Почему флот Петра Первого сгнивал через каждые 5 лет и отстраивался заново
---
Итак, с сухопутными «подвигами» царя-супостата мы теперь разобрались достаточно основательно. Рассмотрели и саму суть и даже приблизительное количество наломанных им «дров». Теперь о методах проковыривания этого самого пресловутого куда-то там уж больно на тот день якобы необходимого «окна».
Но сначала о самом Русском флоте, основателем которого якобы является Петр. Вот одна из саг того времени, когда приставленные Екатериной II к русской истории немцы исправно на заказ сочиняли свою вариацию истории России. Вот что они сообщают о нашем московитском варварстве якобы бытовавшем у нас в допетровскую эпоху:
«Россия тогда не имела еще ни одного корабля на море и ей вовсе не известно было кораблеплавание» [94] (с. 10).
То есть не только кайла каменного-де, не имела, но и понятия о нем! Ну, это уже что-то принципиально новенькое. Хотя и не совсем: данный «труд» увидел свет еще в незапамятном 1788 году.
Однако же куда как более справедливым на эту тему является все же следующее мнение:
«Петр вовсе не создал русский флот, и, если бы на свете существовала справедливость, именно об этом сегодня повествовали бы все учебники» [10] (с. 108).
Одной из первых сказок, приписанных «реформатору», является им якобы прорубленное некое такое «окно в Европу». Однако же прекрасно известно, что:
«…рыболовный и торговый флот в Московии XVII века был. Поморские лодии-кочи добирались до Англии и Шпицбергена, а могучие каспийские бусы ходили в Персию и Азербайджан» [10] (с. 108–109).
Кстати, когда эти «первооткрыватели» с очередной попытки достигли аж Новой Земли, то оказалось, что уж для русского человека эта земля вовсе никогда не была новой. «Первооткрыватель» Баренцева моря, Виллем Баренц, высадился в одну из «первооткрываемых» голландцами бухт. И вот что больше всего поразило этого иностранца, чьим именем безграмотная заграница и по сию пору именует якобы открытое им некогда море. Причем, уже и нас к сегодняшнему дню приучили, что это на самом деле наше испокон веков русское море требуется именовать именем его первооткрывателя иностранца: мы, мол, в ту пору еще на дереве сидели. И вот что сами голландцы сообщают на эту тему.
Когда они вышли на землю, названную ими Новой:
«тут они нашли остов русского корабля» [105].
Но и не только тут. Вот на что они наткнулись на других «неизведанных» островах:
«Добравшись на лодке до берега, они наткнулись на следы людей, которые, очевидно заметив моряков, успели убежать. Именно там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял еще другой крест с тремя деревянными домами, выстроенными по северному обычаю. В этих домах они нашли много бочарных досок и поэтому сделали предположение, что тут ведется ловля лососевых рыб; они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями умерших, незарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала также сломанная русская ладья, длина киля которой была 44 фута» [105].
Так что даже и здесь они вовсе никогда не были первыми, о чем сами же и признаются.
У Вайгача:
«мы пошли к якорной стоянке, которую назвали Ворванным заливом, потому что там нашли склад ворвани» [105].
«Продвинувшись приблизительно на две мили вглубь страны, мы нашли различные повозки, нагруженные шкурами, салом и подобными товарами» [105].
Чего же они, эти голландцы, в число которых входил этот ставший теперь столь знаменитым Баренц, там такого исследовали в русском Заполярье — закромах России?
Больше похоже на корсарский наезд, потому как и наши корабли им встречаются достаточно часто:
«мы увидели русский корабль, шедший на парусах» [105].
«Когда мы приблизились к берегу, то увидели шесть русских кораблей» [105].
Так что же это были за корабли?
«…поморская лодия, водоизмещением до 500 тонн» [10] (с. 57).
Причем:
«…ни одна из каравелл, на которых Колумб доплыл до Америки, не имела водоизмещения больше 270 тонн» [10] (с. 56–57).
