"Крокодил Данди" в Мурманске и Архангельске. 1918 - 1919 г.
---
Одиннадцатого ноября 1918 года Германия капитулировала. Наступившая северная зима сковала активность союзников, однако им постоянно приходилось вступать в бой с контратакующими частями Красной Армии. Большинство австралийцев в это время находились в частях Белой Армии в качестве военных советников.
Сержант Перри, оказавшись в Мурманске, сразу же окунулся во взрывоопасную атмосферу Гражданской войны. Об этом свидетельствуют записи в его дневнике:
"25 июня. Находимся в боевой готовности, группа русских солдат повела себя подозрительно, они убили своего командира и разбежались...
26 июня. Беженцы, по их рассказам, пережили страшные времена.
27 июня. Посетил дом, в котором живут беженцы, от их рассказов волосы встают дыбом.
30 августа. Какой-то большевик начал стрельбу в парке. Был пойман после погони.
30 октября. Всем приказано быть наготове. Беспорядки в Бакарице.
2 ноября. Шестеро шпионов расстреляно на другом берегу реки."
Вот что пишет о раннем этапе деятельности миссии сержант Джек Келли:
"После того, как мы основали свою базу в Архангельске, миссию в течении нескольких дней захлестнула волна добровольцев, желающих вступить в так называемый Славяно-Британский Легион и помочь в победе над большевизмом.
Таковым было официальное мнение об их намерениях, но те из нас, кто имел дело с этой толпой, знали ситуацию куда лучше. Их влекла не глубокая ненависть к революционерам и желание восстановить монархию Романовых, а привлекало то, что Легион должен был быть снабжен стандартным снаряжением британской армии, той же формой и тем же рационом, что и обычный томми, с жалованьем 100 рублей в месяц.
Никому и в голову не приходило упускать такую возможность, отсюда и наплыв добровольцев. Результатом стало создание пестрой толпы людей, объединенных в так называемую армию.
По памяти могу сказать, что в легионе было восемь национальностей - русские, поляки, финны, литовцы, латыши, чехи, эстонцы и китайцы.
Да, даже Китай был представлен людьми, которые до революции работали на рудниках и лесозаготовках в Сибири. Лично я был назначен командовать ими приказом британского штабного офицера на основании предположения, что я могу говорить по-китайски, в чем я так и не стал его разубеждать..."
В начале декабря взбунтовались солдаты расквартированного в Александроневских казармах 1-го Архангельского полка белых. Вот что вспоминал об этом Келли:
"Когда солдатам этого полка пришло время отправляться на фронт, все они неожиданно проявили тупость и упрямство, достойное армейских мулов. Они уселись на свои вещмешки, объяснив, что воевать - не их дело.
После короткой консультации в штабе был выпущен ультиматум, в котором им давалась возможность обдумать свое решение, и, чтобы вернуть их с неба на землю и помочь прийти в себя, вокруг их казарм были расставлены пулеметы.
Им было сказано, что срок ультиматума истекает в два часа дня, и, если они будут настаивать на своем, пулеметчики немедленно откроют огонь по казармам.
Эти солдаты, которых пышно именовали Белыми русскими, были расквартированы в Александроневских казармах. Это было массивное здание с кирпичными стенами исключительной толщины.
Так как к назначенному сроку перемен в настроении солдат не произошло, пулеметчики открыли огонь, как и было обещано. Результат был удручающим: пулеметный огонь по стенам этого здания имел такой же эффект, как и стрельба из дробовика по бетонному доту.
В штабе вновь посовещались и было решено использовать другой вариант. Через дорогу от казарм была установлена гаубица. Расчетом командовал обученный нами русский офицер.
Первый выстрел не достиг цели, но второй снаряд сделал свое дело: он разорвался на подоконнике второго этажа, и те, кто собрался в этой части здания, получили по полной.
Бунтовщики ринулись искать убежища. Пулеметы были все еще на своих местах, пулеметчии (американцы), расположенные напротив дальней стороны здания, не поняли, что происходит и, увидев людей, выбегающих из здания, открыли огонь. Мятежники быстро подняли руки вверх, но много людей было ранено.
