"Бургундцы" идут на Кавказ. 1942 г.
---
Оригинал взят у 
oper_1974 в "Бургундцы" идут на Кавказ. 1942 г.
"Обе наши только что прибывшие роты построились, и к нам подошел капитан Чехов (капитан Г. В. Чехов (1892-1961) - белоэмигрант, бывший офицер Русского Императорского флота, командовал с 8 августа 1941 года 3-й ротой Валлонского легиона, в марте 1942 года всем легионом, с ноября 1944 по 1945 год - штурмбаннфюрер СС, командир 70-го добровольческого гренадерского полка СС; сумел избежать выдачи и заслуженной кары в СССР, сменив фамилию на фамилию матери - Шер.)
Вот это выправка! Крепкий, коренастый, уверенно сидящий в седле. Голос мужественный - невероятно мужественный. Приветствие в его духе, мне нравится. Нас обеспечили жильем, одна изба на отделение (10 человек). Нашему отделению досталась изба на склоне в юго-восточной части деревни, неподалеку от мельницы.
Мы - это унтер-офицер Фавилль, наш командир отделения, братья Антонис, А. Девю, А. де Смедт, Раймон П., Эмиль Е., Парментье, товарищи, чьих имен я не помню, и я, всего девять пехотинцев.
Мы устроились в избе, где еще находились и ее обитатели, русская семья, состоящая из четы неопределенного возраста, дочери с маленьким ребенком, чей муж наверняка в Красной армии, и еще одной дочери, кажется одинокой. Также у них имелись: одна лошадь, две коровы, несколько коз и козел и, вдобавок ко всему, домашняя птица.
На следующий день над деревней пролетели два или три русских самолета. Когда мы их заметили, то, согласно инструкции, легли на спину и стали палить по ним из винтовок. Летели они низко, и наши ружейные выстрелы представляли для них большую опасность.
Затем появился немецкий самолет, один-единственный, и русские самолеты пытались скрыться. Тут же началось преследование, и, несколько минут спустя, снова появляется один из русских самолетов с тянущимся за ним шлейфом дыма. Он врезался в землю немного северо-восточнее деревни.
Мы поспешили туда. Никакого движения при нашем приближении. Мы склоняемся над стеклами из плексигласа. Летчик в кабине мертв. С некоторыми усилиями извлекли его тело и уложили на степную траву. Вскоре прибыл наш доктор, но он лишь засвидетельствовал смерть. Мы забрали личные вещи и документы, имевшиеся на борту (коих минимум), которые отправили в штаб дивизии.
С большим любопытством, поскольку это в первый раз, мы осматриваем самолет, по правде говоря довольно примитивный, и особое внимание обратили на приборы. Я немедленно принялся вырезать ножом красную звезду с крыла аэроплана, другие делали то же самое с различными эмблемами на крыльях, на кабине и на хвостовом элероне.
Следует сказать, что это было несложно, поскольку все поверхности самолета были сделаны из грубой ткани. Другие снимали шкалы приборов, часы, высотометр, указатель крена и т. д. или части плексигласа с фонаря кабины.
У этого первого военного трофея нас собралось не менее десяти человек. Несколько человек стали рыть могилу и похоронили летчика. Собрали полевые цветы, положили на могилу и дали салют в его честь.
Если по правде, то все мы были немного взволнованы. И дабы не показывать этого, каждый старался делать вид, будто ему все равно или он интересуется чем-то другим. Это первая могила на нашем пути!
На следующий день я написал пару писем домой. Внезапные крики и отдаленный гул оторвали меня от моего занятия и заставили выскочить наружу. Был слышен звук приближающегося самолета.
Как и вчера, я увидел летящий в нашу сторону самолет, низко, с шлейфом черного дыма за ним. Он горел, и окутывающее его пламя выбивалось из-под капота двигателя. На этот раз самолет был больше прежнего и, как и тот, разбился неподалеку от деревни.
Сейчас он находился совсем близко, и мы увидели опознавательные знаки. Это немецкий самолет! "Хейнкель-111". О боже! Им не спастись! Объятая пламенем машина ударилась о землю, и мы, задыхаясь, побежали к ней, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь. Но когда мы приблизились к самолету, то сразу увидели, что тут уже ничем не поможешь. Пламя удерживало нас в десятке метров от самолета, и мы не могли его погасить.
Несмотря на это, один из моих более смелых товарищей попытался добраться до кабины и, после нескольких попыток, обмотав руки кителем, сдвинул фонарь кабины. И вот оба летчика лежат рядом. Они почти обнаженные, их форма и летные комбинезоны сгорели, а то, что осталось, обуглилось!
Разглядывая тела, увидели, что летчики буквально изжарились. Один из них, крупный, совсем раздулся. У него три пулевых отверстия в груди, из которых выходят пузырьки, похожие на кипящий жир. Другой маленький, съеженный, обгорел дочерна!
Это было их последнее задание... Наше началось после ухода доктора. Мы вырыли две могилы чуть поближе, чем для вчерашнего русского пилота, и похоронили двоих товарищей по оружию.
Быстро были сделаны и установлены два деревянных креста, увенчанные найденными в самолете шлемами. Как и в тот день, несколько цветков, последние почести. Салют в их честь.
Трое парней, которые еще два дня назад были противниками, теперь бок о бок лежали в месте своего последнего, вечного упокоения. Один в своей родной земле, двое других в чужой, далеко от родной.
Формировался пехотный контингент для отправки подкрепления на фронт на Северском Донце, и я в нем, вместе с несколькими "стариками" и новоприбывшими. Среди прочих старшина (фельдфебель) И.Шено и сержант Генере (унтер-офицер). Последний позже погиб в Индокитае, в одном из боев в рядах Иностранного легиона.
20 июня - смена и возвращение в тыл. В эту ночь случилось необычное происшествие, плохо закончившееся для одного из наших товарищей. Двух "бургундцев", доставлявших рационы питания из тыла по дну "балки" - неглубокого оврага, врасплох застали русские, которые то ли пробрались в наш тыл, то ли отбились от своих.
Нагруженные рационами, ребята, как обычно, шли по оврагу. Мы полагаем, что русские затаились на краю балки и, когда те проходили мимо, спрыгнули прямо на них. Один из товарищей, Ламот, незадолго до этого коротко постригся, что спасло ему жизнь.
Русские, набросившиеся на них, попытались схватить ребят за волосы, и в руках у того, кто напал на Ламота, осталась только его фуражка, а сам русский пролетел над его головой и приземлился прямо перед ним.
У маленького Ламота, ошеломленного, растерянного и не знающего, сколько всего нападавших, сработал один-единственный рефлекс - бежать что есть духу и без оглядки. После беспорядочных блужданий он добрался до окопов, потеряв лишь фуражку, наши рационы и набравшись страху. Может, нападавшие просто оголодали?
Отправленный сразу же на то место патруль не обнаружил никаких следов пропавшего товарища. Он больше не вернулся. Это предупреждение всем нам и еще одна причина не ослаблять бдительность.
21 июня, вместе с двумя товарищами, я ненадолго навестил могилы двух "бургундцев", погибших ранее на Северском Донце: Матиаса Бросселя и Г. Совье. Два деревянных креста, увенчанные их касками. Просто и трогательно. Для них все закончилось, для нас только начиналось!
28 июня мы уже направляемся к Щурово в 15 километрах северо-восточнее Славянска. В это время между Северским Донцом и Доном не стихали бои, и мы находились в резерве 97-й легкопехотной (егерской) дивизии.
Деревня эта раскинулась вдоль холмов, и она меньше Браховки. Подразделения в очередной раз переформировывают, и мы усиленно тренируемся. Сегодня, 30 июня, обучение атаке под огнем тяжелых пулеметов.
Они прочно закреплены на своих станках - по крайней мере, я надеюсь на это, - пристреляны до миллиметра, проверены и опробованы инструкторами. Наконец, когда все готово, идем в атаку под огнем пулеметов, пригнувшись, стараясь не распрямляться из-за риска быть срезанными очередью. Никто не знает, что линия огня установлена точно на высоте метр семьдесят.
Шли весь день под палящим солнцем и в пыли, поднятой нашими ботинками или обгоняющими нас повозками. Само собой, мы не в состоянии быстро двигаться, и я понятия не имею, сколько километров мы прошли, прежде чем добрались до Лисичанска.
