Свободное море: как были устроены пиратские сообщества
---
Когда мы говорим «пират», у нас в голове возникает фантасмагорический образ, во многом складывающийся в некую романтическую картинку. Но если абстрагироваться от приключенческих романов и не брать на вооружение общие философские, социологические и культурные аспекты, то пиратство оказывается всегда конкретным феноменом, и содержание этого понятия зависит от определенных обстоятельств. Вместе с историком Дмитрием Копелевым попытались разобраться, какие черты объединяют разрозненные пиратские шайки, по каким законам они существовали, какие люди становились морскими разбойниками и что общего у пиратства и современной демократии.
26 апреля 1717 года возле побережья Нантакета разбился корабль «Вайда» знаменитого пирата Черного Сэма Беллами. Из 146 человек, находившихся на борту судна, удалось спастись только двоим.
На берег сумел выбраться Джон Джулиан — первый в истории чернокожий штурман пиратского корабля. Его тут же арестовали и отправили в рабство. Но свободолюбивый Джулиан постоянно сбегал и устраивал мятежи, и в конце концов его повесили.
28-летнему капитану Сэмюэлю Беллами не удалось спастись. За год карьеры капитана этот человек захватил 50 кораблей. Он происходил из бедной семьи и решил податься в пираты, чтобы разбогатеть и жениться на любимой девушке, родители которой не хотели признавать неравный брак. Среди погибших также был десятилетний мальчишка по имени Джон Кинг, который подносил порох, — он был самым юным из известных морских разбойников.
Мальчишка, бывший чернокожий раб и пиратский главарь — приведенных примеров достаточно, чтобы увидеть, каким сложным социальным сплавом было пиратство. Перед нами предстает наднациональная структура, которая с трудом поддается описаниям и классификациям.
Толерантность и космополитизм
Нельзя рассматривать пиратство отдельно от социально-политического контекста эпохи. В период с XVI по XVII век, давший начало эпохе индустриализации, формируется то, что мы сегодня называем глобальным миром. Фактически первой интернациональной связующей, объединяющей мир, стал океан. Господствующей концепцией в мире, сражающемся против монополии испанской короны на Мировой океан, стала идея свободного моря (mare liberum) знаменитого нидерландского философа-правоведа Гуго Гроция. Она заключалась в том, что море не должно быть связано государственными ограничениями и тот, кто выходит на корабле в океан, не должен видеть границ, потому что торговля — это всемирный промысел.
Люди, которые оказываются в море, политически становятся частью этого свободного мира и начинают определять себя независимо от территориальных границ, проведенных на суше. Они говорят о себе: «Мы с моря». Их мир — это интернациональная система с расовой толерантностью и космополитизмом. Пиратов называли людьми, которые не имеют национальности: один лишь корабль Черного Сэма Беллами объединил британцев, голландцев, французов, испанцев, шведов, уроженцев Америки, афроамериканцев — в частности, в экипаже было 25 африканских рабов, снятых с невольничьего судна.
Некоторое время назад среди исследователей пиратства был чрезвычайно распространен взгляд на пиратов как на Робин Гудов, борющихся за права простых людей. Моряки — страстные поборники свободы, а пиратство — передовой отряд морского пролетариата, вольнодумцы, которые насилием выступают против системы эксплуатации. Сегодня эта концепция выглядит излишне романтизированной и схематичной, и в ней обнаружилось немало уязвимых мест.
Тем не менее сам факт появления подобной точки зрения показателен. Ведь пиратству в целом были присущи элементы мести цивилизации и альтернативное противопоставление ей. И современные историки пиратства, такие, например, как американский исследователь Маркус Редикер, волей-неволей исходят из того, что в море, свободной экономической зоне, где формировался современный капитализм, пираты выступали как своего рода передовой отряд свободной рабочей силы, которая бросала радикальный вызов законам и правилам игры, существующим в обществе.
