1945 год в Германии.
---
"Вскоре после окончания войны наш полк перебросили в город Эрфурт - центр немецкой культуры. Поселили нас на окраине города в хороших казармах, где раньше размещались отборные германские войска.
В первое время мы радовались хорошим условиям - большим светлым комнатам, водоснабжению, канализации, двухэтажным удобным кроватям с чистым бельем и другим удобствам.
Однако вскоре возникли новые интересы - нам захотелось ближе познакомиться с городом и его населением. Но выйти за ограду территории можно было только по пропуску, который давали лишь для выполнения служебных поручений.
Мне повезло. В то время по какой-то причине из нашего дивизиона выбыл автотехник и на меня временно возложили его обязанности.
В звании старшего сержанта я был освобожден от офицерских занятий, а как исполняющий обязанности офицера имел повышенное денежное довольствие и постоянный пропуск на выход с территории казарм.
Вообще-то отношения советских военнослужащих с немцами складывались по-разному. Значительная часть солдат не имела с ними никаких дел, мирно несла свою службу и ждала демобилизации.
Вторая достаточно большая группа солдат и офицеров постоянно общалась с населением, находя в этом определенное удовлетворение любопытства. Иногда, правда, эти отношения переходили грань приличия, но до серьезной уголовщины не доходило.
Однако было и другое. Некоторые военнослужащие распустились, хулиганили, а то и откровенно занимались грабежами и насилием.
По действовавшим в те годы правилам советские войска обеспечивались продовольствием за счет ресурсов побежденной страны. Делалось это в организованном порядке.
Местные комендатуры объезжали сельскохозяйственные районы, устанавливали размер продовольственного налога, периодически его получали и передавали воинским частям. Но иногда наши военнослужащие по собственной инициативе приезжали в деревню и без официального оформления забирали продукты.
Однажды комсорг дивизиона лейтенант Горяев, командир орудия Дурыкин и двое шоферов, катаясь на машине в окрестностях Эрфурта, остановились в деревне попить пива. К ним подошел бургомистр и, заискивающе улыбаясь, начал о чем-то говорить.
Видя, что его не понимают, он послал за переводчицей. Разговор пошел о коровах, курах, колбасе, фруктах и других сельскохозяйственных продуктах.
Наконец ребята сообразили, что с ними обсуждают размер продовольственного налога с этой деревни. Договорились довольно быстро.
И хотя в то время нас кормили вполне прилично, более месяца дважды в неделю они привозили и раздавали всем желающим молоко, яйца, колбасу и прочие продукты.
А Горяев здесь даже обзавелся подругой, которая и спасла веселую компанию. В очередной приезд она встретила машину в нескольких километрах от деревни и испуганно сообщила, что накануне на двух больших автомобилях приезжал комендант, ругал бургомистра, обложил деревню большим налогом и оставил офицера с группой солдат, чтобы задержать артиллеристов. Разумеется, они в этой деревне больше не появлялись.
Еще хуже вел себя шофер Алаев. Он, например, заходил в небольшое кафе, где почтенные бюргеры пили пиво и мирно беседовали или играли в карты, клал на стол пилотку и громко говорил: - Ур!
Дисциплинированные немцы без возражений вынимали из карманов жилеток свои часы и молча их отдавали. В багажнике машины Алаева скопилось несколько десятков карманных часов, которые он потом менял "не глядя", раздавал кому попало, а напившись, развешивал на ветках деревьев и расстреливал из пистолета.
Однажды перед нами была поставлена задача: проверить у населения документы и наличие оружия. Впоследствии это мероприятие получило название "шуровка".
Город был разделен на небольшие участки, и оперативные группы, состоящие из пяти-шести человек, неожиданно для немцев ночью должны были провести повальные обыски. Нашему расчету было поручено обыскать три дома на окраине города.
Подъехали к выделенному участку в полночь. В первом доме дверь открыл пожилой мужчина. Увидев солдат, он так испугался, что потребовалось не менее пяти минут, чтобы привести его в более или менее вменяемое состояние.
В доме находилось шесть человек: старик, две женщины средних лет, четырнадцатилетняя девочка и два мальчика семи-восьми лет. Проверив документы и собрав всех в одной комнате, приступили к обыску.
Надо сказать, что вот так ночью врываться в чужой дом, пугать мирных людей и копаться в их шмотках оказалось делом весьма неприятным. Многие даже не ожидали такого.