Шли целыми днями, порой ночью, дабы избежать самой жары. 22-го прошли через Кирово и к вечеру находим место для постоя в станице Торской. Вечером 23-го мы уже в Тарасовке, 24-го минуем Ченовку и достигаем Новой Астрахани. 25-го Чанкикай, 26-го Прогной и 27-го ночуем в Дубровом. 28-го мы в Каменск-Шахтинский. Все та же изматывающая жара добавляет нам усталости, зато раны забыты.
Похоже, мы направляемся в сторону Туапсе, и это не секрет! Идем всю ночь и достигаем первых предгорий столь желанных Кавказских гор.
В полдень мы достигаем хребта, который некогда покрывал лес, но теперь от него мало что осталось. 1-й взвод находит живого русского, прятавшегося среди трупов, - русского, который пополнит ряды нашего хозяйственного взвода.
В Майкопе нас "произвели" в Leichtgebirgsjager - легкие горнострелковые части, имеющие при себе лишь необходимый минимум, дабы сохранять максимальную мобильность.
Останавливаемся на привал и в очередной раз разбиваем палатки. Полевая кухня готовит нам кофе, а мы достаем свои пайки. Именно здесь я впервые ем хлеб, испеченный еще до войны, в 1939 году! Пометка на целлофановой упаковке тому свидетель!
Вскоре после этого 1-й и 3-й взводы отправляют в усиленное разведывательное патрулирование - Spahtrupp. Патруль численностью 30 человек, включая лейтенанта Жана В. и старшину Роберта Д., бесшумно скрылся в густом лесу. Мы также входим в него по тропе, которая то идет вниз, то поднимается вверх, но по большей части все же вниз.
Внезапно, после часового марша, колонна резко останавливается; мы изготавливаемся к бою, опустившись на колено и укрывшись за стволами деревьев или распластавшись среди кустарника.
На расстоянии вытянутой руки гаснущий костер, рядом с ним котел с еще теплой водой. Русские пытались поспешно загасить огонь, но не успели. В 3 метрах пулемет "Максим" на колесном станке, с заправленной пулеметной лентой и готовый к бою. Чуть дальше другое оружие.
Очевидно, что лагерь покинули в спешке и совсем недавно. Заметили наше приближение и снялись, даже не подумав защищаться. И тем не менее мы продвигаемся с осторожностью, потому что немного погодя они могли прийти в себя и устроить нам засаду!
Левее труп; потом видим еще пять, еще двадцать; впереди, а также справа их уже десятки. В результате насчитываем чуть ли не целую роту. В любом случае их тут больше сотни!
Большинство наших солдат убито выстрелами в спину. Видимо, они заняли здесь позицию и ночью были захвачены врасплох с тыла. Тягостное зрелище. Похоже, стычка произошла дня два назад, если не больше, поскольку трупы уже раздулись и облеплены мухами, которые прямо кишат под формой. Несомненно, из-за жары и сырости подлеска...
Луч солнца освещает застывшее лицо. Повсюду кровь. Черная и засохшая на ранах и вокруг пулевых отверстий в форме. Мы разбредаемся, чтобы собрать Soldbucher - солдатские книжки - и личные жетоны, но это все, что можно сделать. У нас явно нет ни времени, ни возможности похоронить своих товарищей; позднее об этом позаботятся другие!
Тут есть и тела русских, но их значительно меньше. Мы не смогли бы сразу заметить мертвецов, поскольку из-за цвета формы, что русской, что немецкой, они почти сливаются с травой, почвой и порослью. Настоящее массовое побоище!
Прежде чем повернуть обратно, мы на всякий случай продвигаемся еще немного вперед. Кажется, задание выполнено. Несомненно, нам ставилась задача выяснить, что произошло с ротой из 97-й егерской дивизии, исчезнувшей в лесах!
26 августа наш маленький отряд вошел в Кубано-Армянск, где находились основные силы нашей части. Днем появляется еще один разведдозор из Червякова, чья задача заключалась в зачистке леса между двумя деревнями и в установлении связи с нами.
От них мы узнаем, что в схватке с проникшими в лес русскими погиб Пьер Тавернье, которому было всего лишь 15 с половиной лет. Его отец с нами, и его скорбь переполняет и меня.
На следующий день у нас новая неожиданность: наш товарищ Йордан, которого мы считали мертвым, был помещен в избу с другими погибшими, в ожидании подходящего момента для похорон.
Из-за того что деревня находилась под непрестанным огнем противника, не было никакой возможности сразу вырыть могилы. Рано утром один из наших товарищей вдруг заметил какое-то движение среди тех, кого мы считали мертвыми.
