История пани Лидии. Глава 15.
---
Оригинал взят у 
20history в История пани Лидии. Глава 15.
Когда после войны я посетила бараки в Биркенау, интерьер этих бараков был мне знаком. Бараки, которые во время моего пребывания в лагере казались мне такими огромными, на самом деле оказались маленькими и низкими. Будучи ребенком, я видела их совсем по-другому.
Условия, в которых содержались дети и взрослые в концлагере, мало чем отличались. Главная разница заключала в том, что маленьким узникам было сложнее выносить все тяготы заключения. Обуви и одежды на всех не хватало — детям приходилось носить либо то, в чём они прибыли в Аушвиц-Биркенау, либо то, что раздобыли для них родители уже во время пребывания в лагере. Повсеместно было воровство — однажды у маленькой Люды украли её ботиночки. Анне удалось как-то раздобыть новую обувь для дочери, вот только оба ботинка были на левую ногу. Но выбирать не приходилось.
Спали дети на деревянных нарах, которые тянулись вдоль всего барака. Три этажа нар, разделённых на секции, не могли вместить всех обитателей барака, поэтому дети постоянно толкались и пытались занять позицию, в которой можно было хоть немного поспать. Нары были покрыты соломой, а одеялами служили куски грязной ткани, в которых копошились паразиты. У некоторых детей не было даже таких одеял.
Фото: auschwitz.org
А ещё постоянно хотелось есть. Узников кормили одинаково — с утра давали кружку так называемого «кофе» (горький отвар из трав) с куском хлеба, который надо было растянуть на целый день, а днём ждала тарелка водянистой похлёбки из полусгнивших овощей. Скудный некачественный рацион едва мог утолить голод, поэтому за каждую кромку хлеба шла настоящая борьба. Те, кто оказывался в конце очереди при распределении похлёбки по мискам, не могли рассчитывать даже на кусок гнилой картофелины – вся твёрдая пища из супа доставалось узникам, которые благодаря своей силе или хитрости умудрились оказаться первыми. Еще хуже ситуация была у тех, у кого по каким-то причинам не было собственной миски.
Никакого дополнительного питания для детей предусмотрено не было — даже самым маленьким узникам, которых не отправили сразу в газовую камеру, не доставалось молоко. При этом совершенно иначе питались эсэсовцы из лагерной администрации — еду для них готовили на отдельной кухне, а рацион включал в себя отборные продукты, в том числе хорошие овощи и фрукты, мясо и рыба. Узникам же доставались отходы от кухни администрации — картофельные очистки, испорченные овощи и сгнившее мясо. Голод и болезни от некачественного питания превращали некогда здоровых и сильных узников в истощённые тени, лишь отдалённо напоминающие людей. Они больше походили на обтянутые кожей скелеты.
Смертность достигала невероятных величин — узника, организм которого перестал бороться за выживание, можно было отличить от живого по потухшему взгляду его смотрящих в пустоту глаз. Умирали узники чаще всего ночью. Неявившихся на утреннюю перекличку находили лежащими в бараке и равнодушно оттаскивали в сторону крематория. Лагерный номер очередного несчастного вычеркивался из списка.
Маленькой Люде повезло — девочку навещала мама по вечерам, когда после работы женщинам позволялось недолго побыть со своими детьми, и по воскресеньям. Когда мама приходила, она всегда старалась принести что-нибудь своей малышке. Анна берегла каждый кусок хлеба, мужественно справляясь с невыносимым чувством голода, чтобы в конце дня покормить дочь.
Первые пару недель женщина работала в детском бараке, поэтому она могла проводить с дочкой больше времени. Вскоре их разлучили — Анну определили на тяжёлые работы по регуляции русла реки Сола неподалёку от лагеря. Встречи с дочерью стали редкими, а работать приходилось на износ. Но работа за пределами лагеря имела и свои преимущества — благодаря ней Анне удавалось раздобыть немного дополнительной еды для себя и дочери.