Чувствуя себя явно не в своей тарелке, ребята старались не шуметь и даже разговаривали чуть ли не шепотом. Осмотрев комнаты, заглянув на кухню, в туалет и в кладовку, солдаты перешли в нежилую пристройку и уже более спокойно обошли довольно большой сад. Не найдя ничего подозрительного, часа через полтора, извинившись за беспокойство, мы ушли.
В остальных домах общая картина обыска была примерно такой же. Результат бессонной ночи - три ящика какого-то старого вина (один ящик был "конфискован", а два других позже обменены на продукты) и молодая не очень симпатичная немка, тут же предложившая свои услуги, от которых солдаты гордо отказались.
На других участках итоги обысков были схожими: документы в порядке, был найден лишь один немецкий штык-кинжал. Крупно повезло только одному расчету.
В сарае под старой соломой нашли великолепный автомобиль "Хорьх" с восьмицилиндровым двигателем и в полной исправности. Машина досталась командиру дивизии, а хозяином дома, где она была обнаружена, занялся армейский отдел госбезопасности Смерш.
Бензин для "Студебекеров" наш полк получал в Польше, где в то время было много вооруженных банд, нападавших на советских военнослужащих. Поэтому за горючим направляли три машины: две с бочками, а на третьей ехали солдаты с автоматами.
Ночевать остановились в Дрездене, и шоферы пошли посмотреть город, часть которого после бомбежек сохранилась. Возвращаясь к своим машинам, ребята встретили трех девиц, которые громко заявляли: - Их никс курва, их никс б..., их - коммунист. Шоферы конечно же воспользовались этим своеобразным приглашением.
По возвращении в Эрфурт дивизион был переброшен в город Носсен, где нам предстояло демонтировать оборудование одного из заводов "Мессершмитт" и грузить его на платформы для отправки в Советский Союз.
Солдат нашей батареи разместили в бывшем общежитии, а рядом были дома рабочих этого завода, в которых жили их семьи. Сначала немцы избегали общения с нами, но потом отношения стали налаживаться.
Этому способствовал повар Чиринтаев, щедрой рукой угощавший детвору остатками солдатской еды. Здесь и познакомился шофер Володя Елизаров с очаровательной девчушкой лет шестнадцати. Звали ее Торетта (ласкательно - Тореттль).
Первое время Володя просто заигрывал с ней, потом все больше уделял ей внимания и, наконец, влюбился. Все вечера они весело учили друг друга каждый своему языку, о чем-то постоянно разговаривали, часто громко смеялись.
И Елизаров не раз говорил, что они поженятся и он увезет ее домой. Потом что-то произошло. Володя стал грустным и чем-то обеспокоенным.
В конце концов он признался мне, что у него сифилис. Нет, конечно, не от Тореттль - с ней у него ничего не было. Это был результат той мимолетной встречи в Дрездене.
Посоветовавшись, мы решили ничего не говорить начальству, а обратиться к немецким медикам. Скоро врач был найден. Он объяснил, что лечение состоит из трех этапов и длится около семи недель с двумя перерывами.
Первое время все шло хорошо. Володя исправно посещал врача и выполнял все предписания. Его настроение начало улучшаться, и вновь вечерами во дворе общежития раздавался веселый смех Тореттль.
Но вот наступил момент, когда работа в Носсене была закончена и надо было возвращаться в Эрфурт, где в это время находилась наша бригада.
Елизарову оставалось еще несколько дней до завершения второго этапа. Пришлось все рассказать командиру дивизиона. Выслушав шофера, майор как следует его отругал, но остаться на несколько дней разрешил, поручив завершить кое-какие дела.
Быстро пролетели десять дней перерыва, приближался третий, заключительный этап лечения. В это время вовсю набирала силу кампания по наведению дисциплины. На этот раз комдив наотрез отказался отпустить Елизарова, и ему было выписано направление в госпиталь.
Получив необходимые бумаги, Володя вместо госпиталя отправился в Носсен. К несчастью, он нечаянно захватил технический паспорт на свою машину, который потребовался после его отъезда. Выяснив, что Елизаров в госпиталь не явился, майор все понял и приказал мне немедленно его привезти.
Встретившись с другом, я рассказал ему, как обстоят дела. Паспорт он отдал, а вернуться обещал только через пять дней, когда лечение будет завершено. Я пытался убедить его, что майор вынужден будет принять более жесткие меры, но уговоры не помогли.