А у нас в Русском Заполярье в XVI веке, что выясняется, суда были размерами, как минимум, вдвое больше знаменитых каравелл.
Так что безграмотность и нахальство немцев, изобретших свою о нас ну уж вовсе не остроумную версию, просто шокирует: в погоне за обещанной им мздой от изобретения сказки о России они выглядят теперь более чем нелепо. Но мы их вовсе не собираемся в чем-то оправдывать. Чужая глупость особенно заметна тогда, когда людьми, в погоне за гонораром, теряется вообще чувство всякой меры. Причем, выясняется, что они не ознакомлены даже с сочинительствами своих собственных авторов. Вот, например, что сообщает о способности передвижения по морю автор трактата XII в. немец Гельмольд.
Когда вновь был отстроен сгоревший до этого в прошлом славянский город Любек:
«…отправил герцог послов в города и северные государства — Данию, Швецию, Норвегию и Русь… чтобы они имели свободный проезд [морской, понятно дело: из Швеции и Норвегии иного и быть не может — А.М.] к его городу Любеку. И установил здесь монету и пошлину и самые почетные городские права. И преуспевал с этого времени город во всех делах своих, и умножилось число его жителей [в том числе и за счет переехавших сюда через море в этот морской порт русских купцов — А.М.]» [106] (с. 196–197).
Вот еще эпизод о наличии у славян кораблей на Балтике. В данном случае тем же Гельмольдом сообщается уже о способе борьбы славян Померании, понятно дело, более чем привычных к мореходству, против засилия немецких, что выясняется, чисто сухопутных варваров.
Славяне, не видя возможности отбиться от превосходящих сил врага:
«…скрылись в лесах, посадив семьи свои на корабли» [106] (с. 200).
Те самые, которых у них, что талдычат нам немцы со своими о нас историями по истории, якобы в наличии отродясь не бывало. Очень смешная шуточка.
Вот еще фраза Гельмольда:
«Бирка же — самый знаменитый город готов, расположенный в центре Швеции… куда обычно имеют обыкновение собираться для различных торговых надобностей все корабли данов, норвегов, а также славян, сембов (Cембы — балтийское племя. См. Adam, II, 22) и других народов Скифии» [107] (с. 334); [106] (с. 50).
Так что флот и, причем, именно на Балтике, о чем сообщает немецкий писатель еще XII века, Гелмольд, у нас очень даже имелся. Потому-то купечество наше зазывали на жительство даже в немецкий морской порт Любек. И потому в его окрестностях славяне, дабы спастись от немецких сухопутных варваров, садили свои семьи на корабли и спасались от них в открытом море. А рискнули бы они это сделать, если бы их враги имели пусть и захудалый, но какой-либо мало-мальски пригодный для плавания по Балтийскому морю флот?
Да никогда.
Причем, что свидетельствует все тот же Гельмольд, наши корабли, что было куда как и еще много ранее, посещали и Швецию. Своих же земляков, среди ознакомленных с наукой кораблевождения в акватории Балтийского морского бассейна, он, отметим, не упоминает вовсе.
Вот еще очередное свидетельство о безпочвенности придуманной немцами истории о своем-де господстве на Балтике:
«Показательно, что в списке народов у Гельмольда… “готы” как таковые отсутствуют, а Готланд в “Хронике” ни разу не упомянут» [108] (прим. 36 к с. 274).
То есть германец еще тех времен являлся исключительно сухопутным варваром, в чем сам, в лице хрониста Гельмольда, и признается. Лавры торгового острова Готланда ему явно были приписаны много позднее.
