Смертельное Противостояние.
---
"Вначале мы ехали весело. Пели песни, грезили скорой победой, но, когда подъехали к Выборгу и увидели первые руины домов и вокзалов, разбитые еще в финскую войну, скорее почувствовали, чем поняли: война - это что-то дикое, страшное. Но даже в самых кошмарных снах мы не могли представить, с чем нам придётся столкнуться в дальнейшем.
Военным делом в части с нами занимались ускоренным порядком. Фашист пёр так, что наши войска не успевали латать бреши в обороне. На всё про всё отвели пять суток - и в бой. Хорошо ещё, что большинство призывников на гражданке занимались военной подготовкой. У каждого второго на груди значок ГТО.
Многих из нас зачислили в 37-й отдельный сапёрный батальон мотострелковой дивизии, там дали винтовки, лопаты и отправили в прифронтовую полосу. Первые дни мы минировали дороги на танкоопасных направлениях, а потом стали готовить к подрыву заводы и фабрики, чтобы в случае отступления они не достались врагу. А потом фронт рухнул - началось общее отступление.
Нашу колонну отступающих войск, как выяснилось позже, возглавлял диверсант, переодетый в форму командира Красной Армии. Командовал он грамотно, уверенно. Вид имел боевой. Представился нашим офицерам, показал какой-то мандат с печатями, встал во главе строя и сказал, чтобы мы шли за ним, мол, сейчас он выведет нас к "нашим".
Мы построились и потопали за ним к "нашим". Нас спас компас. Да, обычный компас, случайно уцелевший у одного из офицеров в полевой сумке. Во время марша он поглядывал на стрелочку и вскоре догадался, что мы идём не на юг - куда отступали наши, а на север - откуда наступали фашисты.
Офицер поделился своими сомнениями с комбатом, который сразу же собрал командиров, они посовещались и решили арестовать лазутчика. Но тот, видно, догадался и успел скрыться в лесу. Икать его не стали. Надо было срочно возвращаться назад. Вырываться из окружения.
По пути насмотрелся всякого. Некоторые картины до сих пор встают перед глазами. Вот уставший пулемётчик тихо сбрасывает тяжеленный "максим" в канаву. Кто-то остановился якобы перемотать портянку, потом сошёл с дороги в лес и больше не вернулся в строй. Всякое тогда было.
К рассвету подошли к деревне. Видим - войска стоят. А кто - не знаем. Наши или немцы? Отправили взвод на разведку. Они - винтовки в руки и цепью пошли в деревню. Смотрим, там паника поднялась. Начинают солдаты во все стороны разбегаться. Тогда мы поняли - это наши. Фашисты тогда от нас редко бегали.
И горько мне стало. Аж ком застрял в горле! Что же это такое с нашей армией творится? Почему мы так позорно отступаем? Ведь каждый по отдельности: я, сосед в строю, мой взвод, рота, да и весь батальон - мы же не были трусами и готовы были сразиться с гитлеровцами. Но вот продолжали поспешно отступать.
В нашем батальоне было довольно много автомобилей. Они везли продукты, боеприпасы, одним словом, обоз. А дорога узкой лентой среди скал да валунов вьётся. И вдруг видим, какая-то сволочь, не знаю, умышленно или случайно, поломала тягач с осадным орудием большого калибра. И он намертво перегородил дорогу.
Объехать нельзя. Взорвать тоже. Пришлось все машины бросить и сжечь. Короче, когда наша дивизия вышла на новый рубеж обороны, у бойцов практически не осталось тяжёлого вооружения. Всё уничтожили и побросали.
В остатке пять "максимов" без станков да три ручника Дегтярёва. Причём один из них я в канаве подобрал и тащил на своём горбу на случай встречи с немцами. А то одной винтовкой много ли навоюешь?
Осенью 1941 года немцы начали подступать к Ленинграду. Мы - сапёры - днём и ночью строили новые рубежи обороны. К тому времени мне присвоили ефрейтора и поставили командовать отделением.