Бросить вызов миру можно, захватив корабль, убив человека или несколько иначе — воспользовавшись благами мира. Изучая, например, то, как питались люди на пиратских кораблях[1 ]Копелев Д. Н. Корабельная пища XVI–XVIII вв. и гастрономические пристрастия пиратов // Этнографическое обозрение. 2011. № 1. C. 48–66, можно увидеть, как в еде воплощается гедонизм маргиналов, радость бытия, потребность самых неимущих, жалких, выброшенных из жизни слоев общества показать, что они тоже могут постичь радость жизни, те удовольствия, которые, по мнению имущих слоев, доступны могут быть только им. Не только обездоленные люди Бристоля, Лондона или Портсмута — даже лорды никогда в жизни не смогли бы попробовать дорогие продукты, которыми ежедневно питались их соотечественники, ставшие на путь морского разбоя. Черепашье мясо, авокадо, тропические фрукты не были доступны людям в Европе — пираты же ели их в огромных количествах. Гедонизм, присущий пиратам, можно рассматривать как еще один вариант вызова «сухопутному» обществу.
Наконец, историки рассматривают пиратство как радикальное общество с прямой демократией в антидемократическую эпоху. Стержень экономической жизни пиратов в немалой степени предопределял плебейский эгалитаризм, в определенной степени присущий морякам торговых судов. Некоторые же исследователи идут дальше и находят в пиратстве тенденции, характерные для принципов американской демократии века Просвещения.
Пираты и демократия
Правила пиратов дошли до историков благодаря рассказам пленников пиратов, пересказам журналистов и газетным публикациям того времени. Исследователи располагают всего 6–8 документами, в которых перечисляются основные правила поведения на пиратском судне. Эти скудные источники отличаются друг от друга, они создавались в разных ситуациях и на разных кораблях, однако все же позволяют выделить основные идеи.
Первая их черта — это составление разбойничьего контракта, своего рода устава корабельной жизни. Еще в XVII веке у пиратов в Вест-Индии существовали соглашения о том, кто будет руководить и как распределять добычу. Похожие уставные положения существовали в шайках Хауэлла Дэвиса, Бартоломью Робертса, Томаса Энстиса, Джорджа Лоутера, Эдварда Лоу, Джона Филлипса, Джона Гоу и Капитана Уорли.
Мятеж на пиратском корабле // Иллюстрация Говарда Пайла (1911) // wikimedia.org
Командир на пиратском корабле не обладал абсолютной властью: он мог командовать во время боя, но не в повседневной жизни и тем более на суше. Хотя некоторые из главарей вроде Тэйлора и Лоу обладали достаточно широкими полномочиями, могли иметь свою каюту и слуг. Но в целом у командира была альтернатива, а именно квартирмейстер — человек, который распоряжался на квартердеке (палуба в кормовой части корабля, которая считалась почетным местом: там зачитывались важнейшие манифесты и приказы) и заведовал повседневной жизнью. Складывалась ситуация двоевластия. Если кто-либо из вожаков превышал свои полномочия и от него можно было избавиться, то так и происходило: выстрел ночью, удар ножом, подготовка мятежа с последующим разделением шайки на несколько групп.
Любопытно, что при подписании документов некоторые члены экипажи подписывались кружком, чтобы избежать ситуации, когда чья-то подпись оказывалась выше остальных. Это была предохранительная мера против установления внутренних иерархий и от преследования властей, которые при захвате пиратского корабля не смогли бы установить, кто какие позиции в шайке занимал.
В распределении имущества у пиратов срабатывал уравнительный принцип. Как и на каперских кораблях, каждый пират получал свою долю от захваченной добычи. При дележе добычи был установлен четкий порядок: запрещалось посягать на чужую долю. Все награбленное складывалось в «общак», а затем, высадившись на острове, пираты распределяли товары согласно положенным долям. «Мозговой штаб» банды — командир, квартирмейстер, канонир, штурман и доктор — получал чуть больше остальных. Долю могли увеличивать за особые заслуги — например, тому, кто увидел противника, полагалась премиальная доля. Часть добычи уходила в «страховой фонд», долю из которого получали пострадавшие в бою или вдовы погибших. За малодушие и трусость, проявленные в бою, наказывали лишением части доли.
Дележ добычи. Иллюстрация Говарда Пайла (1911) // wikimedia.org
Особый разговор касается бегства из общества, что было делом весьма небезопасным. Когда пираты вступали в шайку, они становились членами кровавого братства. Подписание пиратского договора означало вступление в экипаж, и в документах того времени члены экипажа часто указывались поименно, хотя, разумеется, далеко не все из тех, кто подписывал договор, умели писать. А скорее всего, и прочесть его не могли! Но если человек подписался быть со всеми, он должен оставаться в деле до конца.
В правилах Джона Филлипса была оговорка: если оставленный на острове пират, который вернулся на корабль, подпишется под нашим уставом без согласия всей команды, его нужно наказывать — необходимо, чтобы решение было принято единогласно на сходе.
Захватывая торговые корабли, пираты часто предлагали нужным им морякам вступить в шайку (ведь людские ресурсы требовались постоянно), и тем приходилось выбирать между смертью и жизнью на пиратском корабле. В 1722 году пират Эдвард Лоу, прославившийся своей жестокостью, захватил судно, на котором был 19-летний юноша по имени Филипп Эштон. Захваченных моряков поставили на борт брига, и Лоу приставил к голове Эштона пистолет и потребовал, чтобы тот подписал договор. Юноша заявил: «Можете делать со мной что хотите, но договор я не подпишу». Смельчака избивали, он несколько раз сбегал, его ловили, секли и заковывали в кандалы, но в 1723 году Эштону все-таки удалось скрыться в Гондурасском заливе. Он спрятался в джунглях и 16 месяцев сидел на острове, пока его не нашли торговцы. В 1725 году Эштон прибыл на родину и написал воспоминания о своем пребывании на пиратском судне. Другой моряк, Уильям Уорден, захваченный пиратом Джоном Филлипсом, рассказывал во время судебного процесса в 1724 году, что ему тоже приставили к голове пистолет и под угрозой смерти склоняли к подписи.
Другие правила поведения были не менее жесткими. Запрещалось бежать с корабля — если беглеца ловили, ему полагалась смертная казнь. Запрещалось говорить о расформировании братства, пока не будет собрана определенная сумма, например 1000 фунтов, что считалось огромными деньгами. Если пират устроил поножовщину на корабле, распивал водку в неположенный час, водил женщин, ему полагались суровые наказания.
Кому быть главарем? Иллюстрация Говарда Пайла (1911) // wikimedia.org
В общем и целом в пиратских сообществах работал очень жесткий коллективный метод управления, основанный на внутренней самодисциплине, мерах насильственного характера и постоянном контроле.
От каперства к бандитизму: как люди становились пиратами
Чтобы понять, какие люди становились пиратами и как это происходило, нужно исходить из того, что эти характеристики трансформируются под воздействием периодов, которые мы пытаемся описать. Все может кардинально измениться буквально за одно десятилетие.
Если воспринимать морской разбой XVI–XVII веков как единое понятие, то перед нами предстает прежде всего морская мобильная социальная структура, которая зиждется на людях, склонных к постоянным перемещениям. Они живут морем, ходят из порта в порт и не могут долго пребывать на одном месте.
Морской разбой привлекал людей по разным причинам: кому-то надоело влачить нищенское существование в провинциальной глубинке, кому-то нужна слава, кому-то — нажива, кто-то бежал от долгов, скрывался от уголовного наказания или просто менял место работы. Кроме того, пиратство становилось прибежищем для тысяч людей, промышлявших во время войн на каперских судах и кораблях Британского и Французского королевских флотов и оказавшихся внизу социальной лестницы в связи с окончанием войны за испанское наследство. Огромное количество торговых кораблей, начавших вести после установления мирных соглашений активную коммерцию, обещали большие потенциальные возможности для обогащения.
Одна из устойчивых характеристик пиратского мира — анонимность. В руки историков пиратства, как правило, попадают сводки о моряках, захваченных властями, протоколы допросов, биллы суда. Эти документы представляют односторонний взгляд на пиратство с точки зрения администрации, а личностные характеристики, портреты этих людей до современных исследователей фактически не доходят. Историки располагают лишь десятками имен, при этом сотни и сотни людей остаются неизвестными. К сожалению, информация о них никогда не появится ввиду специфики полицейских сводок, фиксирующих главным образом факт преступления, но редко интересующихся личностью преступника. Таким образом, пиратство предстает перед современными исследователями обезличенным, рассеянным по миру сообществом.
Но даже немногие дошедшие до нас биографии поражают воображение. В частности, среди морских разбойников были не только представители низов, но и люди знатного происхождения. Особенно много их было в 1670–1680-х годах — классический период Флибусты, когда вольные корсары, флибустьеры и каперы атаковали испанские и голландские корабли, выступая скорее не пиратами, а настоящими «солдатами» на службе Франции и Англии. Для них узаконенный грабеж был важнейшей частью выстраивания карьеры. Отряды буканьеров и флибустьеров (французских и английских корсаров) возглавляли знатные и титулованные люди. В 1680-х командирами корсарских кораблей на Тортуге были Мишель де Граммон, Жан де Бернанос, Ламбер, Пинель.
Особенно выделялся Шарль-Франсуа д’Анжен, маркиз де Ментенон. Потомок старинного нормандского рода, он родился в 1648 году в семье маркиза Луи де Ментенона и Мари Леклер дю Трамбле, дочери губернатора Бастилии Шарля Леклера и племянницы знаменитого отца Жозефа — крупнейшего французского дипломата, прозванного «серым кардиналом», ближайшего советника кардинала де Ришелье.
В 1669 году молодой маркиз продал свое поместье королю Людовику XIV, пожаловавшему его своей фаворитке, известной как маркиза де Ментенон, и в составе военно-морской эскадры отправился в Вест-Индию, где участвовал в войнах против голландцев и совершил несколько успешных рейдов против англичан и испанцев. После франко-голландской войны д’Анжен стал «сахарным королем» Вест-Индии: он приобрел крупнейшую рафинадную мануфактуру и плантацию на Мартинике, занял пост губернатора острова Мари-Галанд и сосредоточил в своих руках всю торговлю сахаром между Францией и Венесуэлой.
В период классического пиратства (1714–1730 годы), воспетого Робертом Стивенсоном, Вашингтоном Ирвингом и Артуром Конан Дойлем, всего за 15 лет пиратство успело пройти три этапа — от относительно законопослушного каперства до монструозного бандитизма, жертвами которого пали тысячи кораблей и неисчислимое количество людей. Пиратские экипажи того времени представляли собой причудливый сплав из людей различных сословий, профессий и этнических принадлежностей.
В 1714 году завершилась война за испанское наследство. Тысячи людей, которые ранее десятилетиями промышляли на каперских судах и служили на кораблях Британского и Французского флотов, оказались без работы, брошенными на произвол судьбы. Бывшие каперы и приватиры вроде британцев Бенджамина Хорниголда и Генри Дженнингса принимали решение продолжить морской разбой, но уже без поддержки властей. Они атаковали суда традиционных врагов — французов и испанцев.
В 1717 году ситуация изменилась: пираты стали нападать на корабли собственных соотечественников. В частности, команда Хорниголда выдвинула требование захватывать любые корабли по их выбору, вне зависимости от принадлежности. Хорниголд отклонил ультиматум и покинул команду с горсткой единомышленников; впоследствии он был амнистирован и даже стал «охотником на пиратов» — правда, на этом поприще он не преуспел. Его место в команде занял вышеупомянутый Черный Сэм Беллами.
Прославился и другой бывший член команды Хорниголда — Эдвард Тич по прозвищу Черная Борода. Его корабли под черным флагом с изображением дьявола, пронзающего копьем человеческое сердце, атаковали и грабили все встречные торговые корабли. Год спустя Тич был застигнут врасплох в собственном логове британским военно-морским отрядом, попытался оказать сопротивление, но был убит в бою. Как считалось до недавнего времени, Тич был из простой моряцкой семьи, однако появились публикации, в которых предполагается, что его родственники были вполне зажиточными и достаточно влиятельными в североамериканских колониях людьми.
Напарником Тича был Стид Боннет, казненный в 1718 году. Дед Стида был одним из первых переселенцев в Америку и владел большим домом на центральной улице города и огромным состоянием. В шесть лет Стид потерял отца и унаследовал фамильные владения. Впоследствии он женился на девушке из плантаторской семьи, у них родилось трое детей. Боннет сражался на Барбадосе против французов. Никто не знает, почему этот состоятельный и уважаемый человек стал в 1717 году пиратом. Современники писали, что жена Стида была сварлива, поэтому он якобы сбежал от нее в море. Но современные исследования показывают, что дело было не в его отношениях с супругой, а в политике: к власти в Великобритании пришла Ганноверская династия, а Стид Боннет был сторонником Стюартов. Таким образом, подобный и не единственный путь в пиратство можно рассматривать и как политический вызов.