Йордан не понимал, как оказался среди покойников. Немедленно вызвали доктора, который прослушал сердце Йордана и решил отправить того в тыловой госпиталь. Мы уложили Йордана в телегу, но до полевого госпиталя доехал только его труп.
Он получил всего лишь краткую отсрочку. Превратности дороги добили его. У него в сердце застрял крошечный осколок гранаты, и никто не понимал причины его недолгого воскрешения!
Ни "бургундец", первым увидевший сидящего среди трупов Йордана, ни доктор больше его не увидели. Доктор сказал, что у него не было ни малейших шансов остаться в живых.
Эти последние недели, особенно последние несколько дней, стали свидетелями того, как численность нашего батальона таяла, словно снег на солнце. Батальон, штатной численностью более чем 800 человек, к середине августа насчитывал около 500. Сегодня, после подсчета убитых, раненых и прочих эвакуированных, осталось не более 300. Тем не менее мы удерживаем позиции, для которых обычно требуется полный батальон.
Днем 28-го в Кубано-Армянск прибыл отряд из Червякова. Его сменили две роты дивизии "Викинг". Это наша первая встреча с частью СС, где мы находим нашего фламандского товарища, Виктора В. Д. Б. Что до меня, то у меня появится возможность ознакомиться с их мотоциклами на гусеничном ходу!
4 сентября, ближе к полудню, отправляем усиленный патруль, весь взвод Дени, на разведку. Нужно проверить местность в направлении Измайловки и выяснить, нет ли в ней неприятеля. Это селение в нескольких километрах северо-западнее Кубано-Армянска.
В разведгруппе, среди других, три ветерана Legion etrangere - Французского иностранного легиона: старшина Дюзевю и братья Лопер. Эти товарищи носят награды, которые заслужили, когда носили другую форму.
У них нашивки, о которых только можно мечтать: Тонкин (Северный Вьетнам), Сахара, Марокко, Риф. Присутствие этих "стариков" - опытных солдат - еще вселяет в нас уверенность." - из воспоминаний пехотинца добровольческой штурмовой бригады СС "Валлония" Ф.Кайзергрубера.
oper_1974 в "Бургундцы" идут на Кавказ. 1942 г."Обе наши только что прибывшие роты построились, и к нам подошел капитан Чехов (капитан Г. В. Чехов (1892-1961) - белоэмигрант, бывший офицер Русского Императорского флота, командовал с 8 августа 1941 года 3-й ротой Валлонского легиона, в марте 1942 года всем легионом, с ноября 1944 по 1945 год - штурмбаннфюрер СС, командир 70-го добровольческого гренадерского полка СС; сумел избежать выдачи и заслуженной кары в СССР, сменив фамилию на фамилию матери - Шер.)
Вот это выправка! Крепкий, коренастый, уверенно сидящий в седле. Голос мужественный - невероятно мужественный. Приветствие в его духе, мне нравится. Нас обеспечили жильем, одна изба на отделение (10 человек). Нашему отделению досталась изба на склоне в юго-восточной части деревни, неподалеку от мельницы.
Мы - это унтер-офицер Фавилль, наш командир отделения, братья Антонис, А. Девю, А. де Смедт, Раймон П., Эмиль Е., Парментье, товарищи, чьих имен я не помню, и я, всего девять пехотинцев.
Мы устроились в избе, где еще находились и ее обитатели, русская семья, состоящая из четы неопределенного возраста, дочери с маленьким ребенком, чей муж наверняка в Красной армии, и еще одной дочери, кажется одинокой. Также у них имелись: одна лошадь, две коровы, несколько коз и козел и, вдобавок ко всему, домашняя птица.
На следующий день над деревней пролетели два или три русских самолета. Когда мы их заметили, то, согласно инструкции, легли на спину и стали палить по ним из винтовок. Летели они низко, и наши ружейные выстрелы представляли для них большую опасность.
Затем появился немецкий самолет, один-единственный, и русские самолеты пытались скрыться. Тут же началось преследование, и, несколько минут спустя, снова появляется один из русских самолетов с тянущимся за ним шлейфом дыма. Он врезался в землю немного северо-восточнее деревни.
