"Палечники". Самострелы и симулянты Первой мировой.
---
А. Б. Асташов "Членовредительство и симуляция болезней в русской армии во время Первой мировой войны". Новый исторический вестник. 2012. №34 С.6-18.
Членовредительство и симуляция болезней - одна из наименее изученных страниц истории русской армии в период Первой мировой войны. Эти виды воинских правонарушений были характерны для русской армии и в мирное время, главным образом при призыве на военную службу.
Почти всегда они сводились к "искусственным" (искусственно вызванным) болезненным состояниям различных органов: опухолям, флегмонам (гнойным воспалениям), грыжам, прободениям барабанных перепонок и т.п. При этом различные членовредительства были характерны для определенных местностей: в одной преобладали "искусственные" опухоли, в другой - флегмоны, в третьей - грыжи.
Это указывало на определенную специализацию, развитие "промысла" членовредительства, связанного с военной службой. Подобного рода дела в мирное время составляли, например, по Киевскому, Петербургскому и Варшавскому военным округам 7 % военно-судных дел.
С началом Русско-японской войны при объявлении мобилизации произошло значительное увеличение количества случаев членовредительства и симуляции. Основными их видами (83 % всех случаев) являлись повреждение и болезни рук - 32 %, органов слуха - 29 %, голени - 10 %, глаз - 12 %. Но и после войны членовредительство при призыве в армию продолжалась.
Согласно отчетам военно-санитарной администрации за 1907-1909 гг., оно составляло 1 человек на 4 тыс., то есть около 350 человек в год (в расчете на всю армию мирного времени). В армии военного времени, полагали, будет 10-15 тыс. членовредителей.
С началом Первой мировой войны произошло значительное увеличение количества случаев членовредительства и симуляции. Это было вызвано как массовой мобилизацией, так и быстро распространявшимся нежеланием погибать "за Веру, Царя и Отечество".
Свою роль сыграло и увеличением доли "преступного элемента" в армии: будучи призванными, преступники активно распространяли свои собственные способы ухода от выполнения обязанностей перед обществом и государством. Широкое распространение членовредительства сразу ощутили военные врачи, как в призывных комиссиях, так и на самом фронте.
Членовредители наносили себе раны резаные, колотые, огнестрельные, ушибленные. Кроме того, они симулировали болезни внутренних органов, нервные болезни (чаще всего падучую), болезни глаз и уха. Наконец, "подделывали" здоровые корни зубов под больные, спиливали зубы.
Возник даже такой метод нанесения вреда своему здоровью с целью уклонения от военной службы, как специальное заражение себя венерическими болезнями. В "поисках" этих заболеваний военнослужащие ездили в крупные города (Полоцк, Двинск, Минск и прочие).
Из этого, как указывал и.д. начальника штаба Северного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич в феврале 1916 г., "можно заключить, что явление это носило стихийный характер и могло создать открытый торг как сифилисом, так и триппером... А последнее обстоятельство несет неисчислимый ущерб рядам действующих армий".
До войны военными медиками предполагались и ожидались определенные "национальные" виды членовредительства: у евреев и поляков - травмы барабанной перепонки, у грузин - грыжи, у евреев, грузин и поляков - парафиномы (введение под кожу парафина), у русских - "порубы" пальцев.
Но с началом мировой войны произошла "интернационализация" членовредительства, его распространение на другие народы: среди мусульман распространились повреждения барабанной перепонки, изъязвления голени и парафиномы, у эстонцев - парафиномы и болезни, вызывавшие флегмоны.
Особенно легко обходили экспертизу, созданную на предмет выявления членовредительства или даже простой симуляции, в тыловых учреждениях и в запасных батальонах при увольнении нижних чинов в отпуск.
В госпиталях действовало распоряжение увольнять на родину выздоровевших после ран, контузий, болезней. Начальники тыловых учреждений и командиры запасных батальонов также увольняли в отпуск нижних чинов на этом основании.