Дело в том, что жители Освенцима и близлежащих сёл по мере возможностей оказывали поддержку узникам концлагеря. Под страхом наказания местным было запрещено приближаться к окружавшим лагерь заборам с колючей проволокой, но скрыть факт существования фабрики смерти было невозможно. Люди видели, как в концлагерь постоянно прибывали вагоны, заполненные людьми, а вот обратно эти поезда отправлялись пустыми. Бросались в глаза высокие трубы крематориев, возвышавшиеся над территорией лагеря. Из этих труб валил чёрный густой дым, при этом едкий отвратительный запах разносился на много километров от лагеря.
Пытаясь хоть как-то помочь узникам концентрационного лагеря, местные оставляли еду там, где работали узники. Для заключённых было удачей найти картофелину, морковку, яблоко, хлеб или лук. Местные жители сами жили в условиях постоянного недостатка еды, но при этом и среди них находились те, кто желал помочь заключенным, находившимся в более трудной ситуации.
Так Анна добывала немного дополнительной еды для себя и для дочери. Иногда, когда встретиться с Людой не удавалось, Анна тайком пробиралась к детскому бараку и подзывала к себе девочку. Люда жадно набрасывалась на еду, даже луковица для неё была десертом. Голод в концлагере был настолько сильным, что лук считался роскошью. Каждый раз, когда Анна виделась с дочерью, она повторяла:
— Ешь, доченька, ешь. Скоро всё это закончится, и мы снова будем жить как прежде. Но если нас разлучат, доченька, то запомни: тебя зовут Люда, твоя фамилия — Бочарова. Ты родом из Минска, твоя родина — Советский Союза. Твой отец — офицер Красной армии. Запомни это, доченька, и тогда мама тебя найдёт, что бы ни случилось.
— Хорошо, мамочка, я запомню, — отвечала девочка и ещё долго всматривалась в мамины руки.
Когда Анна собиралась уходить, девочка хватала маму за руки, смотрела на неё своими большими глазами и говорила:
— Ты опять уходишь, мама? А почему ты не можешь остаться? Тогда оставь мне свои руки, а сама иди.
От этих наивных слов дочери у Анны сердце обливалось кровью. Несмотря на детские просьбы, она никак не могла остаться с дочкой. Женщина и так подвергалась огромному риску, в темноте пробираясь к детскому бараку. Стоило охраннику заметить узницу, самовольно покинувшую свой барак, немедленная смерть ждала бы обеих — и Анну, и Люду. Но именно благодаря этому риску женщина смогла спасти свою дочь, ведь девочка получала больше еды, чем другие обитатели детского барака. Да и сам факт присутствия матери рядом, её объятия и утешения помогали Люде продержаться. Далеко не всем детям в концлагере посчастливилось регулярно видеться с родителями — взрослых узников убивали голод, инфекции и произвол лагерной администрации.
Но мама Люды была очень сильной женщиной. Она изо всех сил старалась остаться живой и здоровой, ведь стоило узнику заболеть, как дни его были сочтены — в медицинской части концлагеря не хватало лекарств, а особо тяжелобольных узников убивали смертельным уколом фенола в сердце.
Однажды Анна подхватила кишечную инфекцию и несколько недель страдала от страшных болей. Всё это время она не виделась с дочерью и не знала, что с ней происходит. Когда болезнь отступила, и Анна смогла выйти из медицинского блока, она сразу поспешила к своей маленькой Люде. В детском бараке она всматривалась в лица маленьких детей, но нигде не могла найти свою дочь. В какой-то момент на женщину с нар стала смотреть какая-то истощённая девочка, тело которого было практически прозрачным как стекло — судя по всему, ребёнка подвергли каким-то страшным процедурам. Девочка лежала неподвижно, смотрела на Анну безжизненными глазами, из которых текли слёзы, и, собравшись с силами, своим слабым голоском смогла произнести лишь одно слово:
— Ма…
20history в История пани Лидии. Глава 15.Когда после войны я посетила бараки в Биркенау, интерьер этих бараков был мне знаком. Бараки, которые во время моего пребывания в лагере казались мне такими огромными, на самом деле оказались маленькими и низкими. Будучи ребенком, я видела их совсем по-другому.
