Тегеран. Часть 5: дома, мечети и немного зороастризма
---
Эта часть рассказа о Тегеране — самая аморфная и бессистемная: просто отдельные достопримечательности и общие виды городского центра вокруг показанных в прошлых частях Национального сада: Тегеран. Часть 4: Национальный сад и персидские казаки (где жили казаки) и Большого базара (где убили Грибоедова) и оставленного на следующую часть российского посольства.
Тут есть дворцы, особняки и лавки, культовые места «Тропы хиппи», мечети, армянские церкви и даже действующий зороастрийский храм. А среди них — тонкий русский след в виде построек Николая Маркова.
Но для начала — о том, где был в этом хаосе я. Заполняя визовую анкету на сайте иранского МИДа, я увидел графу «адрес проживания в Иране» и недолгая думая решил что-нибудь забронировать. Букинг с Ираном, в силу санкций, не работает, и уже не помню откуда я узнал про «Tehran Heritage Hostel», по своей знаковости стоящий где-то между «Баходиром» в Самарканде и «Стадионом» в Хельсинки. А увидев на сайте среди вариантов размещения юрту, я понял, что хочу остановиться здесь! Бронь юрты, в которой из удобств только лампа, зеркало и огромная постель на лежанке, обошлась мне в немалые 25 евро — в Хельсинки, для сравнения, я столько отдал за койку в дормитории, но только Иран и Финляндия по ценам как бы на разных полюсах. Зато тут были такие удивительные для гордой Персии вещи, как быстрый вай-фай и даже, страшно сказать, возможность рассчитаться иностранными картами через какой-то хитрый терминал шпионского вида. С местного вай-фая (дело было в мае) я досматривал «Игру престолов», а на утро видел, что и девочки-администраторы между обслуживанием клиентов заняты тем же самым:
Юрта оказалась вполне себе стационарной, то есть фейковой, но орнаменты её украшений смотрелись вполне убедительно — вот только какого народа? Иранские кочевники бахтиары и кашкайцы живут не в юртах, а в шерстяных палатках, а у туркмен совсем другой узор. Возможно, имелись в виду давно вышедшие из оборота юрты кочевых азербайджанцев, а может и просто что-то абстрактное.
У фонтана во дворике хостела с утра накрывали шведский стол, самой необычной частью которого были жёлтые арбузы. Но едой мне здешние завтраки запомнились лишь во вторую очередь: как и уже упомянутый «Баходир», «Тегран Херитаж» хорош атмосферой открытого мира, где путников из самых разных стран так и тянет друг с другом общаться. Я познакомился с очаровательной китаянкой Экю из Пекина, особую красота которой придавала корейская примесь — она родилась совсем недалеко от Приморья. Экю познакомила меня с угрюмым бакинцем, приехавшим в Иран по каким-то делам, и с подачи китаянки первым делом он начал консультировать русского туриста о том, где здесь достать алкоголь. Европейцы же, с которыми случалось тут разговориться, все как один либо шли на Демавенд, либо только что спустились с Демавенда. Но в общем в этом интернационале своя атмосфера — практически все туристы свободно говорили по-английски (чем не могу похвастаться я), изящные персияночки-администраторы на прощание крепко обнимались с ясноглазыми подтянутыми американцами, а на стене автографов у входа русские туристы не оставили следов…
Ну а завершало достоинства этого хостела расположение — я жил буквально на задворках Весенней площади (Бахарестан), а это примерно как в Москве жить на Пушкинской или Манежке. Ворота хостела глядят на боковой фасад местного Министерства культуры (в полном виде — что-то вроде «министерство культуры и соответствия исламу»).
Прямо напротив которого мрачной горой высится Меджлис, по-нашему говоря парламент. Тот самый, что с боем утверждался в Конституционную революцию, а позже, стараниями бывшего казака Резы Пехлеви, в его пользу отстранил последнего Каджара от трона. Парламент состоит из двух зданий, построенных в 2004 году — феноменально уродливый многоэтажный корпус, даже в России потянувший бы в лучшем случае на больницу в облцентре, и тревожно-совершенная пирамида зала заседаний.
На улицах тегеранского центра обильна торговля, и что особенно впечатляет — на каждой улице торгуют чем-то своим. Напротив парламента это музыкальные инструменты:
И самовары:
С парламентом соседствует собственно Бахарестан — усадьба Мирза-Хусейн-хана Сепахсалара Казвини, крупного иранского дипломата и даже иногда визиря эпохи Насреддин-шаха. На пике своей политической карьеры в 1870-х годах он купил Бахарестанские сады на окраине столицы да построил там огромную мечеть с волнообразным абрисом 6 минаретов, и особняк с видом на них. Нынешний Бахарестанский дворец, впрочем, моложе — был завершён в 1901 году, а уже в 1906 его практически методом сквота заняли первый персидский парламент. Но прижился хорошо — до 1979 года это была единственная резиденция обеих его палат.
Территория Бахарестана принадлежит Меджлису и ныне, поэтому заборы тут высокие, а солдатики у редких входов — зоркие. Фотографировать тут надо осторожно, а лучше по этой стороне да с фотиком и вовсе не ходить.
Тротуар вдоль забора приводит к мечети Сепахсалара (1878-90), с 1980-х годов официально переименованной в мечеть Шахида Мотахтари. Впрочем, как я понимаю, так её никто не называет, и в любом путеводителе, даже местном, она по-прежнему Сепахсалар. Построенная на стыке традиций Исфахан и Стамбула, это, пожалуй, красивейшая мечеть во всём Тегеране:
Внутрь, правда, меня не пустили — то ли время было вечернее, то ли иностранцам вход сюда в принципе закрыт. Но и снаружи детали хороши:
А размеры особенно впечатляют с обратной стороны, хотя что здесь стамбульского, в упор не понимаю:
С другой стороны от хостела, на кратчайшем пути к местами из прошлой части, расположился дворец Масудие (1879), который часто упоминают как часть цикла шахских дворцов вместе с Голестаном (см. Большой базар), Мраморным дворцом (см. прошлую часть), предгорными Саадабадом и Ниавараном… На самом деле шах здесь никогда не жил, но зато жил принц Масуд Мирза, более известный как Зелли-Султан и Ямин-аль-Доуле («Правая рука власти»), губернатор Исфахана и один из виднейших людей страны.
После принца дворец долго стоял заброшенным, сейчас понемногу реставрируется, а входной билет туда стоит каких-то адских по иранским меркам денег (чуть ли не 500 рублей на наши, что по паритету покупательной способности было бы около 2000). Более того, билет ещё и практически бессмыслен — большинство красот Масудии прекрасно видны и снаружи.