Поэтому солдаты притворялись больными, поступали на несколько дней в госпиталь, откуда добивались увольнения в отпуск наравне с ранеными. Некоторые из этих членовредителей уже отбыли шестимесячные отпуска, данные им для восстановления здоровья как больным.
Полной статистики членовредительства и симуляций в русской армии за мировую войну составлено не было. Но отрывочные подсчеты по некоторым госпиталям сохранились. И даже они внушали медицинским работникам серьезную тревогу.
Так, в 323-м полевом запасном госпитале на осень 1915 г. было 80 членовредителей, а в 1-м сводном госпитале их пребывало больше 100. Некоторые партии призванных, прибывшие на медицинское обследование от уездных воинских начальников, насчитывали до 12 % симулянтов и членовредителей.
В действительности произошло резкое увеличение количества членовредительства, даже по сравнению с ожидаемым. Так, среди призванных евреев в начале 1915 г. в Невеле почти у 2/3 было отмечено членовредительство.
Эти призывники применяли искусственное прободение барабанной перепонки, а также уродовали себя долгим ношением "сильных" очков при вполне нормальном зрении, изнуряли себя продолжительным голоданием для развития острого малокровия, воспроизводили грыжи искусственным расширением пахового кольца, симулировали ограниченную подвижность больших суставов конечностей и даже производили "выворот ног из суставов".
В результате в целом из лиц еврейской национальности на этом участке призывали только 50 %. Но и на других призывных участках, а затем и в армии наблюдались массовые случаи симуляции и членовредительства, главным образом у евреев.
Распространение членовредительства происходило и среди новобранцев коренных национальностей. Как уже говорилось, у различных народов были свои особенности членовредительства и симуляции.
Так, евреи предпочитали "болезни", которые предполагали "обратимость болезненных явлений" или излечение: зубы можно было заменить протезами, различные нагноения проходили и т.п.
Даже при самозаражении венерическими болезнями евреи не пользовались услугами проституток, но делали это главным образом посредством перенесения гнойной капли из одного мочеиспускательного канала в другой. Тем самым они избегали риска заболеть сифилисом, ограничиваясь перелоем (гонореей), что все таки давало право на эвакуацию из района военных действий.
У солдат из прибалтийских губерний (эстонцев, немцев) наблюдались случаи введения под кожу инородных тел. У солдат из числа великорусских крестьян основной формой членовредительства были "порубы" частей тела невзирая на последствия.
Как правило, они ссылались на случайность нанесения ран при хозяйственных работах, что крайне трудно было опровергнуть. Следствие по этим делам часто затягивалось, а после февраля 1917 г. и вовсе прекращалось.
Наиболее распространенным видом членовредительства были самострелы. Врачи считали самострелы феноменом, означавшим распространение практики членовредительства на широкие слои воинского контингента.
Самострелы в русской армии случались еще во время Русско-японской войны. В Первую мировую войну "самопалы", как правило в ладонь, появились уже в первые месяцы военных действий. Они воспринимались как эксцессы, как проявления упадка духом, трусости, паники, непроизвольных отступлений, попыток скрыться в госпитале и т.п.
Случаи "самострельства", как и случаи паники в частях, бегства с позиции, мародерства, бывали и позднее, той же осенью 1914 г. Эти случаи связывали с тем, что теперь в армии "не настоящие солдаты, а бог знает кто". Хотя уже в это время встречались случаи "саморанения" у офицеров.
Глубокой осенью 1914 г. с фронта продолжали сообщать о большом количестве "саморанений" наряду с другими заболеваниями, в том числе психическими расстройствами. В это время, по свидетельству полковых врачей, "самострелы" составляли до 5-ти человек в полку ежедневно.
Большей частью стреляли в пальцы, "кто поумнее" - в указательный палец правой руки, большинство же - в левую руку. Согласно свидетельствам офицеров, основным способом "саморанения" являлось умышленное высовывание из окопов левой руки, чтобы пули попали им в пальцы.
Начальство считало это явление если не массовым, то все же заразительным, захватившим даже кадровых офицеров. Порою в офицерских письмах с Кавказского фронта сообщалось о саморанениях среди армянских солдат.
Самострелы продолжались, уменьшаясь в периоды наступательных успешных действий (во время Брусиловского прорыва) и увеличиваясь в периоды тяжелой позиционной войны или "угнетенного" настроения в войсках (осенью - зимой 1916–1917 гг.).
Несмотря на многочисленные свидетельства врачей и командования частей, следственные материалы военных судов, статистика самострелов остается до сих пор неразработанной. Свидетели с мест говорили о большом количестве таких случаев.
Например, согласно Д.А. Фурманову, служившему в 1915 г. санитаром на Западном фронте, в некоторые дни на "палечников" приходилось 50-80 % всех раненых, половину из которых он называл "жульем": они путались в показаниях, слишком картинно стонали и т.п.
Врачи указывали и некоторые характерные приемы "саморанения": при выстрелах обертывали руку мокрой тряпкой, чтобы не оставлять ожогов, или стреляли через доску, а то и две доски, в результате чего получался гладкий огнестрельный канал.
Другие проделывали дырку в жестяной коробке, приставляли ее к руке и сквозь дырку направляли дуло. Были и случаи, когда выставляли руку и махали ею над окопами. "Способов много, а узнавать - чем дальше, тем труднее", - добавляет Фурманов.
Скрытию членовредительства способствовала особенность современной войны: 60-70 % ранений приходится на конечности. Однако общее количество членовредителей можно рассчитать как разность между зафиксированным количеством "легкораненых" (главным образом в верхние конечности) и "обычным" процентом попаданий в эту часть тела.
Последний в годы Русско-японской войны составлял в русской армии 28-39 %, в годы Первой мировой - 31-37 % в американской и французской армиях, еще меньше - в английской и германской.
Таким образом, в среднем "обычное" число ранений в верхние конечности составляло 25-35 % от всех ранений. В русской же армии в годы Первой мировой войны количество ранений в верхние конечности составляло от 45 % до 55,8 %, а в среднем, по данным Оппеля, 51 %.
Таким образом 10-16 % (сверх обычных 35 %) "легкораненых" являлись следствием "саморанений", что составляет от общей цифры в 2 588 538 раненых за войну 260-400 тыс. "палечников".
16 октября был издан приказ главковерха № 194 об изменении соответствующей (245-2) статьи Воинского устава о наказаниях. Теперь "за умышленное причинение себе непосредственно или через другое лицо, с целью уклониться от службы или от участия в боевых действиях, огнестрельных или иных ранений, повлекших за собою увечье или повреждение здоровья, хотя бы даже лишь временно воспрепятствовавшее исполнению служебных обязанностей, виновный подвергался:
а) во время войны в районе военных действий - лишению всех прав состояния и смертной казни, или ссылке в каторжные работы от 2 до 20 лет или без срока; б) в виду неприятеля - лишению всех прав состояния и смертной казни".
28 октября главковерх запросил военного министра об утверждении этой меры в законодательном порядке, на что 9 ноября было получено одобрение императора Николая II.
Однако эти грозные статьи военно-уголовного законодательства не работали, вероятно, по той же причине, по какой командование не решалось предавать военно-полевому суду тысячи солдат за побеги в плен или за дезертирство.
Сохранилось всего лишь несколько сот военно-судебных дел о членовредительстве, большинство которых вообще не было закончено к Февральской революции, когда эти дела были просто прекращены, или по этим делам выносились оправдательные приговоры.
Неуспех привлечения к суду членовредителей вызвал предложение военного командования лишать семьи членовредителей продовольственных пайков. Надо полагать, и эта мера не возымела большого действия: сложно было доказать сам факт членовредительства, а явных членовредителей угроза наказания родных не очень беспокоила.