Утром новое задание. Надо срочно проверить толщину льда на реке Тосна. Командование опасалось, что немцы на танках по льду переправятся и опять прорвут оборону. Послали меня с товарищем. А на улице белый день. До немцев рукой подать. Мы для них как мишени в тире. Но, куда деваться, приказ есть приказ. Надо выполнять.
Ползком добрались до остова подбитого танка около самой реки и остановились немного передохнуть. На улице холодина, а мы красные как раки да взмокшие от пота. Отдышался я чуть-чуть и решил местность осмотреть.
Только немного из-за гусеницы высунулся, как тут же схлопотал пулю в грудь. Немецкий снайпер, видать, давно за нами наблюдал. Но не стрелял, дожидался, когда мы поближе подползём. Удар был такой силы, будто меня ломом саданули.
Пуля, выпущенная из "Маузера", прошила меня насквозь как лист картона. Мой напарник меня моим же перевязочным пакетом перебинтовал, и стали мы ждать темноты, чтобы назад к своим уйти. Намёрзлись мы тогда у того танка здорово.
Еле-еле сумерек дождались. Товарищ помог доковылять до медсанбата, там меня врач осмотрел, перевязал, налил сто грамм, чтоб согрелся, и отправил в госпиталь. Так вот я и оказался в блокадном Ленинграде, в эвакогоспитале № 81.
К февралю 1942 года я немного оклемался. Стал нормально ходить, вот только левая рука почему-то почти не действовала. В батальоне выздоравливающих один из знакомых офицеров оказался земляком - родом из Горького.
Однажды вечером он вызвал меня к себе и предложил отправиться на "большую землю" - долечиваться после ранения. Умом я, конечно, понимал, что это счастливый билет, путёвка в жизнь из блокадного, голодного, разрушенного города. А вот сердцем я уже прикипел к ленинградцам. К этим крепким духом и волей людям. И я отказался от эвакуации.
В марте 1942 года меня направили в один из стрелковых полков первой дивизии войск НКВД. К тому времени мне присвоили звание младшего сержанта и назначили командовать отделением связи.
Моим командиром - начальником связи полка - был сержант Василий Хрулёв, человек-легенда. Так получилось, что во время кровопролитных боёв в части были выбиты все офицеры-связисты. Пришлось Василию исполнять обязанности начальника связи. Парень он был толковый, деятельный, хваткий.
Связь при нём работала бесперебойно. Вот и решил командир оставить его начальником связи, несмотря на то, что под его командованием оказалось несколько офицеров. Правда, позднее ему всё-таки присвоили младшего лейтенанта и всё встало на свои места.
А однажды к нам в часть прибыл какой-то начальник из Невской оперативной группы и потребовал срочно обеспечить бесперебойную телефонную связь с осаждённой фашистами крепостью Шлиссельбург. Вызвали нас, связистов, и поставили боевую задачу: протянуть три километра бронированного кабеля под носом противника.
Нас посылали на верную смерть. Мы выслушали приказ и замысел операции. По нему выходило, что мы чуть ли не с боем должны были прорваться в крепость. При этом начальник шёл не с нами, а оставался на НП дивизии для общего руководства.
Мы посовещались и предложили другой вариант прокладки кабеля. Может быть, менее героический, но зато вполне выполнимый. После долгих споров руководство согласилось с нашими доводами.
И вот ночью впятером, вместе с командиром взвода мы сели в большую лодку и тихо-тихо уложили тяжеленный кабель на дно озера. Вся операция заняла полтора часа. Связь установлена - потерь нет.
Но помните, я говорил вам о врагах народа? Так вот, не успел тот начальничек обмыть полученный за сложную операцию орден, как диверсанты, находящиеся в крепости, перебили кабель противотанковой гранатой. Предателями, кстати, оказались командир взвода связи и двое завербованных им солдат.
Нас опять вызвали в штаб. Повреждение надо устранять любой ценой. Мы опять послушали бредовые мысли начальства, козырнули без разговоров, а потом тихонько сделали по-своему.
Взяли гильзу от 45-мм орудия, отрезали у неё дно. Ночью на лодке подплыли к крепости, достали кабель, соединили повреждённые концы, изолировали, засунули в гильзу и залили её варом. К утру связь была восстановлена." - из воспоминаний старшего сержанта 1-й дивизии войск НКВД Н.И. Меркулова. Награжден орденами Славы 2-й и 3-й степени, Отечественной войны 1-й степени, медалями.