Их построили и потребовали назвать зачинщиков. Однако, они отказались предоставить подобную информацию, и тогда каждый десятый был отведен в сторону и уведомлен о предстоящем расстреле.
Это возымело эффект, и зачинщики были названы. В тот же полдень 12 человек окончили свой жизненный путь. Вы можете себе легко представить, насколько "эффективной" боевой частью был этот полк, когда он, в конце концов, добрался до фронта."
Келли вспоминал, что британцы пытались сформировать антибольшевистские подразделения из числа военнопленных красноармейцев (в конце 1918 года их в руках союзников было более 20 000, что свидетельствует о невысокой боеспособности тогда еще только формирующейся Красной армии):
"Был разработан план для того, чтобы склонить военнопленных к вступлению в наши части. Их могли привлечь лучшее чем с военнопленными обращение, возможность экипироваться на уровне британского солдата: одежда и питание несравненно лучшее, чем то, что они имели бы в гражданской жизни, в царской или красной армии.
Скорее всего, однако, наиболее привлекательной для них была возможность вновь попасть на фронт и перейти к своим, обретя свободу.
Это батальон был признан боеспособной частью и со временем был направлен на фронт вместе с группой британских офицеров и сержантов. Батальон пробыл на своем участке всего несколько часов, когда начался неизбежный бунт.
Все британцы (семь или восемь) были хладнокровно убиты. Первым пал всеми нами любимый австралиец капитан Браун, успевший уложить шестерых большевиков."
Впрочем, по свидетельству Келли, бунтовали не только русские. Бунтовали французы, итальянцы, англичане, американцы. Уже в первые месяцы интервенции среди солдат многонациональных интервенционистских сил началось брожение.
Они все чаще задавали вопрос о том, что если дело белых правое, то почему они сами не могут о себе позаботиться? Почему они все время наносят удары в спину?
Дошло до того, что французский батальон, отведенный на отдых в Архангельск, отказался возвращаться на фронт. Солдаты заявили, что если надо, они примут участие в обороне города, но на фронт не поедут.
В июне-июле 1919 года бригада Сэдлиера-Джексона, в которой находились австралийцы, была переправлена в Архангельск. Несколько рот были сразу же отправлены вниз по Северной Двине в деревню Березник, расположенную рядом с линией фронта, на смену ранее находившихся там частей корпуса. Союзники держали фронт вместе с батальоном Белой Армии.
Седьмого июля 1919 года одна из рот батальона взбунтовалась и перешла на сторону красных. Несколько офицеров, в том числе британцев, были убиты.
Бунт произвел крайне негативное впечатление на командующего NRRF генерала Айронсайда, который перестал доверять частям Белой Армии и начал склоняться к мысли о необходимости скорейшего вывода союзных войск из России.
Тем временем в Архангельск прибыли батальон Королевских Фузильеров и 201-й пулеметный батальон, включавшие значительное количество австралийцев.
Шестнадцатого июля британцы получил приказ укрепить позиции вдоль идущей на запад в сторону Онеги железной дороги: британцы получили сведения о предстоящем наступлении Красной Армии.
Наступление должно было сопровождаться восстаниями среди местного населения и в частях Белой армии, вследствие чего на союзников были возложены и полицейские задачи.
Британским частям удалось справиться с задачей - ненадежные пробольшевистски настроенные подразделения были расформированы и разоружены. Их заменили британцы, австралийцы и лояльно настроенные по отношению к союзникам белые части.
Уилфред Йоман.
В своем дневнике австралиец пулеметчик Уилфред Йоман пишет:
"Пятница, 25 июля. Патруль уходит в 4 утра. 9 из нас присоединяются к примерно 90 пехотинцам и идут искать большевиков. Отряд выдвигается на 3-4 мили влево от 450-й версты и натыкается на большевиков числом около 350 в их же лагере.
Наши атакуют, в итоге убито около 70 большевиков, захвачен склад боеприпасов и 5 пулеметов. У нас 5 раненых."