Тогда командование некоторых фронтов стало принимать собственные меры. Так, главный начальник снабжений Юго-Западного фронта генерал Е.Ф. Эльснер своим приказом № 1257 осенью 1915 г. повелел возвращать в строй всех нижних чинов, раненных в пальцы рук.
Эшелоны с "палечниками" не пропускались дальше Рудок в Восточной Галиции. Здесь их разгружали, "палечников" подлечивали в специально развернутом с этой целью полевом подвижном госпитале и вскоре отправляли обратно в окопы. Подобное же приказание содержалось в телеграмме № 1743 от 29 сентября 1915 г. дежурного генерала Ставки.
В результате в 1916 г. легкораненых, которых в приказах прямо называли "палечниками", оставляли при полковых обозах 2-го разряда в составе нестроевых команд, поручая медицинское наблюдение за ними врачу полка.
В то же время многие из тех, кто нанес себе "саморанения" в руки, ладони и пальцы, заполняли госпитали наравне с теми, кто получил такие же ранения в боях. Такая несправедливость приводила к случаям, когда некоторые командиры позволяли себе бить прямо в лазаретах тех солдат, за которыми они не признавали честного боевого ранения в руку, со словами: "Этот мерзавец ловил пулю, лишь бы уйти из окопов".
Врачи часто уклонялись от заключения, которое могло подвести солдата под приговор к расстрелу, и жаловались: "Строевое начальство требует от нас точного заключения, стоит ли передо мной настоящий раненый или “палечник".
В этих случаях врачи - в силу либо гуманизма, либо демократических убеждений – оправдывали эти преступления социальными условиями, в которые попал нарушитель закона, считали, что "палечничество" при данных условиях окопной жизни - не более чем "своего рода психоз, результат того, что больные, натянутые нервы наконец сдают и человек идет на все, лишь бы избавиться от этих условий".
В результате отсутствия должной и скорой экспертизы непосредственно к членовредительству, главным образом к "самострельству", относились вообще снисходительно, и половина подозреваемых оправдывались.
В 1917 г. членовредители, как и "укунтуженные" (новая форма симуляции), вели себя уже откровенно нагло, заполняя госпитали и ведя себя вызывающе, несмотря на недовольство больничного персонала, которому приходилось ухаживать не за настоящими больными и ранеными, а за фактическими изменниками родине.
В статьях медиков о ранениях верхних конечностей указывалось, что особенно часто ранятся ружейными и пулеметными пулями указательные пальцы правой руки. Причину этого фронтовые врачи видели, основываясь на показаниях самих солдат, в особой роли этого пальца в манипуляциях при ружейной стрельбе.
Когда же фронтовые врачи сомневались в естественности ранений в случае отрыва указательного пальца при артиллерийском или шрапнельном огне, подобного рода сомнения подавались в печатных трудах как всего лишь врачебная версия, а не установленный факт "саморанения".
Таким образом, врачи, в сущности, защищали "палечников", сводя врачебную экспертизу к профессиональной этике, противоречившей в данном случае интересам воюющего государства. При этом врачи ссылались на опыт Запада, где также существовала некоторая склонность к защите солдат от огульного обвинения в членовредительстве.
Ведь шла война, и лучше защитить виновного в членовредительстве, нежели обвинить верного своему долгу бойца, - полагали западные коллеги русских врачей.
Русские врачи ссылались на опыт борьбы с членовредителями в западных армиях, где на фронте составлялась особая комиссия для рассмотрения случаев членовредительства. В такой комиссии предполагались наличие у подозреваемого возможности доказать свою невиновность, независимость и компетентность судебной экспертизы.
Но в русской армии такая постановка вопроса носила характер затягивания необходимых расследований, приводила к частым случаям неправомерного оправдания членовредителей.
Причины тому крылись в российских реалиях мировой войны: нехватка врачебно-экспертного персонала на фронте, плохая материально-техническая база, отсутствие специальной литературы по борьбе с "самострелами", особая позиция значительной части медицинского персонала.