Мы поспешили туда. Никакого движения при нашем приближении. Мы склоняемся над стеклами из плексигласа. Летчик в кабине мертв. С некоторыми усилиями извлекли его тело и уложили на степную траву. Вскоре прибыл наш доктор, но он лишь засвидетельствовал смерть. Мы забрали личные вещи и документы, имевшиеся на борту (коих минимум), которые отправили в штаб дивизии.
С большим любопытством, поскольку это в первый раз, мы осматриваем самолет, по правде говоря довольно примитивный, и особое внимание обратили на приборы. Я немедленно принялся вырезать ножом красную звезду с крыла аэроплана, другие делали то же самое с различными эмблемами на крыльях, на кабине и на хвостовом элероне.
Следует сказать, что это было несложно, поскольку все поверхности самолета были сделаны из грубой ткани. Другие снимали шкалы приборов, часы, высотометр, указатель крена и т. д. или части плексигласа с фонаря кабины.
У этого первого военного трофея нас собралось не менее десяти человек. Несколько человек стали рыть могилу и похоронили летчика. Собрали полевые цветы, положили на могилу и дали салют в его честь.
Если по правде, то все мы были немного взволнованы. И дабы не показывать этого, каждый старался делать вид, будто ему все равно или он интересуется чем-то другим. Это первая могила на нашем пути!
На следующий день я написал пару писем домой. Внезапные крики и отдаленный гул оторвали меня от моего занятия и заставили выскочить наружу. Был слышен звук приближающегося самолета.
Как и вчера, я увидел летящий в нашу сторону самолет, низко, с шлейфом черного дыма за ним. Он горел, и окутывающее его пламя выбивалось из-под капота двигателя. На этот раз самолет был больше прежнего и, как и тот, разбился неподалеку от деревни.
Сейчас он находился совсем близко, и мы увидели опознавательные знаки. Это немецкий самолет! "Хейнкель-111". О боже! Им не спастись! Объятая пламенем машина ударилась о землю, и мы, задыхаясь, побежали к ней, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь. Но когда мы приблизились к самолету, то сразу увидели, что тут уже ничем не поможешь. Пламя удерживало нас в десятке метров от самолета, и мы не могли его погасить.
Несмотря на это, один из моих более смелых товарищей попытался добраться до кабины и, после нескольких попыток, обмотав руки кителем, сдвинул фонарь кабины. И вот оба летчика лежат рядом. Они почти обнаженные, их форма и летные комбинезоны сгорели, а то, что осталось, обуглилось!
Разглядывая тела, увидели, что летчики буквально изжарились. Один из них, крупный, совсем раздулся. У него три пулевых отверстия в груди, из которых выходят пузырьки, похожие на кипящий жир. Другой маленький, съеженный, обгорел дочерна!
Это было их последнее задание... Наше началось после ухода доктора. Мы вырыли две могилы чуть поближе, чем для вчерашнего русского пилота, и похоронили двоих товарищей по оружию.
Быстро были сделаны и установлены два деревянных креста, увенчанные найденными в самолете шлемами. Как и в тот день, несколько цветков, последние почести. Салют в их честь.
Трое парней, которые еще два дня назад были противниками, теперь бок о бок лежали в месте своего последнего, вечного упокоения. Один в своей родной земле, двое других в чужой, далеко от родной.
Формировался пехотный контингент для отправки подкрепления на фронт на Северском Донце, и я в нем, вместе с несколькими "стариками" и новоприбывшими. Среди прочих старшина (фельдфебель) И.Шено и сержант Генере (унтер-офицер). Последний позже погиб в Индокитае, в одном из боев в рядах Иностранного легиона.
20 июня - смена и возвращение в тыл. В эту ночь случилось необычное происшествие, плохо закончившееся для одного из наших товарищей. Двух "бургундцев", доставлявших рационы питания из тыла по дну "балки" - неглубокого оврага, врасплох застали русские, которые то ли пробрались в наш тыл, то ли отбились от своих.
Нагруженные рационами, ребята, как обычно, шли по оврагу. Мы полагаем, что русские затаились на краю балки и, когда те проходили мимо, спрыгнули прямо на них. Один из товарищей, Ламот, незадолго до этого коротко постригся, что спасло ему жизнь.
Русские, набросившиеся на них, попытались схватить ребят за волосы, и в руках у того, кто напал на Ламота, осталась только его фуражка, а сам русский пролетел над его головой и приземлился прямо перед ним.
