"Кварталы счастья" превращаются в гетто. Хотите как во Франции?

Знаю, что многие жители Мурино, Кудрово, а также микрорайонов "Просторный" и "Белые Росы" искренне возмущены моими прогнозами насчёт превращения их ЖК в полноценные гетто. Но это только потому, что они плохо знакомы с историей. Опыт США, Великобритании и Франции показывает, что поля муравейников попросту нежизнеспособны. А когда начинают сказываться дополнительные факторы типа безработицы или межнациональных противоречий, деградация района до гетто становится попросту неминуемой.

Часто слышу от жителей таких районов, что моё мнение им не интересно. Ок, не проблема! Вот шикарная полномасштабная статья Натальи Балухиной, PhD в области территориального и градостроительного планирования и экологического дизайна. Она сравнивает французские и российские гетто и объясняет, почему снос наших любимых муравейничков практически неизбежен:

"Илья Варламов утверждает, что многоэтажные "гетто", строящиеся в полях (и не только), неизбежно будут сноситься, и начнётся это гораздо раньше, чем нам представляется. Не верится? Для большинства это выглядит абсурдом, и мало кто соглашается с такой гипотезой, в их числе и эксперты от экономики города, и городские планировщики.

"Чушь", "бездоказательное преувеличение" и "страшилка ради хайпа" – вот обобщённый смысл контраргументов в соцсетях, хотя и высказываний на этот счёт не очень-то много, – признак того, что нет опорных точек для развёрнутой дискуссии в пользу или против смелого утверждения.



Вот и захотелось публично разобрать эту гипотезу (спойлер: докажем, что И.Варламов не преувеличивает), опираясь на опыт тех стран, в которых "страшилка" Варламова оказалась суровой реальностью. Чтобы не распыляться по глобусу, рассмотрим историю Больших Ансамблей Франции (Grands Ensembles), изучим предпосылки, запустившие их социальную и физическую деградацию, и проведем мысленный эксперимент: сравним с современной Россией. Чтобы избежать неверных интерпретаций, будем опираться на французские источники.

Я настойчиво прошу читателя включить своё воображение и проводить по ходу прочтения мысленную параллель с нашими городами и происходящими в обществе процессами.

Французский старший брат

Строительство Больших Ансамблей Франции называют фазой гиперурбанизации, и она заканчивается к 1975 году – хватило менее 20 лет, чтобы понять масштаб ошибки и её последствий.

Устойчивое понятие Grands Ensembles (Большие Ансамбли) появилось не сразу, названия стройкам в полях были разнообразны: "соседская единица", "новый город", "пригородный небоскрёб", "город-спутник", "новый комплекс", "крупная операция", "города-грибы" (в значении быстрорастущих и многочисленных, как грибы в поле или грибницы), "жилмассив", "жилой комплекс" и т.д., то есть всё то, что можно было бы употребить для большинства высотных новостроек России.

Большой Ансамбль – это относительно автономный комплекс, состоящий из многоквартирных домов, построенных за короткий период времени согласно единому генплану. Общее количество квартир – от 1000, общественные структуры, такие как школы, магазины, общественный центр и т.д., обязательны. (Y.Lacoste)

Что вызвало их рождение?

Как и российские загородные новостройки, они отвечали на острый спрос на благоустроенное и доступное жильё: во Франции не хватало минимум 4 млн единиц такого жилья. В России для решения той же проблемы, помимо уже имеющихся программ "доступное жильё", "дом для молодой семьи", "комплексное освоение территорий" и пр., президент поручает ежегодно вводить по 120 млн кв. м, что оборачивается появлением растущих, как грибы, "человейников", за которыми не поспевают карты Google.

И французские, и российские предлагают комфортные экологические условия в сравнении с существующим городом. Во Франции спрос стимулирует индустриализацию и типизацию строительства, у нас вот прямо сейчас возродилась, как феникс из пепла, дискуссия о новых типовых сериях массового применения.

Нельзя не заметить общности причин, вызвавших появление французского и российского феноменов, причем французский случай выглядит куда более "надёжным", поскольку привязывает жилые комплексы к крупным производствам, обеспечивая жителей работой вблизи дома.

Почему вне города и сколько же их было построено?

Важной целью строительства Больших Ансамблей был не только ввод миллионов метров по новому стандарту качества, но также сдерживание стремительного притока населения в крупные "нерезиновые" города путём создания новых жилмассивов у вынесенной за город индустрии.

