«В 99% случаев командный состав валит все на военнослужащих»
---
Почему в российской армии умирают от болезней и кончают жизнь самоубийством?
Руководство российской армии утверждает, что условия службы солдат становятся все лучше. Однако СМИ стали чаще рассказывать о случаях дедовщины или других нарушениях прав военнослужащих. Самой громкой историей стало убийство на Дальнем Востоке солдат, которых сослуживец-срочник Рамиль Шамсудтинов расстрелял из-за конфликта. Znak.com поговорил с экспертом, координатором правозащитной организации «У военнослужащих тоже есть права» Алексеем Ковалевым, который уже много лет помогает военным и их родным по всей стране.
Заболел и умер — виноват сам
С начала прошлого года организация Алексея Ковалева занималась делами 40 военнослужащих — как срочной службы, так и служащих по контракту, которые умерли не от боевых действий. На первом месте смерти из-за болезней, следом — самоубийства. Восемь погибших в результате ЧП с Рамилем Шамсутдиновым в этот список Ковалев не включает, так как эта история из ряда вон.
— Можно ли было спасти тех, кто заболел на службе?
— Пример. Парень, 33 года, сержант в Екатеринбурге, водителем в воинской части работал. Ехал домой со службы, семья, двое детей, жена досрочно вышла из декрета, живут в съемном жилье, денег в семье нет. За рулем ему становится плохо. Он съезжает на обочину, ставит машину на нейтралку и, уже теряя сознание, жмет на газ. Проезжавшие мимо водители увидели, что машина стоит и «кипит». Вызвали скорую, мужчину госпитализировали. У него пена изо рта. Врачам кажется, что это отравление, может быть, наркотики. От этого и лечили. Умер через 36 часов. У него был инсульт, который проглядели. А могли бы спасти. Он и раньше жаловался на головную боль в затылке, ходил к врачам. Жене командование уже начало говорить, что она ничего не получит. Все она получит! Ей положено, мы ей поможем, безвозмездно. Она говорит — это неоказание помощи. Вот такая естественная причина смерти. И вот следствие — человека нет, как жить его семье дальше, никого не волнует.
— А что командование обычно говорит на смерти от заболеваний? Признает, что, может быть, где-то недоглядели, недолечили?
— Не признает. В 99% случаев командный состав валит все на военнослужащих. Я за свою практику не встречал ни одного случая, чтобы признали неправоту. Обычно твердят, что не обращался, отказался от медпомощи, скрыл. Я всем в таком случае говорю: если есть рекомендация военного врача на то или иное обследование или госпитализацию, почему военнослужащий сам принимает решение, лечиться ему или нет. Это армия. Там есть устав и жесткая иерархия. И командир обязан в таких случаях подписать приказ и отправить на лечение. Мы ездим по всей стране, добиваемся возбуждения уголовных дел по подобным фактам — там, где можно было, но не спасли, не заметили. За жизнь и здоровье военнослужащих отвечает командир. Это по уставу. К примеру, в Тюмени умер курсант от менингита, который вообще-то лечится. Командование снова говорит — он сам не стал лечиться, вовремя не обратился. Родители говорят — жаловался и обращался, но ему ответили, что он мужик, простуду и на ногах перенесет. Доказывать халатность удается. Офицеры идут под суд, начмеды. Случаев таких много.
Znak.com
«Когда терпеть больше невозможно»
Алексей Ковалев ставит гибель в результате суицида на второе место по причинам смертей в армии, но подчеркивает — по обращениям в его организацию нельзя делать статистику, это лишь определенный срез.
— У нас больше 50% обращений по смертям связаны с самоубийствами. Где-то причинами стали преступления в отношении погибших, где-то личные мотивы. Последнее время по срочникам идет доказывание, что в основном смерти происходят вследствие неуставных взаимоотношений. Это смерть призывника Куземы — офицер получил шесть лет, Рустама Авазова в Перми — тоже приговор.
Сейчас идет сильный рост самоубийств. И это связано не с проблемами в армии напрямую, а, скорее, с проблемами всего общества, с настроением. При этом идет сокращение числа неуставных взаимоотношений. Минобороны в этом году заявили о росте, но это за счет выявления ранее скрытых случаев.
Контрактники — отдельная история. Там есть и доведение до самоубийства, но, как правило, такие истории до суда не доходят, так как обычно смерть происходит дома. Сейчас в Омске офицер застрелился из табельного пистолета. Дело прекратили. И в экспертизе написано: устал от жизни. Эксперт пишет такое. Я знаю этот диагноз, я с ним только в кино сталкивался — «Визит к Минотавру». А там мама говорит, что он устал служить, хотел перевестись, обращался к отцу-военному за помощью, а тот ему пишет: «сынок, я не могу, сам разбирайся».