Членовредительство и симуляция болезней - одна из наименее изученных страниц истории русской армии в период Первой мировой войны. Эти виды воинских правонарушений были характерны для русской армии и в мирное время, главным образом при призыве на военную службу.
Почти всегда они сводились к "искусственным" (искусственно вызванным) болезненным состояниям различных органов: опухолям, флегмонам (гнойным воспалениям), грыжам, прободениям барабанных перепонок и т.п. При этом различные членовредительства были характерны для определенных местностей: в одной преобладали "искусственные" опухоли, в другой - флегмоны, в третьей - грыжи.
Это указывало на определенную специализацию, развитие "промысла" членовредительства, связанного с военной службой. Подобного рода дела в мирное время составляли, например, по Киевскому, Петербургскому и Варшавскому военным округам 7 % военно-судных дел.
С началом Русско-японской войны при объявлении мобилизации произошло значительное увеличение количества случаев членовредительства и симуляции. Основными их видами (83 % всех случаев) являлись повреждение и болезни рук - 32 %, органов слуха - 29 %, голени - 10 %, глаз - 12 %. Но и после войны членовредительство при призыве в армию продолжалась.
Согласно отчетам военно-санитарной администрации за 1907-1909 гг., оно составляло 1 человек на 4 тыс., то есть около 350 человек в год (в расчете на всю армию мирного времени). В армии военного времени, полагали, будет 10-15 тыс. членовредителей.
С началом Первой мировой войны произошло значительное увеличение количества случаев членовредительства и симуляции. Это было вызвано как массовой мобилизацией, так и быстро распространявшимся нежеланием погибать "за Веру, Царя и Отечество".
Свою роль сыграло и увеличением доли "преступного элемента" в армии: будучи призванными, преступники активно распространяли свои собственные способы ухода от выполнения обязанностей перед обществом и государством. Широкое распространение членовредительства сразу ощутили военные врачи, как в призывных комиссиях, так и на самом фронте.
Членовредители наносили себе раны резаные, колотые, огнестрельные, ушибленные. Кроме того, они симулировали болезни внутренних органов, нервные болезни (чаще всего падучую), болезни глаз и уха. Наконец, "подделывали" здоровые корни зубов под больные, спиливали зубы.
Возник даже такой метод нанесения вреда своему здоровью с целью уклонения от военной службы, как специальное заражение себя венерическими болезнями. В "поисках" этих заболеваний военнослужащие ездили в крупные города (Полоцк, Двинск, Минск и прочие).
Из этого, как указывал и.д. начальника штаба Северного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич в феврале 1916 г., "можно заключить, что явление это носило стихийный характер и могло создать открытый торг как сифилисом, так и триппером... А последнее обстоятельство несет неисчислимый ущерб рядам действующих армий".
До войны военными медиками предполагались и ожидались определенные "национальные" виды членовредительства: у евреев и поляков - травмы барабанной перепонки, у грузин - грыжи, у евреев, грузин и поляков - парафиномы (введение под кожу парафина), у русских - "порубы" пальцев.
Но с началом мировой войны произошла "интернационализация" членовредительства, его распространение на другие народы: среди мусульман распространились повреждения барабанной перепонки, изъязвления голени и парафиномы, у эстонцев - парафиномы и болезни, вызывавшие флегмоны.
Особенно легко обходили экспертизу, созданную на предмет выявления членовредительства или даже простой симуляции, в тыловых учреждениях и в запасных батальонах при увольнении нижних чинов в отпуск.
В госпиталях действовало распоряжение увольнять на родину выздоровевших после ран, контузий, болезней. Начальники тыловых учреждений и командиры запасных батальонов также увольняли в отпуск нижних чинов на этом основании.
Поэтому солдаты притворялись больными, поступали на несколько дней в госпиталь, откуда добивались увольнения в отпуск наравне с ранеными. Некоторые из этих членовредителей уже отбыли шестимесячные отпуска, данные им для восстановления здоровья как больным.
Полной статистики членовредительства и симуляций в русской армии за мировую войну составлено не было. Но отрывочные подсчеты по некоторым госпиталям сохранились. И даже они внушали медицинским работникам серьезную тревогу.
Так, в 323-м полевом запасном госпитале на осень 1915 г. было 80 членовредителей, а в 1-м сводном госпитале их пребывало больше 100. Некоторые партии призванных, прибывшие на медицинское обследование от уездных воинских начальников, насчитывали до 12 % симулянтов и членовредителей.
В действительности произошло резкое увеличение количества членовредительства, даже по сравнению с ожидаемым. Так, среди призванных евреев в начале 1915 г. в Невеле почти у 2/3 было отмечено членовредительство.
Эти призывники применяли искусственное прободение барабанной перепонки, а также уродовали себя долгим ношением "сильных" очков при вполне нормальном зрении, изнуряли себя продолжительным голоданием для развития острого малокровия, воспроизводили грыжи искусственным расширением пахового кольца, симулировали ограниченную подвижность больших суставов конечностей и даже производили "выворот ног из суставов".
В результате в целом из лиц еврейской национальности на этом участке призывали только 50 %. Но и на других призывных участках, а затем и в армии наблюдались массовые случаи симуляции и членовредительства, главным образом у евреев.
Распространение членовредительства происходило и среди новобранцев коренных национальностей. Как уже говорилось, у различных народов были свои особенности членовредительства и симуляции.
Так, евреи предпочитали "болезни", которые предполагали "обратимость болезненных явлений" или излечение: зубы можно было заменить протезами, различные нагноения проходили и т.п.
Даже при самозаражении венерическими болезнями евреи не пользовались услугами проституток, но делали это главным образом посредством перенесения гнойной капли из одного мочеиспускательного канала в другой. Тем самым они избегали риска заболеть сифилисом, ограничиваясь перелоем (гонореей), что все таки давало право на эвакуацию из района военных действий.
У солдат из прибалтийских губерний (эстонцев, немцев) наблюдались случаи введения под кожу инородных тел. У солдат из числа великорусских крестьян основной формой членовредительства были "порубы" частей тела невзирая на последствия.
Как правило, они ссылались на случайность нанесения ран при хозяйственных работах, что крайне трудно было опровергнуть. Следствие по этим делам часто затягивалось, а после февраля 1917 г. и вовсе прекращалось.
Наиболее распространенным видом членовредительства были самострелы. Врачи считали самострелы феноменом, означавшим распространение практики членовредительства на широкие слои воинского контингента.
Самострелы в русской армии случались еще во время Русско-японской войны. В Первую мировую войну "самопалы", как правило в ладонь, появились уже в первые месяцы военных действий. Они воспринимались как эксцессы, как проявления упадка духом, трусости, паники, непроизвольных отступлений, попыток скрыться в госпитале и т.п.
Случаи "самострельства", как и случаи паники в частях, бегства с позиции, мародерства, бывали и позднее, той же осенью 1914 г. Эти случаи связывали с тем, что теперь в армии "не настоящие солдаты, а бог знает кто". Хотя уже в это время встречались случаи "саморанения" у офицеров.
Глубокой осенью 1914 г. с фронта продолжали сообщать о большом количестве "саморанений" наряду с другими заболеваниями, в том числе психическими расстройствами. В это время, по свидетельству полковых врачей, "самострелы" составляли до 5-ти человек в полку ежедневно.
Большей частью стреляли в пальцы, "кто поумнее" - в указательный палец правой руки, большинство же - в левую руку. Согласно свидетельствам офицеров, основным способом "саморанения" являлось умышленное высовывание из окопов левой руки, чтобы пули попали им в пальцы.
Начальство считало это явление если не массовым, то все же заразительным, захватившим даже кадровых офицеров. Порою в офицерских письмах с Кавказского фронта сообщалось о саморанениях среди армянских солдат.
Самострелы продолжались, уменьшаясь в периоды наступательных успешных действий (во время Брусиловского прорыва) и увеличиваясь в периоды тяжелой позиционной войны или "угнетенного" настроения в войсках (осенью - зимой 1916–1917 гг.).
Несмотря на многочисленные свидетельства врачей и командования частей, следственные материалы военных судов, статистика самострелов остается до сих пор неразработанной. Свидетели с мест говорили о большом количестве таких случаев.
Например, согласно Д.А. Фурманову, служившему в 1915 г. санитаром на Западном фронте, в некоторые дни на "палечников" приходилось 50-80 % всех раненых, половину из которых он называл "жульем": они путались в показаниях, слишком картинно стонали и т.п.
Врачи указывали и некоторые характерные приемы "саморанения": при выстрелах обертывали руку мокрой тряпкой, чтобы не оставлять ожогов, или стреляли через доску, а то и две доски, в результате чего получался гладкий огнестрельный канал.
Другие проделывали дырку в жестяной коробке, приставляли ее к руке и сквозь дырку направляли дуло. Были и случаи, когда выставляли руку и махали ею над окопами. "Способов много, а узнавать - чем дальше, тем труднее", - добавляет Фурманов.
Скрытию членовредительства способствовала особенность современной войны: 60-70 % ранений приходится на конечности. Однако общее количество членовредителей можно рассчитать как разность между зафиксированным количеством "легкораненых" (главным образом в верхние конечности) и "обычным" процентом попаданий в эту часть тела.
Последний в годы Русско-японской войны составлял в русской армии 28-39 %, в годы Первой мировой - 31-37 % в американской и французской армиях, еще меньше - в английской и германской.
Таким образом, в среднем "обычное" число ранений в верхние конечности составляло 25-35 % от всех ранений. В русской же армии в годы Первой мировой войны количество ранений в верхние конечности составляло от 45 % до 55,8 %, а в среднем, по данным Оппеля, 51 %.
Таким образом 10-16 % (сверх обычных 35 %) "легкораненых" являлись следствием "саморанений", что составляет от общей цифры в 2 588 538 раненых за войну 260-400 тыс. "палечников".
16 октября был издан приказ главковерха № 194 об изменении соответствующей (245-2) статьи Воинского устава о наказаниях. Теперь "за умышленное причинение себе непосредственно или через другое лицо, с целью уклониться от службы или от участия в боевых действиях, огнестрельных или иных ранений, повлекших за собою увечье или повреждение здоровья, хотя бы даже лишь временно воспрепятствовавшее исполнению служебных обязанностей, виновный подвергался:
а) во время войны в районе военных действий - лишению всех прав состояния и смертной казни, или ссылке в каторжные работы от 2 до 20 лет или без срока; б) в виду неприятеля - лишению всех прав состояния и смертной казни".
28 октября главковерх запросил военного министра об утверждении этой меры в законодательном порядке, на что 9 ноября было получено одобрение императора Николая II.
Однако эти грозные статьи военно-уголовного законодательства не работали, вероятно, по той же причине, по какой командование не решалось предавать военно-полевому суду тысячи солдат за побеги в плен или за дезертирство.
Сохранилось всего лишь несколько сот военно-судебных дел о членовредительстве, большинство которых вообще не было закончено к Февральской революции, когда эти дела были просто прекращены, или по этим делам выносились оправдательные приговоры.
Неуспех привлечения к суду членовредителей вызвал предложение военного командования лишать семьи членовредителей продовольственных пайков. Надо полагать, и эта мера не возымела большого действия: сложно было доказать сам факт членовредительства, а явных членовредителей угроза наказания родных не очень беспокоила.