К 1975 году во Франции их насчитывалось около 350, в эту цифру вошли все новые жилые комплексы от 1000 квартир, но некоторые превышают 12 000. В Парижском регионе до 1975 г. было возведено 150 ансамблей.

Наиболее крупные Большие Ансамбли Парижского региона

Источник: CASTRO-DENISSOF ASSOCIATES

Можно ли сравнивать Grands Ensembles и российские загородные ЖК?

Чтобы примерить на наши многоэтажные комплексы костюм "наследника" французского опыта, рассмотрим их характерные черты в трех измерениях: 1. Размер и расположение; 2. Социальный и национальный состав; 3. Морфотип, высотность, размер комьюнити.

1. Размер и расположение

Франция: относительно автономный комплекс с населением от 4000 человек. Самые первые ансамбли не всегда строились одновременно со школами, магазинами и общественными услугами, однако с 1960 г. стало обязательным создавать всю необходимую инфраструктуру. Размер комплекса рассчитывался из демографии и из целей "комплексного развития". Это новый "городской центр", максимально оснащенный рабочими местами, услугами, оборудованием, то есть он должен быть максимально многофункциональным и диверсифицированным, а также быть интегрированным в сеть других городских центров (или в областную сеть).

Россия: новые ЖК, строящиеся в поле, – это изолированные кварталы, связанные с городом одной-двумя дорогами и в большинстве случаев отделенные от остальной застройки магистралью. Удаленность от городских структур и размер ЖК (часто менее 5000 жителей) препятствуют возможности их превращения в новый "городской центр" даже в отдаленном периоде. При этом, в отличие от французских, они остаются полностью городо-автомобилезависимыми. Ситуация часто осложняется отсутствием школ и детских садов, а о диверсификации и рабочих местах (или хотя бы предоставлением потенциальной возможности эти места создать самим) говорить не приходится, поскольку тип застройки не приспособлен для наполнения сервисами, офисами или мелкими производствами, и это видно по многочисленным "аренда" или "продам" за пыльными витринами первых этажей.

Если дать небольшую фору нашим "ЖК в поле" и допустить, что большая их часть обеспечена необходимой инфраструктурой (без претензий на разнообразие), можно с натяжечкой дотянуть их до уровня французского брата.

2. Социальный и национальный состав

Франция: новые комплексы рассчитаны на переселение людей, живущих в некачественном жилье в городе (деградация жилфонда), или из деревень; работников крупных пригородных/загородных предприятий и репатриантов из Алжира. Подавляющая часть Больших Ансамблей являлась доступным жильем в социальной аренде, но было также жилье в полной собственности, и даже повыше классом, как Rouvière в Марселе, к которому встречается даже эпитет элитное. Таким образом, первоначально они заселялись менее обеспеченными слоями и средним классом, переехавшим из городов. На момент кризиса, когда спираль геттоизации раскрутилась окончательно, доля иммигрантов составляла 25-30% – уровень, по мнению экспертов, несовместимый с успешной интеграцией.

Россия: большая часть жителей периферийных/загородных многоэтажек – арендаторы (студенты и иммигранты из стран пост-советского пространства), молодые семьи (покупка в ипотеку), социальный субсидируемый кластер (переселенцы из ветхоаварийного жилья, дети-сироты, военные и пр).

И во Франции, и в России первые жители – это люди с доходом по нижней границе среднего класса или ниже, часть из которых составляют иммигранты (о численности иммигрантской прослойки в России – во второй части статьи).

3. Морфотип, высотность, размер комьюнити

Франция: это что-то похожее на советские микрорайоны второго и третьего поколений, но коэффициент застройки и плотность уличной сети во Франции выше. По качеству строительства, благоустройства и уровню комфорта квартир французские комплексы опережают микрорайоны на несколько десятилетий и дадут фору многим современным многоэтажкам России.

Это Большой Ансамбль в г. Пьер-Коллине (Pierre Collinet, 1959-1965, арх. J.Ginsberg). Качество зданий и благоустройства очень высокое. В районе есть школы, детсады, кафе, магазины, клуб, парк развлечений с каналами и фонтанами, оборудованные спортивные площадки.




Тот же ансамбль, г. Пьер-Коллине. Хроника сноса пластины в 2008 г. и трёх башен в 2011 г.


Ниже знаменитый район Сарсель (Sarcelles), 1956-1976 гг. Он породил термин 'sarcellité', который означает отрицательный эффект застройки и её негативное влияние на психоэмоциональное состояние социума.