Двадцатого июля русские подняли бунт на реке Онеге. Тогда и погиб вместе с несколькими британцами, оказавшимися в гуще событий, капитан Австралийской армии Аллан Браун, который был застрелен и исколот штыками. Вот что написал об этом бунте Йоман:
"Услышал о бунте в русском батальоне. Их первый состав "сорвался" с фронта, полагая, что они доберутся до Архангельска; они смеялись и были в хорошем расположении духа...
Наше отделение заняло огневую позицию и навело пулеметы на их состав в тот момент, когда он появился в Обозерской. Здесь русский полковник приказал им покинуть вагоны без оружия, построиться и потребовал назвать имена зачинщиков бунта, но ответом было молчание.
Тогда он приказал выйти из строя каждому десятому (в общем, набралось 18 человек), которых увели под охраной поляков. Со вторым составом обошлись тем же образом и расстреляли каждого десятого следующим утром в 5 часов, заставив их рыть себе могилы.
Воскресенье, 27 июля. Встал в 8 утра. В 9-30 восемь русских бунтовщиков были расстреляны на краю леса. Наши ребята водили пленных большевиков рыть для них могилы. Те здорово струхнули, думая, что роют могилы для себя."
Примечательно, что Йоман был не единственным иностранцем, который отметил особенное рвение солдат польского батальона в расстрелах русских бунтовщиков. Об этой не очень известной странице российско-польских отношений писали и другие участники интервенции.
Сержат Перри.
Восемнадцатилетний пулеметчик австралиец Эрнест Хиткоут, не успевший попасть на фронты Первой Мировой войны оставил воспоминания, которые не оставляют сомнений в возросших боевых качествах окрепшей Красной Армии, нанесшей тяжелый урон британцам и белогвардейцам. Он так описал завершающий эпизод арьергардных боев:
"Два наших пулемета, расположенных уже на противоположном берегу,открыли огонь и, несмотря на большое расстояние, вынудили большевиков отступить в поисках укрытия и дали возможность всем перебраться через болото.
Передо мной была печальная картина - из трясины торчали руки и ноги, люди предпринимали последние усилия, чтобы выбраться. В этом бою мы потеряли 42 человека.
Меткий большевистский снаряд убил двух товарищей из моего пулеметного расчета, сам я был тяжело ранен и уцелел просто чудом после долгих блужданий по лесу вместе с несколькими десятками пехотинцев, в основном канадцев и родезийцей. Меня несли на носилках пленные красноармейцы.
Несколько пленных добровольно вызвались провести нас в Якаслевское, где была наша база. Вместо этого один из них вывел нас на большевистский лагерь, но в нем было только около 20 человек, и мы одолели их, потеряв трех человек и взяв еще девятерых пленных.
Проводник был немедленно расстрелян. Мы были голодны и хотели пить и целый день бродили по лесу без еды и воды, боясь наткнуться на большевиков, которые, как мы полагали, преследовали нас.
Так оно и было, так как в ту ночь мы опять вступили в бой. Кто-то из пленных удрал в лес. Один из нас предложил расстрелять остальных пленных, но офицер и слышать об этом не хотел и сказал, что они будут нести носилки."
В боях за Емцу принял участие пулеметчик Йоман. Судя по его дневниковым записям, Красная армия образца лета 1919 года была гораздо боеспособнее, чем в 1918 году. Заметно возросла и ее огневая мощь, в боевые действия вступали бронепоезда, авиация, речные мониторы.
Джек Келлли также вспоминал, что "красноармейцы отнюдь не были второразрядными бойцами". Однако, красноармейцы по-прежнему нередко бросали свои позиции, часто сдавались в плен.
Случалось, интервенты и белогвардейцы тут же бросали пленных в бой против своих же... К этому моменту в составе белых частей остались наиболее боеспособные и лояльные подразделения (их Йоман называет колчаковцами), и, как пишет австралиец, они яростно сражались с большевиками.