Условия, в которых содержались дети и взрослые в концлагере, мало чем отличались. Главная разница заключала в том, что маленьким узникам было сложнее выносить все тяготы заключения. Обуви и одежды на всех не хватало — детям приходилось носить либо то, в чём они прибыли в Аушвиц-Биркенау, либо то, что раздобыли для них родители уже во время пребывания в лагере. Повсеместно было воровство — однажды у маленькой Люды украли её ботиночки. Анне удалось как-то раздобыть новую обувь для дочери, вот только оба ботинка были на левую ногу. Но выбирать не приходилось.
Спали дети на деревянных нарах, которые тянулись вдоль всего барака. Три этажа нар, разделённых на секции, не могли вместить всех обитателей барака, поэтому дети постоянно толкались и пытались занять позицию, в которой можно было хоть немного поспать. Нары были покрыты соломой, а одеялами служили куски грязной ткани, в которых копошились паразиты. У некоторых детей не было даже таких одеял.
Фото: auschwitz.org
А ещё постоянно хотелось есть. Узников кормили одинаково — с утра давали кружку так называемого «кофе» (горький отвар из трав) с куском хлеба, который надо было растянуть на целый день, а днём ждала тарелка водянистой похлёбки из полусгнивших овощей. Скудный некачественный рацион едва мог утолить голод, поэтому за каждую кромку хлеба шла настоящая борьба. Те, кто оказывался в конце очереди при распределении похлёбки по мискам, не могли рассчитывать даже на кусок гнилой картофелины – вся твёрдая пища из супа доставалось узникам, которые благодаря своей силе или хитрости умудрились оказаться первыми. Еще хуже ситуация была у тех, у кого по каким-то причинам не было собственной миски.
Никакого дополнительного питания для детей предусмотрено не было — даже самым маленьким узникам, которых не отправили сразу в газовую камеру, не доставалось молоко. При этом совершенно иначе питались эсэсовцы из лагерной администрации — еду для них готовили на отдельной кухне, а рацион включал в себя отборные продукты, в том числе хорошие овощи и фрукты, мясо и рыба. Узникам же доставались отходы от кухни администрации — картофельные очистки, испорченные овощи и сгнившее мясо. Голод и болезни от некачественного питания превращали некогда здоровых и сильных узников в истощённые тени, лишь отдалённо напоминающие людей. Они больше походили на обтянутые кожей скелеты.
Смертность достигала невероятных величин — узника, организм которого перестал бороться за выживание, можно было отличить от живого по потухшему взгляду его смотрящих в пустоту глаз. Умирали узники чаще всего ночью. Неявившихся на утреннюю перекличку находили лежащими в бараке и равнодушно оттаскивали в сторону крематория. Лагерный номер очередного несчастного вычеркивался из списка.
Маленькой Люде повезло — девочку навещала мама по вечерам, когда после работы женщинам позволялось недолго побыть со своими детьми, и по воскресеньям. Когда мама приходила, она всегда старалась принести что-нибудь своей малышке. Анна берегла каждый кусок хлеба, мужественно справляясь с невыносимым чувством голода, чтобы в конце дня покормить дочь.
Первые пару недель женщина работала в детском бараке, поэтому она могла проводить с дочкой больше времени. Вскоре их разлучили — Анну определили на тяжёлые работы по регуляции русла реки Сола неподалёку от лагеря. Встречи с дочерью стали редкими, а работать приходилось на износ. Но работа за пределами лагеря имела и свои преимущества — благодаря ней Анне удавалось раздобыть немного дополнительной еды для себя и дочери.
