Будни в оккупированном Таганроге
---
Вспоминает Павел Бутков:
К Новому году мы решили устроить у себя прием всей Таганрогской администрации и пригласили всех начальников полицейских отделов и бургомистра Ходаевского с супругой в наш красивый и нарядный зал, который я украсил русскими трехцветными флагами, присланными из Софии, откуда присылали много различных иконок, православных крестиков и молитвенников, которые я раздавал всем желающим. Было так приятно видеть всех и встречать первый Новый год в моем родном городе.
У нас было наготовлено много всякой вкусной еды, различные напитки из европейских стран, которые мы тогда получили к праздникам в большом количестве из немецкой комендатуры. Все пришли очень нарядные. Володи Жужнева жена, из гречанок, очень симпатичная, называла меня просто Павликом, так же как и все другие. У нас были очень хорошие помощницы, из наших же соседей. Рядом был такого же типа особняк, и в нем жила очень интересная молодая женщина, которая стала очень близкой нам и особенно Яну Георгиевичу Яренко, за которым она смотрела, как за своим мужем. Она не эвакуировалась со своим соседом-врачом, и я подозревал, что она какая-то родственница этого доктора, так как она все знала, что оставил этот врач, и все нам рассказывала и показывала, когда мы приехали. Эта женщина очень нам помогла в ту жестокую зиму в Таганроге, относясь к нам как к родным, и мы жили одной семьей.
Теперь же я хочу вернуться к нашей замечательной встрече нового, 1942 года. После прекрасного ужина, с оживленными разговорами за столом и с хорошими напитками, нас развлекал игрой на рояле наш друг Володя Жужнев, который прекрасно исполнил целый ряд музыкальных про изведений как классической русской музыки, так и хороших русских народных песен. Ровно в двенадцать наш капитан Яренко поднял бокал за нашу Великую Россию, которой служили наши предки, и за ее возрождение и избавление от коммунистического гнета. Под громкое «ура» все стали чокаться и поздравлять друг друга с новым годом, обнимаясь и целуясь по русскому обычаю. В это же время за окнами стали слышны автоматные очереди, и когда мы выбежали во двор, то увидели, что все небо над Таганрогом было освещено ракетами, и непрерывно гремели выстрелы со всех сторон. Как потом мы узнали, местные жители перепугались и думали, что красные нас атакуют.
На самом же деле тогда перед нами никаких красных не было, как об этом пишут многие советские историки. Тогда против Таганрога за Таганрогским заливом не было никаких крупных соединений Красной Армии, а просто стояли какие-то батареи в Семибалках на противоположной стороне Таганрогского залива и садили по Таганрогу куда попало и когда им вздумается. Немецкое же наступление остановилась по общему приказу фюрера на зимние позиции, так как наступала очень холодная зима, а немцы благодаря своему стремительному наступлению на восток растянули коммуникации и подвоз к фронту по невозможным осенним дорогам почти был парализован.
Вот тогда красные и хотели в некоторых местах нашего фронта воспользоваться этим и гнали специальные части через Матвеев курган у реки Дон, севернее Таганрога. Они хотели пробить немецкий фронт, но немцы до этого сильно укрепили свои позиции, оставив на них танки. Я принимал участие в эвакуации одного из сел - Троицкого, которое превратилось в немецкую крепость, откуда танки просто уничтожали массы красных, которые шли на эти укрепления. Немецкие танкисты отсиживались в этой деревне, население которого было эвакуировано.
Так, я свидетель тому, как красное командование, не щадя, бросило на эту бойню и фанатизированный женский батальон и немцы просто его пропустили через свой фронт и потом замкнули свои «клещи».
Все это время мы с обер-лейтенантом (поручиком) Айхеле, который находился в штабе корпуса в большой деревне Федоровка в 30 километрах от Таганрога, постоянно были в контакте, и он довольно часто к нам приезжал и старался во всем нам помогать. Самое главное то, что он связал нас с командующим обороной Таганрога немецким полковником Коррети, штаб которого находился под Таганрогом, где был советский танковый завод. Мы держали с ним связь по телефону. Дело в том, что когда о нас узнали в Таганроге, многие стали проситься добровольцами в армию. За мной часто ходили целые толпы местной молодежи, когда я бывал на улицах и особенно когда я выступал в помещении полицейского управления или в здании городского управления перед собравшимися, главным образом молодежью,
и рассказывал о нашей борьбе с ненавистными угнетателями нашего Отечества.
К нам приходили запросто и предлагали свои услуги или же просили защиты от немцев; свирепствовали эсэсовцы 10-й команды СД, которые имели неограниченные права на аресты и расстрелы вблизи линии фронта. Особенно страдали от них евреи.
у нас с ними были очень натянутые и даже враждебные отношения. Меня они несколько раз приглашали к себе и всячески пытались меня вовлечь в свою организацию. У них было два начальника - гаупштурмфюрер Цаак и гаупштурмфюрер Каак, оба они говорили на ломаном русском языке и старались завербовать среди населения себе сотрудников. Со мной у них ничего не выходило, так как я просто заявил, что являюсь представителем союзного государства и у нас свои задания, которые мы выполняем. Однажды меня срочно вызвали и к ним. Какой-то
высший эсэсовский чин с рыцарским крестом на шее стал стучать кулаком по столу и требовать, чтобы мы давали всю информацию им. Меня это не испугало, и я снова ему повторил, что мы представители союзного государства и никакого отношения не имеем к их организации, и если он хочет, то может обратиться за информацией о нас к командующему этим районом полковнику Коррети или к военному коменданту Таганрога. После этого он более спокойным голосом стал мне говорить, что у нас один и тот же враг и мы должны друг другу помогать.
На что я ему ответил, что я подчиняюсь своему начальству и если он хочет - может связаться с ним, а не со мной. На этом наш разговор закончился. Но странно было то, что они меня все время вызывали, а капитана Яренко не трогали, думая, может быть, что я перепугался или же польщусь на их сильную организацию и начну с ними сотрудничать. Но все так просто с ними не кончилось, и дальше я расскажу, как они нас чуть было не
ликвидировали.
Мне нужно было изредка объезжать район Таганрогского полуострова и помогать населению устраивать свою жизнь и взаимодействовать с их администрацией. Стояла уже суровая зима, снегу было очень много. Для таких проездок мне приходилось просить моего друга начальника первого полицейского участка Володю Жужнева давать сани с казаком, так как дороги все были заметены глубоким снегом. Жужнев давал мне свою тройку хороших лошадей с очень приятным казаком, и я, положив свой автомат в сани, укрывался теплыми одеялами. Сам я был очень тепло одет в барашковый полушубок, сибирскую белую папаху, на ногах - высокие теплые валенки. Казак был очень толковым
и смелым человеком средних лет. Он всегда брал в такие поездки и сено в сани для лошадей, и зерна на случай, если в дороге мы ничего нигде не получим. Брали, конечно, запас продуктов в консервах и для большего согревания - хорошие спиртные напитки.
Мне запомнилась одна из таких поездок. Как-то мы остановились в одной деревне и поехали к местному ветеринару ночевать. Этот ветеринар жил в хорошей хате, крытой соломой, но внутри были уютные комнаты с камином в одной из них. Мой казак смог поставить лошадей в конюшню, где им было достаточно сена, а сам устроился там же на очень теплом сеновале и не хотел спать в хате. В хате, когда меня пригласили что-нибудь
поесть, я снял свои теплые вещи и с удовольствием сидел у пылающего камина. Стали собираться какие-то люди, на вид довольно приличные, и начали со мной разговаривать. Я, как всегда, рассказывал, что я из Болгарии, прибыл с военным болгарским представительством, чтобы помогать русскому народу в это тяжелое время. Их было три человека, они расспрашивали меня о жизни в Болгарии. Я отвечал на их вопросы и потом перешел на жизнь в России при Советах. Вот все в таком духе продолжался разговор и они у меня спрашивали довольно подробно о жизни различных слоев населения, крестьянства, рабочих, интеллигенции. Наш разговор продолжался до поздней ночи, наконец
хозяин предложил мне пойти в комнату, где была приготовлена для меня постель. Я же спросил, как устроился мой казак и покормили ли лошадей. Я очень устал от трудной дороги и нескончаемых разговоров с этими людьми. Положив свой пистолет под подушку, я сразу же уснул крепким сном. Утро было ясным и солнечным, и лучи солнца играли, пробиваясь через узенькие окошки хаты. Я быстро встал и пошел в комнату с камином. На столе уже был приготовлен мне завтрак и, как всегда в таких селах, где я останавливался, очень сытный и обильный. в селах было все-таки достаточно еды, тем более что колхозники ничего в тот год не давали советской власти и все прятали себе, и поэтому первая военная зима в деревнях была совсем не плохая для крестьян, не то что для городских жителей. Женщины и дети шли из Таганрога в морозы и снежные заносы в деревни и меняли всевозможные вещи на еду. Мне часто приходилось, когда я выезжал из Таганрога, видеть этих несчастных людей, укутанных во все теплое, пробирающихся по сугробам в деревню. Сколько мне приходилось помогать им и усаживать на сани. Я думал, что люди, которые были у этого ветеринара, пришли из города, чтобы найти себе пропитание в деревне. Когда же я спросил его, где эти люди, он прямо мне ответил, что они утекли, так как они из НКВД. ОНИ передавали мне привет, сказав, что я прав в том, о чем им говорил.