Потому германец тех времен мог довольствоваться у попавших в его лапы неприятелей пока лишь отобранием земли и свободы. Знания он будет у них отбирать и присваивать себе лишь много позже. Тогда же и историю перепишет под себя. Тогда и остров Готланд произведет в центральный пункт якобы существовавшей в те времена торговой республики Ганзы. Пока же, заметим, в середине XII в., ни о каких плавательных средствах, имеющихся в наличии у его соотечественников, в его многотомном весьма пухлом фолианте упомянутым не оказалось. То есть немец, что подтверждается им самим же, был в те времена лишь грязным сухопутным варваром.
Потому Петр, столь озабоченный заимствованиями у немцев, никаким первооткрывателем в области русского мореплавания быть просто никак бы и не мог.
Понятно дело, впоследствии, оказавшись отрезанными от Балтики, наши суда временно исчезают с этого моря. Однако ж, что выясняется, не насовсем.
Вот что об их наличии сообщает в эпоху, предшествующую петровской, швед Кильбургер:
«…часть товаров, идущих через Восточное море [Балтику — А.М.]… привозится самими русскими прямо в Россию на своих ладьях из Швеции…» [109] (с. 122).
Так что первооткрывательство в данной области Петра является самой настоящей ложью — ничем более.
Конечно же, ряд преимуществ перед нашими бусами и кочами, хорошо известными нам по Белому и Каспийскому морям, Сухоне и Волге, в чем-то имели и голландские суда. Но это больше относится к специфике тех морей, где ими пользовались. В наших же северных водах, что и понятно, более предпочтительно было иметь корабли все же отечественной постройки. Между тем, пусть наши суда в ту пору еще и не рассекали воды океанских просторов, но даже на своих достаточно небольших морях мы использовали самые крупные корабли среди всех тех, которые имелись на тот день в мире:
«…испанский галеон, легко ходивший через Атлантику, не на много лучше снаряжен и, уж конечно, не крупнее каспийского буса…
…кто, собственно, мешал Петру совершенствовать русский флот, не уничтожая его?..» [10] (с. 109).
А то, что флот у нас был, имеется множество подтверждений. Английский адмирал и морской историк Фред Томас Джейн писал:
«Русский флот, который считают сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в действительности больше права на древность, чем флот британский. За столетие до того, как Альфред Великий, царствовавший с 870 по 901 год, построил британские корабли, русские суда сражались в морских боях. Первейшими моряками своего времени были они — русские» [110].
«О русском военном флоте упоминается в 1559 г. Царский стольник Даниил Адашев, под началом которого был восьмитысячный экспедиционный корпус, построил в устье Днепра корабли и вышел в Русское море. Вот что пишет о русских фрегатах генуэзский префект (торговый представитель) в Кафе (ныне Феодосия) Эмиддио Дортелли Д'Асколи, координировавший на окраинах России деятельность работорговцев: «Они продолговатые, похожи на наши фрегаты, вмещают 50 человек, ходят на вёслах и под парусом. Черное море всегда было сердитым, теперь оно ещё чернее и страшнее в связи с московитами...» [215].
«Черноморский военный флот под началом Адашева дал бой турецкой флотилии. Около десятка турецких кораблей было сожжено, два корабля были захвачены. Дальнейшие жалкие потуги турецкого флота победить наш флот успехов не принесли. Крымское ханство, казалось, доживало последние дни: русские в течение трех недель опустошали караимские поселения, приносившие немалый доход казне султана.
Балтийский военный флот тоже успел неплохо зарекомендовать себя. В 1656 г. Царь двинулся освобождать от шведа все побережье Балтики. Патриарх Никон благословил “морского начальника воеводу Петра Потемкина” “итти за Свейский рубеж, на Варяжское море, на Стекольну и дале” (на Лондон? — авт.). Корпус гардемаринов насчитывал 1 570 человек. 22 июля 1656 г. “морской воевода” Потемкин предпринял военную экспедицию. Он направился к острову Котлин, где обнаружил шведов. Об итоге морского сражения он рапортовал Царю: “Полукорабель взяли и свейских людей побили, и капитана Ирека Далсфира, и наряд, и знамена взяли, а на Котлине-острове латышанские деревни высекли и выжгли”. Об эстонцах упоминаний он не оставил... Вы не догадываетесь, почему?
