Морские смертники. 1944 - 45 г.
---
"10 июля я узнал о падении острова Сайпан и гибели на нем адмирала Нагумо. К этому времени я был назначен начальником новой Торпедной школы в Каватане, недалеко от Сасебо. Мною было получено секретное указание готовить курсантов к боям у побережья Японии.
Между тем, высадка американцев 20 октября в заливе Лейте привела к серии морских сражений, в которых с нашим флотом было практически покончено. 27 октября было передано беспрецедентное коммюнике о формировании "Корпуса Камикадзе" - добровольных смертников.
А затем в школе появился мой старый друг капитан 1-го ранга Мияцаки. Он привез новые методики подготовки курсантов. В них шла речь о формировании отрядов "Шиньо" (Океанские Акулы) и "Фукуруи" (Подводные драконы). Фактически это были морские аналоги корпуса камикадзе.
"Океанские акулы" являлись водителями деревянных катеров, начиненных взрывчаткой, на которых они должны были врезаться в корабли противника. "Подводные драконы" были боевыми пловцами, которые в легководолазном снаряжении должны были ожидать подхода противника к местам высадки, находясь в заранее выставленных воздушных колоколах, а затем взрываться под днищем вражеских кораблей.
Катера и подлодка для камикадзе.
Во всех боях для меня самым важным было сохранить людей, а потому я категорически отказался обучать курсантов по подобным методикам. Мияцаки не согласился со мной.
- Я долго и мучительно думал обо всем этом, Хара. И я хочу все честно объяснить курсантам. Я расскажу им, как погибли моряки на моем эсминце, несмотря на все их мастерство и долгие годы боевого опыта. Теперь мы истекаем кровью на Филиппинах. Любого вступающего в бой ждет смерть.
Преимущество противника таково, что простыми методами его уже не остановить. Летчики пошли добровольцами в камикадзе, когда узнали, что 500 их товарищей с сотнями часов боевого опыта воздушных боев были перешлепаны, подобно мухам, в сражении у Марианских островов.
Вы знаете, как гибнут наши корабли один за другим. Боевой "Самидаре" потоплен подводной лодкой! Вы понимаете - лодка топит эсминец! Мышь съедает кота! "Сирацуи" столкнулся с танкером и затонул со всем экипажем.
Ваш старый "Сигуре", хотя и уцелел в Лейте, став единственным спасшимся кораблем из всего отряда Нисимуры, но его час скоро настанет... Разве это война? Это уже бойня. Если мы хотим остановить американцев, мы должны сознательно идти на гибель, ценой каждой своей жизни уничтожая сотни врагов.
На следующее утро я собрал всю школу и объявил курсантам о формировании отрядов морских смертников. Я напомнил им, что они поступили в школу, чтобы стать членами экипажей торпедных катеров. Никто не может принудить их стать смертниками.
Они сами должны добровольно решить этот вопрос без какого-либо давления. Я предупредил их, что буду находиться у себя в кабинете всю ночь и принимать их заявления. Никто не будет задавать вопросов, почему вы сделали свой выбор так, а не иначе.
В школе обучалось 400 курсантов. Все они до четырех часов ночи прошли через мой кабинет, принося листок бумаги со своей фамилией и выбором. 200 человек решили остаться на торпедных катерах, 150 добровольно вызвались стать катерниками-смертниками, а 50 - "Подводными драконами".
Несмотря на свое грозное название, "Океанские акулы" оказались совершенно неэффективным оружием. Еще более бесполезными стали "Подводные драконы". Столь первобытными методами невозможно было бороться с противником, оснащенным по последнему слову науки и техники для ведения современной войны.
Все это просто разрывало мое сердце. Я впал в хроническую депрессию, из которой был единственный выход - запой. Я не знаю, чем бы вообще это кончилось для меня, если бы 20 декабря 1944 года не был получен приказ сдать командование школой Мияцаки, а самому вступить в командование легким крейсером "Яхаги". Это был мой самый счастливый день в этом ужасном году.