И если традиционные для Персии украшения здесь хороши:
…поскольку наработаны веками:
То лепнина и скульптуры своей пошлостью дадут фору иному кабаку в России:
Сюжет местных мозаик, кстати, знаком по самаркандскому Регистану. Лев в данном случае шах, белый джейран — добро, а погоня первого за вторым — соответственно, стремление власти к добру. Только на Регистане лев антилопу лишь размеренно преследует, а здесь конкретно убивает — шахи первоначальный смысл этого сюжета успели забыть, а вот зодчие, наверное, помнили.
Дворец состоит из нескольких зданий и занимает целый квартал:
И анфас, конечно, мог бы быть гораздо зрелищнее, чем в полоборота через забор:
Ну а пошлость лепнин и скульптур… она восхищает, как и всё абсолютное:
В треугольнике между Бахарестаном и Масудие — самая цельная в Тегеране застройка Нового времени, хотя масштабы здесь по нашим меркам не столичные, а уездные:
На самом деле эти домики как-то даже удивительно похожи на наши — в конце концов и на перифериях Российской империи, будь то Армения или Остзейщина, среда уездных городов приобретала местную специфику. При этом Россия из всех стран мира имела наибольшее политическое и экономическое влияние на Каджарский Иран, и даже в Европу местные купцы и аристократы охотнее добирались через Астрахань или Батум, чем через Баязет с Трапезундом. Русские конторы и представительства и персидские впечатления о поездках за Каспий не могли не повлиять на лицо тогдашнего Тегерана.
Да и само сочетание чужеземных планировок с родными мотивами — оно какое-то очень знакомое, с той разницей, что у нас русский стиль соседствовал с классицизмом, модерном или прямым заимствованиями вроде неоготики, а здесь персидский стиль господствовал тотально.
Между тем, шинное царство как бы намекает, что мы дошли до улицы Амира-Кебира, от мечети Сепахсалар ведущей к площади Хомейни. Я так и не сходил по этой улице, предпочтя пересечь её к переулкам базара, и это было досадное упущение, так как буквально пару кварталов я не дошёл до отеля «Амир-Кебир», давно закрытого, но куда как более культового, чем мой хостел. Страной шикарных трасс Иран сделался позже, а в 1960-х годах на улицу Амира-Кебира зачастили оверлендеры — переобуть свой автобус или хиппимобиль по дороге из Стамбула в Катманду. В эпоху «тропы хиппи» мусульманский Восток напоминал скорее нынешнюю Среднюю Азию, небогатую, но светскую и очень дружелюбную к гостям. В меру развитую и глобализованную Турцию можно было сравнить с Казахстаном (за вычетом огромного количества древностей), свободолюбивый и неустроенный Афганистан — с Киргизией, а экзотический гористый Пакистан — с Таджикистаном. Шахский Иран же здесь выходил более всего похожим на Узбекистан — изобилующая древностями, в меру благоустроенная, но до отвращения полицейская страна. Оверлендеры и особенно классические хиппи Персию старались проскочить быстрее, ибо и к столь ими любимому гашишу здесь были самые нелояльные места от Босфора до Малакки. Но вместе с тем перед прыжком в глубины Азии здесь можно было закупиться всем необходимым и отдохнуть в относительном комфорте, не боясь подцепить гепатит. Тегеран на «тропе хиппи» занимал примерно то же место, что в моих среднеазиатских путешествиях Алма-Ата — островок космополитизма в патриархальном океане. Поскольку хиппи-автостопщики на тропе имени себя никогда не составляли большинство путешественников, а не редкостью были даже пакетные автобусные туры с маршрутами типа Лондон-Сингапур, самым актуальным товаром до следующей цивилизации представлялись автозапчасти. Поэтому именно район улицы Амира-Кебира, названной в честь визиря-модернизатора из 19 века, в Тегеране 1960-70-х годов сделался «бэкпекерским гетто». В 1980-х борьба с наркотикам подозрительно совпала по времени с всеобщей исламизацией, да и летать между странами сделалось дешевле, чем ездить по земле, и «тропу хиппи» замело ветром истории. Старый «Амир-Кебир» давно уже не используется в качестве отеля, а куда делся его прославленный «Lonely Planet» привередливый и ворчливый, но лояльный к туристам владелец — вряд ли кто-то исследовал…. «Тропу хиппи» же в прошлом году преодолел один мой друг, оставивший об этом блог Вконтакте — откуда я и позаимствовал эту фотографию:
Другое так и не найденное мной (да и не факт, что сохранившееся) здание — это Ссудно-учётный банк Персии, ещё одна веха влияния царя на шаха. В 1889 году братья Лазарь и Яков Поляковы из Ростова-на-Дону, куда их отец-еврей перебрался из белорусского Слонима, основали в порту Энзели «Товарищество промышленности и торговли Персии и Средней Азии», через которой планировали инвестировать капиталы в Энзели-Тегеранское шоссе. Два года спустя «Товарищество…» было реорганизовано Ссудно-учётный банк Персии и переехало в Тегеран, а в 1894 и вовсе отошло государству. Нашему государству, а не здешнему, и через Ссудно-учётный банк проходили все легальные финансовые потоки между Россией и Персией. Кажется, это его преемником стал «МирБизнесБанк», куда из иранских консульств отправляют в обход санкций оплачивать визы наличными. Ну а при виде чёрно-белой фотографии здания 1890-х годов, я не могу отделаться от мысли, что именно оно послужило отправной точкой для архитектуры двухэтажного непарадного Тегерана:
А может быть, теперь на его месте Национальный банк Ирана (1927) в стиле империи Ахеменидов. Улица Фирдауси же, на которой он стоит, по сей день специализируется на менялах.
В здании банка есть и ещё одна первоклассная достопримечательность, с которой я не совпал по режиму работы — она открыта в будни с 14:00 до 16:30, а я гулял по Тегерану в выходные, коими в Иране являются четверг и пятница. Ну, а что может скрывать банк? Конечно же, сокровищницу! Иранский аналог нашего Алмазного фонда. Там можно увидеть реплику самого роскошного в истории Павлиньего трона, вывезенного Надир-шахом у Великих Могол и разграбленного курдами в очередную смуту. И фрагменты настоящего трона, такие как крупнейшие в мире рубин и розовый алмаз «Дерианур» («Море Света»). Да и «Шах» в московском Алмазном фонде, подаренный царю в знак извинений за гибель Грибоедова — тоже отсюда, причём был он в персидской сокровищнице далеко не самым большим. Ещё там есть несколько шахских корон и тронов, и наверное что-то ещё. Но даже если бы я там побывал — то вряд ли написал бы сильно больше, чем зная понаслышке: фотографировать в сокровищнице всё равно запрещено, и строго.