Меня это испугало, так как я сразу подумал, что они могли бы меня моим же пистолетом убить и уйти. я не захотел больше продолжать разговор с этим ветеринаром, а позвал казака и сказал, что мы должны ехать дальше. Когда мы уже выезжали со двора, навстречу нам влетело несколько саней и на них сидели немцы из знаменитой 10-й команды. Их начальник оберштурм-фюрер мне был знаком, он спросил, не было ли здесь посторонних людей из Таганрога. Я ему ответил, что вчера были, но потом ушли. Он же мне сказал, что эти люди из НКВД и что они очень опасные. Но я не стал больше с ним разговаривать, мы распрощались. Этот случай я никогда не забуду.
Немцы во главе с военной комендатурой старались помогать таганрогцам, так как знали, что сами зависят от поддержки населения и в более уверенном их пребывании в Таганроге и в дальнейших наступательных планах. Действительно, в Таганроге было спокойно, лишь артиллерийские батареи красных с противоположного берега залива из Семибалок стреляли по городу, снаряды летели куда попало. Так, однажды вечером в нескольких домах от нас разорвался снаряд и попал в угловой дом на Петровской. Жертв не было, но был поврежден дом старинной архитектуры в несколько этажей, украшавший этот угол Петровской. Старший лейтенант Водопьянов из Ростовского НКВД (Садовая, 16) старался делать неприятности, засылая в Таганрог своих агентов с ядами, чтобы подсыпать немцам в пищевые котлы. Но эти агенты просто приходили к немцам и к нам и все рассказывали и передавали свои яды.
К Новому году мы решили устроить у себя прием всей Таганрогской администрации и пригласили всех начальников полицейских отделов и бургомистра Ходаевского с супругой в наш красивый и нарядный зал, который я украсил русскими трехцветными флагами, присланными из Софии, откуда присылали много различных иконок, православных крестиков и молитвенников, которые я раздавал всем желающим. Было так приятно видеть всех и встречать первый Новый год в моем родном городе.
У нас было наготовлено много всякой вкусной еды, различные напитки из европейских стран, которые мы тогда получили к праздникам в большом количестве из немецкой комендатуры. Все пришли очень нарядные. Володи Жужнева жена, из гречанок, очень симпатичная, называла меня просто Павликом, так же как и все другие. У нас были очень хорошие помощницы, из наших же соседей. Рядом был такого же типа особняк, и в нем жила очень интересная молодая женщина, которая стала очень близкой нам и особенно Яну Георгиевичу Яренко, за которым она смотрела, как за своим мужем. Она не эвакуировалась со своим соседом-врачом, и я подозревал, что она какая-то родственница этого доктора, так как она все знала, что оставил этот врач, и все нам рассказывала и показывала, когда мы приехали. Эта женщина очень нам помогла в ту жестокую зиму в Таганроге, относясь к нам как к родным, и мы жили одной семьей.
Теперь же я хочу вернуться к нашей замечательной встрече нового, 1942 года. После прекрасного ужина, с оживленными разговорами за столом и с хорошими напитками, нас развлекал игрой на рояле наш друг Володя Жужнев, который прекрасно исполнил целый ряд музыкальных про изведений как классической русской музыки, так и хороших русских народных песен. Ровно в двенадцать наш капитан Яренко поднял бокал за нашу Великую Россию, которой служили наши предки, и за ее возрождение и избавление от коммунистического гнета. Под громкое «ура» все стали чокаться и поздравлять друг друга с новым годом, обнимаясь и целуясь по русскому обычаю. В это же время за окнами стали слышны автоматные очереди, и когда мы выбежали во двор, то увидели, что все небо над Таганрогом было освещено ракетами, и непрерывно гремели выстрелы со всех сторон. Как потом мы узнали, местные жители перепугались и думали, что красные нас атакуют.