Мне трудно передать свое ликование, когда 22 декабря 1944 года я поднялся по трапу легкого крейсера "Яхаги", стоявшего в гавани Сасебо. Я возвращался в родную стихию, имея шанс снова сражаться с врагом, забыв все разочарования и интриги береговой службы.
Крейсер только что вернулся из катастрофического по своим последствиям для нас боя в заливе Лейте, где был флагманским кораблем группы поддержки 2-го флота вице-адмирала Такео Курита. Подробности этого боя были пока что неизвестны даже его участникам. Но многие уже знали, что японский флот был разбит, и Соединенные Штаты снова захватили Филиппинский архипелаг.
Когда 25 октября адмирал Курита, нанеся тяжелые повреждения соединению эскортных авианосцев противника, неожиданно начал свое знаменитое отступление, не сумев сорвать высадку американцев в заливе Лейте, "Яхаги" с тремя эсминцами были примерно в 10 милях от места боя.
Контр-адмирал Сусуму Кимура, командир 10-й эскадры эсминцев, в которую входил "Яхаги" и шесть эскадренных миноносцев, после боя был смещен со своего поста. Он был прекрасным моряком, но не бойцом.
Нежелание Кимуры сражаться было ясно продемонстрировано еще в ноябре 1942 года у Гуадалканала, когда его легкий крейсер "Нагара", хитро маневрируя, никак не мог сблизиться с противником, в то время как остальные корабли сражались с американцами на дистанции прямой наводки.
Использование Кимуры после этого в таком важном сражении, как Лейте, прекрасно иллюстрирует, хотя и не объясняет, таинственные процессы мышления нашего высшего командования. Но еще более серьезной ошибкой было оставление на командных постах адмиралов Куриты и Одзавы.
Оба адмирала пережили войну и живы до сих пор. Мне бы не хотелось критиковать этих безусловно честных и мужественных людей, но я убежден, что назначение на высокие командные посты этих двух пожилых и уставших адмиралов явилось главным фактором нашего катастрофического поражения в заливе Лейте.
Курита показал свою вопиющую некомпетентность еще когда повел свой 2-й флот в Рабаул, чтобы подставить его там под удар американской авиации. Но, несмотря на это, он, подобно Одзаве, удержался на своей должности.
В результате оба адмирала командовали силами нашего флота в сражении у Марианских островов 19 июня 1944 года, еще раз продемонстрировав свою бездарность. Но по причинам, которые я так и не понял до сих пор, оба остались на своих должностях и после поражения у Мариан.
Огромная ответственность лежит и на главнокомандующем Объединенным флотом адмирале Соему Тойода. Прибыв 18 октября в Японию с Формозы, он управлял боем сначала из Иокосуки, а затем переехал на 30 миль от побережья в курортное местечко Хиеши, откуда продолжал выполнять свои обязанности главкома.
Таким образом, эта фантастическая операция была запланирована и управлялась с суши адмиралом, который никогда в жизни не участвовал ни в одном морском бою. С потерей острова Сайпан Япония фактически уже проиграла войну. После этого наши линкоры и тяжелые крейсеры были просто брошены на заклание в заливе Лейте.
В тот день, когда я прибыл на "Яхаги", Курита был, наконец, снят со своего поста и заменен вице-адмиралом Сейичи Ито. Подобно многим другим решениям, принимаемым в то время на высшем уровне, это также ошеломило меня. С самого начала войны Ито постоянно служил в Морском Генеральном Штабе, ни одного дня не проведя в море и не имея никакого боевого опыта.
5 апреля премьер-министр страны генерал Куниаки Койсо ушел со своего поста и был заменен отставным адмиралом Кантаро Судзуки. В тот же день Советский Союз уведомил Японию, что не собирается продлевать договор о ненападении.
Совещание началось ровно в полдень. Адмирал Комура обратился к группе командиров кораблей: - Господа, вы все видели сигнал о начале операции "Тен-го". Начальник штаба Объединенного флота вице-адмирал Руйносуке Кусака только что прибыл из Ка-нойи на совещание с флагманами нашего флота.
