ТЮРКИ В ЕВРОПЕ. ИЗ ИСТОРИОГРАФИИ. МОЖЕТ ЛИ ИМЕТЬ ТЮРКСКИЕ КОРНИ ГЕРМАНСКИЙ ЭПОС ?
---
ТЮРКИ В ЕВРОПЕ. ИЗ ИСТОРИОГРАФИИ. МОЖЕТ ЛИ ИМЕТЬ ТЮРКСКИЕ КОРНИ ГЕРМАНСКИЙ ЭПОС ?
Сказки переписывали в литературных традициях Европы. Их новых авторов ни в коем случае нельзя обвинять в плагиате, они следовали древнему, с детства знакомому сюжету и традициям своего народа. И были абсолютно правы в том, что желали улучшить текст, осовременить его, сделать доступнее и краше. Ведь придумать сказку очень трудно, а дать ей вечную жизнь еще труднее» [4, с. 193–194].
Зигфрид
Правда, многие сказки являются следствием так называемых бродячих сюжетов, которые могут передаваться от народа к народу. Но само по себе совпадение сюжетов весьма показательно.
Исследования Э. Таубе. В данном случае Мурад Аджи ссылается не на собственные изыскания, а на исследования немецкого фольклориста. «В Германии Эрика Таубе [126] (она ездила на Алтай за сказками) выпустила несколько книг. Но кто знает о них? Исследовательница указала на обилие сюжетов германских сказок, родственных алтайским. Например, сказка “Старик Эндз Дендз” (в России “Волшебное кольцо”) встречается практически у всех европейских народов, вышедших с Алтая, она “столь явственно совпадает с гриммовской сказкой «Верные животные», что можно допустить их общий источник”, пишет Эрика Таубе и тем характеризует себя добросовестным исследователем. Она заметила то, что нельзя не заметить.
Железный Ганс, Мальчик-с-пальчик, Братец и Сестрица – и они имели на Алтае родственников, которые вместе с Великим переселением народов передали Европе шапку-невидимку, сапоги-скороходы, другие сказочные вещицы. Первые стихи, первые баллады, первые поэмы и сказки появились на Западе после Великого переселения народов. Это отметили едва ли не все добросовестные исследователи, правда, оставив свои наблюдения без комментариев» [4, с. 195]. Полагаю, что в данном случае немецкой исследовательнице можно поверить.
Рифмы – с Алтая? «Возможно, ученые просто не знали, что на планете было время, когда людская река, разлившись половодьем, несла в себе с Алтая все, что могла унести… Кажется невероятным, но ни греки, ни латиняне до прихода “варваров” не умели рифмовать литературные строки. На Западе просто не было поэтов! Современная поэзия с рифмой – это алтайское изобретение. Так рождались поэты» [4, с. 195]. К этому заявлению следует подходить с осторожностью. Действительно, ранняя поэзия не только греков и римлян, но и германцев была либо силлабическая (одинаковое количество слогов в строке), либо аллитерационная (одинаковое количество одинаковых гласных в строке). Рифмованные строки приходят позже. Однако древние алтайские стихи мне неизвестны, и уже тем более трудно сказать, были ли они рифмованными.
«Песнь о нибелунгах». Одной из вершин немецкой поэзии является «Песнь о нибелунгах». Возникнув около 1200 г., она тем не менее относится к гораздо более отдаленному прошлому, к эпохе Великого переселения народов. Под нибелунгами понимались обладатели сказочного сокровища, сыны тумана (по-немецки «Nebel»), духи земли. Это золото приносит несчастье каждому его обладателю, но это не останавливает претендентов на него. Когда оба сына короля нибелунгов просят героя Зигфрида разделить золото между ними, он с помощью своего меча Бальмунга хладнокровно убивает их и становится обладателем как сокровища, так и шапки-невидимки. Несмотря на предпринятые им меры предосторожности, заключавшиеся в том, что он обретал непробиваемую кожу после купания в крови дракона, все-таки во время купания листок с дерева прилип к нему между лопаток, создав опасную зону. В нее-το и вонзил свой меч убийца, выполняя заказ желавшего получить сокровище. Таким образом, Зигфрид становится очередным нибелунгом. Позже им становится король Бургундии, к которому переходит сокровище.
vek-noviy.ruПеснь О Нибелунгах
«Песнь о нибелунгах» написана особой полустрокой с тремя ударениями, тогда как в последней полустроке имеется четыре ударения. Например (в современном звучании):
Jenseits des weiten Meeres saß eine Königin
berühmt wie sie war keine weit durch die Lande hin.