Военным делом в части с нами занимались ускоренным порядком. Фашист пёр так, что наши войска не успевали латать бреши в обороне. На всё про всё отвели пять суток - и в бой. Хорошо ещё, что большинство призывников на гражданке занимались военной подготовкой. У каждого второго на груди значок ГТО.
Многих из нас зачислили в 37-й отдельный сапёрный батальон мотострелковой дивизии, там дали винтовки, лопаты и отправили в прифронтовую полосу. Первые дни мы минировали дороги на танкоопасных направлениях, а потом стали готовить к подрыву заводы и фабрики, чтобы в случае отступления они не достались врагу. А потом фронт рухнул - началось общее отступление.
Нашу колонну отступающих войск, как выяснилось позже, возглавлял диверсант, переодетый в форму командира Красной Армии. Командовал он грамотно, уверенно. Вид имел боевой. Представился нашим офицерам, показал какой-то мандат с печатями, встал во главе строя и сказал, чтобы мы шли за ним, мол, сейчас он выведет нас к "нашим".
Мы построились и потопали за ним к "нашим". Нас спас компас. Да, обычный компас, случайно уцелевший у одного из офицеров в полевой сумке. Во время марша он поглядывал на стрелочку и вскоре догадался, что мы идём не на юг - куда отступали наши, а на север - откуда наступали фашисты.
Офицер поделился своими сомнениями с комбатом, который сразу же собрал командиров, они посовещались и решили арестовать лазутчика. Но тот, видно, догадался и успел скрыться в лесу. Икать его не стали. Надо было срочно возвращаться назад. Вырываться из окружения.
По пути насмотрелся всякого. Некоторые картины до сих пор встают перед глазами. Вот уставший пулемётчик тихо сбрасывает тяжеленный "максим" в канаву. Кто-то остановился якобы перемотать портянку, потом сошёл с дороги в лес и больше не вернулся в строй. Всякое тогда было.
К рассвету подошли к деревне. Видим - войска стоят. А кто - не знаем. Наши или немцы? Отправили взвод на разведку. Они - винтовки в руки и цепью пошли в деревню. Смотрим, там паника поднялась. Начинают солдаты во все стороны разбегаться. Тогда мы поняли - это наши. Фашисты тогда от нас редко бегали.
И горько мне стало. Аж ком застрял в горле! Что же это такое с нашей армией творится? Почему мы так позорно отступаем? Ведь каждый по отдельности: я, сосед в строю, мой взвод, рота, да и весь батальон - мы же не были трусами и готовы были сразиться с гитлеровцами. Но вот продолжали поспешно отступать.
В нашем батальоне было довольно много автомобилей. Они везли продукты, боеприпасы, одним словом, обоз. А дорога узкой лентой среди скал да валунов вьётся. И вдруг видим, какая-то сволочь, не знаю, умышленно или случайно, поломала тягач с осадным орудием большого калибра. И он намертво перегородил дорогу.
Объехать нельзя. Взорвать тоже. Пришлось все машины бросить и сжечь. Короче, когда наша дивизия вышла на новый рубеж обороны, у бойцов практически не осталось тяжёлого вооружения. Всё уничтожили и побросали.
В остатке пять "максимов" без станков да три ручника Дегтярёва. Причём один из них я в канаве подобрал и тащил на своём горбу на случай встречи с немцами. А то одной винтовкой много ли навоюешь?
Осенью 1941 года немцы начали подступать к Ленинграду. Мы - сапёры - днём и ночью строили новые рубежи обороны. К тому времени мне присвоили ефрейтора и поставили командовать отделением.
Утром новое задание. Надо срочно проверить толщину льда на реке Тосна. Командование опасалось, что немцы на танках по льду переправятся и опять прорвут оборону. Послали меня с товарищем. А на улице белый день. До немцев рукой подать. Мы для них как мишени в тире. Но, куда деваться, приказ есть приказ. Надо выполнять.