Во время Русско-турецкой войны 1672–1681 гг. в море вышла эскадра под командованием Григория Косагова. Корабли же этому “морскому воеводе” строил русский розмысл Яков Полуектов. Французский посланник при дворе султана Магомеда IV писал об этой эскадре: “На его величество (султана) несколько судов московитов, появившихся у Стамбула, производят больший страх, чем эпидемия чумы”.
Итак, мы видим, что флот у России был с незапамятных времен. Так почему же до сих пор создателем Русского флота считается Царь Петр I?» [110].
А уничтожен им флот вот каких примерно размеров и масштабов. Как отмечает Эвлия Челеби, турецкий путешественник, в его времена, то есть во времена Михаила и Алексея Романовых, по Волге:
«…несколько тысяч кораблей ходят в Москву и обратно» [111] (с. 135).
А кроме Волги суда у нас ходили еще и по: Северной Двине, Сухоне, Яику, Самаре, Оби, Иртышу, Ангаре, Тунгуске, Лене, Москве, Енисею, Клязьме. И по двум морям: Каспийскому и Белому. То есть судов по всей стране, до Петра, у нас имелись десятки тысяч…
Причем:
«…имеются столь огромные корабли, что на каждом помещается по две тысячи человек. Это — корабли, которые ходят в земли Китая, Фагфура, Казака, Терека… На них имеются большие пушки» [111] (с. 151).
Но антихристу, Петрушке этому ёрнику, судя по всему, флот был вовсе не нужен. Ему требовалось создание очередной стройки века, где можно было бы извести как можно больше народа — другого объяснения им спроворенной глупости просто нет!
«Московский флот приказано было уничтожить, и его не стало. После этого на Каспийском море долгое время не было никакого флота — ни торгового, ни военного» [10] (с. 110).
И вот в чем заключается вся уже и изначально запланированная тщета всех усилий для воссоздания какого-то такого морского гения Петра:
«Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса… и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы» [10] (с. 110–111).
Спрашивается, почему ж не подсушить-то лес? Куда гнали?
Все это смахивает на «большой скачек» Мао Цзэдуна, когда в одночасье перестреляли всех воробьев, после чего гусеницы сожрали весь урожай.
То есть на революцию. А она ведь никогда не объясняет последовательность производимых ею действий: она просто рубит — все что под руку попадает. Потому и щепки летят.
И если петровский флот, ежегодно подновляемый сотнями вновь отструганных кораблей, быстрей успевал сгнивать, чем дойти до поля сражения, то вот какой срок годности имел флот, например, у англичан:
«В английском флоте, громившем Наполеона под Трафальгаром в 1806 году, были суда, помнившие времена Петра» [10] (с. 111).
Таков был срок службы кораблей, думается, и в нашем Каспийском или Североморском флоте. Но, что и естественно, до появления на русских многочисленных верфях этого самого «реформатора». При его же «передовых» методах строительства это предприятие:
«…выливалось в такую копеечку, что плавучий гроб из сырого дуба и со сроком службы в пять лет получался как бы отлитым из золота» [10] (с. 112).
Но был и еще вариант перевода усилий и средств.
Ф.Х. Вебер, например, указывал, что:
«…все корабли строятся русскими там из пихты или ели, и они способны находиться в воде лишь считанные годы» [112] (с. 59).
Потому этот материал, впоследствии, сменили дубом, сырым, понятно дело. Потому такая замена сырья увеличить живучесть этих плавучих гробов конечно же не могла.
Именно по этой причине:
«…через пять лет, так по-настоящему и не освоив не только море, но даже маленький залив, русский флот практически исчез. В 1711 г. в плавание могли выйти лишь несколько судов» [82] (с. 135).