Sie war von hoher Schönheit unbändig ihre Kraft;
sie schloß mit kühnem Recken um Minne mit des Speeres Schlacht.
Как видим, строки рифмуются (AABB).
allyslide.com«Песнь о нибелунгах» Есть и реальное историческое...
Что же тут тюркского? «С кипчаками связана и “Песнь о нибелунгах”, так звали воинов, на гербе которых был дракон (на древнетюркском языке “нив” – “богатырь”, “лунг” – “дракон”). Потрясающее сходство, но о нем громко не говорят, хотя сюжет связан с гуннами, бургундами, готами, Аттилой. Пример этой песни интересен даже не сюжетом. Иным.
К XII в. смысл бесшабашных поступков героев поэмы был непонятен читателям, которые давно отошли от тюркских корней и стали европейцами. Они жили в другой жизни, с другой культурой, поэтому старинный текст с неслыханно героическим и даже ужасным поведением богатырей казался “выходящим за пределы всякой разумности”. Но непонимание, как ни странно, лишь выше поднимало нибелунгов в глазах европейцев до небесных высот, делало их национальными героями, потому что в нибелунгах иные видели свое “абсолютное прошлое”.
К сожалению, в среде ученых не принято связывать “абсолютное прошлое” Запада с Алтаем. Причина – идеологическая» [4, с. 196].
Полностью с утверждениями Мурада Аджи я бы не согласился. Хотя основа «Песни о нибелунгах» действительно могла относиться к эпохе Великого переселения народов и быть составленной на тюркском языке, однако в XII в. она была создана на немецком языке и в рыцарском немецком обществе. Это была не только другая эпоха – это был уже другой народ. Иными словами, преемственность между тюрками и германцами, видимо, была, но трактовка сюжета уже оказалась совершенно иной.
«Беовулф». Об этом произведении английского народного творчества Мурад Аджи не говорит ничего. Однако и здесь имеются некоторые намеки на тюркские имена. Так, можно вспомнить имя главного героя – антропоним Беовулф. Таково имя героя наиболее раннего литературного мифа англов. Но слово «вулф» означает ВОЛК, тогда как первая часть имени, скорее всего, означает БОЕЦ. Но названия, связанные с волком, характерны именно для тюрок. Так, в XX в. существовала турецкая националистическая организация «Серые волки».
Поединок Беовульфа с драконом (иллюстрация к изданию 1908 года)
Книги – с Алтая? Если тюрки столь богаты устным народным творчеством, то у них, вероятно, существовали и книги. На эту сторону опять-таки указывает Мурад Аджи: «Напомним, потому что мало кто теперь знает, что бумагу во II в. изобрели тюрки, жившие в Чуйской долине на реке Талас (Таласу). Не китайцы! Ее назвали “кагит”. “Книга” (кинга) тоже от тюрков, означает “в свитке”. Со свитков начинались книги, самые древние, известные со времен Ахеменидов. Футляр для свитка назывался по-тюркски “сандук”… Можно продолжать и продолжать, пересказывая восточных средневековых авторов, но книжное дело идет с Алтая, о чем говорит не только бумага, но и оформление древних Коранов. Не заметить их “алтайские” орнаменты просто нельзя. Равно как и то, что каждую новую мысль или строчку текста полагалось писать красными чернилами, отсюда “красная строка”.
Тюркский мир был книжной страной, там ценилась книга. Древний эпос Алтая знал “черную книгу”, “большую книгу”, “золотую книгу”, “книгу в золотой обложке”, “книгу в серебряной обложке”, “Книгу в виде бумажного свитка” и др.» [4, с. 492]. Обращаю внимание читателя на то, что все эти сведения идут не из тюркских библиотек и даже не из музеев, где археологи нашли хотя бы клочки этих книг, а из эпоса. Поэтому и сведения о них я помещаю в разделе об эпосе.
Вместе с тем возникает вопрос: что такое «книга в золотой обложке»? Свиток в золотом сундуке? Но тогда почему не сказать прямо: свиток в золотом футляре? А если имеется в виду обложка, то книга уже выглядела не как свиток, а как кодекс. Но в таком случае ничто нам не говорит о том, что книга в виде кодекса возникла на Алтае раньше, чем в Европе. Поэтому совершенно не обязательно, что книжная традиция Алтая была воспроизведена в Европе.
А что значит «книга в виде бумажного свитка»? Бывали, следовательно, свитки и из других материалов? Но об этом Мурад Аджи ничего не говорит. Поэтому к его сведениям следует относиться с некоторой осторожностью.
«Из “черной книги”, например, черпали знания о горах и реках. Возможно, то был атлас или путеводитель. “Золотая книга” наставляла в искусстве боя, ее, как и “черную книгу”, полагалось назубок знать богатырям. Она включала не только правила боя, но и кодекс чести. “Книга в серебряной обложке” рассказывала о рецептах, правилах питания, постах и диетах» [4, с. 492]. Не сомневаюсь, что подобные книги существовали. Однако в сообщении Мурада Аджи не упоминаются ни исторические сочинения, ни авторская проза или поэзия. В таком случае книжная культура тюрков к моменту Великого переселения народов не превосходила культуру Запада, а в общем-то отставала от нее. Вопреки пафосу современного исследователя.
Саги – тюркские повествования? Да, именно на этом настаивает Мурад Аджи: «Действительно, откуда в лесной Скандинавии в V в. вдруг появились степные животные – кони? А ханы-правители?
Здесь явно повторяется история Персии, Кавказа и других регионов, куда приглашали царский тюркский род на правление. Возможно, так было и здесь, на Севере. К сожалению, неясны иные подробности, многое еще не прочитано. Что-то говорит в пользу этой гипотезы, доводов “за” явно больше. Саги открывают прошлое лишь внимательным, их надо уметь читать – читать по правилам Алтая. Иначе никогда не понять, что слово “сага” – тюркское, очень древнее – “савга” (рассказывай историю, повествуй). Например, сага о Виланде рисует жизнь кузнеца-мастера – чисто тюркский быт. Высвечивается масса этнографических деталей и мелочей, придумать которые невозможно, даже то, что “связывает” Виланда с Чингисханом: тот и другой из черепа врага сделали чашу для вина. Древний алтайский обычай, о котором знали лишь избранные. И в саге о Сигурде (Зигфриде) приметы тюркской символики, особенно интересны сведения о богатырях “нибелунгах”… Страница за страницей саги описывают быт, в котором царствовали тюрки» [4, с. 302–303].
Конечно, степные животные не могли сами по себе появиться в Скандинавии, их туда завезли, но завезли люди, привыкшие к обращению с ними. Так что появление тюркских коневодов кажется вполне закономерным. Возможно также, что тюркское повелительное наклонение «сагва» передалось в немецком императиве sage – «говори, рассказывай». Слова действительно близки и фонетически, и семантически. И если в предыдущем разделе нас интересовали имена существительные, то в данном случае мы имеем дело с первым глаголом, что весьма интересно.
«Атли, Этцель – такие имена получил великий тюрк в германо-скандинавских былинах и сагах. Но в южногерманских произведениях, например в “Песни о нибелунгах” или в героической песни “Вальтарий”, Этцель воспевается как могущественный монарх, который в силу великодушия позволяет себе иногда слабость, нерешительность. Так, он пассивно наблюдает за интригами во дворце, не спасает от гибели сына и жену. И, что поразительно, его не осуждают, наоборот, восторгаются им» [3, с. 147]. В этой симпатии к тюркскому хану Мурад Аджи также видит тюркское влияние на саги.
Саги сообщают о единстве германской и тюркской культуры? Да, и на этом настаивает Мурад Аджи. Он пишет: « Саги щедро открывают одну страницу прошлого за другой, показывая, что даже созвучие имен Тенгри у алтайцев и Донар у древних германцев случайным не было. И не потому, что у тюркских народов принято по-своему произносить имя Тенгри – Тенгри, Тегри, Тер, Тура, Дээр, Тигир. Тюрки-европейцы тоже могли произвольно произносить это имя. Такой вывод возможен, но он мало что дает.