А вот на проспекте Революции (Энгелаби) — пожалуй, самый уютный в Тегеране сквер, а в нём похожее на цирк в столице какой-нибудь ССР здание Городского театра (1967-72):
Которое тоже задевает русский след — открывали его постановкой «Вишнёвого сада»:
В том же районе, уже за проспектом — ещё один «Амир-Кебир», на этот раз — главный в нынешнем Иране политехнический университет. К его кампусу я шёл в надежде увидеть школы «Эльбурс» и «Ануширван» — на самом деле важнейшие творения Николая Маркова. Историю этого архитектора, застигнутого революцией на Кавказском фронте в Персии, подавшегося в персидские казаки и сдружившегося с Резой Пехлеви, что позже стал шахом, я рассказывал в прошлой части, а без отдельных его зданий не обойдётся ни один из оставшихся тегеранских постов. Звёздный час Маркова наступил в 1929 году, когда Пехлеви задумал реконструкцию столицы и вспомнил о своём русском друге. Но манифестом «марковского» стиля, «персидского по форме и прогрессивного по сути» стало именно новое здание (1922-24) Американского колледжа — первой в Иране школы европейского типа, основанной в 1873 году заморскими миссионерами-пресветерианами. Марков пришёл к простой и гениальной идее: взять традиционной медресе с его двориком келий — и как бы вывернуть его наизнанку. Так интеллектуальная модернизация соединилась с визуальной, а в 1937 году Марков построил рядом ещё одну школу «Ануширван» — на деньги индийских парсов для детей немногочисленных оставшихся в Иране зороастрийцев.
Позже обе школы вобрал кампус «Амира-Кебира», одного из редких в Иране вузов мирового уровня, ну я оказался у запертых ворот — уж не знаю, по пятницам он закрыт или туда в принципе не попасть без пропуска. Снаружи я заснял лишь фрагмент фасада «Эльбурса» и вовсе не нашёл вида на «Ануширван», хотя и закрадывается постфактум мысль, что наверное плохо искал. Позже у меня в Москве гостили проездом две очаровательные студентки «Амира-Кебира», и я договорился, что если вернусь в Тегеран — они помогут мне пройти в кампус. Но на второй раз мне не дали визу и возвращение оказалось отложенным на неопределённый срок…
Напротив запертых ворот — неожиданно симпатичное здание в духе европейской «межвоенки»:
Надо заметить, чего-то похожего на конструктивизм по улицам Тегерана расставлено много — хотя подозреваю, значительная часть этих зданий строилась в 1950-70-х годах.
Вот тут, например в окрестностях театра и российского посольства «единая фасада» скрывает секретную достопримечательность:
В проёме — не двор, а коротенький тупик Лулагар, по задумке архитекторов строившийся полностью симметричным:
И хотя жильцы изначальный замысел основательно испортили, всё же его можно разглядеть:
Где-то Тегеран напоминает советский город с монотонными поверхностями фасадов и многочисленными памятниками:
Где-то, как в древнем Йезде, из домов и дворов торчат бадгиры — «персидские кондиционеры», улавливавшие ветер и направлявшие его в помещения.
Пейзаж столицы Исламской республики конечно же немыслим без мечетей:
Хотя в основном они тут просты, функциональны, втиснуты в плотную застройку и выдают себя в первую очередь мощными минаретами в яркой глазури:
Самая, пожалуй, необычная из них — мечеть принцессы Ашраф, или Фахр аль-Доуле (1945-49) во дворе близ метро «Дарвази-Шамиран». Первое название было прозвищем, а второе именем принцессы из династии Каджаров, дочери шаха Мозафереддина, правившего на рубеже 19-20 веков. В Средние века её ждал бы гарем Пехлевидов или даже расправа, но Ашраф повезло жить в ХХ веке и даже после низложения Каджаров оставаться богатой и уважаемй женщиной. На лужайке перед её особняком часто собирался народ на различные празднества, а на старости лет по просьбе местных имамов Ашраф решила построить мечеть. Вот только архитектор оказался неожиданный — друг врага её рода, к тому же кафир и вообще чужестранец Николай Марков
Так выглядит мечеть, построенная русским казаком в Иране:
Я на автомате зашёл внутрь и начал снимать, заметив, что звучавшая под куполом монотонная речь вдруг прервалась возмущённо. Вскоре меня очень вежливо, но очень настойчиво спровадили за дверь да пристыдили — здесь похороны, а я со своим фотоаппаратом!
Впрочем, не только мечети стоят на тегеранских улицах. В прошлых частях я не раз упоминал еврейскую и армянскую общины, обосновавшиеся в Персии соответственно после Вавилонского (2500 лет назад) и Исфаханского (400 лет назад) пленений. У тех и других в Тегеране есть по полтора десятка культовых зданий, но синагоги невзрачны, а вот армянские церкви очень ярко вписываются в местный пейзаж. Сурб-Татевос на базаре (1768) — самая старая из них, собор Сурб-Саркис (1970) на окраине — самый большой и современный, а до его постройки кафедральной была небольшая церковь Сурб-Аствацацин (1937-45) на тихой улочке примерно между «Эльбурсом», Лулагаром и Городским театром. Облик её самый «нашенский», и это не случайно — поначалу церковь строилась общиной российских армян, бежавших в Иран от Гражданской войны, геноцида вторгшимися турками и советских репрессий. Фундатором храма был Роман Исаян, архитектором — Николай Лаури из Карабаха, а когда он умер в 1939 году, отделку заканчивал Марков. В 1945-м киликийский католикос Гарегин I освятил церковь в качестве кафедральной:
Она оказалась единственной армянской церковью Ирана, где я смог зайти хотя бы во двор — в основном они открыты только в службу. В сам храм, впрочем, меня не пустили — то ли время было не то, то ли здешние армяне просто не рады гостям. В конце концов это может быть ведь и журналист с Запада, и даже искатель алкоголя, который армянам можно делать, но нельзя продавать. Ещё один мой знакомый был изгнан из армянской церкви в Тегеране со словами «Убирайся, мерзкий турок!», и в то, что он не турок, верить никто не захотел. Так что я заснял лишь декор здания да стоящий во дворе памятник точно не знаю, кому:
Куда больше меня озадачило здание напротив — из серебристой мемориальной доски у дверей следовало, что здесь находится зороастрийский храм!