Как я и ожидал, комдив тут же вызвал самого пакостного командира взвода, объяснил ему положение и дал приказ доставить дезертира. И снова мне было поручено сопровождать его и двух солдат, так как кроме меня никто не знал, где живет Елизаров.
Приехали вечером и остановились в комендатуре города. Воспользовавшись тем, что командир взвода и комендант тут же сели за бутылку, я смотался предупредить Володю. Тот встретил эту новость спокойно и лишь попросил, чтобы за ним пришли часам к десяти утра.
На другой день после завтрака мы двинулись в сторону рабочего поселка. Пошли через железнодорожные пути. Обойдя стоящий состав, натолкнулись на группу взволнованных людей. Перед ними лежало изуродованное тело Воло ди Елизарова.
Один из присутствовавших здесь железнодорожников рассказал, что видел, как этот сержант несколько минут назад бросился под прибывающий на станцию состав. А в Россию пошло официальное письмо: "...погиб от несчастного случая".
Напряжение последних лет вылилось в многочисленные пьянки, автомобильные аварии, дуэли, самоубийства и многие другие нарушения дисциплинарного устава.
На партийно-хозяйственном активе бригады были приведены сведения о том, что за первый год мирной жизни в Германии по разным причинам погибло советских военнослужащих больше, чем за советско-японскую войну 1945 года.
Не поделив одну прекрасную даму, один из офицеров нашего полка вызвал другого на дуэль. На аллее парка секунданты отмерили пятнадцать шагов и с обеих сторон обозначили барьеры.
Дуэлянтам предложили на выбор одинаковые пистолеты, в каждом из которых было по одному патрону. После сигнала и сближения почти одновременно прозвучали выстрелы.
Итог? Двое раненых (один в плечо, другой в живот) отправлены в госпиталь, а после выздоровления все участники дуэли, включая секундантов и фельдшера, понижены в звании и демобилизованы.
В то время среди наших войск начали быстро распространяться венерические заболевания, и в Веймаре, на территории бывшего немецкого концлагеря, появился венерический госпиталь, который наши ребята назвали "Голубая дивизия".
Как-то раз после отбоя меня вызвал дежурный по части. Рядом с ним стоял незнакомый солдат, доставивший бумагу, в которой меня вызывали в отдел Смерша.
До штаба бригады, где он размещался, нужно было пройти по городу несколько кварталов. Я шел впереди, а чуть сзади конвоир с карабином. По дороге напряженно соображал, что могло быть причиной ночного вызова.
Но при любых обстоятельствах ждать ничего хорошего от военной контрразведки было нельзя. В здании штаба поднялись на второй этаж, где стоял часовой. Мне велели сесть на скамейку и ждать, а конвоир удалился куда-то по коридору.
Через полчаса меня вызвали. В комнате сидел лейтенант, который сразу же, не глядя на меня, начал задавать вопросы:
- Когда вы последний раз видели рядового Шилова?
Вопрос был неожиданным. Шилов был моим подчиненным. Его отправили в санбат с подозрением на заболевание сифилисом.
- Две недели назад. Из части он, по приказу командира дивизиона, отбыл в госпиталь, и больше я его не видел.
- Не видели? - переспросил лейтенант.
- Не видел! - твердо ответил я.
Лейтенант первый раз внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Шилов в госпиталь не явился. Мародерствовал. Сейчас он арестован и просит принести ему туалетные принадлежности и личные вещи. Вот список. Вы свободны. Можете идти.
Спустя месяц над Шиловым состоялся показательный процесс военного трибунала, из которого стали ясны подробности его похождений.
В госпиталь он не пошел и некоторое время болтался по городу. Ночевал у разных женщин, а продукты и вино отбирал у продавцов небольших лавок.
Пару раз его задерживали патрули, но на вопрос о документах он отвечал: Я - сифилитик. Сейчас как плюну! И патруль немедленно исчезал. Задержали Шилова случайно. Стоя на шоссе с пистолетом в руке, он остановил машину и потребовал отвезти его в город.
Сидевший сзади майор, видя пьяного солдата, подвинулся и предложил сесть рядом. Через десять минут Шилов задремал, а майор юстиции, оказавшийся прокурором нашей бригады, доставил его в комендатуру.
Военный трибунал, заседавший в нашей части, приговорил Шилова к пяти годам исправительно-трудовых работ. А мне надолго запомнился этот ночной вызов в отдел Смерша..." - из воспоминаний ст.сержанта 236-го Померанского гаубичного артиллерийского полка С.Г. Стопалова.
