100 лет назад. "Лучший тип большевика"

16 марта исполнилось ровно 100 лет со дня смерти от гриппа-"испанки" Якова Михайловича Свердлова (1885-1919). Его называют первым главой Советского государства, хотя это не совсем точно: формально первым главой РСФСР был Лев Каменев, только очень недолго. В советское время это любили вспоминать, чтобы подчеркнуть, что страна Советов с первых дней полностью отвергла антисемитизм: указывали, что первым главой Советского государства был еврей. Неудивительно, что реакционеры, среди которых всегда было полно антисемитов, ещё во времена СССР питали к Якову Михайловичу особенно пылкую "любовь". И едва ли не всё неприятное им в политике Советской власти в первые полтора года её существования связывали с его именем. Ровно по той же причине в момент победы контрреволюции в августе 1991 года в Москве, кроме памятников Дзержинскому, был снесён и памятник Свердлову на площади Революции (ныне Театральная площадь), а ещё бюст Свердлова в столичном метро. Помнится, какая-то монархическая газета в те дни злорадно описывала снос памятника Свердлову, называя небольшой портфель в руке скульптуры "папочкой с расстрельными приговорами".
Яков Михайлович умер очень молодым, и траурную речь на его похоронах произносил сам Ленин. Который сказал: "Мы опустили в могилу пролетарского вождя, который больше всего сделал для организации рабочего класса, для его победы... Миллионы пролетариев повторят наши слова: "Вечная память тов. Свердлову; на его могиле мы даём торжественную клятву ещё крепче бороться за свержение капитала, за полное освобождение трудящихся...".
Печально, а возможно, и характерно для нашей эпохи, когда все и вся скатилось ниже плинтуса, что нынче находятся "левые", которые доказывают, что Ленин самолично приказал уничтожить Якова Михайловича, как опасного соперника в борьбе за власть. (А Свердлов, мол, перед этим вероломно устроил покушение Каплан, чтобы занять место Ильича). Ведь приказать коварно отравить товарища, а потом произносить скорбные речи у его гроба — это так "похоже" на Владимира Ильича... Я бы с такими "левыми" никому не посоветовал садиться пить чай или пожимать им руку: ведь это они о себе всё так простодушно выкладывают, а вовсе не о Ленине.
Ну, а в отношении Якова Михайловича думается, что всем, кто с уважением относится к самому Владимиру Ильичу, стоит довериться его мнению и его оценке: "Вечная память товарищу Свердлову!".


Афиша советского фильма про Якова Свердлова (1940)