Учение пророка Заратуштры о дуализме мира и свободном нравственном выборе каждого между добром и злом свои тысячи лет назад было революционным. Поэтому когда-то зороастризм вполне мог считаться одной из мировых религий, распространившись из Ирана на восток вдоль Шёлкового пути. Именно в зорострийскую эпоху Персия была одной из величайших и богатейших стран мира вровень с Китаем и Индией, но затем на смену священным огням зороастрийцев пришли пожары мусульманских нашествий. В Персии, Хорезме, Согдиане утвердился ислам, а зороастрийские общины каким-то чудом уцелели лишь в нескольких деревеньках в пустыне под Йездом. Я видел «башню молчания» в Каракалпакии, фрески из развалин Пенджикента, основание храма на одном из ташкентских городищ, но действующий храм полумифической религии посреди мегаполиса?! Вспомнив запертые двери синагог и церквей, я всё же для очистки совести надавил на дверь у таблички — и дверь, внезапно, поддалась!
От мусульманских гонений многие зороастрийцы ушли в веротерпимую Индию, где они до сих пор известны как «парсы», а мировым центром зороастризма сделался Бомбей. В колониальные времена они расселились по всей Британской империи — так, самый знаменитый парс современности происходит с Занзибара: конечно же, это Фаррух Булсара, более известный под сценическим псевдонимом Фредди Меркури. В индийских бизнесе и власти вес парсов непропорционально (нет — НЕПРОПОРЦИОНАЛЬНО) высок: из 10 богатейших людей Индии парсами являются трое, а ещё парсам принадлежит грандиозная Tata Group, которая в Индии весит поболее, чем в России «Газпром», а в Америки «Эппл». Иными словами, в Индии парсы контролируют от 9% до 28% капиталов, при том что их там всего 60 тысяч человек — это как если бы у нас такую долю экономики держали какие-нибудь манси или нанайцы с федеральной компанией в распоряжении каждого стойбища! Словом, бизнесмен, дипломат или артист из Индии с весьма высокой вероятностью может оказаться парсом, и не исключаю варианта, что с их помощью англичане пытались влиять на Иран. В начале ХХ века персидские зороастрийцы (гебры) понемногу начали выходить из глуши, расселяться по иранским городам, и парсы не замедлили протянуть им руку помощи. В 1910 году Тегеран посетил влиятельный парс Бахрами Белкайи, и гебр Арбаб Кей-Хосров Шахрух изложил ему своё видение зороастрийского возрождения в Иране. Вскоре из Бомбея потянулась материальная помощь, на которую в 1930-х годах была построена уже упоминавшаяся школа «Ануширван», а в 1914-17 годах — этот небольшая храм в укромном дворике:
Нынешний облик, впрочем, он принял в 1966 году, о чём говорит бетонная облицовка:
В ХХ веке к зороастризму оказались лояльны буквально все правители Ирана — Пехлевиды радостно играли в «истинных арийцев», аятоллы же хоть и не говорили вслух, но понимали, что шиитский ислам больше средство, в то время как цель — величие древней нации. Исламская республика весьма благосклонна к зороастрийцам как к адептам коренной религии Ирана. Ныне гебров в Иране около 20 тысяч человек, но мне доводилось слышать, что недовольная курсом аятолл образованная молодёжь сейчас массово возвращение в учение Заратуштры.
Не вдаваясь в космогонию и философию, зороастризм выглядит религией очень разумной. Главная заповедь его — «счастлив тот, кто желает счастья другим». В зороастризме нет целибата, монашества, постов и пищевых ограничений, статус женщины выше, чем в большинстве авраамических религий, и даже собака тут не пёс смердящий, но друг человека, самое уважаемое из животных. В то же время подобно 5 мусульманским намазам у зороастрийцев есть 5 ежедневных гахи (молитв), но может быть, сама эта система уходит в какие-то древние культы, коими вдохновлялись и Зороастр, и Мухаммед? Единственной, пожалуй, логической ошибкой зороастрийской философии был ритуал погребения: мёртвая плоть — часть «друджа», то есть мира зла, лжи и разрушения, в то время как земля и пламя — часть «аши», мира созидания и правды. Поэтому труп нельзя ни зарывать, ни жечь, и в древности зороастрийцы строили «башни молчания» — подиумы, на которых мёртвую плоть изничтожали грифы. Ныне, однако, и эту проблему решить помогает банальный бетон, ячейки которого служат кладбищами парсов и гебров.
Над входом в храм — Фаравахар, «Окрылённое Солнце», в зороастризме символ того же порядка, что в христианстве — крест.
Внутри оказался маленький уютный зал с рядами стульев, более всего похожий на зал синагоги:
А сидевший в уголке белоснежный жрец, которого в ином месте я бы принял за врача или повара, поздоровался со мной на хорошем английском и попросил разуться.
Моё присутствие его нисколько не смущало, как и то, что я направо и налево снимал. Сами храмы для зороастрийцев не святыня, а лишь её оболочка, не более важная для души, чем одежда на теле святого. Зороастрийцев не случайно называли огнепоклонниками — олицетворением аши, божественной мудрости Ахуры-Мазды, для них был солнечный свет, и огонь как тот кусочек света, что может удержать человек. Именно священной огонь, непрерывно горящий веками, и служит зороастрийской святыней, и многие огни парсы унесли в Индию из разрушенных храмов Ирана. Где-то, впрочем, место огня занимает вода — например, в знаменитом храме Чак-Чак около Йезда. Зороастрийские мобеды — это даже не столько жрецы, сколько хранители огня, не дающие ему угаснуть из поколения в поколение. Потому-то и открыт храм в любое время, что никогда не бывает пуст, и сидел мобед не где-нибудь, а напротив алтарной двери:
Он открыл мне эту дверь и разрешил сфотографировать внутрь, но попросил ни в коем случае не переступать порог. За дверью клубился ароматный дымок и с громкими шипением, без заметного пламени, тлел факел из древесного угля. Это внезапное прикосновение к древней религии посреди грязного мегаполиса стало одним из сильнейших впечатлений Тегерана. И было бы очень впечатляюще через пару поколений вновь увидеть Иран зороастрийской страной… От храма огня и армянской церкви пять минут пешком до российского посольства, как и от «Эльбурса» с другой стороны. И хотя русский след мелькает практически во всех постах этой серии, кроме разве что метрополитеновского, в следующей части покажу прицельно Русский Тегеран.