Весомее здесь иное, не звучание слов, а образ Тенгри и Донара! Он был един у алтайцев и германцев! Именно образ! И обряд почитания. А это уж никак не совпадение. Это – единство культуры, основанной на Единобожии. Даже если отбросить остальное (коней, железо, одежду, обычаи, письменность), единство налицо… Можно спорить о правителях, об одежде, даже о письменности, но любой спор уже становится пустым: аборигены Европейского Севера в период Великого переселения народов отошли от язычества. Они познали Бога Небесного. Факт, который надо просто принять» [4, с. 305]. Замечу, что саги прямо на это не указывают. Это – выводы Мурада Аджи, его горячая вера в то, что древние германцы почитали Тенгри. Вместе с тем он прав в том, что саги действительно описывают народ, имеющий много общего в бытовой культуре с тюрками.
Промежуточный итог. Мурад Аджи, ссылаясь на мнения других исследователей, продемонстрировал, что тюрки до Великого переселения народов уже имели развитое народное творчество, умели изготавливать бумагу и писать книги. И все же приведенные им примеры (Коран – после VI в. н. э., книги с золотыми обложками – X в.) достаточно поздние, и из них не вытекает, что именно тюрки принесли с собой в Европу книжную культуру. Скорее всего, она у них все-таки отставала от европейской, хотя могла развиваться и вполне самобытно.
Однако следует отметить совпадение ряда сказочных сюжетов как у тюркских народов, так и у германцев. Если бы такое совпадение было единичным, можно было бы говорить о наличии «бродячих сюжетов». Однако солидные исследователи отмечают очень высокую статистику подобных совпадений, что простым заимствованием объяснить невозможно. Следовательно, можно говорить о перенесении основных сюжетных ходов из Азии в Европу. Вместе с тем конкретные персонажи сказок и легенд, а также некоторые подробности при этом заменялись, так что в Европе сказки возникали только «по мотивам» тюркских, но уже не чисто тюркские.
Еще более доказательным представляется совпадение героических эпосов тюрков и германцев. Правда, Мурад Аджи не конкретизировал тюркский эпос, не показал совпадение сюжетных линий и поступков персонажей, авторских описаний между тюркским и германским эпосами, а пояснил только имена некоторых персонажей и мотив общения с конем, а также воспевание воинской доблести и патриотизма.
Так что в данном случае можно сделать более осторожный вывод: германский эпос может иметь тюркские корни. Для более сильного утверждения представленных данных явно недостаточно.
Сказки переписывали в литературных традициях Европы. Их новых авторов ни в коем случае нельзя обвинять в плагиате, они следовали древнему, с детства знакомому сюжету и традициям своего народа. И были абсолютно правы в том, что желали улучшить текст, осовременить его, сделать доступнее и краше. Ведь придумать сказку очень трудно, а дать ей вечную жизнь еще труднее» [4, с. 193–194].
Зигфрид
Правда, многие сказки являются следствием так называемых бродячих сюжетов, которые могут передаваться от народа к народу. Но само по себе совпадение сюжетов весьма показательно.
Исследования Э. Таубе. В данном случае Мурад Аджи ссылается не на собственные изыскания, а на исследования немецкого фольклориста. «В Германии Эрика Таубе [126] (она ездила на Алтай за сказками) выпустила несколько книг. Но кто знает о них? Исследовательница указала на обилие сюжетов германских сказок, родственных алтайским. Например, сказка “Старик Эндз Дендз” (в России “Волшебное кольцо”) встречается практически у всех европейских народов, вышедших с Алтая, она “столь явственно совпадает с гриммовской сказкой «Верные животные», что можно допустить их общий источник”, пишет Эрика Таубе и тем характеризует себя добросовестным исследователем. Она заметила то, что нельзя не заметить.
Железный Ганс, Мальчик-с-пальчик, Братец и Сестрица – и они имели на Алтае родственников, которые вместе с Великим переселением народов передали Европе шапку-невидимку, сапоги-скороходы, другие сказочные вещицы. Первые стихи, первые баллады, первые поэмы и сказки появились на Западе после Великого переселения народов. Это отметили едва ли не все добросовестные исследователи, правда, оставив свои наблюдения без комментариев» [4, с. 195]. Полагаю, что в данном случае немецкой исследовательнице можно поверить.