Уже в 80-е годы названы факторы, препятствующие созданию здоровых комьюнити (соседства, сообщества жильцов) в районах с таким морфотипом: это низкая интенсивность застройки при повышенной высотности и размытие границ между полуприватным и общественным пространством.

Россия: для жилой среды, формируемой тем или иным морфотипом, коэффициент застройки и нагрузка на открытые пространства являются критическими величинами. Многоэтажные российские комплексы, трансформировавшись из "башен в парке" в "башни на парковке", находятся в той же типологии, что и их французские родственники. Почти все российские комплексы высотные, собственно, в них перевоплощаются атрибуты Grands Ensembles – это tours et barres (башни и дома-пластины), вне зависимости от того, как они теперь изогнуты или замкнуты в попытке прикинуться "кварталом", оказывающимся на деле принаряженной мегаструктурой.

Комьюнити является важнейшим элементом социальной устойчивости, но "многоэтажка в поле", патология наследственного характера, просто не в состоянии сформировать здоровое сообщество в силу своих физических атрибутов. Человеческая стая, размером более 400 особей (кто-то считает критической цифру от 300 человек, кто-то называет 500), не способна к созданию устойчивых связей и, тем более, общности интересов жильцов, не способна вычислить "чужака" и обеспечить безопасность. Посчитайте для интереса, каков средний размер "комьюнити" в наших многоэтажных ЖК.

"Эпоха руин": история деградации Большого Ансамбля "Мингеты", коммуна Венисье

В первые десять лет Большие Ансамбли воспринимались как "кварталы счастья", но затем всё меняется. Акты насилия происходят уже в 1970-х: вандализм, грабежи, угоны, пожары, насилия, а в 1978 – первые "родео гнева" (противостояние полиции).

Наступает "эпоха руин", и с 1975 г. возведение Больших Ансамблей, ответственных за социальный кризис, вызванный типом застройки и географической изоляцией, прекращается.

На ветреном плато в пригороде Лиона, на территории 220 гектар, откуда видны альпийские вершины, находится Большой Ансамбль "Мингеты" (LesMinguettes_ Venissieux), построенный в 1960-х годах, в котором проживает сейчас 21 000 человек.


Промышленное развитие района и создание заводов Berliet и Renault Truck сопровождалось притоком населения. До 75-х годов требовалось разместить рабочую силу, востребованную фабриками.


Ансамбль Мингеты должен был постепенно вместить 40 000 жителей, предоставив качественное жильё для работающего населения агломерации и молодых семей. Средний класс также был заинтересован в новом жилье, а этот проект создавал новый город, более коллективный и приятный для жизни.


И вначале это было так. Первые жители открыли для себя настоящий комфорт: в современных домах с лифтами, в просторных квартирах с красивыми ванными комнатами, большими окнами и захватывающими дух видами. Жизнь здесь поначалу была богатой и социально активной. 80% квартир были социальным жильём, сдаваемым государственными или частными органами по низким арендным ценам.

Воспоминания жителя (в сокращении): "Конечно, это был сон, и прекрасный сон! Мы построили современное и комфортное жильё для рабочих, которые переехали из городских трущоб или, как я, из сельской местности. Мы совершили беспрецедентный скачок в современную жизнь. Я помню, когда мы приехали жить в Мингеты, для моей жены, крестьянки, и для меня это было действительно красиво. Наши семьи навещали нас, даже мой свекор, который никогда не выезжал из дома, приехал навестить! И потом мы встретили людей, которые разделяли наши ценности и были того же происхождения. Первые четыре или пять лет это была действительно сказка".

Отнюдь не рядовые архитекторы создавали ансамбль: во главе команды стоял признанный на международной арене архитектор Eugène Baudoin – директор Женевской школы архитектуры, что, однако, не спасло от развернувшейся в последующем катастрофы.

Ещё до полного завершения строительства из-за случившегося кризиса занятости происходят беспрецедентные социальные и демографические сдвиги, и многие дома в районе опустевают. Три фактора полностью изменили социологию Мингет: 1. Законы 1975 года, которые побуждают средний класс покупать дома в собственность в близлежащих муниципалитетах; 2. Политика воссоединения семьи для иммигрантов; 3. Экономический кризис с ростом безработицы.

Средние классы, прежде активно вовлеченные в социальную жизнь района и гарантирующие ему стабильность, устремляются в другие места, готовые расстаться с деньгами ради права собственности и подальше из таких кварталов.

