"Живые мертвецы". Медицина 17-го века.
---
Оригинал взят у 
oper_1974 в "Живые мертвецы". Медицина 17-го века.
Из книги В.В. Деружинского.
"Трактат врача лютеранина из Дрездена Христиана Фридриха Германна посвящен изучению трупов и смерти; он опубликован после его смерти, в 1709 году, его сыном, тоже врачом, под необычным для нас названием: "О чудесах мертвецов".
Как сказано в трактате, "речь идет о чудесных и загадочных явлениях, связанных с трупами, и именно врач должен уметь отделять естественные феномены от явлений иного порядка".
Книга рассказывает о смерти, какой ее видели врачи конца XVII века. Прежде всего, Гарманн поражается сходству смерти со сном - что, кстати, достойно особого современного философского и практического рассмотрения.
Согласно тем воззрениям, сон создает человеку знание Бога и общение с Ним, которому кладет конец пробуждение. И во сне, и в смерти есть сосредоточение души вне тела, тогда как в бодрствующем живом теле душа рассредоточена внутри него.
В то время сходство между смертью и сном ставило вопрос о могуществе смерти и о степени отделения души от тела на фоне все увеличивающихся фактов погребения заживо.
Гарманн спрашивает: quid cadaver? "что есть труп?". Первое положение, близкое к идеям великого Парацельса, приписывается еврейской медицине: труп - еще тело и уже мертвец. Смерть якобы не лишает труп чувствительности, он сохраняет "вегетативную силу", "след жизни", ее остаток.
Это мнение основывается на многочисленных наблюдениях, от Платона до позднейших времен, но, как мне кажется, все это касается не мертвого тела, а коматозника. А беда Гарманна в том, что он, как и другие его коллеги, напрочь запутался в том, где мертвец, а где коматозник.
Среди приводимых Гарманном наблюдений есть и так называемая cruentatio, то есть чудесная способность трупа жертвы источать кровь в присутствии убийцы. Подозреваю, что и в этом случае речь идет именно о живом коматознике, а не о трупе, так как истечение крови возможно только при сохранении кровяного давленияа значит, при работающем сердце.
В трактате Гарманна приводится и современный ему случай: один господин, когда его умершую жену несли на кладбище, попросил могильщиков нести ее осторожно, чтобы не причинить ей боли.
Как мы видим, в то время даже думающие люди не могли понять простой вещи: если "покойник" испытывает боль (надо полагать, показывает ее тем или иным способом, видимо, вызывающим ужас у невежд), то он живой и просто находится в коме. И его надо не нести закапывать в землю, а лечить и вытаскивать из комы, возвращать к жизни.
Описываются народные представления, будто тело умершего способно слышать и вспоминать, а потому, продолжает Гарманн, везде рекомендуется не говорить вблизи мертвеца больше, чем нужно "для его потребности и чести".
Под "потребностью" имеется в виду обычай несколько раз окликать умершего по имени, чтобы удостовериться в его смерти. Надо заметить, что этот обычай жив у нас и сегодня, и точно так окликал врач умершего Льва Толстого.
Здесь мы тоже видим неосознаваемую проверку мертвеца на его коматозность. Неосознаваемую, так как Гарманн говорит о том, что слышать и понимать способен именно мертвец, хотя ясно совершенно, что такой способностью может обладать только коматозник, а не мертвое тело.
Позже Гарманн будет осужден последующими биографами знаменитых врачей как человек легковерный, "принимающий как факт любой немыслимый рассказ".
Гарманн и в самом деле колеблется в выборе позиции: с одной стороны, вера в чувствительность трупа хотя и широко распространена в народе, отвергается ортодоксальными учеными как суеверие; с другой же стороны, немало достоверных наблюдений говорит в пользу именно этого, осуждаемого наукой представления.
На мой взгляд, все решалось бы просто, если бы Гарманн четко различил труп от коматозника. Никаких в таком случае проблем с наукой нет, а зато фактура была бы наукой не отвергнута, а зачтена в багаж научных знаний по вопросу летаргии.
Не сумев разобраться в азах - где мертвое, а где живое, дрезденский врач, в конечном итоге, склоняется к признанию тезиса о чувствительности мертвого тела.
Как он пишет, если свидетельства кровотечения в присутствии убийцы остаются сомнительными (с его точки зрения!), то есть немало других признаков активности мертвецов.
Волосы, ногти и зубы продолжают расти у человека и после смерти (вздорное представление, существующее и в наши дни и полностью опровергнутое судебной медициной, которая в этом видит только процесс усыхания тела от потери влаги).
Гарманн продолжает: на трупе может выступать пот, эрекция полового органа мертвеца также подтверждается многими наблюдениями, особенно у повешенных.
На самом деле последнее обстоятельство объясняется только чистой физиологией - приливом крови в низлежащие области тела и заполением кровью всех сосудов. Но автор той эпохи находит в этом нечто большее, якобы отражающие некие следы жизни.
Ходили рассказы о некоторых любителях острых ощущений, пытавшихся насладиться половым возбуждением, которое, как считалось, испытывает человек в первые минуты после повешения (очередное суеверие), но часто не успевавших вовремя остановить этот изысканный эксперимент.
Когда раздевали солдат, павших на поля боя, пишет Гарманн, то их находили в том состоянии, в каком они были бы, если бы сражались в любовной битве. Врач добавляет, что эрекцию у покойников можно вызвать, если впрыснуть в артерии трупа некую жидкость.
Здесь снова вопрос наличия кровяного давления в теле трупа или коматозника. Никакой "любви" тут нет и близко. А эрекцию у свежих покойников может вызвать яд кобры, действие которого основано на том, что кровь превращается в коллоид, загустевает и несколько расширяется в объеме.
Следует также добавить, что античные авторы, описывая медленную смерть распятого человека, указывают, что на второй день у еще живого казненного наступает непроизвольная эрекция от прилива крови в низлежащую часть тела, что причиняет ему мучительную боль - наравне с мукой от других обездвиженных членов тела. Мучительная эрекция - часть пытки распятием.
Представление о чувствительности трупа было тесно связано с идеей неделимости тела, ни один элемент которого не может жить отдельно от всего целого. Гарманн отдает дань модной тогда теме пересадки органов и сообщает несколько случаев, якобы точно документированных.
Так, один дворянин лишился на войне носа, ему приставили нос другого человека, операция удалась, и новый нос оставался некоторое время на своем месте, пока вдруг не начал гнить. Выяснилось, что именно тогда первоначальный владелец носа скончался, увлекая за собой в пучину разложения и свой нос, находившийся далеко от него.
Вообще говоря, у меня тут возникает подозрение - не эта ли история стала источником для гоголевской повести "Нос"? Во всяком случае, меня тревожит более судьба первоначального владельца носа, который его как бы отдал - и с чем же он жил все это время? Странная история.
Все подобные явления Гарманн относит к естественным, отличая их от чудес, вроде ходящих мертвецов или мертвецов благоухающих, что было для его современников верным признаком святости умершего.
Тут снова вылезает, как шило из мешка, политика. Одних нетленных мертвецов надо называть суевериями, а других - нетленных святых христианства - считать вещью реальной, научной, понятной и прекрасной. В них Гарманну со своими рассуждениями лезть нельзя - а то отлучат от церкви.
Получается, простой нетленный мертвец (коматозник на самом деле) - это суеверия. А тот же самый коматозник, но угодный интересам Церкви - уже дар Божий и элемент пропаганды культа. И ватиканская комиссия сидит и, подсчитывая бонусы и минусы, вычисляет, принять очередного коматозника в число нетленных святых или нет.
Гарманн разрешает трудные проблемы: "В других случаях трудно понять, имеем ли мы здесь дело с феноменом природы, чудом или дьявольским наваждением. Таковы, например, случаи движения отдельных конечностей мертвеца: так, одна монахиня поцеловала руку умершей монахине, а та в ответ трижды сжала ее руку.
Не менее спорными, но серьезными и заслуживающими углубленного изучения были случаи, когда трупы издавали какие-либо звуки, подобные, например, свиному хрюканью, из глубины могилы; когда затем одну такую могилу разрыли, то с ужасом увидели, что мертвец съел свой саван, - то было грозное предзнаменование чумы".
Надо и тут заметить, что мертвец ничего есть не может, потому что ему и есть незачем - у него прекращен обмен веществ, тело померло, пища не нужна, так как усваивать ее нечем. А есть может только живой коматозник. Этой очевидности Гарманн не видит.
Длинную главу в своей книге Гарманн посвящает этим издающим звуки и изголодавшимся трупам, так и не определившись в том, является это порождением дьявола или вызвано естественными причинами, повлиявшими на трупы. Абсурд в том, что все предельно просто: это не трупы, а заживо погребенные. Ибо звуки могут издавать живые, а мертвец мертв.