Автор VARANDEJ
Тут есть дворцы, особняки и лавки, культовые места «Тропы хиппи», мечети, армянские церкви и даже действующий зороастрийский храм. А среди них — тонкий русский след в виде построек Николая Маркова.
Но для начала — о том, где был в этом хаосе я. Заполняя визовую анкету на сайте иранского МИДа, я увидел графу «адрес проживания в Иране» и недолгая думая решил что-нибудь забронировать. Букинг с Ираном, в силу санкций, не работает, и уже не помню откуда я узнал про «Tehran Heritage Hostel», по своей знаковости стоящий где-то между «Баходиром» в Самарканде и «Стадионом» в Хельсинки. А увидев на сайте среди вариантов размещения юрту, я понял, что хочу остановиться здесь! Бронь юрты, в которой из удобств только лампа, зеркало и огромная постель на лежанке, обошлась мне в немалые 25 евро — в Хельсинки, для сравнения, я столько отдал за койку в дормитории, но только Иран и Финляндия по ценам как бы на разных полюсах. Зато тут были такие удивительные для гордой Персии вещи, как быстрый вай-фай и даже, страшно сказать, возможность рассчитаться иностранными картами через какой-то хитрый терминал шпионского вида. С местного вай-фая (дело было в мае) я досматривал «Игру престолов», а на утро видел, что и девочки-администраторы между обслуживанием клиентов заняты тем же самым:
Юрта оказалась вполне себе стационарной, то есть фейковой, но орнаменты её украшений смотрелись вполне убедительно — вот только какого народа? Иранские кочевники бахтиары и кашкайцы живут не в юртах, а в шерстяных палатках, а у туркмен совсем другой узор. Возможно, имелись в виду давно вышедшие из оборота юрты кочевых азербайджанцев, а может и просто что-то абстрактное.
У фонтана во дворике хостела с утра накрывали шведский стол, самой необычной частью которого были жёлтые арбузы. Но едой мне здешние завтраки запомнились лишь во вторую очередь: как и уже упомянутый «Баходир», «Тегран Херитаж» хорош атмосферой открытого мира, где путников из самых разных стран так и тянет друг с другом общаться. Я познакомился с очаровательной китаянкой Экю из Пекина, особую красота которой придавала корейская примесь — она родилась совсем недалеко от Приморья. Экю познакомила меня с угрюмым бакинцем, приехавшим в Иран по каким-то делам, и с подачи китаянки первым делом он начал консультировать русского туриста о том, где здесь достать алкоголь. Европейцы же, с которыми случалось тут разговориться, все как один либо шли на Демавенд, либо только что спустились с Демавенда. Но в общем в этом интернационале своя атмосфера — практически все туристы свободно говорили по-английски (чем не могу похвастаться я), изящные персияночки-администраторы на прощание крепко обнимались с ясноглазыми подтянутыми американцами, а на стене автографов у входа русские туристы не оставили следов…
Ну а завершало достоинства этого хостела расположение — я жил буквально на задворках Весенней площади (Бахарестан), а это примерно как в Москве жить на Пушкинской или Манежке. Ворота хостела глядят на боковой фасад местного Министерства культуры (в полном виде — что-то вроде «министерство культуры и соответствия исламу»).
Прямо напротив которого мрачной горой высится Меджлис, по-нашему говоря парламент. Тот самый, что с боем утверждался в Конституционную революцию, а позже, стараниями бывшего казака Резы Пехлеви, в его пользу отстранил последнего Каджара от трона. Парламент состоит из двух зданий, построенных в 2004 году — феноменально уродливый многоэтажный корпус, даже в России потянувший бы в лучшем случае на больницу в облцентре, и тревожно-совершенная пирамида зала заседаний.
На улицах тегеранского центра обильна торговля, и что особенно впечатляет — на каждой улице торгуют чем-то своим. Напротив парламента это музыкальные инструменты:
И самовары:
С парламентом соседствует собственно Бахарестан — усадьба Мирза-Хусейн-хана Сепахсалара Казвини, крупного иранского дипломата и даже иногда визиря эпохи Насреддин-шаха. На пике своей политической карьеры в 1870-х годах он купил Бахарестанские сады на окраине столицы да построил там огромную мечеть с волнообразным абрисом 6 минаретов, и особняк с видом на них. Нынешний Бахарестанский дворец, впрочем, моложе — был завершён в 1901 году, а уже в 1906 его практически методом сквота заняли первый персидский парламент. Но прижился хорошо — до 1979 года это была единственная резиденция обеих его палат.
Территория Бахарестана принадлежит Меджлису и ныне, поэтому заборы тут высокие, а солдатики у редких входов — зоркие. Фотографировать тут надо осторожно, а лучше по этой стороне да с фотиком и вовсе не ходить.
Тротуар вдоль забора приводит к мечети Сепахсалара (1878-90), с 1980-х годов официально переименованной в мечеть Шахида Мотахтари. Впрочем, как я понимаю, так её никто не называет, и в любом путеводителе, даже местном, она по-прежнему Сепахсалар. Построенная на стыке традиций Исфахан и Стамбула, это, пожалуй, красивейшая мечеть во всём Тегеране:
Внутрь, правда, меня не пустили — то ли время было вечернее, то ли иностранцам вход сюда в принципе закрыт. Но и снаружи детали хороши:
А размеры особенно впечатляют с обратной стороны, хотя что здесь стамбульского, в упор не понимаю:
С другой стороны от хостела, на кратчайшем пути к местами из прошлой части, расположился дворец Масудие (1879), который часто упоминают как часть цикла шахских дворцов вместе с Голестаном (см. Большой базар), Мраморным дворцом (см. прошлую часть), предгорными Саадабадом и Ниавараном… На самом деле шах здесь никогда не жил, но зато жил принц Масуд Мирза, более известный как Зелли-Султан и Ямин-аль-Доуле («Правая рука власти»), губернатор Исфахана и один из виднейших людей страны.
После принца дворец долго стоял заброшенным, сейчас понемногу реставрируется, а входной билет туда стоит каких-то адских по иранским меркам денег (чуть ли не 500 рублей на наши, что по паритету покупательной способности было бы около 2000). Более того, билет ещё и практически бессмыслен — большинство красот Масудии прекрасно видны и снаружи.
И если традиционные для Персии украшения здесь хороши:
…поскольку наработаны веками:
То лепнина и скульптуры своей пошлостью дадут фору иному кабаку в России:
Сюжет местных мозаик, кстати, знаком по самаркандскому Регистану. Лев в данном случае шах, белый джейран — добро, а погоня первого за вторым — соответственно, стремление власти к добру. Только на Регистане лев антилопу лишь размеренно преследует, а здесь конкретно убивает — шахи первоначальный смысл этого сюжета успели забыть, а вот зодчие, наверное, помнили.
Дворец состоит из нескольких зданий и занимает целый квартал:
И анфас, конечно, мог бы быть гораздо зрелищнее, чем в полоборота через забор:
Ну а пошлость лепнин и скульптур… она восхищает, как и всё абсолютное:
В треугольнике между Бахарестаном и Масудие — самая цельная в Тегеране застройка Нового времени, хотя масштабы здесь по нашим меркам не столичные, а уездные:
На самом деле эти домики как-то даже удивительно похожи на наши — в конце концов и на перифериях Российской империи, будь то Армения или Остзейщина, среда уездных городов приобретала местную специфику. При этом Россия из всех стран мира имела наибольшее политическое и экономическое влияние на Каджарский Иран, и даже в Европу местные купцы и аристократы охотнее добирались через Астрахань или Батум, чем через Баязет с Трапезундом. Русские конторы и представительства и персидские впечатления о поездках за Каспий не могли не повлиять на лицо тогдашнего Тегерана.
Да и само сочетание чужеземных планировок с родными мотивами — оно какое-то очень знакомое, с той разницей, что у нас русский стиль соседствовал с классицизмом, модерном или прямым заимствованиями вроде неоготики, а здесь персидский стиль господствовал тотально.
Между тем, шинное царство как бы намекает, что мы дошли до улицы Амира-Кебира, от мечети Сепахсалар ведущей к площади Хомейни. Я так и не сходил по этой улице, предпочтя пересечь её к переулкам базара, и это было досадное упущение, так как буквально пару кварталов я не дошёл до отеля «Амир-Кебир», давно закрытого, но куда как более культового, чем мой хостел. Страной шикарных трасс Иран сделался позже, а в 1960-х годах на улицу Амира-Кебира зачастили оверлендеры — переобуть свой автобус или хиппимобиль по дороге из Стамбула в Катманду. В эпоху «тропы хиппи» мусульманский Восток напоминал скорее нынешнюю Среднюю Азию, небогатую, но светскую и очень дружелюбную к гостям. В меру развитую и глобализованную Турцию можно было сравнить с Казахстаном (за вычетом огромного количества древностей), свободолюбивый и неустроенный Афганистан — с Киргизией, а экзотический гористый Пакистан — с Таджикистаном. Шахский Иран же здесь выходил более всего похожим на Узбекистан — изобилующая древностями, в меру благоустроенная, но до отвращения полицейская страна. Оверлендеры и особенно классические хиппи Персию старались проскочить быстрее, ибо и к столь ими любимому гашишу здесь были самые нелояльные места от Босфора до Малакки. Но вместе с тем перед прыжком в глубины Азии здесь можно было закупиться всем необходимым и отдохнуть в относительном комфорте, не боясь подцепить гепатит. Тегеран на «тропе хиппи» занимал примерно то же место, что в моих среднеазиатских путешествиях Алма-Ата — островок космополитизма в патриархальном океане. Поскольку хиппи-автостопщики на тропе имени себя никогда не составляли большинство путешественников, а не редкостью были даже пакетные автобусные туры с маршрутами типа Лондон-Сингапур, самым актуальным товаром до следующей цивилизации представлялись автозапчасти. Поэтому именно район улицы Амира-Кебира, названной в честь визиря-модернизатора из 19 века, в Тегеране 1960-70-х годов сделался «бэкпекерским гетто». В 1980-х борьба с наркотикам подозрительно совпала по времени с всеобщей исламизацией, да и летать между странами сделалось дешевле, чем ездить по земле, и «тропу хиппи» замело ветром истории. Старый «Амир-Кебир» давно уже не используется в качестве отеля, а куда делся его прославленный «Lonely Planet» привередливый и ворчливый, но лояльный к туристам владелец — вряд ли кто-то исследовал…. «Тропу хиппи» же в прошлом году преодолел один мой друг, оставивший об этом блог Вконтакте — откуда я и позаимствовал эту фотографию:
Другое так и не найденное мной (да и не факт, что сохранившееся) здание — это Ссудно-учётный банк Персии, ещё одна веха влияния царя на шаха. В 1889 году братья Лазарь и Яков Поляковы из Ростова-на-Дону, куда их отец-еврей перебрался из белорусского Слонима, основали в порту Энзели «Товарищество промышленности и торговли Персии и Средней Азии», через которой планировали инвестировать капиталы в Энзели-Тегеранское шоссе. Два года спустя «Товарищество…» было реорганизовано Ссудно-учётный банк Персии и переехало в Тегеран, а в 1894 и вовсе отошло государству. Нашему государству, а не здешнему, и через Ссудно-учётный банк проходили все легальные финансовые потоки между Россией и Персией. Кажется, это его преемником стал «МирБизнесБанк», куда из иранских консульств отправляют в обход санкций оплачивать визы наличными. Ну а при виде чёрно-белой фотографии здания 1890-х годов, я не могу отделаться от мысли, что именно оно послужило отправной точкой для архитектуры двухэтажного непарадного Тегерана:
А может быть, теперь на его месте Национальный банк Ирана (1927) в стиле империи Ахеменидов. Улица Фирдауси же, на которой он стоит, по сей день специализируется на менялах.
В здании банка есть и ещё одна первоклассная достопримечательность, с которой я не совпал по режиму работы — она открыта в будни с 14:00 до 16:30, а я гулял по Тегерану в выходные, коими в Иране являются четверг и пятница. Ну, а что может скрывать банк? Конечно же, сокровищницу! Иранский аналог нашего Алмазного фонда. Там можно увидеть реплику самого роскошного в истории Павлиньего трона, вывезенного Надир-шахом у Великих Могол и разграбленного курдами в очередную смуту. И фрагменты настоящего трона, такие как крупнейшие в мире рубин и розовый алмаз «Дерианур» («Море Света»). Да и «Шах» в московском Алмазном фонде, подаренный царю в знак извинений за гибель Грибоедова — тоже отсюда, причём был он в персидской сокровищнице далеко не самым большим. Ещё там есть несколько шахских корон и тронов, и наверное что-то ещё. Но даже если бы я там побывал — то вряд ли написал бы сильно больше, чем зная понаслышке: фотографировать в сокровищнице всё равно запрещено, и строго.
