПУ 1 июля 1926 г., посвященном борьбе с пьянством:
"Пьянство вошло в обычное явление, пьянствуют с проститутками, разъезжают на автомобилях даже члены бюро ячейки. (…) О пьянках нашего аппарата известно в Москве.
Мне товарищ Ягода говорит: "У вас пьяный аппарат", - и отрицать не приходится. В аппарате есть не спайка, а спойка и самая настоящая. (…) Некоторые пьют, пользуются у частника широким кредитом, им дают вместо одной бутылки - три.
Это считают нормальным, а сообщить об этом считают преступлением. Непьющего товарища начинают избегать. (…) Взяли это Юдина, члена партии с 1905 года, на исправление от пьянки и посадили в ЭКО, а когда он там увидел, что там творится, то последний костюм с себя пропил и ко мне его привели оборвышем и с луковкой во рту; ест он эту луковку и говорит: "Хотя я пью, а садить меня не смей (в подвал под арест)"
(…) Пить можно, но только в своём узком кругу чекистов и не в общественном месте. С исключением т. Верхозина (начальник ЭКО) поторопились, вопрос не обдумали. Его можно бы исправить".
Б.А. Бак добавил красок в описание нравов своих подопечных: "Нынешний год предоставили 50 мест на курорты и дома отдыха а, в результате, чем больше помощи, тем больше пьют.
(…) Пьянство с проститутками на автомобилях нельзя скрыть, автомобили ПП ОГПУ знают все. Если в них ездят с проститутками, будет говорить весь город... Но ещё хуже, когда пьянство проникает в секретную работу.
(…) Создаётся такое положение, что якобы милиция создана для того, чтобы её били пьяные чекисты... Верхозин был канцеляристом, делопроизводителем, выдвинули его на ответственную должность, как работник он хороший, но за пьянку неоднократно тянули (…) я лично потерял надежду на его исправление. Пить до того, чтобы кошек рвать, это никуда не годится".
От алкоголика В.В. Верхозина, которого удалось потом сплавить на Дальний Восток, не отставали и рядовые сотрудники. Только с января 1926 по май 1927 г. 41 коммунист ячейки полпредства (из 180) получил взыскания за пьянство, дебоши и т. д.
Пьяные выходки новосибирских чекистов регулярно рассматривались партийным бюро, причём на собраниях звучали предложения "не сажать за такие поступки в подвал, а давать хорошие товарищеские нотации".
В октябре 1926 г. работником полпредства Красновым во время пьяной драки был застрелен секретный сотрудник угрозыска. На партийном собрании говорили о том, что "в уставе партии нет запрета на посещение пивных", а убитый сексот был-де "плохим" человеком.
В итоге подавляющее большинство чекистов постановили - с учётом былых революционных заслуг - оставить убийцу в партии (потом всё же исключили).
Когда весной 1927 г. пьяный оперативник В.П. Стуков случайным выстрелом убил своего коллегу В.Ф. Уральца, его изгнали из партии, поскольку за Стуковым ранее числились и пьянство, и "половая распущенность".
Некоторые сотрудники полпредства страдали не только алкогольной, но и наркотической зависимостью; так, в марте 1928 г. некий Антонов, потрясая служебным удостоверением, требовал в аптеке "возбудительные средства", а после отказа устроил скандал.
Пьяное дебоширство чекистов наблюдалось повсеместно: в конце 1920-х гг. пьянство среди ответственных сотрудников Минусинского окротдела ОГПУ было поголовным, а в июле 1930 г. компания минусинских чекистов в нетрезвом виде учинила в общественном месте скандал и задержала, а потом избила ответственного работника-партийца, пытавшегося стрелять в воздух. Наказание хулиганов оказалось символическим, хотя окружком партии обратил особое внимание на факт зверского избиения задержанного.
Сам полпред Л.М. Заковский, легко сажавший в подвал подчинённых за всяческие лихости, был любителем сладкой жизни. Видный сибирский чекист А.Р. Горский впоследствии говорил: "Вот возьмите Заковского, он более развращён, нежели мы, а он большой начальник. Многоженство и разгульная жизнь у работников ОГПУ - это массовое явление".
Почти сразу в органах ЧК-ОГПУ установился своеобразный и напряжённый распорядок дня. В апреле 1920 г. омские чекисты работали 10-12 часов в сутки: с 10 до 15 и с 18 до 22-24 часов.
Такой режим вызывал недовольство многих первых чекистов, которые манкировали нагрузкой; увеличение рабочего дня стало одной из причин резкой атаки партячейки Омской губчека против коллегии в начале 1920 г.
Борясь за дисциплину, председатель Томской (Новониколаевской) губчека В.Ф. Тиунов 31 января 1920 г. разом уволил за опоздания и низкую работоспособность 10 сотрудников Секретно-оперативного отдела.
В Амурском губотделе, ОГПУ обязательное присутствие оперативников на службе требовалось с 9.00 до 15.30, но начальники сидели на рабочих местах до 16.00-16.30.
К 18.00 чекисты возвращались на работу и сидели до 23.00-24.00. Таким образом, рабочий день продолжался не менее 12 часов, а рабочая неделя составляла 6 дней.