Рифмы – с Алтая? «Возможно, ученые просто не знали, что на планете было время, когда людская река, разлившись половодьем, несла в себе с Алтая все, что могла унести… Кажется невероятным, но ни греки, ни латиняне до прихода “варваров” не умели рифмовать литературные строки. На Западе просто не было поэтов! Современная поэзия с рифмой – это алтайское изобретение. Так рождались поэты» [4, с. 195]. К этому заявлению следует подходить с осторожностью. Действительно, ранняя поэзия не только греков и римлян, но и германцев была либо силлабическая (одинаковое количество слогов в строке), либо аллитерационная (одинаковое количество одинаковых гласных в строке). Рифмованные строки приходят позже. Однако древние алтайские стихи мне неизвестны, и уже тем более трудно сказать, были ли они рифмованными.
«Песнь о нибелунгах». Одной из вершин немецкой поэзии является «Песнь о нибелунгах». Возникнув около 1200 г., она тем не менее относится к гораздо более отдаленному прошлому, к эпохе Великого переселения народов. Под нибелунгами понимались обладатели сказочного сокровища, сыны тумана (по-немецки «Nebel»), духи земли. Это золото приносит несчастье каждому его обладателю, но это не останавливает претендентов на него. Когда оба сына короля нибелунгов просят героя Зигфрида разделить золото между ними, он с помощью своего меча Бальмунга хладнокровно убивает их и становится обладателем как сокровища, так и шапки-невидимки. Несмотря на предпринятые им меры предосторожности, заключавшиеся в том, что он обретал непробиваемую кожу после купания в крови дракона, все-таки во время купания листок с дерева прилип к нему между лопаток, создав опасную зону. В нее-το и вонзил свой меч убийца, выполняя заказ желавшего получить сокровище. Таким образом, Зигфрид становится очередным нибелунгом. Позже им становится король Бургундии, к которому переходит сокровище.
vek-noviy.ruПеснь О Нибелунгах
«Песнь о нибелунгах» написана особой полустрокой с тремя ударениями, тогда как в последней полустроке имеется четыре ударения. Например (в современном звучании):
Jenseits des weiten Meeres saß eine Königin
berühmt wie sie war keine weit durch die Lande hin.
Sie war von hoher Schönheit unbändig ihre Kraft;
sie schloß mit kühnem Recken um Minne mit des Speeres Schlacht.
Как видим, строки рифмуются (AABB).
allyslide.com«Песнь о нибелунгах» Есть и реальное историческое...
Что же тут тюркского? «С кипчаками связана и “Песнь о нибелунгах”, так звали воинов, на гербе которых был дракон (на древнетюркском языке “нив” – “богатырь”, “лунг” – “дракон”). Потрясающее сходство, но о нем громко не говорят, хотя сюжет связан с гуннами, бургундами, готами, Аттилой. Пример этой песни интересен даже не сюжетом. Иным.
К XII в. смысл бесшабашных поступков героев поэмы был непонятен читателям, которые давно отошли от тюркских корней и стали европейцами. Они жили в другой жизни, с другой культурой, поэтому старинный текст с неслыханно героическим и даже ужасным поведением богатырей казался “выходящим за пределы всякой разумности”. Но непонимание, как ни странно, лишь выше поднимало нибелунгов в глазах европейцев до небесных высот, делало их национальными героями, потому что в нибелунгах иные видели свое “абсолютное прошлое”.
К сожалению, в среде ученых не принято связывать “абсолютное прошлое” Запада с Алтаем. Причина – идеологическая» [4, с. 196].
Полностью с утверждениями Мурада Аджи я бы не согласился. Хотя основа «Песни о нибелунгах» действительно могла относиться к эпохе Великого переселения народов и быть составленной на тюркском языке, однако в XII в. она была создана на немецком языке и в рыцарском немецком обществе. Это была не только другая эпоха – это был уже другой народ. Иными словами, преемственность между тюрками и германцами, видимо, была, но трактовка сюжета уже оказалась совершенно иной.
«Беовулф». Об этом произведении английского народного творчества Мурад Аджи не говорит ничего. Однако и здесь имеются некоторые намеки на тюркские имена. Так, можно вспомнить имя главного героя – антропоним Беовулф. Таково имя героя наиболее раннего литературного мифа англов. Но слово «вулф» означает ВОЛК, тогда как первая часть имени, скорее всего, означает БОЕЦ. Но названия, связанные с волком, характерны именно для тюрок. Так, в XX в. существовала турецкая националистическая организация «Серые волки».