На самом же деле тогда перед нами никаких красных не было, как об этом пишут многие советские историки. Тогда против Таганрога за Таганрогским заливом не было никаких крупных соединений Красной Армии, а просто стояли какие-то батареи в Семибалках на противоположной стороне Таганрогского залива и садили по Таганрогу куда попало и когда им вздумается. Немецкое же наступление остановилась по общему приказу фюрера на зимние позиции, так как наступала очень холодная зима, а немцы благодаря своему стремительному наступлению на восток растянули коммуникации и подвоз к фронту по невозможным осенним дорогам почти был парализован.
Вот тогда красные и хотели в некоторых местах нашего фронта воспользоваться этим и гнали специальные части через Матвеев курган у реки Дон, севернее Таганрога. Они хотели пробить немецкий фронт, но немцы до этого сильно укрепили свои позиции, оставив на них танки. Я принимал участие в эвакуации одного из сел - Троицкого, которое превратилось в немецкую крепость, откуда танки просто уничтожали массы красных, которые шли на эти укрепления. Немецкие танкисты отсиживались в этой деревне, население которого было эвакуировано.
Так, я свидетель тому, как красное командование, не щадя, бросило на эту бойню и фанатизированный женский батальон и немцы просто его пропустили через свой фронт и потом замкнули свои «клещи».
Все это время мы с обер-лейтенантом (поручиком) Айхеле, который находился в штабе корпуса в большой деревне Федоровка в 30 километрах от Таганрога, постоянно были в контакте, и он довольно часто к нам приезжал и старался во всем нам помогать. Самое главное то, что он связал нас с командующим обороной Таганрога немецким полковником Коррети, штаб которого находился под Таганрогом, где был советский танковый завод. Мы держали с ним связь по телефону. Дело в том, что когда о нас узнали в Таганроге, многие стали проситься добровольцами в армию. За мной часто ходили целые толпы местной молодежи, когда я бывал на улицах и особенно когда я выступал в помещении полицейского управления или в здании городского управления перед собравшимися, главным образом молодежью,
и рассказывал о нашей борьбе с ненавистными угнетателями нашего Отечества.
К нам приходили запросто и предлагали свои услуги или же просили защиты от немцев; свирепствовали эсэсовцы 10-й команды СД, которые имели неограниченные права на аресты и расстрелы вблизи линии фронта. Особенно страдали от них евреи.
у нас с ними были очень натянутые и даже враждебные отношения. Меня они несколько раз приглашали к себе и всячески пытались меня вовлечь в свою организацию. У них было два начальника - гаупштурмфюрер Цаак и гаупштурмфюрер Каак, оба они говорили на ломаном русском языке и старались завербовать среди населения себе сотрудников. Со мной у них ничего не выходило, так как я просто заявил, что являюсь представителем союзного государства и у нас свои задания, которые мы выполняем. Однажды меня срочно вызвали и к ним. Какой-то
высший эсэсовский чин с рыцарским крестом на шее стал стучать кулаком по столу и требовать, чтобы мы давали всю информацию им. Меня это не испугало, и я снова ему повторил, что мы представители союзного государства и никакого отношения не имеем к их организации, и если он хочет, то может обратиться за информацией о нас к командующему этим районом полковнику Коррети или к военному коменданту Таганрога. После этого он более спокойным голосом стал мне говорить, что у нас один и тот же враг и мы должны друг другу помогать.
На что я ему ответил, что я подчиняюсь своему начальству и если он хочет - может связаться с ним, а не со мной. На этом наш разговор закончился. Но странно было то, что они меня все время вызывали, а капитана Яренко не трогали, думая, может быть, что я перепугался или же польщусь на их сильную организацию и начну с ними сотрудничать. Но все так просто с ними не кончилось, и дальше я расскажу, как они нас чуть было не
ликвидировали.
Мне нужно было изредка объезжать район Таганрогского полуострова и помогать населению устраивать свою жизнь и взаимодействовать с их администрацией. Стояла уже суровая зима, снегу было очень много. Для таких проездок мне приходилось просить моего друга начальника первого полицейского участка Володю Жужнева давать сани с казаком, так как дороги все были заметены глубоким снегом. Жужнев давал мне свою тройку хороших лошадей с очень приятным казаком, и я, положив свой автомат в сани, укрывался теплыми одеялами. Сам я был очень тепло одет в барашковый полушубок, сибирскую белую папаху, на ногах - высокие теплые валенки. Казак был очень толковым
и смелым человеком средних лет. Он всегда брал в такие поездки и сено в сани для лошадей, и зерна на случай, если в дороге мы ничего нигде не получим. Брали, конечно, запас продуктов в консервах и для большего согревания - хорошие спиртные напитки.