Так на чем же, в таком случае, вел свои морские сражения Петр, о которых истории историков нам всю плешь проели?
«…в 1715–1718 гг… все российское военное кораблестроение сконцентрировалось в Петербурге. Здесь каждый год, взамен потерянных и сгнивших, собиралось большое количество разных гребных судов. Но это были небольшие примитивные конструкции...» [82] (с. 162).
Но даже примитивные галеры, которыми лишь единственными мог бы похвастать Петр, стоили здесь, в отрыве от центральных областей России, баснословно дорого.
О чем свидетельствует Перри:
«…несмотря на то, что рабочий труд ценится дешево, и что канаты, веревки и весь железный материал получается из России, корабли эти обходятся так дорого, что дешевле было бы выписывать их готовыми из Англии» [113] (с. 29).
А как же все им понастроенные в неимовернейших количествах верфи? Куда подевались еще и там в просто фантастических количествах наструганные корабли?
Да. Они ежегодно сжирали:
«…от четверти до трети госбюджета…» [82] (с. 174).
Но вот проку-то от них…
«Азовский флот сгнил, так ни разу и не вступив в бой с неприятелем… А эскадры Балтийского флота нанесли противнику столь непропорциональный моральный ущерб в сравнении с усилиями, потребовавшимися для обзаведения ими, что отечественная историография по сию пору стесняется этой статистики. За весь период боевых действий петровские моряки сумели вырвать из рядов врага всего один (!) линкор…» [82] (с. 174).
Да и тот, небось, сел где-нибудь на мель. Потому и попал, чисто случайно, в полон к петровским потешникам.
Уже за год до смерти Петра:
«…из всех огромных 70–90-пушечных линкоров, во множестве построенных “царем-шхипером” на выколачиваемые из нищих мужиков последние копейки, в море из базы всего только несколько раз выходил только один. Остальные сгнили…» [82] (с. 90).
Эти во множестве наструганные корабли, немалая часть которых имеют просто гигантские размеры, как замечает англичанин Перри:
«…быв построены из сырого леса, весьма скоро подвергались гниению, не выдерживали кренения и спущенные на воду легко шли ко дну» [113] (с. 7).
А вот что об этом флоте сообщает датский посланник Юль в своем дневнике от 28 мая 1710 г., что:
«…все (суда) построены из ели и …большая их часть непригодна для морского плавания» [54] (с. 174).
Однако ж строили не только из данного сорта древесины.
Когда первые суда благополучно изгнили, как засвидетельствовал посланник датский Юль, строившие их иностранцы обвинили во всем не себя, но, что и понятно, негодный с их точки зрения строительный материал. Вот как это «ударное» строительство, о чем свидетельствует уже английский посланник, Уитворт, было продолжено:
«В Олонце из пихты строятся два 40-пушечных корабля и могут быть закончены этим летом.
В Лодейном Поле два 50-пушечных корабля должны быть закончены мистером Брауном прошедшим летом; кницы, тимберсы, нос и корма сделаны из дуба, доставленного из Казани по суше.
Один 80-пушечный корабль должен был быть заложен в прошлом году. Все остальные корабли в Петербурге и Архангельске из пихты, в Воронеже и Казани — из дуба» [114] (с. 98).
Но вы, друзья, как не садитесь — все в музыканты не годитесь. Собранные со всего света иностранцы, некие такие-де корабельных дел мастера:
«…из своекорыстных побуждений строили корабли очень непрочно, из сырого леса, так что они гнили еще до завершения постройки» [114] (с. 90).
И что же предпринял наш «великий», узнав о бракоделах иностранцах на своих верфях?
«Царь, узнав об этом по возвращении из Великобритании, постепенно утратил свое расположение к голландскому кораблестроению и голландским мастерам и уволил их, так как мог получить английских» [114] (с. 90–91).