Ползком добрались до остова подбитого танка около самой реки и остановились немного передохнуть. На улице холодина, а мы красные как раки да взмокшие от пота. Отдышался я чуть-чуть и решил местность осмотреть.
Только немного из-за гусеницы высунулся, как тут же схлопотал пулю в грудь. Немецкий снайпер, видать, давно за нами наблюдал. Но не стрелял, дожидался, когда мы поближе подползём. Удар был такой силы, будто меня ломом саданули.
Пуля, выпущенная из "Маузера", прошила меня насквозь как лист картона. Мой напарник меня моим же перевязочным пакетом перебинтовал, и стали мы ждать темноты, чтобы назад к своим уйти. Намёрзлись мы тогда у того танка здорово.
Еле-еле сумерек дождались. Товарищ помог доковылять до медсанбата, там меня врач осмотрел, перевязал, налил сто грамм, чтоб согрелся, и отправил в госпиталь. Так вот я и оказался в блокадном Ленинграде, в эвакогоспитале № 81.
К февралю 1942 года я немного оклемался. Стал нормально ходить, вот только левая рука почему-то почти не действовала. В батальоне выздоравливающих один из знакомых офицеров оказался земляком - родом из Горького.
Однажды вечером он вызвал меня к себе и предложил отправиться на "большую землю" - долечиваться после ранения. Умом я, конечно, понимал, что это счастливый билет, путёвка в жизнь из блокадного, голодного, разрушенного города. А вот сердцем я уже прикипел к ленинградцам. К этим крепким духом и волей людям. И я отказался от эвакуации.
В марте 1942 года меня направили в один из стрелковых полков первой дивизии войск НКВД. К тому времени мне присвоили звание младшего сержанта и назначили командовать отделением связи.
Моим командиром - начальником связи полка - был сержант Василий Хрулёв, человек-легенда. Так получилось, что во время кровопролитных боёв в части были выбиты все офицеры-связисты. Пришлось Василию исполнять обязанности начальника связи. Парень он был толковый, деятельный, хваткий.
Связь при нём работала бесперебойно. Вот и решил командир оставить его начальником связи, несмотря на то, что под его командованием оказалось несколько офицеров. Правда, позднее ему всё-таки присвоили младшего лейтенанта и всё встало на свои места.
А однажды к нам в часть прибыл какой-то начальник из Невской оперативной группы и потребовал срочно обеспечить бесперебойную телефонную связь с осаждённой фашистами крепостью Шлиссельбург. Вызвали нас, связистов, и поставили боевую задачу: протянуть три километра бронированного кабеля под носом противника.
Нас посылали на верную смерть. Мы выслушали приказ и замысел операции. По нему выходило, что мы чуть ли не с боем должны были прорваться в крепость. При этом начальник шёл не с нами, а оставался на НП дивизии для общего руководства.
Мы посовещались и предложили другой вариант прокладки кабеля. Может быть, менее героический, но зато вполне выполнимый. После долгих споров руководство согласилось с нашими доводами.
И вот ночью впятером, вместе с командиром взвода мы сели в большую лодку и тихо-тихо уложили тяжеленный кабель на дно озера. Вся операция заняла полтора часа. Связь установлена - потерь нет.
Но помните, я говорил вам о врагах народа? Так вот, не успел тот начальничек обмыть полученный за сложную операцию орден, как диверсанты, находящиеся в крепости, перебили кабель противотанковой гранатой. Предателями, кстати, оказались командир взвода связи и двое завербованных им солдат.
Нас опять вызвали в штаб. Повреждение надо устранять любой ценой. Мы опять послушали бредовые мысли начальства, козырнули без разговоров, а потом тихонько сделали по-своему.
Взяли гильзу от 45-мм орудия, отрезали у неё дно. Ночью на лодке подплыли к крепости, достали кабель, соединили повреждённые концы, изолировали, засунули в гильзу и залили её варом. К утру связь была восстановлена." - из воспоминаний старшего сержанта 1-й дивизии войск НКВД Н.И. Меркулова. Награжден орденами Славы 2-й и 3-й степени, Отечественной войны 1-й степени, медалями.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]