Поединок Беовульфа с драконом (иллюстрация к изданию 1908 года)
Книги – с Алтая? Если тюрки столь богаты устным народным творчеством, то у них, вероятно, существовали и книги. На эту сторону опять-таки указывает Мурад Аджи: «Напомним, потому что мало кто теперь знает, что бумагу во II в. изобрели тюрки, жившие в Чуйской долине на реке Талас (Таласу). Не китайцы! Ее назвали “кагит”. “Книга” (кинга) тоже от тюрков, означает “в свитке”. Со свитков начинались книги, самые древние, известные со времен Ахеменидов. Футляр для свитка назывался по-тюркски “сандук”… Можно продолжать и продолжать, пересказывая восточных средневековых авторов, но книжное дело идет с Алтая, о чем говорит не только бумага, но и оформление древних Коранов. Не заметить их “алтайские” орнаменты просто нельзя. Равно как и то, что каждую новую мысль или строчку текста полагалось писать красными чернилами, отсюда “красная строка”.
Тюркский мир был книжной страной, там ценилась книга. Древний эпос Алтая знал “черную книгу”, “большую книгу”, “золотую книгу”, “книгу в золотой обложке”, “книгу в серебряной обложке”, “Книгу в виде бумажного свитка” и др.» [4, с. 492]. Обращаю внимание читателя на то, что все эти сведения идут не из тюркских библиотек и даже не из музеев, где археологи нашли хотя бы клочки этих книг, а из эпоса. Поэтому и сведения о них я помещаю в разделе об эпосе.
Вместе с тем возникает вопрос: что такое «книга в золотой обложке»? Свиток в золотом сундуке? Но тогда почему не сказать прямо: свиток в золотом футляре? А если имеется в виду обложка, то книга уже выглядела не как свиток, а как кодекс. Но в таком случае ничто нам не говорит о том, что книга в виде кодекса возникла на Алтае раньше, чем в Европе. Поэтому совершенно не обязательно, что книжная традиция Алтая была воспроизведена в Европе.
А что значит «книга в виде бумажного свитка»? Бывали, следовательно, свитки и из других материалов? Но об этом Мурад Аджи ничего не говорит. Поэтому к его сведениям следует относиться с некоторой осторожностью.
«Из “черной книги”, например, черпали знания о горах и реках. Возможно, то был атлас или путеводитель. “Золотая книга” наставляла в искусстве боя, ее, как и “черную книгу”, полагалось назубок знать богатырям. Она включала не только правила боя, но и кодекс чести. “Книга в серебряной обложке” рассказывала о рецептах, правилах питания, постах и диетах» [4, с. 492]. Не сомневаюсь, что подобные книги существовали. Однако в сообщении Мурада Аджи не упоминаются ни исторические сочинения, ни авторская проза или поэзия. В таком случае книжная культура тюрков к моменту Великого переселения народов не превосходила культуру Запада, а в общем-то отставала от нее. Вопреки пафосу современного исследователя.
Саги – тюркские повествования? Да, именно на этом настаивает Мурад Аджи: «Действительно, откуда в лесной Скандинавии в V в. вдруг появились степные животные – кони? А ханы-правители?
Здесь явно повторяется история Персии, Кавказа и других регионов, куда приглашали царский тюркский род на правление. Возможно, так было и здесь, на Севере. К сожалению, неясны иные подробности, многое еще не прочитано. Что-то говорит в пользу этой гипотезы, доводов “за” явно больше. Саги открывают прошлое лишь внимательным, их надо уметь читать – читать по правилам Алтая. Иначе никогда не понять, что слово “сага” – тюркское, очень древнее – “савга” (рассказывай историю, повествуй). Например, сага о Виланде рисует жизнь кузнеца-мастера – чисто тюркский быт. Высвечивается масса этнографических деталей и мелочей, придумать которые невозможно, даже то, что “связывает” Виланда с Чингисханом: тот и другой из черепа врага сделали чашу для вина. Древний алтайский обычай, о котором знали лишь избранные. И в саге о Сигурде (Зигфриде) приметы тюркской символики, особенно интересны сведения о богатырях “нибелунгах”… Страница за страницей саги описывают быт, в котором царствовали тюрки» [4, с. 302–303].