В первое время мы радовались хорошим условиям - большим светлым комнатам, водоснабжению, канализации, двухэтажным удобным кроватям с чистым бельем и другим удобствам.
Однако вскоре возникли новые интересы - нам захотелось ближе познакомиться с городом и его населением. Но выйти за ограду территории можно было только по пропуску, который давали лишь для выполнения служебных поручений.
Мне повезло. В то время по какой-то причине из нашего дивизиона выбыл автотехник и на меня временно возложили его обязанности.
В звании старшего сержанта я был освобожден от офицерских занятий, а как исполняющий обязанности офицера имел повышенное денежное довольствие и постоянный пропуск на выход с территории казарм.
Вообще-то отношения советских военнослужащих с немцами складывались по-разному. Значительная часть солдат не имела с ними никаких дел, мирно несла свою службу и ждала демобилизации.
Вторая достаточно большая группа солдат и офицеров постоянно общалась с населением, находя в этом определенное удовлетворение любопытства. Иногда, правда, эти отношения переходили грань приличия, но до серьезной уголовщины не доходило.
Однако было и другое. Некоторые военнослужащие распустились, хулиганили, а то и откровенно занимались грабежами и насилием.
По действовавшим в те годы правилам советские войска обеспечивались продовольствием за счет ресурсов побежденной страны. Делалось это в организованном порядке.
Местные комендатуры объезжали сельскохозяйственные районы, устанавливали размер продовольственного налога, периодически его получали и передавали воинским частям. Но иногда наши военнослужащие по собственной инициативе приезжали в деревню и без официального оформления забирали продукты.
Однажды комсорг дивизиона лейтенант Горяев, командир орудия Дурыкин и двое шоферов, катаясь на машине в окрестностях Эрфурта, остановились в деревне попить пива. К ним подошел бургомистр и, заискивающе улыбаясь, начал о чем-то говорить.
Видя, что его не понимают, он послал за переводчицей. Разговор пошел о коровах, курах, колбасе, фруктах и других сельскохозяйственных продуктах.
Наконец ребята сообразили, что с ними обсуждают размер продовольственного налога с этой деревни. Договорились довольно быстро.
И хотя в то время нас кормили вполне прилично, более месяца дважды в неделю они привозили и раздавали всем желающим молоко, яйца, колбасу и прочие продукты.
А Горяев здесь даже обзавелся подругой, которая и спасла веселую компанию. В очередной приезд она встретила машину в нескольких километрах от деревни и испуганно сообщила, что накануне на двух больших автомобилях приезжал комендант, ругал бургомистра, обложил деревню большим налогом и оставил офицера с группой солдат, чтобы задержать артиллеристов. Разумеется, они в этой деревне больше не появлялись.
Еще хуже вел себя шофер Алаев. Он, например, заходил в небольшое кафе, где почтенные бюргеры пили пиво и мирно беседовали или играли в карты, клал на стол пилотку и громко говорил: - Ур!
Дисциплинированные немцы без возражений вынимали из карманов жилеток свои часы и молча их отдавали. В багажнике машины Алаева скопилось несколько десятков карманных часов, которые он потом менял "не глядя", раздавал кому попало, а напившись, развешивал на ветках деревьев и расстреливал из пистолета.
Однажды перед нами была поставлена задача: проверить у населения документы и наличие оружия. Впоследствии это мероприятие получило название "шуровка".
Город был разделен на небольшие участки, и оперативные группы, состоящие из пяти-шести человек, неожиданно для немцев ночью должны были провести повальные обыски. Нашему расчету было поручено обыскать три дома на окраине города.
Подъехали к выделенному участку в полночь. В первом доме дверь открыл пожилой мужчина. Увидев солдат, он так испугался, что потребовалось не менее пяти минут, чтобы привести его в более или менее вменяемое состояние.
В доме находилось шесть человек: старик, две женщины средних лет, четырнадцатилетняя девочка и два мальчика семи-восьми лет. Проверив документы и собрав всех в одной комнате, приступили к обыску.
Надо сказать, что вот так ночью врываться в чужой дом, пугать мирных людей и копаться в их шмотках оказалось делом весьма неприятным. Многие даже не ожидали такого.