Слушая адмирала, мы - четыре капитана 1-го ранга и восемь капитанов 2-го ранга - хранили мертвое молчание. После короткой паузы Комура продолжал:
- Оперативная формула, предложенная адмиралом Кусака, настолько экстраординарна, что я даже не знаю, что сказать. Высшее командование хочет, чтобы 2-й флот вышел к Окинаве без прикрытия с воздуха, с запасом топлива, достаточным только для похода к Окинаве, то есть на один конец.
Другими словами, командование хочет использовать нас как камикадзе. Даже не как камикадзе, а хуже, поскольку у летчиков-камикадзе все-таки есть хороший шанс поразить стоящую цель. Я сказал адмиралу Кусака, что наш маленький флот не имеет вообще никаких шансов против мощных соединений противника, так что предложенная им операция просто является самоубийственной.
Аруга и Моришита согласились со мной. Адмирал Ито не сказал ничего, так что я не знаю его мнения. Как вам известно, я был начальником штаба у Одзавы, когда мы выполняли роль приманки у Филиппин и потеряли четыре авианосца. Я достаточно в этой войне водил наших моряков фактически на верную смерть.
Но до сих пор это было все-таки во имя чего-то. А тут мне предлагают просто со всей эскадрой совершить самоубийство. Я не очень боюсь смерти, но вести на совершенно бессмысленную гибель своих моряков не хочу. В итоге, я попросил адмирала Кусака отсрочить приказ, пока я не узнаю мнение моих командиров.
С этими словами Комура замолчал, сжав зубы и закрыв наполненные слезами глаза. Наступило напряженное молчание, которое я хотел уж было прервать, как поднялся капитан 1-го ранга Ейичи Синтани, который за год до этого сменил моего друга Миязаки на посту командира 17-го дивизиона эсминцев. Он спросил: - Кусака хочет навязать нам этот приказ?
Комура покачал головой - Никто не может приказать другому убить себя. Кусака вообще ни о каком приказе не говорил. Даже если у него и есть приказ, он о нем не упоминал. Он только высказал свое мнение и попросил высказать наши идеи и замечания.
Кусака сам старался побудить адмиралов узнать точку зрения своих офицеров. Но поскольку приказ был беспрецедентным, он мог быть выполнен только если бы был принят. Но независимо от всего, все мы отлично знали, что приказ в Императорском флоте является безоговорочным и не подлежит обсуждению.
Вернувшись на "Яхаги", я собрал на баке всех офицеров и старшин. Я объяснил им суть полученного приказа, внимательно вглядываясь в лица каждого из них. В воздухе, конечно, чувствовалась напряженность, но к моему удивлению и облегчению, ни на одном лице я не заметил признаков страха или отчаяния.
В заключение я сказал: - Как вы понимаете, полученный нами приказ, мягко говоря, не совсем обычен. Поэтому я хочу вам разъяснить следующее. Если кто-нибудь из вас считает, что для него будет лучше пропустить этот поход, вы можете покинуть корабль вместе с курсантами, больными и прочими, кого мы посчитаем негодными для выполнения предстоящей задачи. Поэтому немедленно представьте мне в каюту списки всех, кого предстоит списать с корабля.
Мне не доставляла ни малейшего удовольствия перспектива вести на верную смерть почти 1000 человек. Я искренне ждал списка списанных и хотел, чтобы он был побольше, а потому был удивлен, когда, войдя ко мне в каюту, мой старпом капитан 2-го ранга Учино доложил:
- Командир, вот список. Здесь 22 курсанта и 15 больных.
- И это все, Учино? - спросил я. - И никто из экипажа не захотел оставить корабль?
- Нет, командир. Все хотят остаться и разделить судьбу друг друга.
Я поднялся на палубу, где были построены тридцать семь человек, списанных с корабля. - Вам приказано, - объявил я, - оставить корабль немедленно. Я уверен, что все вы еще получите шанс сражаться за дело нашей страны. Прощайте!