Яркий очерк о Свердлове в 1925 году оставил Лев Троцкий. Ниже приводятся выдержки:
"Со Свердловым я познакомился только в 1917 году, на заседании фракции большевиков I Съезда Советов. Свердлов председательствовал. В те времена вряд ли многие в партии догадывались об истинном удельном весе этого замечательного человека. Но уже в ближайшие месяцы он развернулся целиком. [...] На посторонний взгляд могло казаться, будто он так и родился готовым революционным "государственником" первоклассного масштаба. Ко всем вопросам революции он подходил не сверху, т.-е. не от общих теоретических соображений, а снизу, под непосредственными жизненными толчками, передававшимися через организацию партии. Каждая новая революционная задача вставала перед ним прежде всего, или конкретизировалась для него немедленно по возникновении, как организационная задача. Иногда, во время обсуждения нового политического вопроса могло казаться, что Свердлов, особенно, если он молчал, что бывало нередко, колеблется или же ещё не составил своего мнения. На самом же деле он во время прений про себя проделывал параллельную работу, которую можно обозначить так: кого и куда послать? как направить и согласовать? [...]
В те времена нужны были во всех областях "пионеры", т.-е. такие люди, которые умели бы самостоятельно, без прецедентов, уставов и положений, орудовать среди величайшего хаоса. Вот таких пионеров и разыскивал для всевозможных надобностей Свердлов. [...] Неистощимый запас делового оптимизма и составлял подоплеку свердловской работы. Это, разумеется, не значит, что каждая задача разрешалась таким путем на сто процентов. Хорошо, если она разрешалась на десять процентов. По тому времени это уже означало спасение, ибо обеспечивало завтрашний день. Но ведь в этом и состояла основная работа тех первых тягчайших годов: хоть кое-как прокормить, кое-как вооружить и обучить, кое-как поддержать транспорт, кое-как справиться с тифом, — но во что бы то ни стало обеспечить завтрашний день революции.
Особенно ярко качества Свердлова обнаруживались в наиболее трудные моменты, например, после июльских дней 1917 г., т.-е. белогвардейского разгрома нашей партии в Петрограде, и июльских дней 1918 года, т.-е. после лево-эсеровского восстания. [...] И в обоих случаях Свердлов был незаменим со своим революционным спокойствием, дальнозоркостью и находчивостью.
В другом месте я уже рассказывал, как Свердлов прибыл из Большого театра, со Съезда Советов, в кабинет Владимира Ильича в самый "разгар" лево-эсеровского восстания. "Ну, что, — сказал он, здороваясь, с усмешкой, — придётся нам, видно, снова от Совнаркома перейти к ревкому".
Свердлов был, как всегда. В такие дни познаются люди. Яков Михайлович был поистине несравненен: уверенный, мужественный, твёрдый, находчивый, — лучший тип большевика. Ленин вполне узнал и оценил Свердлова именно в эти тяжкие месяцы. Сколько раз, бывало, Владимир Ильич звонит Свердлову, чтобы предложить принять ту или другую спешную меру и в большинстве случаев получает ответ: "уже!" Это значило, что мера уже принята. Мы часто шутили на эту тему, говоря: "А у Свердлова, наверно, уже!".
— А ведь мы были вначале против его введения в Центральный Комитет, — рассказывал как-то Ленин, — до какой степени недооценивали человека! На этот счёт были изрядные споры, но снизу нас на Съезде поправили и оказались целиком правы... [...]
Ещё более критическими были дни, когда чехо-словаки угрожали Нижнему, а Ленин лежал с двумя эсеровскими пулями в теле. 1 сентября я получил в Свияжске шифрованную телеграмму от Свердлова: "Немедленно приезжайте. Ильич ранен, неизвестно, насколько опасно. Полное спокойствие. 31/VIII 1918 г. Свердлов". Я выехал немедленно в Москву. Настроение в партийных кругах в Москве было угрюмое, сумрачное, но неколебимое. Лучшим выражением этой неколебимости был Свердлов. Ответственность его работы и его роли в эти дни повысилась во много раз. В его нервной фигуре чувствовалось высшее напряжение. Но это нервное напряжение означало только повышенную бдительность, — с суетливостью, а тем более с растерянностью оно не имело ничего общего. В такие моменты Свердлов давал свою меру полностью. [...]
Свердлову приходилось много председательствовать в разных учреждениях и на разных заседаниях. Это был властный председатель. Не в том смысле, что он стеснял прения, одергивал ораторов и пр. Нет, наоборот, он не проявлял никакой придирчивости или формальной настойчивости. Властность его, как председателя, состояла в том, что он всегда знал, к чему, к какому практическому решению нужно привести собрание... На бурных заседаниях он умел дать пошуметь и покричать, а затем в надлежащую минуту вмешивался, чтобы твердой рукой и металлическим голосом навести порядок. [...]
Свердлов был невысокого роста, очень худощавый, сухопарый, брюнет, с резкими чертами худого лица. Его сильный, пожалуй, даже могучий голос мог показаться не соответствующим физическому складу. В ещё большей степени это можно бы, однако, сказать про его характер. Но таково могло быть впечатление лишь поначалу. А затем физический облик сливался с духовным, и эта невысокая, худощавая фигура, со спокойной, непреклонной волей и сильным, но не гибким голосом, выступала, как законченный образ.
— Ничего, — говорил иногда Владимир Ильич в каком-либо затруднительном случае, — Свердлов скажет это им свердловским басом, и дело уладится...
В этих словах была любовная ирония.
В первый по-октябрьский период враги называли коммунистов, как известно, "кожаными", — по одежде. Думаю, что во введении кожаной "формы" большую роль сыграл пример Свердлова. Сам он, во всяком случае, ходил в коже с ног до головы т.-е. от сапог до кожаной фуражки. От него, как от центральной организационной фигуры, эта одежда, как-то отвечавшая характеру того времени, широко распространилась. Товарищи, знавшие Свердлова по подполью, помнят его другим. Но в моей памяти фигура Свердлова осталась в облачении чёрной кожаной брони — под ударами первых лет гражданской войны.
Мы заседали в Политбюро, когда Свердлову, лежавшему у себя на квартире в горячке, стало совсем плохо. Е. Д. Стасова, тогдашний секретарь ЦК, явилась во время заседания с квартиры Свердлова. На Стасовой лица не было.
— Якову Михайловичу плохо... совсем плохо, — говорила она.
И было достаточно одного взгляда на неё, чтобы понять, что дело безнадежно. Мы прервали заседание. Владимир Ильич отправился на квартиру к Свердлову, а я в комиссариат — готовиться к немедленному отъезду на фронт. Минут через пятнадцать ко мне позвонил по телефону Ленин и сказал тем особенным, глухим голосом, который означал высшее волнение:
— Скончался.
— Скончался?
— Скончался.
Мы подержали ещё некоторое время трубки, и каждый чувствовал молчание на другом конце телефона. Потом разъединились, так как прибавить было нечего. Яков Михайлович скончался. Свердлова не стало."

Этому короткому телефонному разговору, приведённому в конце, сегодня тоже исполнилось ровно сто лет...

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle