Говоря о свободе, народ не ждет гримас капитализма
---
Алексей Алешковский
Чем белорусские протесты отличаются от американских? Или от французских? А одна несправедливость от другой? Кто-то считает, что с жиру бесятся афроамериканцы, кто-то – что белорусы или «желтые жилеты». Кому надо симпатизировать? С каких позиций? Я понимаю и либералов, и охранителей, и белых, и черных, и сторонников капитализма, и сторонников социализма. У всех ведь своя правда и своя оптика. И свои дилеммы: свобода или порядок, социализм или смерть, летать или ползать...
Полетишь налево – поссоришься с патриотами, поползешь направо – поругаешься с либералами, пойдешь прямо – в «Фейсбуке» забанят. Обсуждая то, что происходит за рамками их мониторов, диванные бойцы и пикейные жилеты проходят бесконечный проективный тест, рассказывая не об Америке или Белоруссии, а о самих себе. Изучать людей всегда интересно.
Пока белорусы голосовали за «последнего диктатора Европы», наша прогрессивная интеллигенция воспринимала их как тупое забитое быдло. Это ведь известный парадокс: когда народ голосует за стабильность и против раскачивающих лодку, право меньшинство. А если внезапно начинает голосовать за перемены, то правым оказывается большинство: глас оппозиции – глас божий.
Демократия хороша, когда работает на демократов. И вот, стоило братьям-славянам продемонстрировать оппозиционный эдипов комплекс – покуситься на родину-мать, про которую батька говорил «любимую не отдают», как они тут же обернулись сознательными людьми, настоящими украинцами – не то что отечественное быдло, которое прелестей свободы не понимает.
С восприятием украинцев в свое время было то же самое: «оплот совка», «Никита отдал наш Крым», «днепропетровская мафия», «сало – оно и есть сало», «эта жуткая мова в наших университетах!». А потом, внезапно: какой же это прекрасный национализм! Подумаешь, факельные шествия: и у свободных людей они бывают. Прогрессивный образ мышления – считать преступным избиение демонстрантов, а понятным и нормальным – расстрел мятежных областей. Это ведь совсем другое дело.
Но я помню и обратный вариант: сначала сознательные шахтеры были кумирами демократов, мотором перестройки, привели к власти Ельцина. А потом не вписались в рынок и стучали касками у Белого дома.
Прогрессивной интеллигенции, которая свои пряники уже получила, это забитое быдло было уже не нужно. Для либеральных господ народ существует в трех ипостасях: или радующих глаз пейзан, или нерадивой скотинки, или мотора революционных преобразований. Власть хотя бы вынуждена заботиться о настроениях своего электората, а изворотливый ум интеллигента судьбами ситуационных союзников волновать ни к чему.
Я вот ни разу, что называется, не левый. При этом прожил достаточно, чтобы только ржать при звуках мантр о невидимой руке рынка, которые раздаются из госплана экономической пирамиды Евросоюза. Очень хорошо понимаю, что делал Чубайс, когда проводил ваучеризацию и залоговые аукционы: времени строить народный капитализм не было – оно было упущено и Горбачевым, и разборками с Верховным Советом, впоследствии покойным. А шансов коммунистам давать было нельзя.
Лукашенко же удалось построить на руинах советской власти вполне эффективный гибрид народного капитализма и государственного социализма – без воров, бандитов и олигархов, который до сих пор хвалили все, кто ни попадя. Протестный философ Горюнов даже сбежал из удушливой Москвы в Минск и очень обиделся на мою фразу: «у каждого оппозиционера должен быть свой любимый диктатор».
Но чем батька свой режим породил, тем и привел на край могилы: думаю, он вполне искренне вопрошал на митинге: вы меня сами просили навести железной рукой порядок, чего ж теперь удивляетесь? Он не знал или забыл, что с повышением благосостояния народ переходит на другую ступеньку пирамиды Маслоу, и у него появляются другие потребности. Особенно те, которые Лукашенко сам пробудил, организовывая себе на голову антироссийские националистические митинги.
Но проблемы не только у президента, но и у его народа, который сам не знает, чего хочет. Программа оппозиции была обнародована в знаменательный день 22 июня. Тогда на нее мало кто обратил внимание: сначала возмутились «зеленые». Скандал разразился только сейчас, и бравые революционеры начали зачищать Сеть от следов своих фантазий. Хотя почти два месяца не стеснялись: подумаешь, отдать страну НАТО и транснациональным корпорациям. Но народ-то, говоря о свободе, ждет не гримас капитализма, а патернализма с человеческим лицом.
Гюстав Лебон доступно объяснил этот парадокс: «Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу. Таковы, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т. д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл. Между тем, в них, несомненно, заключается магическая сила, как будто на самом деле в них скрыто разрешение всех проблем. Они образуют синтез всех бессознательных разнообразных стремлений и надежд на их реализацию».
То, что страну без Лукашенко разнесут в клочья, не бином Ньютона: аппетит приходит во время еды. Понятно, что она не развалится, а с реальной жизнью после колхозного пионерлагеря и сладких сказок о союзном государстве пришла пора познакомиться. В конце концов, это свободный выбор свободных людей – жить на российские льготы у батьки за пазухой или в мире голого чистогана и диктата МВФ. Опасна не жажда свободы, а ощущение миссии Данко: счастье для всех всегда оборачивается властью избранных. Горящему сердцу необходимы если не чистые руки, то как минимум трезвый ум. В зачарованности своей миссией противники батьки мало чем отличаются от него самого.
Когда я пишу об опасениях, связанных с будущим Белоруссии, я не хочу сказать, что вижу в нем мрак и ужас. Ну, допустим, избавились от диктатора, провели приватизацию, почувствовали невидимую руку свободного рынка. Уровень жизни у одних повысится, у других понизится. Появятся политика и пикейные жилеты, менты и журналисты поделятся на продажное большинство и честное меньшинство, возродится мафия, которая начнет делить со спецслужбами заводы и бордели, оптимизируют науку и промышленность, здравоохранение и сельское хозяйство.
Пенсионеры и безработные будут тосковать по золотым временам кровавого батьки, а хипстеры – весело плевать ему вслед. Когда все постсоветское пространство колбасило, лукашенковская Белоруссия жила тихо и спокойно. Пришло время повеселиться. Когда погребают эпоху, надгробный псалом не звучит.
А если батька выстоит? Придется платить не социальным расслоением за свободу, а свободами за социализм. Санаторий строгого режима, из которого можно уехать – это не концлагерь. Молодежь толпами валит и из свободной Прибалтики, и со свободной Украины. А от цифрового тоталитаризма не уйдет никто. Иллюзией свободы надо пользоваться, пока дают.
Сменяемость власти – это фикция. Изменить можно только строй. Дорога к бесплатному сыру вымощена благими намерениями: активное меньшинство может завести пассивное большинство туда, куда и само попасть не собиралось. Это и есть обычный результат всех революций. Честные выборы между шилом и мылом хороши честностью, а не результатом.
Источник
Чем белорусские протесты отличаются от американских? Или от французских? А одна несправедливость от другой? Кто-то считает, что с жиру бесятся афроамериканцы, кто-то – что белорусы или «желтые жилеты». Кому надо симпатизировать? С каких позиций? Я понимаю и либералов, и охранителей, и белых, и черных, и сторонников капитализма, и сторонников социализма. У всех ведь своя правда и своя оптика. И свои дилеммы: свобода или порядок, социализм или смерть, летать или ползать...
Полетишь налево – поссоришься с патриотами, поползешь направо – поругаешься с либералами, пойдешь прямо – в «Фейсбуке» забанят. Обсуждая то, что происходит за рамками их мониторов, диванные бойцы и пикейные жилеты проходят бесконечный проективный тест, рассказывая не об Америке или Белоруссии, а о самих себе. Изучать людей всегда интересно.
Пока белорусы голосовали за «последнего диктатора Европы», наша прогрессивная интеллигенция воспринимала их как тупое забитое быдло. Это ведь известный парадокс: когда народ голосует за стабильность и против раскачивающих лодку, право меньшинство. А если внезапно начинает голосовать за перемены, то правым оказывается большинство: глас оппозиции – глас божий.
Демократия хороша, когда работает на демократов. И вот, стоило братьям-славянам продемонстрировать оппозиционный эдипов комплекс – покуситься на родину-мать, про которую батька говорил «любимую не отдают», как они тут же обернулись сознательными людьми, настоящими украинцами – не то что отечественное быдло, которое прелестей свободы не понимает.
С восприятием украинцев в свое время было то же самое: «оплот совка», «Никита отдал наш Крым», «днепропетровская мафия», «сало – оно и есть сало», «эта жуткая мова в наших университетах!». А потом, внезапно: какой же это прекрасный национализм! Подумаешь, факельные шествия: и у свободных людей они бывают. Прогрессивный образ мышления – считать преступным избиение демонстрантов, а понятным и нормальным – расстрел мятежных областей. Это ведь совсем другое дело.
Но я помню и обратный вариант: сначала сознательные шахтеры были кумирами демократов, мотором перестройки, привели к власти Ельцина. А потом не вписались в рынок и стучали касками у Белого дома.
Прогрессивной интеллигенции, которая свои пряники уже получила, это забитое быдло было уже не нужно. Для либеральных господ народ существует в трех ипостасях: или радующих глаз пейзан, или нерадивой скотинки, или мотора революционных преобразований. Власть хотя бы вынуждена заботиться о настроениях своего электората, а изворотливый ум интеллигента судьбами ситуационных союзников волновать ни к чему.
Я вот ни разу, что называется, не левый. При этом прожил достаточно, чтобы только ржать при звуках мантр о невидимой руке рынка, которые раздаются из госплана экономической пирамиды Евросоюза. Очень хорошо понимаю, что делал Чубайс, когда проводил ваучеризацию и залоговые аукционы: времени строить народный капитализм не было – оно было упущено и Горбачевым, и разборками с Верховным Советом, впоследствии покойным. А шансов коммунистам давать было нельзя.
Лукашенко же удалось построить на руинах советской власти вполне эффективный гибрид народного капитализма и государственного социализма – без воров, бандитов и олигархов, который до сих пор хвалили все, кто ни попадя. Протестный философ Горюнов даже сбежал из удушливой Москвы в Минск и очень обиделся на мою фразу: «у каждого оппозиционера должен быть свой любимый диктатор».
Но чем батька свой режим породил, тем и привел на край могилы: думаю, он вполне искренне вопрошал на митинге: вы меня сами просили навести железной рукой порядок, чего ж теперь удивляетесь? Он не знал или забыл, что с повышением благосостояния народ переходит на другую ступеньку пирамиды Маслоу, и у него появляются другие потребности. Особенно те, которые Лукашенко сам пробудил, организовывая себе на голову антироссийские националистические митинги.
Но проблемы не только у президента, но и у его народа, который сам не знает, чего хочет. Программа оппозиции была обнародована в знаменательный день 22 июня. Тогда на нее мало кто обратил внимание: сначала возмутились «зеленые». Скандал разразился только сейчас, и бравые революционеры начали зачищать Сеть от следов своих фантазий. Хотя почти два месяца не стеснялись: подумаешь, отдать страну НАТО и транснациональным корпорациям. Но народ-то, говоря о свободе, ждет не гримас капитализма, а патернализма с человеческим лицом.
Гюстав Лебон доступно объяснил этот парадокс: «Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу. Таковы, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т. д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл. Между тем, в них, несомненно, заключается магическая сила, как будто на самом деле в них скрыто разрешение всех проблем. Они образуют синтез всех бессознательных разнообразных стремлений и надежд на их реализацию».
То, что страну без Лукашенко разнесут в клочья, не бином Ньютона: аппетит приходит во время еды. Понятно, что она не развалится, а с реальной жизнью после колхозного пионерлагеря и сладких сказок о союзном государстве пришла пора познакомиться. В конце концов, это свободный выбор свободных людей – жить на российские льготы у батьки за пазухой или в мире голого чистогана и диктата МВФ. Опасна не жажда свободы, а ощущение миссии Данко: счастье для всех всегда оборачивается властью избранных. Горящему сердцу необходимы если не чистые руки, то как минимум трезвый ум. В зачарованности своей миссией противники батьки мало чем отличаются от него самого.
Когда я пишу об опасениях, связанных с будущим Белоруссии, я не хочу сказать, что вижу в нем мрак и ужас. Ну, допустим, избавились от диктатора, провели приватизацию, почувствовали невидимую руку свободного рынка. Уровень жизни у одних повысится, у других понизится. Появятся политика и пикейные жилеты, менты и журналисты поделятся на продажное большинство и честное меньшинство, возродится мафия, которая начнет делить со спецслужбами заводы и бордели, оптимизируют науку и промышленность, здравоохранение и сельское хозяйство.
Пенсионеры и безработные будут тосковать по золотым временам кровавого батьки, а хипстеры – весело плевать ему вслед. Когда все постсоветское пространство колбасило, лукашенковская Белоруссия жила тихо и спокойно. Пришло время повеселиться. Когда погребают эпоху, надгробный псалом не звучит.
А если батька выстоит? Придется платить не социальным расслоением за свободу, а свободами за социализм. Санаторий строгого режима, из которого можно уехать – это не концлагерь. Молодежь толпами валит и из свободной Прибалтики, и со свободной Украины. А от цифрового тоталитаризма не уйдет никто. Иллюзией свободы надо пользоваться, пока дают.
Сменяемость власти – это фикция. Изменить можно только строй. Дорога к бесплатному сыру вымощена благими намерениями: активное меньшинство может завести пассивное большинство туда, куда и само попасть не собиралось. Это и есть обычный результат всех революций. Честные выборы между шилом и мылом хороши честностью, а не результатом.
Источник
Источник: bazaistoria.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]