Чувствуя себя явно не в своей тарелке, ребята старались не шуметь и даже разговаривали чуть ли не шепотом. Осмотрев комнаты, заглянув на кухню, в туалет и в кладовку, солдаты перешли в нежилую пристройку и уже более спокойно обошли довольно большой сад. Не найдя ничего подозрительного, часа через полтора, извинившись за беспокойство, мы ушли.
В остальных домах общая картина обыска была примерно такой же. Результат бессонной ночи - три ящика какого-то старого вина (один ящик был "конфискован", а два других позже обменены на продукты) и молодая не очень симпатичная немка, тут же предложившая свои услуги, от которых солдаты гордо отказались.
На других участках итоги обысков были схожими: документы в порядке, был найден лишь один немецкий штык-кинжал. Крупно повезло только одному расчету.
В сарае под старой соломой нашли великолепный автомобиль "Хорьх" с восьмицилиндровым двигателем и в полной исправности. Машина досталась командиру дивизии, а хозяином дома, где она была обнаружена, занялся армейский отдел госбезопасности Смерш.
Бензин для "Студебекеров" наш полк получал в Польше, где в то время было много вооруженных банд, нападавших на советских военнослужащих. Поэтому за горючим направляли три машины: две с бочками, а на третьей ехали солдаты с автоматами.
Ночевать остановились в Дрездене, и шоферы пошли посмотреть город, часть которого после бомбежек сохранилась. Возвращаясь к своим машинам, ребята встретили трех девиц, которые громко заявляли: - Их никс курва, их никс б..., их - коммунист. Шоферы конечно же воспользовались этим своеобразным приглашением.
По возвращении в Эрфурт дивизион был переброшен в город Носсен, где нам предстояло демонтировать оборудование одного из заводов "Мессершмитт" и грузить его на платформы для отправки в Советский Союз.
Солдат нашей батареи разместили в бывшем общежитии, а рядом были дома рабочих этого завода, в которых жили их семьи. Сначала немцы избегали общения с нами, но потом отношения стали налаживаться.
Этому способствовал повар Чиринтаев, щедрой рукой угощавший детвору остатками солдатской еды. Здесь и познакомился шофер Володя Елизаров с очаровательной девчушкой лет шестнадцати. Звали ее Торетта (ласкательно - Тореттль).
Первое время Володя просто заигрывал с ней, потом все больше уделял ей внимания и, наконец, влюбился. Все вечера они весело учили друг друга каждый своему языку, о чем-то постоянно разговаривали, часто громко смеялись.
И Елизаров не раз говорил, что они поженятся и он увезет ее домой. Потом что-то произошло. Володя стал грустным и чем-то обеспокоенным.
В конце концов он признался мне, что у него сифилис. Нет, конечно, не от Тореттль - с ней у него ничего не было. Это был результат той мимолетной встречи в Дрездене.
Посоветовавшись, мы решили ничего не говорить начальству, а обратиться к немецким медикам. Скоро врач был найден. Он объяснил, что лечение состоит из трех этапов и длится около семи недель с двумя перерывами.
Первое время все шло хорошо. Володя исправно посещал врача и выполнял все предписания. Его настроение начало улучшаться, и вновь вечерами во дворе общежития раздавался веселый смех Тореттль.
Но вот наступил момент, когда работа в Носсене была закончена и надо было возвращаться в Эрфурт, где в это время находилась наша бригада.
Елизарову оставалось еще несколько дней до завершения второго этапа. Пришлось все рассказать командиру дивизиона. Выслушав шофера, майор как следует его отругал, но остаться на несколько дней разрешил, поручив завершить кое-какие дела.
Быстро пролетели десять дней перерыва, приближался третий, заключительный этап лечения. В это время вовсю набирала силу кампания по наведению дисциплины. На этот раз комдив наотрез отказался отпустить Елизарова, и ему было выписано направление в госпиталь.
Получив необходимые бумаги, Володя вместо госпиталя отправился в Носсен. К несчастью, он нечаянно захватил технический паспорт на свою машину, который потребовался после его отъезда. Выяснив, что Елизаров в госпиталь не явился, майор все понял и приказал мне немедленно его привезти.
Встретившись с другом, я рассказал ему, как обстоят дела. Паспорт он отдал, а вернуться обещал только через пять дней, когда лечение будет завершено. Я пытался убедить его, что майор вынужден будет принять более жесткие меры, но уговоры не помогли.
Как я и ожидал, комдив тут же вызвал самого пакостного командира взвода, объяснил ему положение и дал приказ доставить дезертира. И снова мне было поручено сопровождать его и двух солдат, так как кроме меня никто не знал, где живет Елизаров.