Паёк в июне 1921 г. чекисту-оперативнику полагался в размере 50 % боевого красноармейского и 50 % тылового красноармейского и составлял для Черепановского политбюро Новониколаевской губчека (в месяц):
муки - 17 кг, мяса и рыбы - 4,5 кг, крупы - 2,6 кг, сахара или мёда - 0,9 кг, сливочного масла - 0,9 кг, сухих овощей - 0,5 кг, соли - 0,8 кг, дрожжей - 50 г., чая - 30 г., перца - 20 г., мыла 200 г., спичек - три коробки, курительной бумаги - 5 листов.
Летом 1921 г. зарплата оперработника политбюро составляла 5.800-6.600 руб., у заведующего политбюро - 8.800 руб. Зарплата в 1926-1929 гг. составляла 70-135 рублей у оперативников, 145-183 руб. у начальников отделений окротделов и выше.
Чекисты полпредства жили в общежитиях, где постоянно вспыхивали конфликты друг с другом по причинам взаимной неприязни и низкой культуры. Полпредством периодически объявлялись учебные тревоги, после которых подсчитывалось количество сотрудников появившихся на службе более чем через 20-25 мин., с неисправным оружием либо вообще без такового, с нарушениями в форме одежды и проч.
Условия чекистской работы (ненормированный рабочий день, постоянные разъезды, участие в многочасовых ночных допросах, а также расстрелах) прямо отражались на состоянии здоровья оперативников, многие из которых подорвали свои силы ещё в гражданскую войну.
Так, у начальника СОО Новониколаевской губчека С.А. Евреинова, расстреливавшего сотнями, был психоз, из-за чего ему пришлось покинуть "органы". Начальник ЭКО Алтгубчека С.Б. Овчинников (Аленев) в феврале 1922 г. был уволен по собственному желанию как нервнобольной. В 1929 г. в связи с эпилепсией уволили начальника Ачинского окротдела ОГПУ К.П. Болотного.
В середине 1920-х гг. около сотни чекистов полпредства страдали неврастенией, а ещё у 14 человек психические проблемы были более серьёзными.
В июне 1928 г. Л.М. Заковский отмечал, что у 92 % сотрудников обнаружены заболевания, в основном нервные и сердечные. Назначенный в 1929 г. начальником ДТО ОГПУ Омской железной дороги Ф.М. Платонов жаловался, что его былая рана в голову "отражается на правильной работоспособности мозгов".
Из циркуляра ОГПУ СССР от 15 февраля 1930 г. следовало, что "материалы заболеваемости сотрудников ОГПУ показывают значительное распространение на них психоневрозов, туберкулёза и ревматических заболеваний", которые являются основными причинами увольнения из ОГПУ.
Не любили чекистов в партийной номенклатуре: супруга арестованного видного сотрудника ОДТЧК ст. Барнаул А.Г. Онупрейчика в своих хлопотах за мужа встретила в начальственных кабинетах только пренебрежение.
Давление общественного мнения ощущали все чекисты. Характерно, что жену одного из работников полпредства ОГПУ родственники спрашивали в письме, служит ли ещё её супруг в этом "поганом учреждении"?.
В результате даже руководящие чекисты не всегда считали свою работу привлекательной - и из-за моральных перегрузок, и из-за ощущения изгойства.
В 1924 г., будучи заместителем полпреда ОГПУ по Сибири и отвечая на вопрос партийной переписи относительно желательной отрасли работы, Б.А. Бак заявил, что хотел бы "усовершенства по специальности механика".
Замначальника Бийского окротдела ОГПУ С.Д. Шестаков в конце 1925 г. отмечал "адское желание учиться... на этой почве у меня была целая история просьб, ходатайств и проч., но так ничего и не добился".
Уйти со службы можно было только с согласия парторгов, которые далеко не всегда шли навстречу. Следует отметить, что даже бывшие чекисты в анкетах, даже партийных, скрывали свою службу в "органах".
В литературе 20-х гг. не раз появлялись публикации с яркими описаниями чекистских расстрелов, которые вызывали протест работников Лубянки, видевших в них и вредный абстрактно-гуманистический подход, и расконспирацию методов своей работы.
Сибирский край даже в середине 20-х гг. можно было считать сравнительно спокойным лишь относительно: помимо традиционно шаткого положения в Якутии, где то и дело вспыхивали серьёзные мятежи, в нём активно действовало множество как мелких, так и довольно крупных бандитских шаек и отрядов, фактически контролировавших жизнь значительного числа сельских населённых пунктов в отдалённых районах.
Уровень уголовной преступности оставался очень высоким.
Введение нэпа и легализация частного сектора стимулировали коррупционные преступления, хотя они были очень развиты и при распределительно-уравнительной экономике периода военного коммунизма.
Были распространены контрабанда, подпольная торговля золотом, фальшивомонетничество, действовали многочисленные наркопритоны и публичные дома.
Чекисты активно участвовали в пресечении бандитизма и экономических преступлений, осуществляли мероприятия по линии контрразведки, вели разведывательную деятельность, но основная доля их усилий по-прежнему приходилась на область политического сыска.
С началом наступления на нэп в 1927 г. политические преследования ужесточились, а в 1929 г. приблизились к уровню начала 20-х гг.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]