Казнь Стида Боннета // ncdcr.gov
Одиозной фигурой был Бартоломью Робертс по прозвищу Черный Барт, захвативший 350 кораблей всего за три года. Он погиб в 1722 году, и его смерть ознаменовала закат золотого века пиратства. В этот период власть развернула крупномасштабную охоту на пиратов, которые, зная, что их ждет верная смерть, становились отчаянными, захватывали огромное количество кораблей, убивали членов экипажей и жестоко насиловали попадавших в их руки женщин.
Одним из наиболее отъявленных головорезов был упомянутый выше Эдвард Лоу, который родился в Лондоне и воспитывался в воровской семье, проведя ранние годы жизни в ужасающей нищете. Он вел преступный образ жизни на суше, а став пиратом, действовал с изощренной жестокостью. За недолгую карьеру Лоу захватил более ста кораблей и запомнился как один из самых кровожадных пиратов.
Женщины на корабле
Легенды об отважных пиратках, сражающихся наравне с мужчинами, будоражили умы многих читателей и зрителей. Сегодня очевидно, что идея о том, что морское дело — прибежище исключительно мужчин, — иллюзия. Женщины на кораблях присутствовали в качестве прачек, кухарок, проституток, жен и любовниц. Как правило, они попадали на корабли вместе с мужьями или любовниками, в отдельных случаях даже изначально входили в состав бандитских шаек, задумавших захват подходящего судна. Однако стойкое убеждение, что женщины на корабле подрывают рабочий ритм, вносят диссонанс в порядки, вызывают конфликты в мужском коллективе, отразилось и на женской истории пиратства. В их отношении существовало множество суеверий и стереотипов. Если капитан приводил на борт корабля жену или любовницу, это не одобрялось, и зачастую именно ее винили в бедах, постигших экипаж. Тем не менее факт присутствия женщин на кораблях, в том числе пиратских, неоспорим.
Когда гендерные исследования в 1980–2000-х годах набрали вес, стало очевидно, что, хотя пиратство и являлось маскулинной средой, женщины могли в нее попасть, но для этого они должны были стать «травести», членом этого сообщества, облачившись в мужской костюм, освоив морское дело и научившись владеть оружием. В книге американского историка Джона Эпплби «Женщины и английское пиратство в 1540–1720-х гг. » рассказывается о судьбе женщин на пиратских кораблях. Их причастность непосредственно к разбою часто была неоднозначной. Очень немногие женщины были судимы за пиратство и приговорены к смертной казни. Среди них, в частности, Марта Фэрли, жена пирата Томаса Фэрли, которая не была наказана, так как ее участие в пиратских набегах не было доказано, и Мэри Крикетт, которая была повешена в 1729 году.
В сериале «Черные паруса» показано, как две женщины — пиратки Энн Бонни и Мэри Рид — фактически руководят шайками. До недавнего времени считалось, что эти знаменитые пиратки — фигуры полностью вымышленные.
Энн Бонни и Мэри Рид. Иллюстрация из книги капитана Чарльза Джонсона «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами» (1724) // gutenberg.org
Согласно биографии, приведенной в книге капитана Чарльза Джонсона «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами», у Мэри Рид была трудная жизнь. Она была рождена вне брака, и мать-вдова выдавала дочь за своего умершего законнорожденного сына, одевая ее в мужскую одежду. Переодетая в мужчину, Мэри Рид отправилась служить в кавалерийский полк, где влюбилась в офицера и вышла за него замуж. Брак продлился недолго: муж Мэри внезапно скончался, и она решила вновь надеть мужское платье и наняться на голландский корабль, отправляющийся в Вест-Индию. Этот корабль был захвачен пиратом Джеком Рэкхемом по кличке Ситцевый Джек — он стал историческим прототипом капитана Джека Воробья из фильма «Пираты Карибского моря». Так как Рид была одета в мужскую одежду, ее приняли в пиратскую шайку.