Мне запомнилась одна из таких поездок. Как-то мы остановились в одной деревне и поехали к местному ветеринару ночевать. Этот ветеринар жил в хорошей хате, крытой соломой, но внутри были уютные комнаты с камином в одной из них. Мой казак смог поставить лошадей в конюшню, где им было достаточно сена, а сам устроился там же на очень теплом сеновале и не хотел спать в хате. В хате, когда меня пригласили что-нибудь
поесть, я снял свои теплые вещи и с удовольствием сидел у пылающего камина. Стали собираться какие-то люди, на вид довольно приличные, и начали со мной разговаривать. Я, как всегда, рассказывал, что я из Болгарии, прибыл с военным болгарским представительством, чтобы помогать русскому народу в это тяжелое время. Их было три человека, они расспрашивали меня о жизни в Болгарии. Я отвечал на их вопросы и потом перешел на жизнь в России при Советах. Вот все в таком духе продолжался разговор и они у меня спрашивали довольно подробно о жизни различных слоев населения, крестьянства, рабочих, интеллигенции. Наш разговор продолжался до поздней ночи, наконец
хозяин предложил мне пойти в комнату, где была приготовлена для меня постель. Я же спросил, как устроился мой казак и покормили ли лошадей. Я очень устал от трудной дороги и нескончаемых разговоров с этими людьми. Положив свой пистолет под подушку, я сразу же уснул крепким сном. Утро было ясным и солнечным, и лучи солнца играли, пробиваясь через узенькие окошки хаты. Я быстро встал и пошел в комнату с камином. На столе уже был приготовлен мне завтрак и, как всегда в таких селах, где я останавливался, очень сытный и обильный. в селах было все-таки достаточно еды, тем более что колхозники ничего в тот год не давали советской власти и все прятали себе, и поэтому первая военная зима в деревнях была совсем не плохая для крестьян, не то что для городских жителей. Женщины и дети шли из Таганрога в морозы и снежные заносы в деревни и меняли всевозможные вещи на еду. Мне часто приходилось, когда я выезжал из Таганрога, видеть этих несчастных людей, укутанных во все теплое, пробирающихся по сугробам в деревню. Сколько мне приходилось помогать им и усаживать на сани. Я думал, что люди, которые были у этого ветеринара, пришли из города, чтобы найти себе пропитание в деревне. Когда же я спросил его, где эти люди, он прямо мне ответил, что они утекли, так как они из НКВД. ОНИ передавали мне привет, сказав, что я прав в том, о чем им говорил.
Меня это испугало, так как я сразу подумал, что они могли бы меня моим же пистолетом убить и уйти. я не захотел больше продолжать разговор с этим ветеринаром, а позвал казака и сказал, что мы должны ехать дальше. Когда мы уже выезжали со двора, навстречу нам влетело несколько саней и на них сидели немцы из знаменитой 10-й команды. Их начальник оберштурм-фюрер мне был знаком, он спросил, не было ли здесь посторонних людей из Таганрога. Я ему ответил, что вчера были, но потом ушли. Он же мне сказал, что эти люди из НКВД и что они очень опасные. Но я не стал больше с ним разговаривать, мы распрощались. Этот случай я никогда не забуду.
Немцы во главе с военной комендатурой старались помогать таганрогцам, так как знали, что сами зависят от поддержки населения и в более уверенном их пребывании в Таганроге и в дальнейших наступательных планах. Действительно, в Таганроге было спокойно, лишь артиллерийские батареи красных с противоположного берега залива из Семибалок стреляли по городу, снаряды летели куда попало. Так, однажды вечером в нескольких домах от нас разорвался снаряд и попал в угловой дом на Петровской. Жертв не было, но был поврежден дом старинной архитектуры в несколько этажей, украшавший этот угол Петровской. Старший лейтенант Водопьянов из Ростовского НКВД (Садовая, 16) старался делать неприятности, засылая в Таганрог своих агентов с ядами, чтобы подсыпать немцам в пищевые котлы. Но эти агенты просто приходили к немцам и к нам и все рассказывали и передавали свои яды.
Взято: skif-tag.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]