Приехали вечером и остановились в комендатуре города. Воспользовавшись тем, что командир взвода и комендант тут же сели за бутылку, я смотался предупредить Володю. Тот встретил эту новость спокойно и лишь попросил, чтобы за ним пришли часам к десяти утра.
На другой день после завтрака мы двинулись в сторону рабочего поселка. Пошли через железнодорожные пути. Обойдя стоящий состав, натолкнулись на группу взволнованных людей. Перед ними лежало изуродованное тело Воло ди Елизарова.
Один из присутствовавших здесь железнодорожников рассказал, что видел, как этот сержант несколько минут назад бросился под прибывающий на станцию состав. А в Россию пошло официальное письмо: "...погиб от несчастного случая".
Напряжение последних лет вылилось в многочисленные пьянки, автомобильные аварии, дуэли, самоубийства и многие другие нарушения дисциплинарного устава.
На партийно-хозяйственном активе бригады были приведены сведения о том, что за первый год мирной жизни в Германии по разным причинам погибло советских военнослужащих больше, чем за советско-японскую войну 1945 года.
Не поделив одну прекрасную даму, один из офицеров нашего полка вызвал другого на дуэль. На аллее парка секунданты отмерили пятнадцать шагов и с обеих сторон обозначили барьеры.
Дуэлянтам предложили на выбор одинаковые пистолеты, в каждом из которых было по одному патрону. После сигнала и сближения почти одновременно прозвучали выстрелы.
Итог? Двое раненых (один в плечо, другой в живот) отправлены в госпиталь, а после выздоровления все участники дуэли, включая секундантов и фельдшера, понижены в звании и демобилизованы.
В то время среди наших войск начали быстро распространяться венерические заболевания, и в Веймаре, на территории бывшего немецкого концлагеря, появился венерический госпиталь, который наши ребята назвали "Голубая дивизия".
Как-то раз после отбоя меня вызвал дежурный по части. Рядом с ним стоял незнакомый солдат, доставивший бумагу, в которой меня вызывали в отдел Смерша.
До штаба бригады, где он размещался, нужно было пройти по городу несколько кварталов. Я шел впереди, а чуть сзади конвоир с карабином. По дороге напряженно соображал, что могло быть причиной ночного вызова.
Но при любых обстоятельствах ждать ничего хорошего от военной контрразведки было нельзя. В здании штаба поднялись на второй этаж, где стоял часовой. Мне велели сесть на скамейку и ждать, а конвоир удалился куда-то по коридору.
Через полчаса меня вызвали. В комнате сидел лейтенант, который сразу же, не глядя на меня, начал задавать вопросы:
- Когда вы последний раз видели рядового Шилова?
Вопрос был неожиданным. Шилов был моим подчиненным. Его отправили в санбат с подозрением на заболевание сифилисом.
- Две недели назад. Из части он, по приказу командира дивизиона, отбыл в госпиталь, и больше я его не видел.
- Не видели? - переспросил лейтенант.
- Не видел! - твердо ответил я.
Лейтенант первый раз внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Шилов в госпиталь не явился. Мародерствовал. Сейчас он арестован и просит принести ему туалетные принадлежности и личные вещи. Вот список. Вы свободны. Можете идти.
Спустя месяц над Шиловым состоялся показательный процесс военного трибунала, из которого стали ясны подробности его похождений.
В госпиталь он не пошел и некоторое время болтался по городу. Ночевал у разных женщин, а продукты и вино отбирал у продавцов небольших лавок.
Пару раз его задерживали патрули, но на вопрос о документах он отвечал: Я - сифилитик. Сейчас как плюну! И патруль немедленно исчезал. Задержали Шилова случайно. Стоя на шоссе с пистолетом в руке, он остановил машину и потребовал отвезти его в город.
Сидевший сзади майор, видя пьяного солдата, подвинулся и предложил сесть рядом. Через десять минут Шилов задремал, а майор юстиции, оказавшийся прокурором нашей бригады, доставил его в комендатуру.
Военный трибунал, заседавший в нашей части, приговорил Шилова к пяти годам исправительно-трудовых работ. А мне надолго запомнился этот ночной вызов в отдел Смерша..." - из воспоминаний ст.сержанта 236-го Померанского гаубичного артиллерийского полка С.Г. Стопалова.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]