У маленького Ламота, ошеломленного, растерянного и не знающего, сколько всего нападавших, сработал один-единственный рефлекс - бежать что есть духу и без оглядки. После беспорядочных блужданий он добрался до окопов, потеряв лишь фуражку, наши рационы и набравшись страху. Может, нападавшие просто оголодали?
Отправленный сразу же на то место патруль не обнаружил никаких следов пропавшего товарища. Он больше не вернулся. Это предупреждение всем нам и еще одна причина не ослаблять бдительность.
21 июня, вместе с двумя товарищами, я ненадолго навестил могилы двух "бургундцев", погибших ранее на Северском Донце: Матиаса Бросселя и Г. Совье. Два деревянных креста, увенчанные их касками. Просто и трогательно. Для них все закончилось, для нас только начиналось!
28 июня мы уже направляемся к Щурово в 15 километрах северо-восточнее Славянска. В это время между Северским Донцом и Доном не стихали бои, и мы находились в резерве 97-й легкопехотной (егерской) дивизии.
Деревня эта раскинулась вдоль холмов, и она меньше Браховки. Подразделения в очередной раз переформировывают, и мы усиленно тренируемся. Сегодня, 30 июня, обучение атаке под огнем тяжелых пулеметов.
Они прочно закреплены на своих станках - по крайней мере, я надеюсь на это, - пристреляны до миллиметра, проверены и опробованы инструкторами. Наконец, когда все готово, идем в атаку под огнем пулеметов, пригнувшись, стараясь не распрямляться из-за риска быть срезанными очередью. Никто не знает, что линия огня установлена точно на высоте метр семьдесят.
Шли весь день под палящим солнцем и в пыли, поднятой нашими ботинками или обгоняющими нас повозками. Само собой, мы не в состоянии быстро двигаться, и я понятия не имею, сколько километров мы прошли, прежде чем добрались до Лисичанска.
Шли целыми днями, порой ночью, дабы избежать самой жары. 22-го прошли через Кирово и к вечеру находим место для постоя в станице Торской. Вечером 23-го мы уже в Тарасовке, 24-го минуем Ченовку и достигаем Новой Астрахани. 25-го Чанкикай, 26-го Прогной и 27-го ночуем в Дубровом. 28-го мы в Каменск-Шахтинский. Все та же изматывающая жара добавляет нам усталости, зато раны забыты.
Похоже, мы направляемся в сторону Туапсе, и это не секрет! Идем всю ночь и достигаем первых предгорий столь желанных Кавказских гор.
В полдень мы достигаем хребта, который некогда покрывал лес, но теперь от него мало что осталось. 1-й взвод находит живого русского, прятавшегося среди трупов, - русского, который пополнит ряды нашего хозяйственного взвода.
В Майкопе нас "произвели" в Leichtgebirgsjager - легкие горнострелковые части, имеющие при себе лишь необходимый минимум, дабы сохранять максимальную мобильность.
Останавливаемся на привал и в очередной раз разбиваем палатки. Полевая кухня готовит нам кофе, а мы достаем свои пайки. Именно здесь я впервые ем хлеб, испеченный еще до войны, в 1939 году! Пометка на целлофановой упаковке тому свидетель!
Вскоре после этого 1-й и 3-й взводы отправляют в усиленное разведывательное патрулирование - Spahtrupp. Патруль численностью 30 человек, включая лейтенанта Жана В. и старшину Роберта Д., бесшумно скрылся в густом лесу. Мы также входим в него по тропе, которая то идет вниз, то поднимается вверх, но по большей части все же вниз.
Внезапно, после часового марша, колонна резко останавливается; мы изготавливаемся к бою, опустившись на колено и укрывшись за стволами деревьев или распластавшись среди кустарника.
На расстоянии вытянутой руки гаснущий костер, рядом с ним котел с еще теплой водой. Русские пытались поспешно загасить огонь, но не успели. В 3 метрах пулемет "Максим" на колесном станке, с заправленной пулеметной лентой и готовый к бою. Чуть дальше другое оружие.
Очевидно, что лагерь покинули в спешке и совсем недавно. Заметили наше приближение и снялись, даже не подумав защищаться. И тем не менее мы продвигаемся с осторожностью, потому что немного погодя они могли прийти в себя и устроить нам засаду!