— А если неуставные отношения — то это насилие физическое или моральное?
— Обычно и то, и другое, чаще всего — принуждение к каким-то действиям. Того же Авазова в Перми срочник, призывник с Кавказа, которого командование устно наделило определенными полномочиями, заставлял выполнять незаконные приказы. Не выполнишь — идет жалоба уже офицеру или физическое насилие. Половину преступлений совершают сами военнослужащие срочной службы в отношении сослуживцев, вторую половину — офицеры. Но командование, по моему мнению, виновато всегда, так как только при его попустительстве возникают преступления. Дело того же Авазова — избивал его срочник, но с молчаливого согласия командования. Сам виновный попал в колонию, офицеры уволены с военной службы.
— Национальный признак присутствует?
— Проблема есть, но она не такая сильная. Не большинство это. Не в национальности проблема.
— Какие военнослужащие чаще совершают самоубийства?
— Я не стал бы говорить сам об этом, но раз вы спросили — чаще всего из неполных семей. 80% парней воспитывались без отца. Мы делали свой анализ. Эти 18-летние парни только что пришли из домашнего обихода, они идут в армию с надеждой уйти от серости и получить красивую картинку, а попадают в такую же серость. И они понимают: сейчас закончится армия, я приду домой и будет та же серость. Они видят безвыходность и совершают самоубийство. У тех, у кого дома все благополучно, кого родные дома любят и ждут, у тех надежды вытерпеть, но вернуться, больше. Хотя — единичные случаи суицидов призывников из благополучных семей тоже есть. Это истории о том, где невозможно было вытерпеть. Все тот же Рустам Авазов. Он это сделал осознанно. Он оставил видеозаписку, где все рассказал подробно, кто и что и как, какие в части порядки, как он жаловался командиру. Аналогичное дело было в Елани — в прошлом году военнослужащий там погиб. Там тоже полная семья. Он оставил записку о том, что просто не вытерпел.
Znak.com
«Дыры, где все живут по своим законам»
Самым проблемным и депрессивным регионом для службы Алексей Ковалев называет Дальний Восток. Причина — слишком большое скопление войск и удаленность от центра.
— На Дальнем Востоке армия — отдельное государство. Они живут по своим законам. Самые проблемные гарнизоны Кяхта, Камень Рыболов, Белогорск. Это такие дыры, куда нормальные люди не поедут служить (по контракту). Там собрались те, кому больше некуда податься. Причем там и следствие, и прокуратура, и военные эксперты — такие же. Они не хотят работать, в чем-то разбираться. Застрелился — и черт с тобой. Жалобы идут и идут оттуда. И я всегда говорил: если в стране в армии весь беспредел где-то аукнется, то это будет Дальний Восток. И вот мы получили дело Шамсутдинова. Мы хорошо знаем эту часть. Командование в тех частях чувствует свою безнаказанность и вседозволенность. Местечковые суды, местечковое следствие. В деле о гибели призывника из Кропачево Челябинской области Кувайцева, который погиб в Белогорске, мы доказали, что следователь совершил фальсификацию — убедил маму, что продолжит дело, и заставил подписать одну бумагу. После этого она кричала, что ее обманули, но никто этого не услышал. Это междоусобное царство. Нас там не слышит ни суд, ни следствие, ни сама армия.
— Что вы думаете о деле Рамиля Шамсутдинова?
— То, что он совершил, мое личное мнение — он виноват и заслуживает лишения свободы. Так жестко расстрелять — нельзя. Это плохо. Он убил не конкретно того, кто применял к нему неуставные взаимоотношения, а случайных людей в том числе. Позицию защиты я прекрасно понимаю — неуставные, попытка изнасилования. Сейчас можно говорить что угодно. Но он стрелял не глядя и при этом действовал контрольными выстрелами. Это не было аффектом. Оправдания его действиям здесь нет. Это первый случай, где я согласен с Министерством обороны. Правозащитников я здесь, извините, поддержать не могу.
И последняя история — с самовольным оставлением воинской части в Забайкалье срочником из Челябинской области. По моему мнению, в конкретном случае имеет место быть излишне повышенное внимание к истории со стороны общественности. Парень совершил самовольный уход, но избежит за это какой-либо ответственности. Каких-либо конкретных фактов неуставных отношений, о которых стали говорить в СМИ, пока не представлено. Но если они есть, об этом надо было в первую очередь сообщать в прокуратуру и Следственный комитет, а не общественности.