"4 сентября. Был в карауле с 1 до 3 ночи. Только вернулся, как услышал близкую стрельбу. Узнал, что отряд большевиков атаковал Большие Озерки, но был отброшен.
Все утро моросит. В плен попал большевистский командир, в его дневнике запись о том, что он приказал расстрелять пленных - четырех русских и двух англичан. Его уводят четверо русских офицеров и расстреливают из револьверов."
В течение следующих четырех недель союзники передали белогвардейцам все захваченные у большевиков позиции и ушли в Архангельск.
Здесь они не забыли уничтожить скопившееся в порту огромное количество военного снаряжения, как будто понимая, что вскоре город будет захвачен большевиками. За четыре дня, к 27 сентября, все британские войска были эвакуированы из Архангельска.
Немало места австралийцы уделяют внимания в своих воспоминаниях и дневниках взаимоотношениям с гражданским населением Севера России.
Судя по всему, простые русские люди относились к интервентам в лучшем случае равнодушно, а зачастую - враждебно.
Вот что писал об этом Джек Келли:
"Сторонники большевиков были везде. Далеко не все они служили в Красной армии, но все взрослые мужчины подозревались в большевизме.
Опасность получить нож в спину или удар по голове присутствовала всегда. В штабе считали ситуацию столь серьезной, что вышел приказ, предписывающий всему британскому контингенту носить гранату в кармане в то время, когда с собой нет обычного оружия.
Мне казалось это аналогичным ношению в кармане тигровой змеи для отражения атаки тайпана. Если большевик промахнется, разрыв гранаты сделает свое дело.
Вскоре на собственном опыте я убедился, что этот план был не столь идиотским, как могло показаться. Это случилось, когда меня прижала в углу и начала угрожать группа враждебно настроенных русских моряков.
Я вытащил гранату, выдернул чеку и сказал им на скудном русском и простом английском, что если пожелаю, то "возьму с собой" некоторых из них. Сработало. По счастью, это была единственная ситуация, в которой мне пришлось прибегнуть к подобному блефу."
Вместе с тем, австралийцы, служившие в Архангельске, были желанными гостями в домах зажиточных русских, которые, естественно, относились к ним намного приветливее простых людей.
Сами австралийцы были очарованы русским гостеприимством и красотой русских женщин из привелигированных слоев общества (об этом писали и Келли, и Перри).
О простых женщинах из рабоче-крестьянской среды Келли отзывался очень пренебрежительно. Ну а о русских мужчинах отозвался более чем высокомерно, написав с иронией, что "они немного напоминают мужчин".
Сержант Келли:
"Мы шли вверх по Двине к Архангельску, расположенному в 30 милях вверх от ее устья. Оба берега реки были покрыты низким кустарником, и никаких признаков людского присутствия видно не было.
Нам доставляло удовольствие путешествие по, казалось бы, мирной реке, но тут из-за кустарника появился большой отряд конных казаков. Мое сердце замерло. Казалось, мы впервые столкнулись с актом сопротивления нашему вторжению.
Я спросил себя: "Как ты собираешься воевать против этих знаменитых на весь мир бойцов?". Застыв на носу нашего маленького траулера, я чувствовал себя ужасно беззащитным.
Я держал указательный палец правой руки на курке своего Льюиса в готовности вступить в бой, если эти парни сделают глупость и поведут себя агрессивно. Ничего не случилось, и после преследования нас на протяжении примерно мили они исчезли так же быстро, как и появились.
Мы больше их так и не увидели, хотя казаки-одиночки позднее вступали в наши подразделения, а один даже записался в мою часть. Этот человек выглядел самым страшным из всех, кого я когда-либо встречал. Газыри на обоих его плечах и поясной ремень были набиты патронами, кроме того, у него были винтовка, пистолет, кортик, сабля и кинжал.
Я обнаружил у русских врожденную ненависть к казакам. Казаки были царским инструментом поддержания закона и порядка в деле подавления революционного движения.