Дело в том, что жители Освенцима и близлежащих сёл по мере возможностей оказывали поддержку узникам концлагеря. Под страхом наказания местным было запрещено приближаться к окружавшим лагерь заборам с колючей проволокой, но скрыть факт существования фабрики смерти было невозможно. Люди видели, как в концлагерь постоянно прибывали вагоны, заполненные людьми, а вот обратно эти поезда отправлялись пустыми. Бросались в глаза высокие трубы крематориев, возвышавшиеся над территорией лагеря. Из этих труб валил чёрный густой дым, при этом едкий отвратительный запах разносился на много километров от лагеря.
Пытаясь хоть как-то помочь узникам концентрационного лагеря, местные оставляли еду там, где работали узники. Для заключённых было удачей найти картофелину, морковку, яблоко, хлеб или лук. Местные жители сами жили в условиях постоянного недостатка еды, но при этом и среди них находились те, кто желал помочь заключенным, находившимся в более трудной ситуации.
Так Анна добывала немного дополнительной еды для себя и для дочери. Иногда, когда встретиться с Людой не удавалось, Анна тайком пробиралась к детскому бараку и подзывала к себе девочку. Люда жадно набрасывалась на еду, даже луковица для неё была десертом. Голод в концлагере был настолько сильным, что лук считался роскошью. Каждый раз, когда Анна виделась с дочерью, она повторяла:
— Ешь, доченька, ешь. Скоро всё это закончится, и мы снова будем жить как прежде. Но если нас разлучат, доченька, то запомни: тебя зовут Люда, твоя фамилия — Бочарова. Ты родом из Минска, твоя родина — Советский Союза. Твой отец — офицер Красной армии. Запомни это, доченька, и тогда мама тебя найдёт, что бы ни случилось.
— Хорошо, мамочка, я запомню, — отвечала девочка и ещё долго всматривалась в мамины руки.
Когда Анна собиралась уходить, девочка хватала маму за руки, смотрела на неё своими большими глазами и говорила:
— Ты опять уходишь, мама? А почему ты не можешь остаться? Тогда оставь мне свои руки, а сама иди.
От этих наивных слов дочери у Анны сердце обливалось кровью. Несмотря на детские просьбы, она никак не могла остаться с дочкой. Женщина и так подвергалась огромному риску, в темноте пробираясь к детскому бараку. Стоило охраннику заметить узницу, самовольно покинувшую свой барак, немедленная смерть ждала бы обеих — и Анну, и Люду. Но именно благодаря этому риску женщина смогла спасти свою дочь, ведь девочка получала больше еды, чем другие обитатели детского барака. Да и сам факт присутствия матери рядом, её объятия и утешения помогали Люде продержаться. Далеко не всем детям в концлагере посчастливилось регулярно видеться с родителями — взрослых узников убивали голод, инфекции и произвол лагерной администрации.
Но мама Люды была очень сильной женщиной. Она изо всех сил старалась остаться живой и здоровой, ведь стоило узнику заболеть, как дни его были сочтены — в медицинской части концлагеря не хватало лекарств, а особо тяжелобольных узников убивали смертельным уколом фенола в сердце.
Однажды Анна подхватила кишечную инфекцию и несколько недель страдала от страшных болей. Всё это время она не виделась с дочерью и не знала, что с ней происходит. Когда болезнь отступила, и Анна смогла выйти из медицинского блока, она сразу поспешила к своей маленькой Люде. В детском бараке она всматривалась в лица маленьких детей, но нигде не могла найти свою дочь. В какой-то момент на женщину с нар стала смотреть какая-то истощённая девочка, тело которого было практически прозрачным как стекло — судя по всему, ребёнка подвергли каким-то страшным процедурам. Девочка лежала неподвижно, смотрела на Анну безжизненными глазами, из которых текли слёзы, и, собравшись с силами, своим слабым голоском смогла произнести лишь одно слово:
— Ма…
Взято: foto-history.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]