Когда я повернулся, чтобы уйти, совсем еще юный курсант выскочил из строя с криком: - Господин капитан 1-го ранга, пожалуйста, разрешите мне остаться. Я не буду для вас обузой. Я сделаю все, что мне прикажут. Другой курсант плакал навзрыд. - Вы нас гоните, потому что думаете, что курсанты не умеют ничего. Оставьте меня хотя бы чистить гальюны.
И тут уже весь строй взорвался аналогичными просьбами. Чтобы прекратить это, я железным голосом объявил: - Есть приказ сохранить ваши жизни, жизни командиров будущего флота. Марш на берег!
Вечером мы пригласили на борт крейсера трех командиров дивизионов и восемь командиров эсминцев на прощальную пирушку. Адмирал Комура, став в данном случае гостеприимном хозяином, забыв печали и волнения, выставил из казенных запасов огромное количество саке.
Он лично наполнял всем бокалы, и наша пирушка быстро превратилась в пьянку, где каждый старался расслабиться и от души повеселиться. Мы громко хохотали над старыми, заезженными анекдотами, пели песни, показывали фокусы, демонстрируя незаурядную ловкость рук.
Все это сопровождалось криками восторга и аплодисментами. Между тем запасы саке истощались, а пьяным никто не был. Алкоголь не брал никого. Веселье было какое-то неестественное.
В итоге, уже где-то к 22:00 стали расходиться, оставив на столе 30 больших пустых бутылок из-под саке. Все были до противного трезвы, когда спускались по трапу на ожидавшие их шлюпки, чтобы разъехаться по своим кораблям.
Какое-то непонятное чувство счастья и восторга охватило меня. Огромное количество выпитого алкоголя начало наконец действовать, я почувствовал головокружение, покачнулся и внезапно стал совершенно пьяным.
Слезы потекли по моим щекам, я прильнул к надстройке и закричал: - Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай! Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай! Это было последнее, что я запомнил из этой незабываемой ночи. Учино дотащил меня до каюты, где я рухнул на койку." - из воспоминаний капитана 1-го ранга Хара Тамеичи.
Хара Тамеичи.
Между тем, высадка американцев 20 октября в заливе Лейте привела к серии морских сражений, в которых с нашим флотом было практически покончено. 27 октября было передано беспрецедентное коммюнике о формировании "Корпуса Камикадзе" - добровольных смертников.
А затем в школе появился мой старый друг капитан 1-го ранга Мияцаки. Он привез новые методики подготовки курсантов. В них шла речь о формировании отрядов "Шиньо" (Океанские Акулы) и "Фукуруи" (Подводные драконы). Фактически это были морские аналоги корпуса камикадзе.
"Океанские акулы" являлись водителями деревянных катеров, начиненных взрывчаткой, на которых они должны были врезаться в корабли противника. "Подводные драконы" были боевыми пловцами, которые в легководолазном снаряжении должны были ожидать подхода противника к местам высадки, находясь в заранее выставленных воздушных колоколах, а затем взрываться под днищем вражеских кораблей.
Катера и подлодка для камикадзе.
Во всех боях для меня самым важным было сохранить людей, а потому я категорически отказался обучать курсантов по подобным методикам. Мияцаки не согласился со мной.
- Я долго и мучительно думал обо всем этом, Хара. И я хочу все честно объяснить курсантам. Я расскажу им, как погибли моряки на моем эсминце, несмотря на все их мастерство и долгие годы боевого опыта. Теперь мы истекаем кровью на Филиппинах. Любого вступающего в бой ждет смерть.
Преимущество противника таково, что простыми методами его уже не остановить. Летчики пошли добровольцами в камикадзе, когда узнали, что 500 их товарищей с сотнями часов боевого опыта воздушных боев были перешлепаны, подобно мухам, в сражении у Марианских островов.
Вы знаете, как гибнут наши корабли один за другим. Боевой "Самидаре" потоплен подводной лодкой! Вы понимаете - лодка топит эсминец! Мышь съедает кота! "Сирацуи" столкнулся с танкером и затонул со всем экипажем.