Они были сильны в том, чтобы ворваться в середину толпы, хлеща кнутами тех, кому выпало несчастье попасться им под руку. Нашего друга-казака нашли мертвым одним утром вскоре после того, как он присоединился к нам - кто-то пристрелил его, видимо, сводя старые счеты."
Сержант Перри, оказавшись в Мурманске, сразу же окунулся во взрывоопасную атмосферу Гражданской войны. Об этом свидетельствуют записи в его дневнике:
"25 июня. Находимся в боевой готовности, группа русских солдат повела себя подозрительно, они убили своего командира и разбежались...
26 июня. Беженцы, по их рассказам, пережили страшные времена.
27 июня. Посетил дом, в котором живут беженцы, от их рассказов волосы встают дыбом.
30 августа. Какой-то большевик начал стрельбу в парке. Был пойман после погони.
30 октября. Всем приказано быть наготове. Беспорядки в Бакарице.
2 ноября. Шестеро шпионов расстреляно на другом берегу реки."
Вот что пишет о раннем этапе деятельности миссии сержант Джек Келли:
"После того, как мы основали свою базу в Архангельске, миссию в течении нескольких дней захлестнула волна добровольцев, желающих вступить в так называемый Славяно-Британский Легион и помочь в победе над большевизмом.
Таковым было официальное мнение об их намерениях, но те из нас, кто имел дело с этой толпой, знали ситуацию куда лучше. Их влекла не глубокая ненависть к революционерам и желание восстановить монархию Романовых, а привлекало то, что Легион должен был быть снабжен стандартным снаряжением британской армии, той же формой и тем же рационом, что и обычный томми, с жалованьем 100 рублей в месяц.
Никому и в голову не приходило упускать такую возможность, отсюда и наплыв добровольцев. Результатом стало создание пестрой толпы людей, объединенных в так называемую армию.
По памяти могу сказать, что в легионе было восемь национальностей - русские, поляки, финны, литовцы, латыши, чехи, эстонцы и китайцы.
Да, даже Китай был представлен людьми, которые до революции работали на рудниках и лесозаготовках в Сибири. Лично я был назначен командовать ими приказом британского штабного офицера на основании предположения, что я могу говорить по-китайски, в чем я так и не стал его разубеждать..."
В начале декабря взбунтовались солдаты расквартированного в Александроневских казармах 1-го Архангельского полка белых. Вот что вспоминал об этом Келли:
"Когда солдатам этого полка пришло время отправляться на фронт, все они неожиданно проявили тупость и упрямство, достойное армейских мулов. Они уселись на свои вещмешки, объяснив, что воевать - не их дело.
После короткой консультации в штабе был выпущен ультиматум, в котором им давалась возможность обдумать свое решение, и, чтобы вернуть их с неба на землю и помочь прийти в себя, вокруг их казарм были расставлены пулеметы.
Им было сказано, что срок ультиматума истекает в два часа дня, и, если они будут настаивать на своем, пулеметчики немедленно откроют огонь по казармам.
Эти солдаты, которых пышно именовали Белыми русскими, были расквартированы в Александроневских казармах. Это было массивное здание с кирпичными стенами исключительной толщины.
Так как к назначенному сроку перемен в настроении солдат не произошло, пулеметчики открыли огонь, как и было обещано. Результат был удручающим: пулеметный огонь по стенам этого здания имел такой же эффект, как и стрельба из дробовика по бетонному доту.
В штабе вновь посовещались и было решено использовать другой вариант. Через дорогу от казарм была установлена гаубица. Расчетом командовал обученный нами русский офицер.
Первый выстрел не достиг цели, но второй снаряд сделал свое дело: он разорвался на подоконнике второго этажа, и те, кто собрался в этой части здания, получили по полной.
Бунтовщики ринулись искать убежища. Пулеметы были все еще на своих местах, пулеметчии (американцы), расположенные напротив дальней стороны здания, не поняли, что происходит и, увидев людей, выбегающих из здания, открыли огонь. Мятежники быстро подняли руки вверх, но много людей было ранено.
Их построили и потребовали назвать зачинщиков. Однако, они отказались предоставить подобную информацию, и тогда каждый десятый был отведен в сторону и уведомлен о предстоящем расстреле.
Это возымело эффект, и зачинщики были названы. В тот же полдень 12 человек окончили свой жизненный путь. Вы можете себе легко представить, насколько "эффективной" боевой частью был этот полк, когда он, в конце концов, добрался до фронта."
Келли вспоминал, что британцы пытались сформировать антибольшевистские подразделения из числа военнопленных красноармейцев (в конце 1918 года их в руках союзников было более 20 000, что свидетельствует о невысокой боеспособности тогда еще только формирующейся Красной армии):
"Был разработан план для того, чтобы склонить военнопленных к вступлению в наши части. Их могли привлечь лучшее чем с военнопленными обращение, возможность экипироваться на уровне британского солдата: одежда и питание несравненно лучшее, чем то, что они имели бы в гражданской жизни, в царской или красной армии.
Скорее всего, однако, наиболее привлекательной для них была возможность вновь попасть на фронт и перейти к своим, обретя свободу.
Это батальон был признан боеспособной частью и со временем был направлен на фронт вместе с группой британских офицеров и сержантов. Батальон пробыл на своем участке всего несколько часов, когда начался неизбежный бунт.
Все британцы (семь или восемь) были хладнокровно убиты. Первым пал всеми нами любимый австралиец капитан Браун, успевший уложить шестерых большевиков."
Впрочем, по свидетельству Келли, бунтовали не только русские. Бунтовали французы, итальянцы, англичане, американцы. Уже в первые месяцы интервенции среди солдат многонациональных интервенционистских сил началось брожение.
Они все чаще задавали вопрос о том, что если дело белых правое, то почему они сами не могут о себе позаботиться? Почему они все время наносят удары в спину?
Дошло до того, что французский батальон, отведенный на отдых в Архангельск, отказался возвращаться на фронт. Солдаты заявили, что если надо, они примут участие в обороне города, но на фронт не поедут.
В июне-июле 1919 года бригада Сэдлиера-Джексона, в которой находились австралийцы, была переправлена в Архангельск. Несколько рот были сразу же отправлены вниз по Северной Двине в деревню Березник, расположенную рядом с линией фронта, на смену ранее находившихся там частей корпуса. Союзники держали фронт вместе с батальоном Белой Армии.
Седьмого июля 1919 года одна из рот батальона взбунтовалась и перешла на сторону красных. Несколько офицеров, в том числе британцев, были убиты.
Бунт произвел крайне негативное впечатление на командующего NRRF генерала Айронсайда, который перестал доверять частям Белой Армии и начал склоняться к мысли о необходимости скорейшего вывода союзных войск из России.
Тем временем в Архангельск прибыли батальон Королевских Фузильеров и 201-й пулеметный батальон, включавшие значительное количество австралийцев.
Шестнадцатого июля британцы получил приказ укрепить позиции вдоль идущей на запад в сторону Онеги железной дороги: британцы получили сведения о предстоящем наступлении Красной Армии.
Наступление должно было сопровождаться восстаниями среди местного населения и в частях Белой армии, вследствие чего на союзников были возложены и полицейские задачи.
Британским частям удалось справиться с задачей - ненадежные пробольшевистски настроенные подразделения были расформированы и разоружены. Их заменили британцы, австралийцы и лояльно настроенные по отношению к союзникам белые части.
Уилфред Йоман.
В своем дневнике австралиец пулеметчик Уилфред Йоман пишет:
"Пятница, 25 июля. Патруль уходит в 4 утра. 9 из нас присоединяются к примерно 90 пехотинцам и идут искать большевиков. Отряд выдвигается на 3-4 мили влево от 450-й версты и натыкается на большевиков числом около 350 в их же лагере.
Наши атакуют, в итоге убито около 70 большевиков, захвачен склад боеприпасов и 5 пулеметов. У нас 5 раненых."