Любопытно, что миф о чувствительности трупа тогда имел весьма важные практические следствия в быту. Трупы рассматривались как сырье для изготовления очень действенных лекарств, которым вовсе не приписывалось никакого магического характера. Пот, выступивший на теле умершего, считался хорошим средством против геморроя и опухолей.
Гарманн пишет: чтобы вылечить больного, достаточно иногда потереть воспалившееся место рукой мертвеца, как это произошло с одной женщиной, исцелившейся от водянки, когда ее погладили по животу еще не остывшей рукой только что умершего человека.
Гарманн приводит также рецепт "божественной воды", названной так за свои чудесные свойства: берется целиком труп человека, отличавшегося при жизни хорошим здоровьем, но умершего насильственной смертью. Мясо, кости и внутренности разрезаются на мелкие кусочки; все смешивается и с помощью перегонки превращается в жидкость.
Наряду с другими медицинскими эффектами эта вода позволяла оценить шансы тяжелобольного на исцеление: в определенное количество "божественной воды" добавляли от 3 до 9 капель крови больного и осторожно взбалтывали над огнем.
Если вода и кровь хорошо смешивались, то это означало, что больной будет жить. Если же смесь не получалась, он умрет. Помимо крови разрешалось использовать в этом эксперименте мочу, пот или другие выделения больного.
Можно, конечно, предполагать, что здесь работают некие нераспознанные эффекты гомеопатии, но сама суть эксперимента весьма напоминает опыты нацистов в концлагерях. Во всяком случае, эти опыты останутся уникальными без их повторения, потому что в наше время их повторить нельзя. Никто не позволит перегонять для извлечения "божественной воды" рагу из пропущенных через мясорубку трупов людей.
С другой стороны, это, как подано в книге, практика. Причем, практика доказанная, самая проверенная. Как на это смотреть? Что может дать смешение частей трупа (пусть при жизни имевшего хорошее здоровье) с частями или выделениями живого человека?
Крайне необычны и сами факты, приводимые Гарманном. Например, не знаю, как можно объяснить следующее наблюдение Гарманна: в периоды менструаций женщинам Западной Европы запрещали дотрагиваться до покойников - это грозило прервать нормальный месячный цикл."
oper_1974 в "Живые мертвецы". Медицина 17-го века.Из книги В.В. Деружинского.
"Трактат врача лютеранина из Дрездена Христиана Фридриха Германна посвящен изучению трупов и смерти; он опубликован после его смерти, в 1709 году, его сыном, тоже врачом, под необычным для нас названием: "О чудесах мертвецов".
Как сказано в трактате, "речь идет о чудесных и загадочных явлениях, связанных с трупами, и именно врач должен уметь отделять естественные феномены от явлений иного порядка".
Книга рассказывает о смерти, какой ее видели врачи конца XVII века. Прежде всего, Гарманн поражается сходству смерти со сном - что, кстати, достойно особого современного философского и практического рассмотрения.
Согласно тем воззрениям, сон создает человеку знание Бога и общение с Ним, которому кладет конец пробуждение. И во сне, и в смерти есть сосредоточение души вне тела, тогда как в бодрствующем живом теле душа рассредоточена внутри него.
В то время сходство между смертью и сном ставило вопрос о могуществе смерти и о степени отделения души от тела на фоне все увеличивающихся фактов погребения заживо.
Гарманн спрашивает: quid cadaver? "что есть труп?". Первое положение, близкое к идеям великого Парацельса, приписывается еврейской медицине: труп - еще тело и уже мертвец. Смерть якобы не лишает труп чувствительности, он сохраняет "вегетативную силу", "след жизни", ее остаток.
Это мнение основывается на многочисленных наблюдениях, от Платона до позднейших времен, но, как мне кажется, все это касается не мертвого тела, а коматозника. А беда Гарманна в том, что он, как и другие его коллеги, напрочь запутался в том, где мертвец, а где коматозник.
Среди приводимых Гарманном наблюдений есть и так называемая cruentatio, то есть чудесная способность трупа жертвы источать кровь в присутствии убийцы. Подозреваю, что и в этом случае речь идет именно о живом коматознике, а не о трупе, так как истечение крови возможно только при сохранении кровяного давленияа значит, при работающем сердце.
В трактате Гарманна приводится и современный ему случай: один господин, когда его умершую жену несли на кладбище, попросил могильщиков нести ее осторожно, чтобы не причинить ей боли.
Как мы видим, в то время даже думающие люди не могли понять простой вещи: если "покойник" испытывает боль (надо полагать, показывает ее тем или иным способом, видимо, вызывающим ужас у невежд), то он живой и просто находится в коме. И его надо не нести закапывать в землю, а лечить и вытаскивать из комы, возвращать к жизни.
Описываются народные представления, будто тело умершего способно слышать и вспоминать, а потому, продолжает Гарманн, везде рекомендуется не говорить вблизи мертвеца больше, чем нужно "для его потребности и чести".
Под "потребностью" имеется в виду обычай несколько раз окликать умершего по имени, чтобы удостовериться в его смерти. Надо заметить, что этот обычай жив у нас и сегодня, и точно так окликал врач умершего Льва Толстого.
Здесь мы тоже видим неосознаваемую проверку мертвеца на его коматозность. Неосознаваемую, так как Гарманн говорит о том, что слышать и понимать способен именно мертвец, хотя ясно совершенно, что такой способностью может обладать только коматозник, а не мертвое тело.
Позже Гарманн будет осужден последующими биографами знаменитых врачей как человек легковерный, "принимающий как факт любой немыслимый рассказ".
Гарманн и в самом деле колеблется в выборе позиции: с одной стороны, вера в чувствительность трупа хотя и широко распространена в народе, отвергается ортодоксальными учеными как суеверие; с другой же стороны, немало достоверных наблюдений говорит в пользу именно этого, осуждаемого наукой представления.
На мой взгляд, все решалось бы просто, если бы Гарманн четко различил труп от коматозника. Никаких в таком случае проблем с наукой нет, а зато фактура была бы наукой не отвергнута, а зачтена в багаж научных знаний по вопросу летаргии.
Не сумев разобраться в азах - где мертвое, а где живое, дрезденский врач, в конечном итоге, склоняется к признанию тезиса о чувствительности мертвого тела.
Как он пишет, если свидетельства кровотечения в присутствии убийцы остаются сомнительными (с его точки зрения!), то есть немало других признаков активности мертвецов.
Волосы, ногти и зубы продолжают расти у человека и после смерти (вздорное представление, существующее и в наши дни и полностью опровергнутое судебной медициной, которая в этом видит только процесс усыхания тела от потери влаги).
Гарманн продолжает: на трупе может выступать пот, эрекция полового органа мертвеца также подтверждается многими наблюдениями, особенно у повешенных.
На самом деле последнее обстоятельство объясняется только чистой физиологией - приливом крови в низлежащие области тела и заполением кровью всех сосудов. Но автор той эпохи находит в этом нечто большее, якобы отражающие некие следы жизни.
Ходили рассказы о некоторых любителях острых ощущений, пытавшихся насладиться половым возбуждением, которое, как считалось, испытывает человек в первые минуты после повешения (очередное суеверие), но часто не успевавших вовремя остановить этот изысканный эксперимент.
Когда раздевали солдат, павших на поля боя, пишет Гарманн, то их находили в том состоянии, в каком они были бы, если бы сражались в любовной битве. Врач добавляет, что эрекцию у покойников можно вызвать, если впрыснуть в артерии трупа некую жидкость.
Здесь снова вопрос наличия кровяного давления в теле трупа или коматозника. Никакой "любви" тут нет и близко. А эрекцию у свежих покойников может вызвать яд кобры, действие которого основано на том, что кровь превращается в коллоид, загустевает и несколько расширяется в объеме.
Следует также добавить, что античные авторы, описывая медленную смерть распятого человека, указывают, что на второй день у еще живого казненного наступает непроизвольная эрекция от прилива крови в низлежащую часть тела, что причиняет ему мучительную боль - наравне с мукой от других обездвиженных членов тела. Мучительная эрекция - часть пытки распятием.
Представление о чувствительности трупа было тесно связано с идеей неделимости тела, ни один элемент которого не может жить отдельно от всего целого. Гарманн отдает дань модной тогда теме пересадки органов и сообщает несколько случаев, якобы точно документированных.
Так, один дворянин лишился на войне носа, ему приставили нос другого человека, операция удалась, и новый нос оставался некоторое время на своем месте, пока вдруг не начал гнить. Выяснилось, что именно тогда первоначальный владелец носа скончался, увлекая за собой в пучину разложения и свой нос, находившийся далеко от него.
Вообще говоря, у меня тут возникает подозрение - не эта ли история стала источником для гоголевской повести "Нос"? Во всяком случае, меня тревожит более судьба первоначального владельца носа, который его как бы отдал - и с чем же он жил все это время? Странная история.
Все подобные явления Гарманн относит к естественным, отличая их от чудес, вроде ходящих мертвецов или мертвецов благоухающих, что было для его современников верным признаком святости умершего.
Тут снова вылезает, как шило из мешка, политика. Одних нетленных мертвецов надо называть суевериями, а других - нетленных святых христианства - считать вещью реальной, научной, понятной и прекрасной. В них Гарманну со своими рассуждениями лезть нельзя - а то отлучат от церкви.
Получается, простой нетленный мертвец (коматозник на самом деле) - это суеверия. А тот же самый коматозник, но угодный интересам Церкви - уже дар Божий и элемент пропаганды культа. И ватиканская комиссия сидит и, подсчитывая бонусы и минусы, вычисляет, принять очередного коматозника в число нетленных святых или нет.
Гарманн разрешает трудные проблемы: "В других случаях трудно понять, имеем ли мы здесь дело с феноменом природы, чудом или дьявольским наваждением. Таковы, например, случаи движения отдельных конечностей мертвеца: так, одна монахиня поцеловала руку умершей монахине, а та в ответ трижды сжала ее руку.
Не менее спорными, но серьезными и заслуживающими углубленного изучения были случаи, когда трупы издавали какие-либо звуки, подобные, например, свиному хрюканью, из глубины могилы; когда затем одну такую могилу разрыли, то с ужасом увидели, что мертвец съел свой саван, - то было грозное предзнаменование чумы".
Надо и тут заметить, что мертвец ничего есть не может, потому что ему и есть незачем - у него прекращен обмен веществ, тело померло, пища не нужна, так как усваивать ее нечем. А есть может только живой коматозник. Этой очевидности Гарманн не видит.
Длинную главу в своей книге Гарманн посвящает этим издающим звуки и изголодавшимся трупам, так и не определившись в том, является это порождением дьявола или вызвано естественными причинами, повлиявшими на трупы. Абсурд в том, что все предельно просто: это не трупы, а заживо погребенные. Ибо звуки могут издавать живые, а мертвец мертв.
Любопытно, что миф о чувствительности трупа тогда имел весьма важные практические следствия в быту. Трупы рассматривались как сырье для изготовления очень действенных лекарств, которым вовсе не приписывалось никакого магического характера. Пот, выступивший на теле умершего, считался хорошим средством против геморроя и опухолей.
Гарманн пишет: чтобы вылечить больного, достаточно иногда потереть воспалившееся место рукой мертвеца, как это произошло с одной женщиной, исцелившейся от водянки, когда ее погладили по животу еще не остывшей рукой только что умершего человека.
Гарманн приводит также рецепт "божественной воды", названной так за свои чудесные свойства: берется целиком труп человека, отличавшегося при жизни хорошим здоровьем, но умершего насильственной смертью. Мясо, кости и внутренности разрезаются на мелкие кусочки; все смешивается и с помощью перегонки превращается в жидкость.
Наряду с другими медицинскими эффектами эта вода позволяла оценить шансы тяжелобольного на исцеление: в определенное количество "божественной воды" добавляли от 3 до 9 капель крови больного и осторожно взбалтывали над огнем.
Если вода и кровь хорошо смешивались, то это означало, что больной будет жить. Если же смесь не получалась, он умрет. Помимо крови разрешалось использовать в этом эксперименте мочу, пот или другие выделения больного.
Можно, конечно, предполагать, что здесь работают некие нераспознанные эффекты гомеопатии, но сама суть эксперимента весьма напоминает опыты нацистов в концлагерях. Во всяком случае, эти опыты останутся уникальными без их повторения, потому что в наше время их повторить нельзя. Никто не позволит перегонять для извлечения "божественной воды" рагу из пропущенных через мясорубку трупов людей.
С другой стороны, это, как подано в книге, практика. Причем, практика доказанная, самая проверенная. Как на это смотреть? Что может дать смешение частей трупа (пусть при жизни имевшего хорошее здоровье) с частями или выделениями живого человека?
Крайне необычны и сами факты, приводимые Гарманном. Например, не знаю, как можно объяснить следующее наблюдение Гарманна: в периоды менструаций женщинам Западной Европы запрещали дотрагиваться до покойников - это грозило прервать нормальный месячный цикл."
Взято: foto-history.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]