Ваш старый "Сигуре", хотя и уцелел в Лейте, став единственным спасшимся кораблем из всего отряда Нисимуры, но его час скоро настанет... Разве это война? Это уже бойня. Если мы хотим остановить американцев, мы должны сознательно идти на гибель, ценой каждой своей жизни уничтожая сотни врагов.
На следующее утро я собрал всю школу и объявил курсантам о формировании отрядов морских смертников. Я напомнил им, что они поступили в школу, чтобы стать членами экипажей торпедных катеров. Никто не может принудить их стать смертниками.
Они сами должны добровольно решить этот вопрос без какого-либо давления. Я предупредил их, что буду находиться у себя в кабинете всю ночь и принимать их заявления. Никто не будет задавать вопросов, почему вы сделали свой выбор так, а не иначе.
В школе обучалось 400 курсантов. Все они до четырех часов ночи прошли через мой кабинет, принося листок бумаги со своей фамилией и выбором. 200 человек решили остаться на торпедных катерах, 150 добровольно вызвались стать катерниками-смертниками, а 50 - "Подводными драконами".
Несмотря на свое грозное название, "Океанские акулы" оказались совершенно неэффективным оружием. Еще более бесполезными стали "Подводные драконы". Столь первобытными методами невозможно было бороться с противником, оснащенным по последнему слову науки и техники для ведения современной войны.
Все это просто разрывало мое сердце. Я впал в хроническую депрессию, из которой был единственный выход - запой. Я не знаю, чем бы вообще это кончилось для меня, если бы 20 декабря 1944 года не был получен приказ сдать командование школой Мияцаки, а самому вступить в командование легким крейсером "Яхаги". Это был мой самый счастливый день в этом ужасном году.
Мне трудно передать свое ликование, когда 22 декабря 1944 года я поднялся по трапу легкого крейсера "Яхаги", стоявшего в гавани Сасебо. Я возвращался в родную стихию, имея шанс снова сражаться с врагом, забыв все разочарования и интриги береговой службы.
Крейсер только что вернулся из катастрофического по своим последствиям для нас боя в заливе Лейте, где был флагманским кораблем группы поддержки 2-го флота вице-адмирала Такео Курита. Подробности этого боя были пока что неизвестны даже его участникам. Но многие уже знали, что японский флот был разбит, и Соединенные Штаты снова захватили Филиппинский архипелаг.
Когда 25 октября адмирал Курита, нанеся тяжелые повреждения соединению эскортных авианосцев противника, неожиданно начал свое знаменитое отступление, не сумев сорвать высадку американцев в заливе Лейте, "Яхаги" с тремя эсминцами были примерно в 10 милях от места боя.
Контр-адмирал Сусуму Кимура, командир 10-й эскадры эсминцев, в которую входил "Яхаги" и шесть эскадренных миноносцев, после боя был смещен со своего поста. Он был прекрасным моряком, но не бойцом.
Нежелание Кимуры сражаться было ясно продемонстрировано еще в ноябре 1942 года у Гуадалканала, когда его легкий крейсер "Нагара", хитро маневрируя, никак не мог сблизиться с противником, в то время как остальные корабли сражались с американцами на дистанции прямой наводки.
Использование Кимуры после этого в таком важном сражении, как Лейте, прекрасно иллюстрирует, хотя и не объясняет, таинственные процессы мышления нашего высшего командования. Но еще более серьезной ошибкой было оставление на командных постах адмиралов Куриты и Одзавы.
Оба адмирала пережили войну и живы до сих пор. Мне бы не хотелось критиковать этих безусловно честных и мужественных людей, но я убежден, что назначение на высокие командные посты этих двух пожилых и уставших адмиралов явилось главным фактором нашего катастрофического поражения в заливе Лейте.
Курита показал свою вопиющую некомпетентность еще когда повел свой 2-й флот в Рабаул, чтобы подставить его там под удар американской авиации. Но, несмотря на это, он, подобно Одзаве, удержался на своей должности.