А вот на проспекте Революции (Энгелаби) — пожалуй, самый уютный в Тегеране сквер, а в нём похожее на цирк в столице какой-нибудь ССР здание Городского театра (1967-72):
Которое тоже задевает русский след — открывали его постановкой «Вишнёвого сада»:
В том же районе, уже за проспектом — ещё один «Амир-Кебир», на этот раз — главный в нынешнем Иране политехнический университет. К его кампусу я шёл в надежде увидеть школы «Эльбурс» и «Ануширван» — на самом деле важнейшие творения Николая Маркова. Историю этого архитектора, застигнутого революцией на Кавказском фронте в Персии, подавшегося в персидские казаки и сдружившегося с Резой Пехлеви, что позже стал шахом, я рассказывал в прошлой части, а без отдельных его зданий не обойдётся ни один из оставшихся тегеранских постов. Звёздный час Маркова наступил в 1929 году, когда Пехлеви задумал реконструкцию столицы и вспомнил о своём русском друге. Но манифестом «марковского» стиля, «персидского по форме и прогрессивного по сути» стало именно новое здание (1922-24) Американского колледжа — первой в Иране школы европейского типа, основанной в 1873 году заморскими миссионерами-пресветерианами. Марков пришёл к простой и гениальной идее: взять традиционной медресе с его двориком келий — и как бы вывернуть его наизнанку. Так интеллектуальная модернизация соединилась с визуальной, а в 1937 году Марков построил рядом ещё одну школу «Ануширван» — на деньги индийских парсов для детей немногочисленных оставшихся в Иране зороастрийцев.
Позже обе школы вобрал кампус «Амира-Кебира», одного из редких в Иране вузов мирового уровня, ну я оказался у запертых ворот — уж не знаю, по пятницам он закрыт или туда в принципе не попасть без пропуска. Снаружи я заснял лишь фрагмент фасада «Эльбурса» и вовсе не нашёл вида на «Ануширван», хотя и закрадывается постфактум мысль, что наверное плохо искал. Позже у меня в Москве гостили проездом две очаровательные студентки «Амира-Кебира», и я договорился, что если вернусь в Тегеран — они помогут мне пройти в кампус. Но на второй раз мне не дали визу и возвращение оказалось отложенным на неопределённый срок…
Напротив запертых ворот — неожиданно симпатичное здание в духе европейской «межвоенки»:
Надо заметить, чего-то похожего на конструктивизм по улицам Тегерана расставлено много — хотя подозреваю, значительная часть этих зданий строилась в 1950-70-х годах.
Вот тут, например в окрестностях театра и российского посольства «единая фасада» скрывает секретную достопримечательность:
В проёме — не двор, а коротенький тупик Лулагар, по задумке архитекторов строившийся полностью симметричным:
И хотя жильцы изначальный замысел основательно испортили, всё же его можно разглядеть:
Где-то Тегеран напоминает советский город с монотонными поверхностями фасадов и многочисленными памятниками:
Где-то, как в древнем Йезде, из домов и дворов торчат бадгиры — «персидские кондиционеры», улавливавшие ветер и направлявшие его в помещения.
Пейзаж столицы Исламской республики конечно же немыслим без мечетей:
Хотя в основном они тут просты, функциональны, втиснуты в плотную застройку и выдают себя в первую очередь мощными минаретами в яркой глазури:
Самая, пожалуй, необычная из них — мечеть принцессы Ашраф, или Фахр аль-Доуле (1945-49) во дворе близ метро «Дарвази-Шамиран». Первое название было прозвищем, а второе именем принцессы из династии Каджаров, дочери шаха Мозафереддина, правившего на рубеже 19-20 веков. В Средние века её ждал бы гарем Пехлевидов или даже расправа, но Ашраф повезло жить в ХХ веке и даже после низложения Каджаров оставаться богатой и уважаемй женщиной. На лужайке перед её особняком часто собирался народ на различные празднества, а на старости лет по просьбе местных имамов Ашраф решила построить мечеть. Вот только архитектор оказался неожиданный — друг врага её рода, к тому же кафир и вообще чужестранец Николай Марков
Так выглядит мечеть, построенная русским казаком в Иране:
Я на автомате зашёл внутрь и начал снимать, заметив, что звучавшая под куполом монотонная речь вдруг прервалась возмущённо. Вскоре меня очень вежливо, но очень настойчиво спровадили за дверь да пристыдили — здесь похороны, а я со своим фотоаппаратом!
Впрочем, не только мечети стоят на тегеранских улицах. В прошлых частях я не раз упоминал еврейскую и армянскую общины, обосновавшиеся в Персии соответственно после Вавилонского (2500 лет назад) и Исфаханского (400 лет назад) пленений. У тех и других в Тегеране есть по полтора десятка культовых зданий, но синагоги невзрачны, а вот армянские церкви очень ярко вписываются в местный пейзаж. Сурб-Татевос на базаре (1768) — самая старая из них, собор Сурб-Саркис (1970) на окраине — самый большой и современный, а до его постройки кафедральной была небольшая церковь Сурб-Аствацацин (1937-45) на тихой улочке примерно между «Эльбурсом», Лулагаром и Городским театром. Облик её самый «нашенский», и это не случайно — поначалу церковь строилась общиной российских армян, бежавших в Иран от Гражданской войны, геноцида вторгшимися турками и советских репрессий. Фундатором храма был Роман Исаян, архитектором — Николай Лаури из Карабаха, а когда он умер в 1939 году, отделку заканчивал Марков. В 1945-м киликийский католикос Гарегин I освятил церковь в качестве кафедральной:
Она оказалась единственной армянской церковью Ирана, где я смог зайти хотя бы во двор — в основном они открыты только в службу. В сам храм, впрочем, меня не пустили — то ли время было не то, то ли здешние армяне просто не рады гостям. В конце концов это может быть ведь и журналист с Запада, и даже искатель алкоголя, который армянам можно делать, но нельзя продавать. Ещё один мой знакомый был изгнан из армянской церкви в Тегеране со словами «Убирайся, мерзкий турок!», и в то, что он не турок, верить никто не захотел. Так что я заснял лишь декор здания да стоящий во дворе памятник точно не знаю, кому:
Куда больше меня озадачило здание напротив — из серебристой мемориальной доски у дверей следовало, что здесь находится зороастрийский храм!