Левее труп; потом видим еще пять, еще двадцать; впереди, а также справа их уже десятки. В результате насчитываем чуть ли не целую роту. В любом случае их тут больше сотни!
Большинство наших солдат убито выстрелами в спину. Видимо, они заняли здесь позицию и ночью были захвачены врасплох с тыла. Тягостное зрелище. Похоже, стычка произошла дня два назад, если не больше, поскольку трупы уже раздулись и облеплены мухами, которые прямо кишат под формой. Несомненно, из-за жары и сырости подлеска...
Луч солнца освещает застывшее лицо. Повсюду кровь. Черная и засохшая на ранах и вокруг пулевых отверстий в форме. Мы разбредаемся, чтобы собрать Soldbucher - солдатские книжки - и личные жетоны, но это все, что можно сделать. У нас явно нет ни времени, ни возможности похоронить своих товарищей; позднее об этом позаботятся другие!
Тут есть и тела русских, но их значительно меньше. Мы не смогли бы сразу заметить мертвецов, поскольку из-за цвета формы, что русской, что немецкой, они почти сливаются с травой, почвой и порослью. Настоящее массовое побоище!
Прежде чем повернуть обратно, мы на всякий случай продвигаемся еще немного вперед. Кажется, задание выполнено. Несомненно, нам ставилась задача выяснить, что произошло с ротой из 97-й егерской дивизии, исчезнувшей в лесах!
26 августа наш маленький отряд вошел в Кубано-Армянск, где находились основные силы нашей части. Днем появляется еще один разведдозор из Червякова, чья задача заключалась в зачистке леса между двумя деревнями и в установлении связи с нами.
От них мы узнаем, что в схватке с проникшими в лес русскими погиб Пьер Тавернье, которому было всего лишь 15 с половиной лет. Его отец с нами, и его скорбь переполняет и меня.
На следующий день у нас новая неожиданность: наш товарищ Йордан, которого мы считали мертвым, был помещен в избу с другими погибшими, в ожидании подходящего момента для похорон.
Из-за того что деревня находилась под непрестанным огнем противника, не было никакой возможности сразу вырыть могилы. Рано утром один из наших товарищей вдруг заметил какое-то движение среди тех, кого мы считали мертвыми.
Йордан не понимал, как оказался среди покойников. Немедленно вызвали доктора, который прослушал сердце Йордана и решил отправить того в тыловой госпиталь. Мы уложили Йордана в телегу, но до полевого госпиталя доехал только его труп.
Он получил всего лишь краткую отсрочку. Превратности дороги добили его. У него в сердце застрял крошечный осколок гранаты, и никто не понимал причины его недолгого воскрешения!
Ни "бургундец", первым увидевший сидящего среди трупов Йордана, ни доктор больше его не увидели. Доктор сказал, что у него не было ни малейших шансов остаться в живых.
Эти последние недели, особенно последние несколько дней, стали свидетелями того, как численность нашего батальона таяла, словно снег на солнце. Батальон, штатной численностью более чем 800 человек, к середине августа насчитывал около 500. Сегодня, после подсчета убитых, раненых и прочих эвакуированных, осталось не более 300. Тем не менее мы удерживаем позиции, для которых обычно требуется полный батальон.
Днем 28-го в Кубано-Армянск прибыл отряд из Червякова. Его сменили две роты дивизии "Викинг". Это наша первая встреча с частью СС, где мы находим нашего фламандского товарища, Виктора В. Д. Б. Что до меня, то у меня появится возможность ознакомиться с их мотоциклами на гусеничном ходу!
4 сентября, ближе к полудню, отправляем усиленный патруль, весь взвод Дени, на разведку. Нужно проверить местность в направлении Измайловки и выяснить, нет ли в ней неприятеля. Это селение в нескольких километрах северо-западнее Кубано-Армянска.
В разведгруппе, среди других, три ветерана Legion etrangere - Французского иностранного легиона: старшина Дюзевю и братья Лопер. Эти товарищи носят награды, которые заслужили, когда носили другую форму.
У них нашивки, о которых только можно мечтать: Тонкин (Северный Вьетнам), Сахара, Марокко, Риф. Присутствие этих "стариков" - опытных солдат - еще вселяет в нас уверенность." - из воспоминаний пехотинца добровольческой штурмовой бригады СС "Валлония" Ф.Кайзергрубера.
Взято: foto-history.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]