В результате оба адмирала командовали силами нашего флота в сражении у Марианских островов 19 июня 1944 года, еще раз продемонстрировав свою бездарность. Но по причинам, которые я так и не понял до сих пор, оба остались на своих должностях и после поражения у Мариан.
Огромная ответственность лежит и на главнокомандующем Объединенным флотом адмирале Соему Тойода. Прибыв 18 октября в Японию с Формозы, он управлял боем сначала из Иокосуки, а затем переехал на 30 миль от побережья в курортное местечко Хиеши, откуда продолжал выполнять свои обязанности главкома.
Таким образом, эта фантастическая операция была запланирована и управлялась с суши адмиралом, который никогда в жизни не участвовал ни в одном морском бою. С потерей острова Сайпан Япония фактически уже проиграла войну. После этого наши линкоры и тяжелые крейсеры были просто брошены на заклание в заливе Лейте.
В тот день, когда я прибыл на "Яхаги", Курита был, наконец, снят со своего поста и заменен вице-адмиралом Сейичи Ито. Подобно многим другим решениям, принимаемым в то время на высшем уровне, это также ошеломило меня. С самого начала войны Ито постоянно служил в Морском Генеральном Штабе, ни одного дня не проведя в море и не имея никакого боевого опыта.
5 апреля премьер-министр страны генерал Куниаки Койсо ушел со своего поста и был заменен отставным адмиралом Кантаро Судзуки. В тот же день Советский Союз уведомил Японию, что не собирается продлевать договор о ненападении.
Совещание началось ровно в полдень. Адмирал Комура обратился к группе командиров кораблей: - Господа, вы все видели сигнал о начале операции "Тен-го". Начальник штаба Объединенного флота вице-адмирал Руйносуке Кусака только что прибыл из Ка-нойи на совещание с флагманами нашего флота.
Слушая адмирала, мы - четыре капитана 1-го ранга и восемь капитанов 2-го ранга - хранили мертвое молчание. После короткой паузы Комура продолжал:
- Оперативная формула, предложенная адмиралом Кусака, настолько экстраординарна, что я даже не знаю, что сказать. Высшее командование хочет, чтобы 2-й флот вышел к Окинаве без прикрытия с воздуха, с запасом топлива, достаточным только для похода к Окинаве, то есть на один конец.
Другими словами, командование хочет использовать нас как камикадзе. Даже не как камикадзе, а хуже, поскольку у летчиков-камикадзе все-таки есть хороший шанс поразить стоящую цель. Я сказал адмиралу Кусака, что наш маленький флот не имеет вообще никаких шансов против мощных соединений противника, так что предложенная им операция просто является самоубийственной.
Аруга и Моришита согласились со мной. Адмирал Ито не сказал ничего, так что я не знаю его мнения. Как вам известно, я был начальником штаба у Одзавы, когда мы выполняли роль приманки у Филиппин и потеряли четыре авианосца. Я достаточно в этой войне водил наших моряков фактически на верную смерть.
Но до сих пор это было все-таки во имя чего-то. А тут мне предлагают просто со всей эскадрой совершить самоубийство. Я не очень боюсь смерти, но вести на совершенно бессмысленную гибель своих моряков не хочу. В итоге, я попросил адмирала Кусака отсрочить приказ, пока я не узнаю мнение моих командиров.
С этими словами Комура замолчал, сжав зубы и закрыв наполненные слезами глаза. Наступило напряженное молчание, которое я хотел уж было прервать, как поднялся капитан 1-го ранга Ейичи Синтани, который за год до этого сменил моего друга Миязаки на посту командира 17-го дивизиона эсминцев. Он спросил: - Кусака хочет навязать нам этот приказ?
Комура покачал головой - Никто не может приказать другому убить себя. Кусака вообще ни о каком приказе не говорил. Даже если у него и есть приказ, он о нем не упоминал. Он только высказал свое мнение и попросил высказать наши идеи и замечания.