А вот что собой представлял к той поре уже весьма благополучно наструганный им в неимоверном количестве голландский флот:
«В нескольких местах на Дону находятся 36 кораблей голландской постройки, от 80 до 30 пушек, все прогнившие… их разберут на дрова, как только будут готовы новые корабли» [114] (с. 96).
А новыми будут, о чем в 1710 г. сообщает англичанин Уитворт, уже английские. Но сгниют, о чем он в ту пору еще не знал, протянув ничуть не более голландских, и они.
Однако ж после того, как благополучно сгнили корабли английские, Петр и на этом не успокоился. Он все лелеял в своих чаяниях давно всем набивший оскомину лозунг — заграница нам поможет. А потому уже десятилетие спустя, когда и в англичанах Петр разочаруется, вот что отмечает в дневнике от 23 июля 1721 года Берхгольц:
«…ходил в Адмиралтейство смотреть новый корабль… Корабль этот 64-пушечный и построен французским мастером присланным царю на несколько лет из Франции» [63] (с. 175).
Но и он, судя по всему, более кораблей английских и голландских не протянет. Но сгниет, как и все они, достаточно быстро, объявив в бездарности и этих заграничных бракоделов.
А вот что сообщает Джон Перри о нашем флоте теперь еще и на Волге. Его сооружением, в добавление голландским, английским и французским мастерам, был занят представитель еще одной очередной державы — Дании. Уже эта флотилия, как и все иные необычайно многочисленная и громоздкая, предназначалась царем-«шхипером» для покорения Каспийского водного бассейна:
«Царь Русский обещал водворить Грузинского Царя в его владениях, и в 1702 году, приказано было (как предполагают) с этой целью Датским мастером построить на Волге 120 парусных судов 12-ти и 16-ти пушечных… выше означенные суда до сих пор гниют на Волге, не быв употреблены ни в какую посылку» [26] (с. 65).
Недалеко отсюда, уже на Дону и Воронеже, гнила очередная флотилия, предназначенная для покорения еще и Черноморского бассейна. То есть царь-«шхипер» всех и вся желал покорить разом. Но, почему-то, кинулся воевать в этот самый момент, когда флотилия уже была настругана, в совершенно противоположную сторону — на север. Потому с неимоверным трудом собранные из сырого леса в неимоверном количестве и неимоверных размеров корабли, которые тонули сразу после малейшей попытки спуска их на воду, продолжали здесь спокойно догнивать себе и без всяких сколько-нибудь позывов со стороны Петра к какому-либо их пусть и незначительному употреблению.
А вообще, судя по всему, лишь из-за весьма естественного неумения вести кораблестроительство иностранцами в нашем климате:
«все корабли гниют, как только их построят» [114] (с. 97).
Но может быть лес наш для кораблестроения вовсе не подходил? Может он был каким-то особо для данной цели неподходящим?
Да вовсе нет. Вот что сами же иностранцы сообщают о русском лесе. Франческо Тьеполо, например, вот как характеризует это наше общенародное достояние:
«…страна очень богата деревом всякого рода и больше всего таким, которое больше всего пригодно для постройки домов и судов» [115] (с. 337).
Так что лес, и какой надо, у нас был. И был просто в удивительном для иностранцев изобилии. Были у нас и свои русские суда. И мастера, их из поколения в поколение строящие.
Но у Петра не было желания использовать в постройке своего флота именно их опыт. Ему почему-то больше нравилось приглашать на изготовление своего детища западноевропейских бракоделов.
Так что любовь к закордону почему-то во времена всего его царствования пересиливала какие-то пусть и малые проблески мыслей в его извечно пьяной голове. Потому, лишь меняя иностранцев, то есть, замещая после очередной крупной неудачи, венецианцев голландцами, голландцев датчанами, датчан англичанами, а англичан французами ударными темпами все отстругиваемый им флот, лишь только появившись на свет, весьма благополучно уже успевал сгнивать. И так на протяжении десятилетий — никакие пусть и колоссальные убытки в этой области ума, этому преобразователю русской энергии в хлам, так и не прибавили.