На пиратском корабле присутствовала еще одна девушка, Энн Бонни, она была тайной супругой Рэкхема. По легенде, они обе сожительствовали с капитаном. В 1720 году команда была поймана губернатором Ямайки. Капитана Рэкхема повесили практически сразу же, а казнь женщин постоянно откладывалась из-за их беременности. В итоге Мэри Рид умерла в тюрьме. Энн Бонни повезло больше: ее выкупил из заключения богатый отец-адвокат, она вышла замуж за приличного человека, родила много детей и дожила до 1780-х годов.
Доподлинно неизвестно, что из этих красочных деталей биографии правда, а что вымысел, равно как до сих пор не установлена личность «капитана Чарльза Джонсона».
Однако, говоря о женщинах-пиратках, нельзя не упомянуть о пиратских женах, ожидавших своих «спутников жизни» на берегу. Так как немалую часть пиратов составляли не закоренелые преступники, а люди, принадлежавшие в прошлом к самым мирным профессиям, оставившие в прежней жизни семью, то очевидно, что социальные связи не были потеряны. Многие из пиратов поддерживали связи с близкими, передавая им письма и деньги через сеть торговцев и контрабандистов, тесно взаимодействующих с пиратскими шайками. Некоторые из пиратских жен даже обращались с петициями в британский парламент или местные магистраты, стремясь привлечь внимание к положению своих мужей и добиться амнистии для них и своих родственников, промышлявших морским разбоем и зачастую являвшихся единственными кормильцами. В частности, в июле 1709 года в палате общин британского парламента рассматривалась петиция, поданная женами и родственниками мадагаскарских пиратов, подписанная некоей, что любопытно, Мэри Рид и ее 47 товарками, которые предлагали рассмотреть возможность предоставить амнистию их родным — пиратам Мадагаскара, изъявивших горячее желание вернуться к мирной жизни и стать матросами Британского флота.
Пираты беспокоились и о своем состоянии, и об обеспечении своей семьи. Они не выставляли напоказ свои семейные добродетели, но просили друзей или капитана в случае их смерти отправить оставшееся имущество домой. Например, капитан Каллифорд писал некоей миссис Уэлей, что ее муж, член его команды, оставил все «состояние» ей, и капитан Шелли из Нью-Йорка согласился переправить его.
Осмелимся предположить, что надежды благоустроить жизнь своей семьи выступали одним из побудительных мотивов при выборе преступного промысла. Эти люди, лишенные обществом всяких надежд на благополучие, уходили из дома, часто без шансов на возвращение, однако семья продолжала занимать большое место в их мыслях и жизни. Эйбрахам Сэснойя писал жене: «Думаю, что наше плавание продлится лет десять, но я не забываю тебя… потому что нет у меня ничего большего, чем любовь к тебе и к нашим детям. Остаюсь верным тебе, пока смерть нас не разлучит». Эван Джонс сообщал жене Франсес, что после долгих лишений наконец стал капитаном и теперь идет в долгое плавание и пусть она не надеется, что услышит о нем ранее чем через пять лет. Пираты интересовались тем, как живут их семьи, и с нетерпением и любопытством читали переправляемые к ним письма. Ида Уилдей написала своему мужу Ричарду из команды Уильяма Кидда, что в Нью-Йорке высокие цены; Сэра Хорн, супруга другого пирата из того же экипажа, сообщала, что в соответствии с его желанием отдала сына на обучение к некоему Исааку Тейлону, портному. «Здесь столько ходит слухов о тебе, что я была бы очень рада получить какое-нибудь известие от тебя самого», — добавляла она и передавала привет от его друзей.
Кто знает, возможно, для некоторых пиратов переписка с семьей, эта не оборвавшаяся связь с мирной жизнью, составляла последнюю светлую надежду и в конце концов помогала вырваться из тисков преступного мира. Генри Кросли отправил брату на остров Сен-Мари послание, в котором написал, что уже никак не надеялся услышать что-нибудь о нем, а вот теперь узнал, что брат еще жив. Он заклинал его вернуться домой, сообщал, что хотя его жена и дети перебрались к друзьям на Лонг-Айленд, но если пират вернется, то он поможет им: «Я уверен, что твоя жизнь сможет быть устроенной, лишь если ты будешь здесь со своей плотью и кровью». Но как сложилась судьба вышеупомянутого господина Кросли и судьбы тысяч подобных ему членов других пиратских экипажей, нам неизвестно.
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]