Кусака сам старался побудить адмиралов узнать точку зрения своих офицеров. Но поскольку приказ был беспрецедентным, он мог быть выполнен только если бы был принят. Но независимо от всего, все мы отлично знали, что приказ в Императорском флоте является безоговорочным и не подлежит обсуждению.
Вернувшись на "Яхаги", я собрал на баке всех офицеров и старшин. Я объяснил им суть полученного приказа, внимательно вглядываясь в лица каждого из них. В воздухе, конечно, чувствовалась напряженность, но к моему удивлению и облегчению, ни на одном лице я не заметил признаков страха или отчаяния.
В заключение я сказал: - Как вы понимаете, полученный нами приказ, мягко говоря, не совсем обычен. Поэтому я хочу вам разъяснить следующее. Если кто-нибудь из вас считает, что для него будет лучше пропустить этот поход, вы можете покинуть корабль вместе с курсантами, больными и прочими, кого мы посчитаем негодными для выполнения предстоящей задачи. Поэтому немедленно представьте мне в каюту списки всех, кого предстоит списать с корабля.
Мне не доставляла ни малейшего удовольствия перспектива вести на верную смерть почти 1000 человек. Я искренне ждал списка списанных и хотел, чтобы он был побольше, а потому был удивлен, когда, войдя ко мне в каюту, мой старпом капитан 2-го ранга Учино доложил:
- Командир, вот список. Здесь 22 курсанта и 15 больных.
- И это все, Учино? - спросил я. - И никто из экипажа не захотел оставить корабль?
- Нет, командир. Все хотят остаться и разделить судьбу друг друга.
Я поднялся на палубу, где были построены тридцать семь человек, списанных с корабля. - Вам приказано, - объявил я, - оставить корабль немедленно. Я уверен, что все вы еще получите шанс сражаться за дело нашей страны. Прощайте!
Когда я повернулся, чтобы уйти, совсем еще юный курсант выскочил из строя с криком: - Господин капитан 1-го ранга, пожалуйста, разрешите мне остаться. Я не буду для вас обузой. Я сделаю все, что мне прикажут. Другой курсант плакал навзрыд. - Вы нас гоните, потому что думаете, что курсанты не умеют ничего. Оставьте меня хотя бы чистить гальюны.
И тут уже весь строй взорвался аналогичными просьбами. Чтобы прекратить это, я железным голосом объявил: - Есть приказ сохранить ваши жизни, жизни командиров будущего флота. Марш на берег!
Вечером мы пригласили на борт крейсера трех командиров дивизионов и восемь командиров эсминцев на прощальную пирушку. Адмирал Комура, став в данном случае гостеприимном хозяином, забыв печали и волнения, выставил из казенных запасов огромное количество саке.
Он лично наполнял всем бокалы, и наша пирушка быстро превратилась в пьянку, где каждый старался расслабиться и от души повеселиться. Мы громко хохотали над старыми, заезженными анекдотами, пели песни, показывали фокусы, демонстрируя незаурядную ловкость рук.
Все это сопровождалось криками восторга и аплодисментами. Между тем запасы саке истощались, а пьяным никто не был. Алкоголь не брал никого. Веселье было какое-то неестественное.
В итоге, уже где-то к 22:00 стали расходиться, оставив на столе 30 больших пустых бутылок из-под саке. Все были до противного трезвы, когда спускались по трапу на ожидавшие их шлюпки, чтобы разъехаться по своим кораблям.
Какое-то непонятное чувство счастья и восторга охватило меня. Огромное количество выпитого алкоголя начало наконец действовать, я почувствовал головокружение, покачнулся и внезапно стал совершенно пьяным.
Слезы потекли по моим щекам, я прильнул к надстройке и закричал: - Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай! Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай! Это было последнее, что я запомнил из этой незабываемой ночи. Учино дотащил меня до каюты, где я рухнул на койку." - из воспоминаний капитана 1-го ранга Хара Тамеичи.
Хара Тамеичи.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]