Учение пророка Заратуштры о дуализме мира и свободном нравственном выборе каждого между добром и злом свои тысячи лет назад было революционным. Поэтому когда-то зороастризм вполне мог считаться одной из мировых религий, распространившись из Ирана на восток вдоль Шёлкового пути. Именно в зорострийскую эпоху Персия была одной из величайших и богатейших стран мира вровень с Китаем и Индией, но затем на смену священным огням зороастрийцев пришли пожары мусульманских нашествий. В Персии, Хорезме, Согдиане утвердился ислам, а зороастрийские общины каким-то чудом уцелели лишь в нескольких деревеньках в пустыне под Йездом. Я видел «башню молчания» в Каракалпакии, фрески из развалин Пенджикента, основание храма на одном из ташкентских городищ, но действующий храм полумифической религии посреди мегаполиса?! Вспомнив запертые двери синагог и церквей, я всё же для очистки совести надавил на дверь у таблички — и дверь, внезапно, поддалась!
От мусульманских гонений многие зороастрийцы ушли в веротерпимую Индию, где они до сих пор известны как «парсы», а мировым центром зороастризма сделался Бомбей. В колониальные времена они расселились по всей Британской империи — так, самый знаменитый парс современности происходит с Занзибара: конечно же, это Фаррух Булсара, более известный под сценическим псевдонимом Фредди Меркури. В индийских бизнесе и власти вес парсов непропорционально (нет — НЕПРОПОРЦИОНАЛЬНО) высок: из 10 богатейших людей Индии парсами являются трое, а ещё парсам принадлежит грандиозная Tata Group, которая в Индии весит поболее, чем в России «Газпром», а в Америки «Эппл». Иными словами, в Индии парсы контролируют от 9% до 28% капиталов, при том что их там всего 60 тысяч человек — это как если бы у нас такую долю экономики держали какие-нибудь манси или нанайцы с федеральной компанией в распоряжении каждого стойбища! Словом, бизнесмен, дипломат или артист из Индии с весьма высокой вероятностью может оказаться парсом, и не исключаю варианта, что с их помощью англичане пытались влиять на Иран. В начале ХХ века персидские зороастрийцы (гебры) понемногу начали выходить из глуши, расселяться по иранским городам, и парсы не замедлили протянуть им руку помощи. В 1910 году Тегеран посетил влиятельный парс Бахрами Белкайи, и гебр Арбаб Кей-Хосров Шахрух изложил ему своё видение зороастрийского возрождения в Иране. Вскоре из Бомбея потянулась материальная помощь, на которую в 1930-х годах была построена уже упоминавшаяся школа «Ануширван», а в 1914-17 годах — этот небольшая храм в укромном дворике:
Нынешний облик, впрочем, он принял в 1966 году, о чём говорит бетонная облицовка:
В ХХ веке к зороастризму оказались лояльны буквально все правители Ирана — Пехлевиды радостно играли в «истинных арийцев», аятоллы же хоть и не говорили вслух, но понимали, что шиитский ислам больше средство, в то время как цель — величие древней нации. Исламская республика весьма благосклонна к зороастрийцам как к адептам коренной религии Ирана. Ныне гебров в Иране около 20 тысяч человек, но мне доводилось слышать, что недовольная курсом аятолл образованная молодёжь сейчас массово возвращение в учение Заратуштры.
Не вдаваясь в космогонию и философию, зороастризм выглядит религией очень разумной. Главная заповедь его — «счастлив тот, кто желает счастья другим». В зороастризме нет целибата, монашества, постов и пищевых ограничений, статус женщины выше, чем в большинстве авраамических религий, и даже собака тут не пёс смердящий, но друг человека, самое уважаемое из животных. В то же время подобно 5 мусульманским намазам у зороастрийцев есть 5 ежедневных гахи (молитв), но может быть, сама эта система уходит в какие-то древние культы, коими вдохновлялись и Зороастр, и Мухаммед? Единственной, пожалуй, логической ошибкой зороастрийской философии был ритуал погребения: мёртвая плоть — часть «друджа», то есть мира зла, лжи и разрушения, в то время как земля и пламя — часть «аши», мира созидания и правды. Поэтому труп нельзя ни зарывать, ни жечь, и в древности зороастрийцы строили «башни молчания» — подиумы, на которых мёртвую плоть изничтожали грифы. Ныне, однако, и эту проблему решить помогает банальный бетон, ячейки которого служат кладбищами парсов и гебров.
Над входом в храм — Фаравахар, «Окрылённое Солнце», в зороастризме символ того же порядка, что в христианстве — крест.
Внутри оказался маленький уютный зал с рядами стульев, более всего похожий на зал синагоги:
А сидевший в уголке белоснежный жрец, которого в ином месте я бы принял за врача или повара, поздоровался со мной на хорошем английском и попросил разуться.
Моё присутствие его нисколько не смущало, как и то, что я направо и налево снимал. Сами храмы для зороастрийцев не святыня, а лишь её оболочка, не более важная для души, чем одежда на теле святого. Зороастрийцев не случайно называли огнепоклонниками — олицетворением аши, божественной мудрости Ахуры-Мазды, для них был солнечный свет, и огонь как тот кусочек света, что может удержать человек. Именно священной огонь, непрерывно горящий веками, и служит зороастрийской святыней, и многие огни парсы унесли в Индию из разрушенных храмов Ирана. Где-то, впрочем, место огня занимает вода — например, в знаменитом храме Чак-Чак около Йезда. Зороастрийские мобеды — это даже не столько жрецы, сколько хранители огня, не дающие ему угаснуть из поколения в поколение. Потому-то и открыт храм в любое время, что никогда не бывает пуст, и сидел мобед не где-нибудь, а напротив алтарной двери:
Он открыл мне эту дверь и разрешил сфотографировать внутрь, но попросил ни в коем случае не переступать порог. За дверью клубился ароматный дымок и с громкими шипением, без заметного пламени, тлел факел из древесного угля. Это внезапное прикосновение к древней религии посреди грязного мегаполиса стало одним из сильнейших впечатлений Тегерана. И было бы очень впечатляюще через пару поколений вновь увидеть Иран зороастрийской страной… От храма огня и армянской церкви пять минут пешком до российского посольства, как и от «Эльбурса» с другой стороны. И хотя русский след мелькает практически во всех постах этой серии, кроме разве что метрополитеновского, в следующей части покажу прицельно Русский Тегеран.
Автор VARANDEJ
Источник: chert-poberi.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]