Происходит геттоизация: иммигранты приглашают свои семьи, а бедные жители городских трущоб продолжают вселяться в дешевеющее жильё. И хотя там сконцентрировано работающее население, безработица "добивает" ситуацию.

Интервью заммэра Венисье (в сокращении): "Сожительство между французами, сельскими иммигрантами из Магриба и с гор Алжира оказалось трудным. Разные культуры встретились в особенно трудном контексте. Именно образ жизни ежедневно становился источником раздражения: разные способы осуществлять родительские полномочия и отношение к общественным пространствам. Французы не чувствовали себя комфортно, находясь "под домашним арестом", и не испытывали уважения к семьям многодетных иммигрантов, которые изо всех сил пытались приспособиться к этой вертикальной среде обитания. Это усугублялось плохим обслуживанием зданий, а пустые квартиры и последовавшая за этим потеря ренты сделали это вообще невозможным. В 1982 году в Мингетах пустовало 30% квартир".

В 1981 национальная пресса впервые сообщает о серьёзных проблемах в новых трущобах – так их именуют уже через 10-15 лет после заселения. Мингеты стали тем, что СМИ прозвали "жаркое лето Мингет". Район дискредитировал себя трижды: городской формой (дома-пластины и башни), местоположением (окраина) и социальным составом (концентрация бедных слоев). Он стал втянутым в сегрегационную спираль и логику "вылета" (Delarue, 1991).

После второго "жаркого лета" власть вынуждена признать "банкротство" социальных служб – школ, учебных заведений, культуры, жилья. Педагоги, чиновники и даже полиция покидают город, как только наступает вечер: "Я здесь до пяти часов, потом опасно". Жители бегут по-своему, забаррикадировавшись в домах. Таким образом, по вечерам молодёжные группировки остаются единственными "реальными" гражданами района. "Создаётся впечатление, что менты оставили нас", – говорят жители. "Кажется, менты, наконец, отстали от нас", – думает молодёжь.Как повлиял тип застройки?

В среде башен и пластин отсутствуют ориентиры, что вызывает социальную и культурную пустоту. Эффект 'sarcellité', вызывающий аномию (апатия, разочарование, противоправное поведение), объясняет появление агрессивных молодёжных групп, состоящих в конфронтации со школой, администрациями, полицией. Подростковое насилие, умноженное чувством бесперспективности и изолированности от нормальной социальной жизни, происходящей в городе и доступной кому-то другому, создает отвратительную повседневную атмосферу в районе. При первой же возможности более успешные счастливчики уезжают, оставляя квартиры пустыми, куда вселяются семьи, не имеющие возможность оплачивать коммуналку и следить за состоянием даже своей лестничной площадки. Съёмное жилье быстро приходит в упадок, а постоянные жильцы не имеют возможности наладить диалог со сменяющимися соседями или взваливать на себя ответственность за содержание общих помещений.

Полицейское вмешательство в одном из кварталов Мингет в 1981 году

Фото: Maxppp / BEP / LE PROGRES

Летом 1981 года в Мингетах горят сотни автомобилей и происходят столкновения с полицией, что привлекает внимание страны и получает название "недомогание периферии".

Для власти это удар грома, ведь была уверенность, что Франция избежала проблем гетто и этнических восстаний, которые уже пережила Англия.

Если вы поищете фотографии или фильмы 70-х – 80-х гг., то увидите качество зданий и благоустройства, не уступающее тому, что мы имеем в современных российских ЖК. Вы также не заметите большинства цветного населения: среди жителей коммуны Венисье, например, много французов и только четверть иммигрантов. Но безработица в Мингетах достигает 30% (тогда как в целом по коммуне Венисье – 14%).

Справка: Коммуна Венисье ещё до войны была многонациональной, большинство приезжих – испанцы и итальянцы. Позднее Франция приветствует приезд алжирцев, но также греков, египтян, сербов, сенегальцев, индокитайцев. Таким образом, к началу событий репатрианты из Алжира не были исключительной иммигрантской общностью.

Источником кризиса многие склонны считать социальный состав, однако именно отток среднего класса и опустевшие в Мингетах квартиры – вот что стало стартером упадка. Факторы перехода к "эпохе руин": 10 000 жителей (30%) покидает Мингеты за 7 лет; экономический кризис совпадает с взрослением второго поколения алжирских иммигрантов, уже родившихся во Франции, но ущемлённых в правах.

В 1983-м в Мингетах снесена первая 50-метровая башня квартала Демократия.

Фото: Bibliothèque municipale de Lyon

Цитата из репортажа: "Как гигант, смертельно раненный, башня рушится.... Она прожила ровно 15 лет! Разрушение этой башни и двух других 9 сентября 1983 года, безусловно, событие, символ. Это знаменует собой конец эпохи и конец определенного типа урбанизма".

В 1986 г. муниципалитет Лиона принимает решение замуровать входы в оставшиеся десять башен квартала Демократия.

В 1994 г. снесены все десять башен квартала Демократия.

Фото: Getty Images

Сколько усилий по реабилитациям, сколько финансовых вливаний было предпринято прежде чем прийти к радикальному решению! Не помогли даже изменения в национальное законодательство в 1981 г., давшее огромной части иммигрантов равные с коренными французами права.

Вы представить себе не можете, сколько национальных и международных конкурсов на тему "и что теперь со всем этим делать?" проведено, сколько времени и денег потрачено на исследования, сколько тысяч часов заседали политики и специалисты, сколько мэрских кресел шаталось под давлением противников или защитников сноса, сколько гражданских волнений и акций прошло прежде и после сноса!

И это история только одного Ансамбля! У нас их сотни по всей России. У нас есть рычаги сдерживания схожих сценариев? Мы готовы будем поддерживать жизнь этих островов за бюджетные средства? О да, Франция и это опробовала – не помогло! Может, есть иные условия, при которых Россия счастливо избежит "грабель", на которые последовательно наступили Англия, Америка, Франция, каждый со своим специфическим несчастьем... Рассуждения на эту тему – в завершении статьи.

Снос башен и "пластин" в Больших Ансамблях: здание Debussy, 1986: фото G. Crossay; здание в Châteauroux, 2002: фото Mathieu Pernot.


Почему всё-таки снос?

Франция очень долго сопротивлялась этому, особенно сопротивлялись исследователи социальных наук, защищавшие "отношения в социуме, сотканные со временем в знакомых пространствах". Слышны также аргументы о хронической нехватке социального жилья и важности социальных займов. Однако финансовые вливания в ремонт и восстановление, социальные программы и мероприятия, спонсорство, и пр. не окупились: эти районы усиливают территориальное неравенство, и "удаление" всё чаще кажется единственным оправдывающим себя решением.

Улучшение комфорта со стороны владельца помещений не может компенсировать недостатки городской формы, сильно обесцененной жителями. Если житель не удовлетворен средой, это приводит к расторжению отношений между ним и окружением, занятия сводятся к минимальному использованию пространства без чувства собственности, а всякие инициативы владельца по восстановлению и улучшению оказываются бесплодными (Berra and Pinson, 2006).

Снос и замещающее строительство порой в 4 раза дороже цены восстановления и санации, но власти предпочитают чрезмерные расходы. Даже remodelage c глубокой трансформацией зданий порой обошелся бы дешевле (и мягче к сложившемуся социуму), но нет, все чаще выбирают "снести с лица земли". Почему? Эти кварталы обладают таким устойчивым негативным имиджем, что в них невозможно вернуть ликвидность и статус, или хотя бы частично перезаселить более успешными слоями. Кстати, многие очищенные от башен и пластин площадки остаются незастроенными целые десятилетия, настолько живуч образ упадка и "безнадёги".

Большие Ансамбли, решив отчасти вопрос насыщения рынка доступным комфортным жильем, породили труднорешаемую проблему, размером в полвека. Спустя 40 лет эта проблема остается "головной болью" государства и требует инвестиций, равных бюджетам целых городов.

Есть ли альтернатива сносу и надежда на сохранение?

Некоторые французские ансамбли рассматриваются как объекты сохранения, поскольку являются ценным наследием – физическим воплощением идеи эпохи и носителем архитектурного стиля. По отношению к российским ЖК это кажется абсурдным даже в теории: выражением чего они могли бы считаться? Коммерческой или политической конъюнктуры или максимально возможного выхлопа с гектара? Являются ли они воплощением новой оригинальной технологической идеи или архитектурного стиля, несмотря на типологическое единство? Время покажет.

В завершение – несколько фотографий Больших Ансамблей вперемешку с российскими новостройками. И те, и другие, ради объективности сравнения, представлены в монохроме. Попробуйте угадать, где Франция прошлого века, а где современная Россия".



P.S. Статью я немного сократил, но полный вариант можно почитать здесь.

Взято: varlamov.ru

уникальные шаблоны и модули для dle