Тогда командование некоторых фронтов стало принимать собственные меры. Так, главный начальник снабжений Юго-Западного фронта генерал Е.Ф. Эльснер своим приказом № 1257 осенью 1915 г. повелел возвращать в строй всех нижних чинов, раненных в пальцы рук.
Эшелоны с "палечниками" не пропускались дальше Рудок в Восточной Галиции. Здесь их разгружали, "палечников" подлечивали в специально развернутом с этой целью полевом подвижном госпитале и вскоре отправляли обратно в окопы. Подобное же приказание содержалось в телеграмме № 1743 от 29 сентября 1915 г. дежурного генерала Ставки.
В результате в 1916 г. легкораненых, которых в приказах прямо называли "палечниками", оставляли при полковых обозах 2-го разряда в составе нестроевых команд, поручая медицинское наблюдение за ними врачу полка.
В то же время многие из тех, кто нанес себе "саморанения" в руки, ладони и пальцы, заполняли госпитали наравне с теми, кто получил такие же ранения в боях. Такая несправедливость приводила к случаям, когда некоторые командиры позволяли себе бить прямо в лазаретах тех солдат, за которыми они не признавали честного боевого ранения в руку, со словами: "Этот мерзавец ловил пулю, лишь бы уйти из окопов".
Врачи часто уклонялись от заключения, которое могло подвести солдата под приговор к расстрелу, и жаловались: "Строевое начальство требует от нас точного заключения, стоит ли передо мной настоящий раненый или “палечник".
В этих случаях врачи - в силу либо гуманизма, либо демократических убеждений – оправдывали эти преступления социальными условиями, в которые попал нарушитель закона, считали, что "палечничество" при данных условиях окопной жизни - не более чем "своего рода психоз, результат того, что больные, натянутые нервы наконец сдают и человек идет на все, лишь бы избавиться от этих условий".
В результате отсутствия должной и скорой экспертизы непосредственно к членовредительству, главным образом к "самострельству", относились вообще снисходительно, и половина подозреваемых оправдывались.
В 1917 г. членовредители, как и "укунтуженные" (новая форма симуляции), вели себя уже откровенно нагло, заполняя госпитали и ведя себя вызывающе, несмотря на недовольство больничного персонала, которому приходилось ухаживать не за настоящими больными и ранеными, а за фактическими изменниками родине.
В статьях медиков о ранениях верхних конечностей указывалось, что особенно часто ранятся ружейными и пулеметными пулями указательные пальцы правой руки. Причину этого фронтовые врачи видели, основываясь на показаниях самих солдат, в особой роли этого пальца в манипуляциях при ружейной стрельбе.
Когда же фронтовые врачи сомневались в естественности ранений в случае отрыва указательного пальца при артиллерийском или шрапнельном огне, подобного рода сомнения подавались в печатных трудах как всего лишь врачебная версия, а не установленный факт "саморанения".
Таким образом, врачи, в сущности, защищали "палечников", сводя врачебную экспертизу к профессиональной этике, противоречившей в данном случае интересам воюющего государства. При этом врачи ссылались на опыт Запада, где также существовала некоторая склонность к защите солдат от огульного обвинения в членовредительстве.
Ведь шла война, и лучше защитить виновного в членовредительстве, нежели обвинить верного своему долгу бойца, - полагали западные коллеги русских врачей.
Русские врачи ссылались на опыт борьбы с членовредителями в западных армиях, где на фронте составлялась особая комиссия для рассмотрения случаев членовредительства. В такой комиссии предполагались наличие у подозреваемого возможности доказать свою невиновность, независимость и компетентность судебной экспертизы.
Но в русской армии такая постановка вопроса носила характер затягивания необходимых расследований, приводила к частым случаям неправомерного оправдания членовредителей.
Причины тому крылись в российских реалиях мировой войны: нехватка врачебно-экспертного персонала на фронте, плохая материально-техническая база, отсутствие специальной литературы по борьбе с "самострелами", особая позиция значительной части медицинского персонала.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]