Я все порчу

— Кажется, я все порчу, — пробормотала Оля абсолютно не в тему, глядя куда-то поверх моей головы. Я давно не видела подругу, хотя мы живем на одной улице. Я сижу на ее кухонном диванчике уже три часа, допиваю пятую чашку чая и все жду, когда начнется серьезный разговор, для которого она вызвонила меня в восемь утра, причем, в мой заслуженный и редкий выходной.

— Это началось с самого детства. Ты знаешь, может меня какая цыганка сглазила, или порчу навела? Да, понимаю, не веришь ты в эти сказки, — Ольга поймала мой скептический взгляд, — но другого объяснения у меня нет. У меня в руках все ломалось, постоянно, сколько я себя помню. Все дети ломают игрушки, но у меня даже самые крепкие и надежные не проживали и трех дней. Причем, я не ничего не разбивала и разбирала специально, просто так получалось. Родители давно поняли, что их дочурка – ходячий эталон неуклюжести, и вскоре даже ругать меня перестали.

Оля призадумалась, вероятно, вспоминала детство. Я не торопила ее, ведь знала, что произошло дальше. В свои семь Оля устроила пожар, в котором сгорела ее мать. Одинокий отец вымещал зло на дочке. Не бил, но всеми доступными средствами подогревал в ребенке чувство вины за смерть мамы.

— В интернате, где я оказалась, когда алкоголь лишил отца человеческого облика, мои суперспособности только усилились, — подруга усмехнулась, — дети, решившиеся поиграть со мной, рисковали остаться калеками. Наташке перебило спину качелей, а ведь я просто сидела с ней рядом. Димка, с которым мы что-то вырезали из бумаги, едва не выбил себе глаз ножницами. Благо, отделался всего лишь шрамом на всю щеку. Интересно, живы ли они сейчас….

Она снова замолчала. Олег, крошечный сынок подруги, завопил из колыбели, как пароходная сирена. Оля, словно заторможенная, подошла к коляске, прижала мальчишку к себе и продолжила:

— вскоре я стала изгоем. В подростковом возрасте легче не стало. Если я отпирала дверь, ключ непременно застревал в замке. Ручки шкафчиков оставались у меня в руках. Любая техника ломалась, стоило мне только к ней прикоснуться. Семейство, удочерившее меня, воспринимало все происходящее как проявление моего бунтарства. Бились хрустальные вазы, распаивались украшения, окружающие постоянно получали досадные, нелепые травмы. Наконец-то родители мне поверили – меня таскали по бабкам-шептуньям, экстрасенсам и психологам, но никто не мог помочь. После гибели опекунов мне достались те самые развалины на участке, который мы так долго не могли продать.

Я помогала Оле продать землю. До сих пор помню, с какой грустью она смотрела на полуразвалившееся строение, где жила, будучи семнадцатилетней. Утечка газа – перед сном Ольга забыла перекрыть кран, и ненадежная система дала сбой. Опекуны надышались газом, а подруга, решившая в ту ночь лечь спать на веранде, спаслась исключительно благодаря настежь распахнутому окну.

— и парень мой первый погиб из-за меня. И зачем я его попросила отвезти меня к Тамарке на именины. То ли побыть с ним хотела, то ли покрасоваться вздумала ухажером на мотоцикле. И главное – у него голова вдребезги, а на мне ни царапины. Кстати, я ж его по дороге упросила остановиться, в магазин зашла. Вот и думаю – а не задержись мы на пять минут, может быть, и не встретились бы с той злосчастной машиной, — Оля опять умолкла, а я задумалась. В словах приятельницы действительно прослеживалась определенная логика.

— Мужу жизнь тоже испортила, — Олег завозился, потревоженный тяжелым вздохом матери. Оля отняла руку от сына, и вытерла проступившие слезы, — вечно пилила, что денег нет. Вот он на ту халтуру и подался.

Олин супруг погиб из-за несчастного случая – на нелегальной стройке соблюдали технику безопасности разве что на бумаге, да перед большим начальством.

— А вот теперь за сына принялась, — она странно заулыбалась, — Олежке врачи плохой диагноз поставили, генетическое что-то, заумное. Я еще толком не разобралась, но медики глаза прячут, а значит, дело – дрянь. Я ведь все порчу, Кать, возле меня он точно не поправится.

Я хотела разубедить подругу, сказать, что она просто наслушалась всяких передач по телевизору, и вообще меньше надо по гадалкам бегать, а диагноз и ошибочный может быть, но ее следующая фраза заставила меня убедиться в бессмысленности спора.

— Кать, у меня ж никого нет. Мы с тобой давно дружим, и ты вроде счастлива. Значит, проклятие мое на тебя не действует, хотя мы близки, — теперь я поняла, почему в последнее время Оля будто старалась держаться от меня подальше – оказывается, боялась мне навредить, — я не хочу, чтобы Олежек повторил мою судьбу. Ты уж присмотришь за ним, если со мной что-то случится?

Я не знала, что ответить – сказала, что надо подумать. В задумчивости я собиралась домой. Оля молча проводила меня – самое главное уже прозвучало. По дороге я долго размышляла о том, что, вероятно, печально жить, зная, что все портишь.

Источник: labuda.blog

уникальные шаблоны и модули для dle