Вот что сообщает на тему этого пустопорожнего строительства Фоккеродт:
«…Петр I гораздо лучше пособил бы своим пользам и был бы в состоянии совершить гораздо более великие дела, если бы оставил в кармане подданных те изумительные суммы, какие затратил на флот» [52] (с. 55).
А суммы эти были и действительно изумительными — от четверти до трети госбюджета! И, причем, пусть и отструганные во множестве линкоры не успевая даже спуститься на воду уже благополучно изгнивали, — ежегодно — на протяжении трех десятков лет. Виданное ли в свете подобного же рода тупоумие?
Но Петр, вместо, чтоб быть названным таким, каким и являлся на самом деле — безмозглым идиотом, всеми и вся историками поименован в качестве некоего такого «Великого». Было ли в этой самой истории среди встречающихся исторических фигур большего несоответствия между действительными произошедшими некогда событиями, приписанными кому-либо из них, и событиями желаемыми, то есть изобретенными для определенной персоны специально — чтоб прославить в веках?
И вот на каком «моторе» двигались петровского покроя кораблики:
«Петр I, старавшийся перенимать и вводить в своей империи все имевшееся где-либо лучшее и полезное, что он видел и о чем слышал, достал план венецианского Адмиралтейства с чертежами судов и галер, какие там строят» [116] (с. 230).
А строили там, как нам помнится, исключительно такие галеры, на которые турки заковывали всех попавшихся к ним в лапы славянских пленников, захваченных врасплох при набегах подвластными им вассалами — крымскими татарами. И вот как обустроены были эти вполне свойственные Западу «творения» их примитивистской рабовладельческой культуры — генуэзские галеры, перенятые у этих каннибалов Петром:
«Весел на галере было по 28 с каждого борта; на каждом весле сидело пять-шесть закованных каторжников» [54] (с. 165).
То есть около 300 «преобразователем» определенных в смертники русских людей обязаны были приводить в движение эти «Петра творенья» и утонуть в числе первых, когда через 5 лет эта отслужившая свой срок посудина пойдет на дно (вот для чего корабли сооружались исключительно из сырого леса!!!). А таких посудин за время правления страной Петра было настругано с несколько тысяч. Таким образом, выясняется, что лишь перетопить закованных в гребцы крестьян он мог, в свое царствование, где-то под миллион. Но и мало чем менее рисковали и те, кто в кандалы закован пока еще не был. Потому как и они, судя по любви Петра гонять свой филюжный флот, туды-сюды, даже в самые экстремальные моменты года, например, во время ледохода, потопляемы были нашим этим «шхипером» ничуть не в меньших, чем колодники, пропорциях. Юль, например, в прошлом моряк, сравнил одну из его подобного рода выходок с плаванием в водах Гренландии.
Так что вот зачем Петру потребовались корабли: изведение благосостояния ненавистной ему страны и, что в большей степени интересовало антихриста, уничтожение при этом ее народа. И уничтожение, что глобальностью своей людоедской задумки повергает теперь исследователей того вопроса просто в шок, сразу по двум направлением. Потопление в аврально наштампованных из сырого неподготовленного леса посудинах экипажей кораблей, наполовину закованных в кандалы, а потому и просто не подлежащих в случае потопления судна спасению, а также нагнетание авральности построения самих этих судов. Ведь стройка века, тем более в авральном ключе, — что может быть для этого удобней и незаметней?
Ведь как бы так для державы что-то там такого ваяем:
«Мужики на строительстве умирали как мухи. Но им на замену из центральной России каждый год гнали тысячи новых…» [82] (с. 139).
Библиографию см. по:
Слово. Том 22. Серия 8. Кн. 3. Стафь с ними на фсе http://www.proza.ru/2019/02/20/760
Источник: nethistory.su
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]