Руководство российской армии утверждает, что условия службы солдат становятся все лучше. Однако СМИ стали чаще рассказывать о случаях дедовщины или других нарушениях прав военнослужащих. Самой громкой историей стало убийство на Дальнем Востоке солдат, которых сослуживец-срочник Рамиль Шамсудтинов расстрелял из-за конфликта. Znak.com поговорил с экспертом, координатором правозащитной организации «У военнослужащих тоже есть права» Алексеем Ковалевым, который уже много лет помогает военным и их родным по всей стране.
Заболел и умер — виноват сам
С начала прошлого года организация Алексея Ковалева занималась делами 40 военнослужащих — как срочной службы, так и служащих по контракту, которые умерли не от боевых действий. На первом месте смерти из-за болезней, следом — самоубийства. Восемь погибших в результате ЧП с Рамилем Шамсутдиновым в этот список Ковалев не включает, так как эта история из ряда вон.
— Можно ли было спасти тех, кто заболел на службе?
— Пример. Парень, 33 года, сержант в Екатеринбурге, водителем в воинской части работал. Ехал домой со службы, семья, двое детей, жена досрочно вышла из декрета, живут в съемном жилье, денег в семье нет. За рулем ему становится плохо. Он съезжает на обочину, ставит машину на нейтралку и, уже теряя сознание, жмет на газ. Проезжавшие мимо водители увидели, что машина стоит и «кипит». Вызвали скорую, мужчину госпитализировали. У него пена изо рта. Врачам кажется, что это отравление, может быть, наркотики. От этого и лечили. Умер через 36 часов. У него был инсульт, который проглядели. А могли бы спасти. Он и раньше жаловался на головную боль в затылке, ходил к врачам. Жене командование уже начало говорить, что она ничего не получит. Все она получит! Ей положено, мы ей поможем, безвозмездно. Она говорит — это неоказание помощи. Вот такая естественная причина смерти. И вот следствие — человека нет, как жить его семье дальше, никого не волнует.
— А что командование обычно говорит на смерти от заболеваний? Признает, что, может быть, где-то недоглядели, недолечили?
— Не признает. В 99% случаев командный состав валит все на военнослужащих. Я за свою практику не встречал ни одного случая, чтобы признали неправоту. Обычно твердят, что не обращался, отказался от медпомощи, скрыл. Я всем в таком случае говорю: если есть рекомендация военного врача на то или иное обследование или госпитализацию, почему военнослужащий сам принимает решение, лечиться ему или нет. Это армия. Там есть устав и жесткая иерархия. И командир обязан в таких случаях подписать приказ и отправить на лечение. Мы ездим по всей стране, добиваемся возбуждения уголовных дел по подобным фактам — там, где можно было, но не спасли, не заметили. За жизнь и здоровье военнослужащих отвечает командир. Это по уставу. К примеру, в Тюмени умер курсант от менингита, который вообще-то лечится. Командование снова говорит — он сам не стал лечиться, вовремя не обратился. Родители говорят — жаловался и обращался, но ему ответили, что он мужик, простуду и на ногах перенесет. Доказывать халатность удается. Офицеры идут под суд, начмеды. Случаев таких много.
Znak.com«Когда терпеть больше невозможно»
Алексей Ковалев ставит гибель в результате суицида на второе место по причинам смертей в армии, но подчеркивает — по обращениям в его организацию нельзя делать статистику, это лишь определенный срез.
— У нас больше 50% обращений по смертям связаны с самоубийствами. Где-то причинами стали преступления в отношении погибших, где-то личные мотивы. Последнее время по срочникам идет доказывание, что в основном смерти происходят вследствие неуставных взаимоотношений. Это смерть призывника Куземы — офицер получил шесть лет, Рустама Авазова в Перми — тоже приговор.
Сейчас идет сильный рост самоубийств. И это связано не с проблемами в армии напрямую, а, скорее, с проблемами всего общества, с настроением. При этом идет сокращение числа неуставных взаимоотношений. Минобороны в этом году заявили о росте, но это за счет выявления ранее скрытых случаев.
Контрактники — отдельная история. Там есть и доведение до самоубийства, но, как правило, такие истории до суда не доходят, так как обычно смерть происходит дома. Сейчас в Омске офицер застрелился из табельного пистолета. Дело прекратили. И в экспертизе написано: устал от жизни. Эксперт пишет такое. Я знаю этот диагноз, я с ним только в кино сталкивался — «Визит к Минотавру». А там мама говорит, что он устал служить, хотел перевестись, обращался к отцу-военному за помощью, а тот ему пишет: «сынок, я не могу, сам разбирайся».