Двадцатого июля русские подняли бунт на реке Онеге. Тогда и погиб вместе с несколькими британцами, оказавшимися в гуще событий, капитан Австралийской армии Аллан Браун, который был застрелен и исколот штыками. Вот что написал об этом бунте Йоман:
"Услышал о бунте в русском батальоне. Их первый состав "сорвался" с фронта, полагая, что они доберутся до Архангельска; они смеялись и были в хорошем расположении духа...
Наше отделение заняло огневую позицию и навело пулеметы на их состав в тот момент, когда он появился в Обозерской. Здесь русский полковник приказал им покинуть вагоны без оружия, построиться и потребовал назвать имена зачинщиков бунта, но ответом было молчание.
Тогда он приказал выйти из строя каждому десятому (в общем, набралось 18 человек), которых увели под охраной поляков. Со вторым составом обошлись тем же образом и расстреляли каждого десятого следующим утром в 5 часов, заставив их рыть себе могилы.
Воскресенье, 27 июля. Встал в 8 утра. В 9-30 восемь русских бунтовщиков были расстреляны на краю леса. Наши ребята водили пленных большевиков рыть для них могилы. Те здорово струхнули, думая, что роют могилы для себя."
Примечательно, что Йоман был не единственным иностранцем, который отметил особенное рвение солдат польского батальона в расстрелах русских бунтовщиков. Об этой не очень известной странице российско-польских отношений писали и другие участники интервенции.
Сержат Перри.
Восемнадцатилетний пулеметчик австралиец Эрнест Хиткоут, не успевший попасть на фронты Первой Мировой войны оставил воспоминания, которые не оставляют сомнений в возросших боевых качествах окрепшей Красной Армии, нанесшей тяжелый урон британцам и белогвардейцам. Он так описал завершающий эпизод арьергардных боев:
"Два наших пулемета, расположенных уже на противоположном берегу,открыли огонь и, несмотря на большое расстояние, вынудили большевиков отступить в поисках укрытия и дали возможность всем перебраться через болото.
Передо мной была печальная картина - из трясины торчали руки и ноги, люди предпринимали последние усилия, чтобы выбраться. В этом бою мы потеряли 42 человека.
Меткий большевистский снаряд убил двух товарищей из моего пулеметного расчета, сам я был тяжело ранен и уцелел просто чудом после долгих блужданий по лесу вместе с несколькими десятками пехотинцев, в основном канадцев и родезийцей. Меня несли на носилках пленные красноармейцы.
Несколько пленных добровольно вызвались провести нас в Якаслевское, где была наша база. Вместо этого один из них вывел нас на большевистский лагерь, но в нем было только около 20 человек, и мы одолели их, потеряв трех человек и взяв еще девятерых пленных.
Проводник был немедленно расстрелян. Мы были голодны и хотели пить и целый день бродили по лесу без еды и воды, боясь наткнуться на большевиков, которые, как мы полагали, преследовали нас.
Так оно и было, так как в ту ночь мы опять вступили в бой. Кто-то из пленных удрал в лес. Один из нас предложил расстрелять остальных пленных, но офицер и слышать об этом не хотел и сказал, что они будут нести носилки."
В боях за Емцу принял участие пулеметчик Йоман. Судя по его дневниковым записям, Красная армия образца лета 1919 года была гораздо боеспособнее, чем в 1918 году. Заметно возросла и ее огневая мощь, в боевые действия вступали бронепоезда, авиация, речные мониторы.
Джек Келлли также вспоминал, что "красноармейцы отнюдь не были второразрядными бойцами". Однако, красноармейцы по-прежнему нередко бросали свои позиции, часто сдавались в плен.
Случалось, интервенты и белогвардейцы тут же бросали пленных в бой против своих же... К этому моменту в составе белых частей остались наиболее боеспособные и лояльные подразделения (их Йоман называет колчаковцами), и, как пишет австралиец, они яростно сражались с большевиками.
"4 сентября. Был в карауле с 1 до 3 ночи. Только вернулся, как услышал близкую стрельбу. Узнал, что отряд большевиков атаковал Большие Озерки, но был отброшен.