Конечно, степные животные не могли сами по себе появиться в Скандинавии, их туда завезли, но завезли люди, привыкшие к обращению с ними. Так что появление тюркских коневодов кажется вполне закономерным. Возможно также, что тюркское повелительное наклонение «сагва» передалось в немецком императиве sage – «говори, рассказывай». Слова действительно близки и фонетически, и семантически. И если в предыдущем разделе нас интересовали имена существительные, то в данном случае мы имеем дело с первым глаголом, что весьма интересно.
«Атли, Этцель – такие имена получил великий тюрк в германо-скандинавских былинах и сагах. Но в южногерманских произведениях, например в “Песни о нибелунгах” или в героической песни “Вальтарий”, Этцель воспевается как могущественный монарх, который в силу великодушия позволяет себе иногда слабость, нерешительность. Так, он пассивно наблюдает за интригами во дворце, не спасает от гибели сына и жену. И, что поразительно, его не осуждают, наоборот, восторгаются им» [3, с. 147]. В этой симпатии к тюркскому хану Мурад Аджи также видит тюркское влияние на саги.
Саги сообщают о единстве германской и тюркской культуры? Да, и на этом настаивает Мурад Аджи. Он пишет: « Саги щедро открывают одну страницу прошлого за другой, показывая, что даже созвучие имен Тенгри у алтайцев и Донар у древних германцев случайным не было. И не потому, что у тюркских народов принято по-своему произносить имя Тенгри – Тенгри, Тегри, Тер, Тура, Дээр, Тигир. Тюрки-европейцы тоже могли произвольно произносить это имя. Такой вывод возможен, но он мало что дает.
Весомее здесь иное, не звучание слов, а образ Тенгри и Донара! Он был един у алтайцев и германцев! Именно образ! И обряд почитания. А это уж никак не совпадение. Это – единство культуры, основанной на Единобожии. Даже если отбросить остальное (коней, железо, одежду, обычаи, письменность), единство налицо… Можно спорить о правителях, об одежде, даже о письменности, но любой спор уже становится пустым: аборигены Европейского Севера в период Великого переселения народов отошли от язычества. Они познали Бога Небесного. Факт, который надо просто принять» [4, с. 305]. Замечу, что саги прямо на это не указывают. Это – выводы Мурада Аджи, его горячая вера в то, что древние германцы почитали Тенгри. Вместе с тем он прав в том, что саги действительно описывают народ, имеющий много общего в бытовой культуре с тюрками.
Промежуточный итог. Мурад Аджи, ссылаясь на мнения других исследователей, продемонстрировал, что тюрки до Великого переселения народов уже имели развитое народное творчество, умели изготавливать бумагу и писать книги. И все же приведенные им примеры (Коран – после VI в. н. э., книги с золотыми обложками – X в.) достаточно поздние, и из них не вытекает, что именно тюрки принесли с собой в Европу книжную культуру. Скорее всего, она у них все-таки отставала от европейской, хотя могла развиваться и вполне самобытно.
Однако следует отметить совпадение ряда сказочных сюжетов как у тюркских народов, так и у германцев. Если бы такое совпадение было единичным, можно было бы говорить о наличии «бродячих сюжетов». Однако солидные исследователи отмечают очень высокую статистику подобных совпадений, что простым заимствованием объяснить невозможно. Следовательно, можно говорить о перенесении основных сюжетных ходов из Азии в Европу. Вместе с тем конкретные персонажи сказок и легенд, а также некоторые подробности при этом заменялись, так что в Европе сказки возникали только «по мотивам» тюркских, но уже не чисто тюркские.
Еще более доказательным представляется совпадение героических эпосов тюрков и германцев. Правда, Мурад Аджи не конкретизировал тюркский эпос, не показал совпадение сюжетных линий и поступков персонажей, авторских описаний между тюркским и германским эпосами, а пояснил только имена некоторых персонажей и мотив общения с конем, а также воспевание воинской доблести и патриотизма.
Так что в данном случае можно сделать более осторожный вывод: германский эпос может иметь тюркские корни. Для более сильного утверждения представленных данных явно недостаточно.
Источник: nethistory.su
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]