— А если неуставные отношения — то это насилие физическое или моральное?
— Обычно и то, и другое, чаще всего — принуждение к каким-то действиям. Того же Авазова в Перми срочник, призывник с Кавказа, которого командование устно наделило определенными полномочиями, заставлял выполнять незаконные приказы. Не выполнишь — идет жалоба уже офицеру или физическое насилие. Половину преступлений совершают сами военнослужащие срочной службы в отношении сослуживцев, вторую половину — офицеры. Но командование, по моему мнению, виновато всегда, так как только при его попустительстве возникают преступления. Дело того же Авазова — избивал его срочник, но с молчаливого согласия командования. Сам виновный попал в колонию, офицеры уволены с военной службы.
— Национальный признак присутствует?
— Проблема есть, но она не такая сильная. Не большинство это. Не в национальности проблема.
— Какие военнослужащие чаще совершают самоубийства?
— Я не стал бы говорить сам об этом, но раз вы спросили — чаще всего из неполных семей. 80% парней воспитывались без отца. Мы делали свой анализ. Эти 18-летние парни только что пришли из домашнего обихода, они идут в армию с надеждой уйти от серости и получить красивую картинку, а попадают в такую же серость. И они понимают: сейчас закончится армия, я приду домой и будет та же серость. Они видят безвыходность и совершают самоубийство. У тех, у кого дома все благополучно, кого родные дома любят и ждут, у тех надежды вытерпеть, но вернуться, больше. Хотя — единичные случаи суицидов призывников из благополучных семей тоже есть. Это истории о том, где невозможно было вытерпеть. Все тот же Рустам Авазов. Он это сделал осознанно. Он оставил видеозаписку, где все рассказал подробно, кто и что и как, какие в части порядки, как он жаловался командиру. Аналогичное дело было в Елани — в прошлом году военнослужащий там погиб. Там тоже полная семья. Он оставил записку о том, что просто не вытерпел.
Znak.com«Дыры, где все живут по своим законам»
Самым проблемным и депрессивным регионом для службы Алексей Ковалев называет Дальний Восток. Причина — слишком большое скопление войск и удаленность от центра.
— На Дальнем Востоке армия — отдельное государство. Они живут по своим законам. Самые проблемные гарнизоны Кяхта, Камень Рыболов, Белогорск. Это такие дыры, куда нормальные люди не поедут служить (по контракту). Там собрались те, кому больше некуда податься. Причем там и следствие, и прокуратура, и военные эксперты — такие же. Они не хотят работать, в чем-то разбираться. Застрелился — и черт с тобой. Жалобы идут и идут оттуда. И я всегда говорил: если в стране в армии весь беспредел где-то аукнется, то это будет Дальний Восток. И вот мы получили дело Шамсутдинова. Мы хорошо знаем эту часть. Командование в тех частях чувствует свою безнаказанность и вседозволенность. Местечковые суды, местечковое следствие. В деле о гибели призывника из Кропачево Челябинской области Кувайцева, который погиб в Белогорске, мы доказали, что следователь совершил фальсификацию — убедил маму, что продолжит дело, и заставил подписать одну бумагу. После этого она кричала, что ее обманули, но никто этого не услышал. Это междоусобное царство. Нас там не слышит ни суд, ни следствие, ни сама армия.
— Что вы думаете о деле Рамиля Шамсутдинова?
— То, что он совершил, мое личное мнение — он виноват и заслуживает лишения свободы. Так жестко расстрелять — нельзя. Это плохо. Он убил не конкретно того, кто применял к нему неуставные взаимоотношения, а случайных людей в том числе. Позицию защиты я прекрасно понимаю — неуставные, попытка изнасилования. Сейчас можно говорить что угодно. Но он стрелял не глядя и при этом действовал контрольными выстрелами. Это не было аффектом. Оправдания его действиям здесь нет. Это первый случай, где я согласен с Министерством обороны. Правозащитников я здесь, извините, поддержать не могу.
И последняя история — с самовольным оставлением воинской части в Забайкалье срочником из Челябинской области. По моему мнению, в конкретном случае имеет место быть излишне повышенное внимание к истории со стороны общественности. Парень совершил самовольный уход, но избежит за это какой-либо ответственности. Каких-либо конкретных фактов неуставных отношений, о которых стали говорить в СМИ, пока не представлено. Но если они есть, об этом надо было в первую очередь сообщать в прокуратуру и Следственный комитет, а не общественности.
Источник: hollivizor.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]