Все утро моросит. В плен попал большевистский командир, в его дневнике запись о том, что он приказал расстрелять пленных - четырех русских и двух англичан. Его уводят четверо русских офицеров и расстреливают из револьверов."
В течение следующих четырех недель союзники передали белогвардейцам все захваченные у большевиков позиции и ушли в Архангельск.
Здесь они не забыли уничтожить скопившееся в порту огромное количество военного снаряжения, как будто понимая, что вскоре город будет захвачен большевиками. За четыре дня, к 27 сентября, все британские войска были эвакуированы из Архангельска.
Немало места австралийцы уделяют внимания в своих воспоминаниях и дневниках взаимоотношениям с гражданским населением Севера России.
Судя по всему, простые русские люди относились к интервентам в лучшем случае равнодушно, а зачастую - враждебно.
Вот что писал об этом Джек Келли:
"Сторонники большевиков были везде. Далеко не все они служили в Красной армии, но все взрослые мужчины подозревались в большевизме.
Опасность получить нож в спину или удар по голове присутствовала всегда. В штабе считали ситуацию столь серьезной, что вышел приказ, предписывающий всему британскому контингенту носить гранату в кармане в то время, когда с собой нет обычного оружия.
Мне казалось это аналогичным ношению в кармане тигровой змеи для отражения атаки тайпана. Если большевик промахнется, разрыв гранаты сделает свое дело.
Вскоре на собственном опыте я убедился, что этот план был не столь идиотским, как могло показаться. Это случилось, когда меня прижала в углу и начала угрожать группа враждебно настроенных русских моряков.
Я вытащил гранату, выдернул чеку и сказал им на скудном русском и простом английском, что если пожелаю, то "возьму с собой" некоторых из них. Сработало. По счастью, это была единственная ситуация, в которой мне пришлось прибегнуть к подобному блефу."
Вместе с тем, австралийцы, служившие в Архангельске, были желанными гостями в домах зажиточных русских, которые, естественно, относились к ним намного приветливее простых людей.
Сами австралийцы были очарованы русским гостеприимством и красотой русских женщин из привелигированных слоев общества (об этом писали и Келли, и Перри).
О простых женщинах из рабоче-крестьянской среды Келли отзывался очень пренебрежительно. Ну а о русских мужчинах отозвался более чем высокомерно, написав с иронией, что "они немного напоминают мужчин".
Сержант Келли:
"Мы шли вверх по Двине к Архангельску, расположенному в 30 милях вверх от ее устья. Оба берега реки были покрыты низким кустарником, и никаких признаков людского присутствия видно не было.
Нам доставляло удовольствие путешествие по, казалось бы, мирной реке, но тут из-за кустарника появился большой отряд конных казаков. Мое сердце замерло. Казалось, мы впервые столкнулись с актом сопротивления нашему вторжению.
Я спросил себя: "Как ты собираешься воевать против этих знаменитых на весь мир бойцов?". Застыв на носу нашего маленького траулера, я чувствовал себя ужасно беззащитным.
Я держал указательный палец правой руки на курке своего Льюиса в готовности вступить в бой, если эти парни сделают глупость и поведут себя агрессивно. Ничего не случилось, и после преследования нас на протяжении примерно мили они исчезли так же быстро, как и появились.
Мы больше их так и не увидели, хотя казаки-одиночки позднее вступали в наши подразделения, а один даже записался в мою часть. Этот человек выглядел самым страшным из всех, кого я когда-либо встречал. Газыри на обоих его плечах и поясной ремень были набиты патронами, кроме того, у него были винтовка, пистолет, кортик, сабля и кинжал.
Я обнаружил у русских врожденную ненависть к казакам. Казаки были царским инструментом поддержания закона и порядка в деле подавления революционного движения.
Они были сильны в том, чтобы ворваться в середину толпы, хлеща кнутами тех, кому выпало несчастье попасться им под руку. Нашего друга-казака нашли мертвым одним утром вскоре после того, как он присоединился к нам - кто-то пристрелил его, видимо, сводя старые счеты."
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]